Сон в весеннюю ночь или Исправленному верить

- Ну, что, Яков Платонович, - говорил Антон, разливая по двум стаканам дымящийся чай, - дело почти раскрыто, остались формальности. Верно вы угадали про эту Нору. Не думал, что так бывает: человек заглянул в бездну и, ужаснувшись, раскаялся. А вот вам... отдохнуть бы. Всё-таки едва не погибли там. - Как вы узнали? - пристально глядя на Коробейникова, спросил Штольман, прихлебывая обжигающий чай. - Известно, как: Анна Викторовна с Петром Иванычем пришли. Сказали, что готовится взрыв в особняке Аристархова. Только они думали, что всё произойдет на аукционе. А как узнали, что накануне что-то вроде выставки состоится, так и... - Анна Викторовна, значит... В голосе Штольмана было столько неподдельной теплоты, что Коробейников даже взгляд отвел: уж слишком влюбленным сейчас выглядел его начальник. А взгляд отводил, потому что знал доподлинно: сватался Яков Платоныч, а Анна Викторовна отчего-то ему отказала. Всё это держалось в строжайшей тайне, конечно, слухов в обществе не ходило, но не был бы он начальником сыскного, не имей он своих глаз и ушей по городу. Начальник его уехал давеча в Петербург на несколько дней, а вернулся уж таким счастливым, в противоположность тому, в каком мрачном состоянии духа пребывал перед командировкой. Коробейников, конечно, не стал расспрашивать, отчего столь разительные перемены. И так всё ясно было. Виделся, наверное, Штольман с Анной Викторовной, да и уладили свои разногласия к обоюдному удовольствию. Служба приучила Коробейникова не спешить никуда: рано или поздно всё тайное станет явным. Так и тут: к чему слова, расспросы. Ведь и слепому видно: Анна Викторовна в очередной раз оказала неоценимую услугу следствию, а Штольман не отмахивается от сиих фактов, как раньше, а просто тает от одного упоминания об участии госпожи Мироновой в таком опасном деле. Видел он, как Штольман сидел в том страшном доме подле Анны Викторовны, когда всё закончилось, и говорил с нею долго о чем-то. И так смотрел на неё... так смотрел... Вот и сейчас сидит господин полицмейстер, зажав подстаканник в руках, уставясь куда-то в пространство, а вид у него такой мечтательный: ни дать ни взять - герой романа. Даже несколько... странно видеть ЯковПлатоныча в столь непривычном для него состоянии духа. Правда, долго созерцать начальство в таком виде не пришлось: в дверях появился адвокат Миронов собственной персоной. Штольман отставил недопитый стакан и предложил тому пройти в свой кабинет для обстоятельной беседы по делу Аристархова, интересы которого по долгу службы, видимо, придется Виктору Ивановичу представлять. Судя по выражению лица, сия перспектива адвоката отнюдь не радовала. ************ Анна сидела утром за завтраком в одиночестве. Вчерашняя буря, накрывшая всё их семейство, утихла довольно быстро, когда дядюшка поведал о событиях в особняке Аристархова, причем дело повернул таким образом, что события стали выглядеть совсем по-иному: никаких духов, только интуиция, счастливый случай и удача. Зинаида Петровна гнев свой в конце концов сменила на милость, Мария Тимофеевна тоже сняла доспехи амазонки. Даже Виктор Иванович, вернувшийся из полицейского участка, не стал нагнетать обстановку и всё поглядывал на Анну задумчиво. Из чего она сделала вывод, что их встреча со Штольманом обошлась без каких-либо эксцессов. Нынче же утром, когда она спустилась в столовую, Виктор Иванович, по словам Домны, уже отправился в контору. Мария Тимофеевна поехала с дамами-благотворительницами в имение князя Мещерского. Уехали они пораньше, чтобы вернуться засветло. Что же до гостей, те еще не спускались, а завтрак, по словам горничной Глафиры, им подали в верхние покои. Анна завершила трапезу и оправилась к себе. Нужно назначить встречу с Яковом Платонычем: они толком и не поговорили вчера. Он, конечно, говорил с нею довольно долго, только она так была вымотана этим ужасным происшествием, что в полной мере даже не могла насладиться близостью своего драгоценного сыщика. Как же соскучилась она по нему, хоть и не виделись несколько дней всего! По рукам его, по взгляду, что теплеет, останавливаясь на ней. По его поцелуям и... Об этом было думать несколько... стыдно. Но она против воли всё чаще обращалась мыслями к той их ночи. В горле становилось щекотно, по плечам мурашки бежали. И дыхание перехватывало от восторга. Вот и теперь она вздохнула прерывисто и отправилась к себе. В своей комнате достала бумагу, перо, приготовилась писать, как вдруг вновь повеяло холодом. Обернулась: стоит у окна тот, что погиб под обрушенной Тутмосом дверью. Смотрит так, что кажется: оживи он, ей бы точно не поздоровилось. - Что тебе нужно? Оставь меня! Уйди с глаз! Убийца! Анна вновь взялась за перо, решив не обращать внимания на упрямый дух. Но чернильница вдруг опрокинулась, на бумагу вылетело несколько капель. - Ах, так? - ударила она ладошкой о стол. Дух же приблизился, и лист на котором она собиралась писать, выскользнул из-под её рук и спланировал на пол. Нет, так просто он сдаваться не собирался. Анна вздохнула обреченно и спросила: - Что ты хочешь? Горло сжимается в привычном удушье. Мир погружается в сумрак, из которого выплывают очертания особняка Аристархова. Девушка-бомбистка и этот умерший держатся за руки и смотрят друг на друга с такой любовью. Дальше картина сменяется видом полицейского участка. Анна видит со спины какого-то человека в черном, который идет коридором полиции, заглядывает в окошечко камеры, потом оборачивается к ней - лицо его скрывает маска, - и прикладывает к губам палец. Сгущается тьма, слышатся три выстрела, сумрак развеивается, и на полу лежит труп той самой девушки. В глазах Анны темнеет, она судорожно глотает воздух, откидывается на спинку стула и открывает глаза. В комнате светло. В доме тишина. И только лежащий на полу лист бумаги, закапанный кляксами чернил, напоминает: ничего ей не привиделось. Неугомонный дух требует её помощи. ************ Анна вышла из пролетки возле полиции, когда её окликнули. - Анна Викторовна, рад видеть! – к ней подходил Андрей Петрович. – Не виделись с вами с Петербурга. Как доехали? - Спасибо, всё хорошо, - кивнула она. - А Петр Иванович, он тоже здесь, в Затонске? - Да. - Непременно зайду повидаться. А вы… - Простите, Андрей Петрович, но я спешу. - А, ну да, я и забыл: вы весьма энергичная и деловая девушка! – её собеседник склонил голову, приложив кончики пальцев к цилиндру. – Не смею задерживать! - До свидания. – Анне стало неловко, что она так оборвала Клюева, и она протянула руку для прощания. - Вы заходите к нам по-соседски. Петр Иванович будет рад. - А вы? – задержал он её пальчики в ладони. Анна едва не ответила дерзостью, но прикусила язык: - Я тоже. Буду рада. Всего доброго. Она кивнула и, наконец, освободившись от назойливого соседа, со вздохом облегчения едва не бегом устремилась к дверям участка, отвечая на приветствия, сновавших по двору городовых. Губы Клюева тронула кривоватая усмешка. Он подождал, пока Анна скроется в полиции, потом развернулся и, помахивая тростью, продолжил свой путь. Анна, стягивая на ходу перчатки, вошла в участок. Чернышов, сидевший на приеме, вытянулся в струнку и откозырял: - Здравия желаю, Анна Викторовна! Похоже, после вчерашнего происшествия, когда её вмешательство предотвратило страшную трагедию, она теперь в полиции - дорогой и желанный визитёр. Анна улыбнулась: - Добрый день. У себя ли Яков Платонович? - Так точно! На месте! - отрапортовал тот. - Изволите доложить? - Ну, что вы, Анна Викторовна! Вас велено без доклада пропускать во всякое время! - расплылся в улыбке Чернышов. Анна качнула головой и прошла знакомым коридором к кабинету Штольмана. Тот сидел за столом, заваленном папками с бумагами, погруженный в работу. На стук в дверь поднял голову и, засияв, стремительно вышел из-за стола навстречу ей: - Анна, вы... Он взял её руки в ладони, целовал нежно, не спеша отпустить, потом поднял голову: - Ждал записки, но вот такой сюрприз. - Приятный, надеюсь? - Анна просто лучилась от его близости, от тепла губ, от радости, что плескалась в его светлых глазах. Яков медленно кивнул, на губах плясала счастливая улыбка. - Только я по делу, - с покаянным вздохом призналась Анна, глядя на него - в глазах плясали искорки смеха. Штольман подхватил её иронию: - Ах, Анна Викторовна, а без дела вы не можете ко мне приходить? - Нет, конечно, - с притворным возмущением воскликнула она. - Это совершенно неприлично незамужней девушке являться средь бела дня в кабинет холостого мужчины, - подняла она назидательно пальчик. - Вы сейчас говорите, как директриса гимназии, - едва сдерживая смех, отвечал он. - Вас это шокирует? - Ни в коем случае, - Яков смотрел на неё с нежностью. - Но я, правда, здесь по делу, - она со вздохом перешла на серьезный тон. Улыбка сошла с губ Штольмана: - Что-то случилось? - Я, конечно, хотела сама всё выяснить, и только потом сообщить вам… Штольман на этих словах нахмурился, и Анна заторопилась: - Я просто не поняла, что мне показали. Потому и не хотела вас тревожить. - Оставьте, Аня, - качнул головой Штольман и с настойчивостью заметил. - Можете тревожить меня в любое время и по любому поводу. Так что же вы видели? Анна сосредоточилась: - Я видела человека. Он ...шел по коридору. - По какому коридору? - По вашему коридору. Потом заглянул в оконце этой вашей тюремной камеры. Обернулся. Прижал палец к губам. Потом выстрелы и… труп. - Что за труп? – напряженно переспросил Штольман. - Вчерашняя террористка – та девушка. Погибший террорист и она... у них была любовь при жизни. И он явился ко мне. Хочет спасти любимую от смерти. - Но она вполне определенно жива. Коробейников недавно её допрашивал. Может быть, разгадка видения её смерти в том, что за такое преступление её непременно казнят? Но здесь мы бессильны чем-то помочь. Она, наверняка, закончит свою жизнь на виселице... - Он запнулся на этих словах. Анна смотрела на него, и в глазах её было столько любования тем, как он занят работой, что Яков приблизился к ней вплотную: - Как бы мне хотелось говорить с вами о чем-то прекрасном, а у нас темы: убийства, смерти, преступления. Отчего так? Анна провела пальчиком по его щеке и грудным голосом ответила: - Помните? Что вы мне тогда сказали. Да всё как обычно: должен кто-то умереть, чтобы мы встретились. Он притянул её к себе и, помедлив, негромко заметил: - Это удивительно. Мы оба помним каждое мгновение нашего прошлого. - Мы просто им дорожим, - улыбнулась Анна. – Эти воспоминания – самое драгоценное, что было у меня. И чем я спасалась эти долгие бесконечные дни и месяцы…, - она приблизила губы к его уху и выдохнула, - без вас. Штольман чуть поежился и, стремительно повернув голову, поймал её губы. Анна обвила его шею руками и прижалась всем телом, погружаясь полностью в нежный поцелуй, грозивший перерасти в нечто большее. Они оторвались друг от друга, и Анна, задыхаясь, заметила: - Как странно... - Странно, что я тебя целую? - Нет! Но где Коробейников? Где городовые? Где, в крайнем случае, посыльные, курьеры, фельдъегеря? Штольман непонимающе смотрел на неё - глаза всё еще туманил их поцелуй. Анна, тихо рассмеявшись, пояснила: - Неужели мы можем просто целоваться, и нас никто не прервёт? Словно в ответ на её вопрос в недрах участка что-то бахнуло. Штольман инстинктивно прижал к себе Анну. Они обмнялись быстрыми взглядами. Спустя всего пару секунд звук повторился, и следом ударил крик: "Убили!".