Сон в весеннюю ночь или Исправленному верить

И всё-таки она упустила момент, когда он пришел в себя. Вроде бы сидела рядом, отирала мокрой тряпицей испарину со лба, смачивала запёкшиеся губы водой. Только ненадолго отключилась, уронив голову на согнутую руку, пристроенную на тумбочку. Даже какой-то сон увидела: свет, разноцветье, счастье. Очнулась от слабого рукопожатия. Секунду приходила в себя, не сразу поняв, где она и что с ней. Опустила глаза на руку: пальцы уютно лежали в большой ладони. Она вскинула взгляд, и в грудь ударила жаркая волна: Штольман смотрел с подушки на неё с нежностью необычайной. - Яков... Платоныч, - выдохнула она, склоняясь к нему, - вы очнулись! - Вроде бы... Голос его был хриплым, от звука этого голоса у неё в сердце стало сладко и больно. Она порывисто прижалась губами к его виску, предательские слёзы против воли посыпались горохом, и она отпрянула, утирая их дрожащими ладошками. - Аня... милая, - он потянулся к ней утешить, и она всполошилась: - Тише, тише, вам нельзя. - Долго я так?... - Третий день уж. - Однако... И вы что же, все дни здесь? - Это моя обязанность - ухаживать за тяжелыми больными, - с притворной строгостью отвечала она, одновременно считая его пульс. - Вот как... Только поэтому? - губы тронула ироничная усмешка. Анна потрогала его лоб, потом медленно скользнула ладонью по колючей щеке: - А для чего же ещё? Он потерся щекою об эту прохладную ладошку: - Значит, мне просто повезло... - Потом вздохнул сочувственно. - Доставил я вам хлопот. Совсем ничего не помню. - Вы были в доме Овчинникова, расследовали его смерть от упавшей люстры. Я пришла вам рассказать важную деталь, и тут… Обломок балки на вас свалился, а я... - А вы меня оттащили в сторону, верно? А я думал, мне это приснилось. Анна сокрушенно качнула головой: - Нет. На глаза опять набежали слёзы, и она засуетилась, приглаживая волосы, поправляя халат. - У меня что же, жар был? – спросил Штольман, с сочувствием глядя на Анну. - Был, - кивнула она. - Просто огнем горели. И такой бред несли! - она прижала пальцы к губам в притворном ужасе. - Надеюсь, не наговорил вам никаких непристойностей? - Разве вы можете? Анна вновь склонилась к нему, и в глазах её светилась такая нежность, такое тепло, что Штольман дрогнул лицом. - Аня, - тихо сказал он, - я счастлив, что вы здесь. Только вижу, как же вы бледны, как устали. Потому прошу: вы ступайте. Со мной теперь всё в порядке, а вам надо отдохнуть. Не перечьте мне, прошу вас. Дверь скрипнула, приоткрываясь, и Анна быстро распрямилась. - Я-аков Платоныч! Ну, наконец-то! Доктор Милц с необыкновенной для его массивной фигуры живостью подошел к постели Штольмана, и Анна, поднявшись, уступила ему свое место. Он тут же опустился на жалобно скрипнувший табурет. - Ох, и напугали вы нас, - выговорил доктор, одновременно проверяя пульс. – Ну, слава богу, всё позади. - После распорядился. - Ну, всё, голубушка Анна Викторовна, теперь ступайте отдохнуть. И не спорьте. Теперь я сам займусь вашим пациентом. - Но… - Анна Викторовна, - хором сказали врач и пациент, и переглянулись. Анна даже отступила назад, потом развела руками: - Ну, если вы оба так настаиваете, я, пожалуй, пойду. Сил сопротивляться этим непреклонным мужчинам у неё не было. ************* В своем кабинетике она походила из угла в угол, бессильно опустив руки вдоль тела. Надо было ехать домой, в самом деле отдохнуть, но на неё напало какое-то странное оцепенение, и она никак не могла избавиться от него. В дверь стукнули, и в кабинетик вдвинулась Домна с небольшой кошёлкой. - Анна Викторовна, да что же это! – заговорила она с порога ворчливо. - Барыня меня за вами послали. Приказали, чтобы без вас не возвращалась. Вы ж заболеете: без сна, без отдыха, не евши путём, - заметив взгляд Анны, пояснила. - Ваша сестричка милосердия сказала. Что господин Штольман? - Много лучше, - со слабой улыбкой отвечала Анна. - Ну, вот и славно! - оживилась Домна, потом понизила голос. - Я вот тут настойку принесла. Быстро господина полицейского на ноги поставит. Она порылась в кошёлке и выудила на свет божий небольшую бутылку темного стекла, заткнутую скрученной в жгут тряпицей. - Домна, - с досадой качнула головой Анна, - эти методы твои знахарские... - Да вы попробуйте! - обидчиво вздернула та подбородок. - В ней ничего такого нету, что против вашей медицины бы шло. Для укрепления организму самое оно. Анна посмотрела бутылочку на свет, потом вытащила тряпицу из горлышка, понюхала и сморщилась: - На спирту настояна? Ему только сейчас выпивки и не хватало! - А и что же, что на спирту? Вы всё же дайте Якову Платонычу. Увидите, как он сразу на поправку пойдет. - Ну, хорошо, оставляй. Я и сама хотела домой отправляться. Ванну хочу принять и выспаться. - Вот и хорошо, - приговаривала Домна, одевая Анну в пальто, как маленькую. – Вот и славно. А уж я вам и ванну сделаю, и постельку взобью, и кухарке велю что-нибудь вкусненького состряпать. Всё будет хорошо. В коридоре на них налетел Коробейников. - Анна Викторовна, - кинулся он к ней, - как он?! - Всё хорошо, Антон Андреич, - слабо улыбнулась Анна, - пришел в себя. - Голубушка! – шепотом заорал тот. – Радость-то какая! – и кинулся к палате, где обитал Штольман со словами. - Я загляну к нему. - Если доктор Милц позволит, - сказала ему вслед Анна. - Ну, с ним я договорюсь, - обернувшись на ходу, воскликнул Коробейников. Тут же замер и вернулся: - А вы домой сейчас? Я распоряжусь: вас городовой проводит. - Да что же, я свою барышню не охраню? – поджала губы Домна. – Зачем нам провожатый? - Ну, уж нет, дорогие дамы, - нахмурился Коробейников. - Яков Платоныч строго-настрого велел приставлять к вам охрану всякий раз, как вы идёте куда-нибудь. Так что урядник Рябко вас и проводит. Домна открыла было рот, чтобы возразить, но тут же стушевалась, и Анна за неё ответила: - Хорошо, Антон Андреич, давайте вашего Рябко. Его компания нас вполне устроит. Коробейников, опередив их, умчался к выходу, чтобы распорядиться. Анна, еле передвигая ноги, медленно шла длинным коридором. Домна двигалась следом и тихонько ворчала: - И что это Антон Андреич выдумал: зачем нам Рябко? И сами бы распрекрасно добрались, - тут же, спохватившись, захлопотала над Анной. - Обопритесь на меня, Анна Викторовна, а то вы вон на ножках уже не держитесь. Стремительный Коробейников вновь встретился им у самой двери и сообщил: - Я распорядился. А теперь позвольте откланяться. Анна кивнула, прощаясь, и вышла из дверей больницы. У крыльца стояли две пролетки: одна Мироновых, а вторая – из полицейского участка. А рядом, сияя, как медный пятак, стоял бравый урядник Рябко. Домна при виде урядника бросила короткий смущенный взгляд на Анну и раскраснелась, как маков цвет. А тот уже подходил к ним: - Приветствую, Анна Викторовна. Доброго денёчка, Домна Капитоновна. - Здравствуйте, Клим Савельич, - церемонно кивнула Анна. – Как вы поживаете? - Благодарствую, - кивнул тот, а сам глаз не отводил от склоненной головы Домны. – Я тут с Антон Андреичем, - спохватившись, пояснил Рябко. - Заехали проведать нашего начальника. Экое несчастье, - покачал он сокрушенно головой. - Всё хорошо с господином Штольманом будет. Пришел сегодня в себя наконец-то. - Ох, вот радость то великая! – воскликнул Рябко и вновь посмотрел на спутницу Анны. – Господин Коробейников велел сопроводить вас до дому. Так вот я и… готов. - Ну, раз велел, тогда сопровождайте нас, - с улыбкой сказала Анна и, опираясь на крепкую руку Домны, которая ощутимо подрагивала сейчас, поднялась в мироновскую коляску. Домна расположилась рядом, а Рябко уселся напротив них. Анна, убаюканная мерным шагом лошади, задремала, привалившись в угол коляски. ******************** Распорядившись, чтобы Анну Викторовну с прислугой доставили под охраной урядника домой, Антон Андреич вернулся в больницу и прошел к палате, где располагался Штольман. Дверь распахнулась, оттуда вышла медсестра с лотком в руках, в котором лежали снятые бинты и коробка со шприцами. Коробейников посторонился, пропуская девушку, потом заглянул внутрь и засиял улыбкой: - Яков Платоныч, приветствую вас! - Здравствуйте, Антон Андреич, - хрипло отвечал Штольман. Ох, и вид у него был: краше в гроб кладут, но глаза сияли, как прежде. Голова была замотана свежими бинтами, которые еще сильнее оттеняли синеватую бледность щёк, покрытых трёхдневной щетиной, отчего он казался еще более изможденным. Да и голос не обрел ещё прежнюю силу и твердость. - Ну, вот, ЯкПлатоныч, не успели в себя прийти, а уже посетители в очередь, - поднимаясь с табурета у кровати больного, брюзгливо заметил Милц. – Вы уж извините, Антон Андреич, позволения на визит дать не могу. И так наш пациент сегодня утомился, а выздоровление возможно только путем полного покоя. Optimum medicamentum quies est (Покой - наилучшее лекарство)! Так что поприветствовали и – адьё. - Но я хотел сообщить нечто важное, обнадеживающее, - растерянно протянул Коробейников. - Сожалею, но… - Александр Францевич, давайте в виде исключения, - подал голос предмет заботы доктора. – Потом обещаю: буду исполнять все ваши указания. - Ха! – воскликнул доктор. – А то я вас не знаю! – потом посмотрел на Штольмана, перевёл взгляд на Антона и сокрушенно махнул рукой. – Да делайте что хотите. Вот пожалуюсь на вас Анне Викторовне, будете знать. - Это удар ниже пояса, доктор. - Отлично. Раз шутите, дело идет на лад. И всё же, - посмотрел Милц на Коробейникова поверх очков, - постарайтесь уложиться в несколько минут! - Я быстро, - закивал Антон. Как только за доктором закрылась дверь, Штольман спросил: - Что там с делом Овчинникова? - Раскрыто, - кивнул Антон, устраиваясь на табурете. Он коротко рассказал о следствии, о задержанном, о том, какие сведения ему сообщила Анна Викторовна. - Она упомянула, что пришла в дом Овчинникова рассказать мне, что там ей сообщил дух покойного, - задумчиво ответил Штольман. – Значит, вот что она имела в виду. - Да. Но есть ещё одно…, - заметил Антон. - Об этом я Анне Викторовне не стал говорить. - О чем вы? - Возле дома Овчинникова задержали еще одного человека. Он заранее спрятался на чердаке, а когда вы явились на место преступления, столкнул балку с намерением убить вас. Ну, или, в крайнем случае, покалечить. - Вот как... - Так что Овчинникова убил, конечно, не Крутин, против лакея все улики, да и сам он признался, с каким-то даже облегчением, что всё закончилось, точка. Сказал: нанялся, чтобы убить негодяя, отомстить за сестру, которую тот обесчестил и довел до самоубийства. Но рука не поднялась. Всё ж не убийца он, обычный человек. Вот, решил, что с помощью люстры совершит свою жестокую месть. - Да, это объяснимо, - кивнул Яков Платонович. - Так что там с пойманным, и какая связь с Крутиным? - Служил конюхом у Овчинникова, - принялся рассказывать Коробейников. - Детина здоровый. Он-то и столкнул на вас эту злосчастную балку. Задержали его на конюшне. Горничная видела, как он спустился с чердака сразу после того, как вы... пострадали. Когда она его окликнула, он не отозвался. Прошел мимо неё: глаза оловянные, сам весь в паутине и пыли чердачной. Стали его допрашивать - не помнит ничего. Отсюда вывод... - Гипноз. - Точно! Я в этом практически уверен. Этот проклятый Крутин словно фокусник. Использует все возможности. И действия его направлены всё же на …вас. Последние слова Коробейников произнес осторожно и уставился на Штольмана, что тот скажет, не посмеётся ли над выводами, не признает ли их поспешными и надуманными. Но Штольман против ожидания согласно прикрыл глаза: - Да, вы правы. Я тоже умолчал кое о чем. Помните тот вечер, когда пропала Анна Викторовна? - Конечно, как такое забыть? - всплеснул руками Коробейников. - Она тогда столкнулась с нашим гипнотизёром. Крутин ли это был, или кто-то от него, неважно. В их разговоре он упомянул меня: дескать, Штольман в этот раз не победит. - Тогда всё сходится..., - вцепился в волосы взволнованный Антон Андреич. - Но, значит, надо не только Анну Викторовну охранять... - Коробейников, отставить! Я уж как-нибудь сумею постоять за себя. - Я вижу... - Антон Андреич, проколы случаются. Ну, полно. Я... я вам обещаю, что буду осторожен. По возможности. - Попробую поверить. - А что вам ещё остается?