Сон в весеннюю ночь или Исправленному верить

- Яков Платоныч! – воскликнула Анна, несколько смутившись. Смущение вызвала скептически изогнутая бровь сыщика, говорившая столь о многом, что Анна предпочла даже не углубляться в хитросплетения выводов, которые мог сделать Яков Платонович, увидев её в компании молодого мужчины. Она немедленно попыталась исправить положение и светским тоном предложила: - Вы не присоединитесь к нам? Панкратов, наконец-то, оторвался от своего письма, поднял голову и, привстав, учтиво поклонился: - Здравствуйте, господин Штольман. Яков приложил кончики пальцев к котелку и без улыбки ответствовал: - День добрый. Благодарю за предложение, но – нет. Спешу. Служба. Он отсалютовал им тростью и, сжимая в руке саквояж, удалился с прямой спиной, оставив Анну с неприятным осадком в горле. Она сердито отставила чашку с чаем, который неожиданно показался ей отвратительно горьким. «Спешите, значит, Яков Платонович. Выводы, значит, какие-то себе понастроили. И это после всего, что…» - Анна Викторовна, - осторожно спросил Андрей Юрьевич, в тревоге глядя на неё, - с вами всё в порядке? - Да! Просто чаинка попала на язык. Такая горькая, - Анна, скривившись, сняла несуществующую чаинку с языка и промокнула губы салфеткой. Потом постаралась принять безмятежный вид и с улыбкой спросила. – Ну, что, я вижу, вы закончили? - А, да! – оживился Панкратов, передавая ей свернутый вчетверо листок. – Вот. Так многое хотелось написать! Но я, наверное, задержал вас? - Что вы, ни в коем случае, - покачала головой Анна, пряча записку в ридикюль. – Значит, я отправлю карточку графине и постараюсь навестить их в самое ближайшее время как бы для возобновления знакомства. А после вас извещу, если будут новости. - Анна Викторовна, как хорошо, что я решился всё вам рассказать! – он поднялся и с поклоном поцеловал Анне руку. - Вы не переживайте так, Андрей Юрьевич, - поднимаясь следом за ним, мягко отвечала она. – Я уверена, всё будет хорошо. - Вы позволите вас проводить? - вызвался он. - Ах, нет, не стоит, - остановила его Анна. - Мне нужно еще зайти кое-куда. До свидания. Распрощавшись с Панкратовым, Анна быстро пошла в направлении дома, до которого оставалось только пересечь парк. И совсем ей никуда не надо! Но прогуливаться в обществе молодого человека, о чем её ревнивец будет немедленно поставлен в известность (мало ли глаз в Затонске!) - это будет слишком глупо и вызывающе. Не собирается она ссориться со Штольманом по надуманному поводу. Уж если на то пошло, у неё довольно и иных более верных поводов вызвать недовольство Якова. Взять хотя бы эту историю с графиней и её воспитанницей. Что-то нечисто во всей этой истории. Мысли её плавно перетекли к этой милой паре, стоявшей на пороге своего счастья. И она тут же тихо заулыбалась, размышляя, что эти двое как нельзя лучше подходят друг другу. Развивать мысль в направлении "а вот у нас..." было категорически запрещено, и Анна тяжело вздохнула и вздрогнула от неожиданности, услышав: - Анна Викторовна, какая встреча. Перед ней возникла высокая фигура в темном сюртуке. ************* Штольман молча выслушал доклад Коробейникова, кивнул, после распорядился по следственным действиям с Филимоновым и вознамерился, было, уйти к себе. Когда же Антон Андреич осторожно поинтересовался, что такого наговорил градоначальник, что начальник пребывает в раздражении, Штольман только остро глянул на него и, дернув головой, сообщил, что забота и сочувствие в отношении него - дело бесперспективное. О себе он в состоянии сам позаботиться. На выходе же помедлил и, обернувшись, извинился, заметив, что в присутствии напротив весьма высоко оценили работу полиции, особенно сыскное отделение в раскрытии дела в доме Филимоновых. Но градоначальник был, конечно, несколько обескуражен тем фактом, что такой столп общества, как Сергей Евграфович, и вдруг – убийца и преступник. В конце же Яков Платонович объявил благодарность Антону Андреевичу за отлично проведенное расследование. С тем и развернулся к выходу. В двери в этот момент сунулся Чернышов, и Штольман, словно спохватившись, велел тому отправляться к Анне Мироновой и сопровождать её, куда бы она ни отправилась. Чуть запнувшись уточнил, что Анна Викторовна была совсем недавно на площади в уличном кафе, чай там пила. Запинка начальства чуткому на такие вещи Коробейникову сказала о многом. Вряд ли бы какая сила заставила Якова Платоновича пройти мимо Анны Викторовны. Кроме одной: его дама сердца была в этом кафе не одна, а с какой-то особой мужского пола. Вот и разъяснилось мрачное состояние Штольмана, удовлетворенно отметил про себя Антон и, усмехнувшись, похвалил себя за наблюдательность и сыщицкие качества. Нет, что ни говори, свой хлеб он ест не зря! Штольман тем временем ушел к себе. А Коробейников приступил к текущим делам, которые поглотили его полностью. Был ещё раз допрошен Филимонов, пребывающий в состоянии прострации. До него, видимо, только стало доходить то, что он натворил, и близкая незавидная перспектива его дальнейшей жизни. Да к тому же остался он без защитника. Адвокат Миронов категорично отказал ему в представлении интересов, и Сергей Евграфович только беспомощно поводил глазами, отвечая скомкано и несвязно. В завершение допроса написал своему другому поверенному и передал Коробейникову бумагу, написанную кривыми сбегающими вниз строчками и заляпанную кляксами. Вид этой бумаги красноречивее слов говорил, что теперь творится с Филимоновым. Неверным голосом он спросил, не приходила ли супруга. Получив отрицательный ответ, совсем сник и до конца беседы сидел, повесив голову и отвечая односложно и скупо. Ничего нового от него не добившись и заполнив протокол, Коробейников выпроводил подследственного в камеру, сам же перешел к другому столу, на котором лежали стройными кипами папки дел, касавшихся Крутина. Пока было затишье с происшествиями, он, как обычно, улучая минуту, обращался к этим делам, листал, выписывал на лист то, что задержало на себе внимание. Вот и теперь как открыл очередную папку, так и влез в неё полностью, отрешившись от всего, причем, не только от солнечного весеннего дня, залившего кабинет теплом и светом, но ещё и от привычного чая с баночкой сливового варенья, что принес с собой нынче на службу да и позабыл на подоконнике, закрутившись в работе. Тут в двери заглянул городовой Рябко и, покашляв смущенно в усы, уставился на начальника. - Ну чего тебе, Рябко? – с досадой от того, что надо отрываться от изучения бумаг, проворчал Антон. - Да не топчись ты, заходи и докладывай по форме. Учу вас, учу, толку ни грамма. Что стряслось-то? - Да я, это… ну… совет бы… надо. Коробейников поднял на него недоуменный взгляд. Рябко и косноязычие – были две вещи несовместных. Тот же к изумлению Антона краснел, потел и мялся. - Так, Рябко, времени у меня нет с тобой возиться. Видишь, сколько работы? – обвел он руками стол с серо-голубыми папками. - Так что либо докладываешь по существу, либо идешь заниматься делами. А если тебе заняться нечем, то я живо занятие найду! Ну?! - Так точно! – вытянулся в струнку урядник и даже каблуками щелкнул. – Я тут... вот... надумал жениться. Вот разрешение надобно ...подписать. Коробейников прищурился, после вышел из-за стола и протянул руку с радостной улыбкой: - Да неужто? Решился всё-таки? Ну поздравляю! Когда же свадьба? - Да я это..., - смущенно заговорил Рябко, - ну... не спрашивал ещё... Вот, думаю только. Она женщина серьезная, без глупостей. Раз скажет, как отрежет. Так что надобно ...момент выбрать. Ну... чтобы наверняка... - Уж не об экономке ли Мироновых речь идёт? - прищурившись, уточнил Антон. - В точку, ваше благородие, - смущенно кашлянул Рябко. - Хорошее дело, Клим Савельич! Ступай, решим вопрос. Просияв, Рябко развернулся и промаршировал к выходу. В дверях столкнулся со Штольманом и, отдав честь, выскочил вон. - Куда это вы Рябко отправили, Антон Андреич? - поинтересовался Яков Платонович. - Очередной оплот холостяцкого бастиона рухнул, - пояснил Коробейников. - Вознамерился наш златоуст распрощаться со своей холостяцкой жизнью. Ну что же. Conubia sunt fatalia (браки предопределены судьбой). - А вы, я вижу, несколько огорчены? - Я не то что бы... Но иногда да, подумываю, что вот всё один да один. Был тут на днях в гостях у Ульяшина. Вот уж свезло Сергею Фёдоровичу, - почесал подбородок Антон. - Вы, Антон Андреич, не огорчайтесь, - с чувством произнес Штольман. - Уж если что, как вы выражаетесь, fatalia, то никуда вам от этого не деться. - Не знаю. Глядя на вас этого... не с-скажешь, - на последнем слове Антон запнулся и покраснел. - Ну, а что я? - взяв со стола первую попавшуюся бумагу, задумчиво протянул Яков Платонович. - Образец что ли? - Для меня - да! - Напрасно. Вы вот что, - поднял на него взгляд его начальник, - поменьше раздумывайте да размышляйте. Если решитесь быть с ...дорогой вам женщиной, не стоит играть в кошки-мышки. Никому это не надо. Так, - спохватившись, строго сказал он, - довольно лирики, давайте-ка к делу. ************* - Кажется, я вас напугал, - встревожился Андрей Петрович Клюев. Именно он вырос сейчас как из-под земли перед Анной. - Нет, просто задумалась. - Вы прогуливаетесь? Или по делу спешите? - Ни то ни другое. Просто шла домой из больницы. Заходила проведать доктора. Сами знаете, отсутствовала почти неделю, надо было разузнать, как там дела. - Так если вы теперь свободны, - озарился улыбкой Клюев, - может зайдёте ко мне? Машина всё еще стоит, ждет вашего внимания. - Ах да, машина. Анна, как ни старалась не могла найти причины отказаться от визита. Ну, совсем ей не хотелось ни в какие гости. Хотелось прийти домой, налить чашку чаю и уединиться в любимой беседке, чтобы пение птиц и шелест листвы вымыли из души неприятное чувства недовольства и какой-то вроде бы несуществующей вины, которая, тем не менее, царапалась и скреблась в горле. Но... Она и так уже столько раз манкировала приглашением добродушного соседа. Да и помог же он ей у Филимоновых, хотя мог и отказать. Пожалуй, стоит зайти и можно потом избегать визитов. Клюев же сложил ладони в умоляющем жесте: - Не отвергайте моего предложения. Чувствую себя таким одиноким особенно сегодня. У Филимоновых, несмотря на произошедшие несчастья, было всё же весело. Я чувствовал себя вовлеченным, нужным. Живым. А сегодня как-то всё... - Конечно, я зайду к вам! - воскликнула Анна. - Что, правда? - недоверчиво улыбнулся Клюев. - Вы... в самом деле? - Ну, отчего же нет! Идемте. Покажите мне этого вашего железного монстра. - С превеликим удовольствием! - заторопился Клюев. Он так явно переживал, что она передумает, что Анне снова стало его жалко. И она охотно оперлась на предложенную им руку. По дороге к своему особняку Клюев много и охотно говорил: и о Петербурге, и о званом вечере у Филимоновых, и о своем управляющем, который вновь преисполнился идеями новой обработки земли на полях. А Андрею Петровичу остается лишь с глубокомысленным видом кивать в ответ и только открывать чековую книжку. Анна шла рядом и невольно недоумевала: отчего она так предубеждена против их соседа. Вот же какой он славный, милый в общении, добродушный, чудесный рассказчик. Даже недавнее неприятное происшествие в кафе немного полиняло и не доставляло ей уже ощущения неловкости, если не сказать сильнее. Они остановились возле заново разбитой клумбы, и Клюев со знанием дела указывал на какие-то невразумительные ростки, поясняя, что здесь будет буквально через месяц. Она, хотя никогда раньше не увлекалась никакими клумбами, против воли заинтересовалась, даже выспросила несколько советов, решив поговорить с их садовником, когда вернется нынче домой. Наконец Клюев предложил ей руку, чтобы войти в дом. Анна взяла его под руку и... вдруг задохнулась от непонятной тревоги, исходившей от него. Она даже замедлила шаг, прижав ладонь к груди и пытаясь отдышаться. Клюев с беспокойством склонился к ней, тревожно вопрошая, что случилось. Но Анна не могла ничего сказать, просто молча старалась глубоко дышать. Клюев настойчиво потянул её к крыльцу, дескать, там есть плетеные кресла, где Анна Викторовна может присесть. Лучше конечно пройти в дом, где она может устроиться со всем возможным комфортом. Анна, придерживая юбки медленно поднялась с ним на крыльцо и кивнула, соглашаясь войти внутрь: её знобило.