Сон в весеннюю ночь или Исправленному верить

- Ну вот, - Анна протянула своей пациентке – крестьянке в простом коричневом платке - бутылочку тёмного стекла. - Нужно принимать по одной ложке утром и вечером. А в пятницу снова зайди, я послушаю тебя, договорились? Та настороженно покрутила в руках склянку, после, помедлив, поклонилась: - Спаси бог, барышня. Откуда напасть-то такая на меня? - Откуда… Застудилась. Поберечься бы тебе надо было. - Да как тут побережёшься. Сами знаете, одна волохаю, да с детями управляюся, да с хозяйством. А мужик, кормилец-то наш, как уехал в город на заработки, да так и пропал. Спокинул нас, поди, - губы женщины затряслись, она утерла концом платка набежавшие слёзы. - Ну, что ты выдумала? - с мягким упреком сказала Анна. – Вернется. Куда он от жены да детей? - Ой, правда ваша, - быстро закивала та. – Уж так любит наших детонек. А особо - младшенькую. Всё мальчонки у нас рождались. А тут бог дал Панюшку. Так, думаете, вернется? - Никаких сомнений! – твёрдо заявила Анна. – А ты пока подлечишься. Вот это лекарство непременно должно помочь. Ну, а после беречься надо всё-таки. Та помялась, потопталась у выхода, потом, затеребив концы платка, тихо спросила: - Сказывают, вы мертвых видите. Анна замерла у шкафчика, после развернулась и пристально взглянула на женщину, ожидая чего угодно – от осуждения до проклятий, но ошиблась. Та смотрела на неё умоляюще: - Не скажете ли, может, помер уж мужик мой? - Ты ступай, - мягко ответила Анна. – Подлечишься, придёшь ко мне ещё раз. Там видно будет. - Дай бог вам, барышня, - от души сказала та. - Пойду я. Дверь за посетительницей закрылась, а Анна опустилась на стул, проведя ладонью по лицу. Надо же, испугалась вдруг. Что это с ней? Будто она не знает, что слухи всегда о ней ходили и ходить будут. Да она не скрывалась ни от кого. Но вдруг испугалась возможной враждебности. Наверное, слишком размягчила её любовь. Позволила вдруг забыть, что она должна противостоять неприязненному отношению жителей городка. Раньше она могла быть сильной. Теперь вдруг ощутила свою слабость. Это оттого, что... что она не одинока отныне и навсегда? Что ей есть на кого опереться, кто поддержит, не бросит, встанет рядом в любых обстоятельствах? Она вдруг поняла, что это ощущение, что она не одна больше, оно было... новым. Да, дядюшка всегда поддерживал её. Но у него при всей любви к племяннице всегда была своя жизнь и жажда к перемене мест. Похоже, женитьба тоже не слишком его стреножила: он также рвался заняться чем-то необыкновенным. Ей на память пришли слова отца, сказанные в минуту страшного душевного смятения и неопределенности: "Рядом с тобой нет никого, кроме твоих теней". Но как же изменилось всё теперь. Яков... Да, у него тоже есть его служба, его обязанности. Но она теперь была совершенно уверена, что когда она покачнется, её поддержат крепкие и надежные руки. В этом состоянии задумчивости и застал её Панкратов. - Анна Викторовна, позволите? – он вошел, бледный от волнения. – Или заняты? - Входите, Андрей Юрьевич! – стряхнув оцепенение, пригласила Анна. Тот замер напротив неё, весь словно пружина сжатая. Анна тоже поднялась. - Я получил вашу записку. Я так понимаю, что вы хотели поговорить о визите к Елеонской? – прямо глядя ей в глаза, спросил Андрей. - Вы присаживайтесь. Она налила воды, поставила стакан перед опустившимся на краешек стула Панкратовым, потом села напротив. - Да, я была у них несколько дней назад. Видела Софью и передала ей письмо. На этих словах Андрей Юрьевич весь озарился улыбкой и забросал её вопросами: - И как Софья Казимировна? В добром ли здравии вы её нашли? Она что-то сказала о записке? Просила ли что-то мне передать? Анна обстоятельно отвечала ему, припоминая всё новые, самые мелкие подробности вплоть до того, какого цвета платье было на Софье, и улыбнулась ли она при известии о письме от него, Андрея. В процессе её рассказа он не мог усидеть и, вскочив с места, прохаживался по крошечному пространству от стола к кушетке и потом от шкафа к двери. - Значит, письмо пришлось передать тайно, - в волнении повторял он за ней. – Вот видите, Анна Викторовна, я не выдумал! Софья находится под надзором, словно она преступница. - Всё же вы преувеличиваете, Андрей Юрьевич. Вряд ли графиня хотела бы причинить какое-то зло своей воспитаннице. Анна видела, как он взвинчен и растревожен, и не хотела усугублять эти его настроения, потому постаралась смягчить свои сведения, успокоить его как-то. В противном случае, она понимала: в таком состоянии он вполне способен броситься в особняк графини и натворить там таких дел, что Софью он может вообще больше не увидеть. - Но она держит её взаперти! – возмущенно воскликнул Панкратов. – Это же подозрительно! Я, знаете, дал задание своему поверенному выяснить всё о состоянии дел Елеонской. И ежели обнаружится хоть малейшая возможность надавить на графиню… - Постойте, Андрей Юрьевич, - остановила его Анна. – Я бы не советовала вам поступать против законов, даже если это законы совести и порядочности. - Нет, я должен что-то делать, что-то придумать, - бормотал он, сплетая и расплетая пальцы. – Я не могу так всё оставить. - Я и не говорю, что вы должны всё оставить. Но действовать нужно хитрее и осмотрительнее. - Анна Викторовна, мы должны разработать план, - воскликнул он, замирая напротив неё. – Вы поможете мне? - Я не сильна в интригах, но думаю, вместе мы что-то придумаем. А еще, уверена, нам стоит обратиться в полицию. - Я подумывал сходить туда, - кивнул Андрей Юрьевич. - Тем более что наш полицмейстер, господин Штольман, показался мне при близком знакомстве человеком разумным и благородным. Но по здравом размышлении..., - он безнадежно взмахнул рукой. - Полиция никогда не пойдет против её сиятельства. Графиня - столп общества. - Оставьте это мне! - улыбнулась Анна. Он поднял на неё глаза. В них мелькнула слабая надежда. ***************** Её благие намерения добиться понимания у Якова Платоновича и его немедленного решения отправиться к Елеонской вызволять Софью с треском провалились. Хотя начиналось всё вроде бы хорошо. Штольман при виде неё озарился улыбкой, с видимым облегчением отложил свои бумаги, которыми у него оказался завален стол, и вышел к ней навстречу. Отобрал перчатки и сумочку и пристроил на край стола, а сам взял в ладони её руки и поцеловал так долго и нежно, что сердечко начало колотиться, будто выскочить хочет из груди. Цель визита немедля вылетела из головы, осталось только эта близость, его губы на её запястьях, его глаза, в которых на самом донышке плескалось сумасшествие и полыхало там такое чувство, что коленки слабели. А мысли в голове такие рождались, что в жар бросило. Яков еще таким голосом назвал её имя, что она даже дышать забыла. Неизвестно, во что бы перерос этот визит. Но к счастью сумочку Яков Платонович положил небрежно, и она, соскользнув, грохнула сперва о стул, после свалилась на пол. Укутывающее их наваждение развеялось. Штольман смущенно кашлянул, поднял злосчастную сумочку и водрузил её на прежнее место. Анна же прижала ладошки к щекам, остужая их, и вспомнив, зачем пришла, подступилась со своей просьбой. Сыщик выслушал её со всем возможным вниманием к её обеспокоенности, но отверг возможность вмешательства полиции. Анна, не ожидавшая от него такой строгости, вспылила и тут же упрекнула своего сыщика, что он так невнимателен к страданиям молодых людей. У Штольмана при этих её несправедливых словах заледенели скулы, и она прикусила язык. Он же, чуть помедлив, ответил, что его никогда не оставляли равнодушным страдания других людей. Анна уже пожалела, что этот упрек вырвался из её уст, и хотела, было, повиниться, но он поднял ладонь, останавливая её. После терпеливо пояснил, что он безусловно ей доверяет, но пока и в самом деле нет причин беспокоиться. Ну, не чудовище же графиня. Да, характер вздорный, жёсткий, но за характер в кутузку не сажают. После он подошел ближе, за руку взял и посмотрел пристально. От взгляда этого она вдруг устыдилась, что дергает его, да ещё и обвиняет, не пойми, в чём. Немедля пообещав себе, что впредь будет сдержаннее, она порывисто прижалась губами к щеке Якова. Щека была чуть колючей, губы загорелись. Хотя может быть колючесть тут и не при чем была. Во всяком случае, своего она добилась: Штольман немедля смягчился, губы дрогнули в едва сдерживаемой кривоватой улыбке. И хоть укоризненно и покачал головой, но она видела – простил ей все её упрёки и нападки. Довольная, что всё обошлось, она всё же посмотрела умоляюще: дескать, можно же что-то сделать. Ответить ей он не успел: вошедший дежурный доложил, что из особняка графини Елеонской прибежал мальчишка и сообщил, что у них скончалась служанка. ***************** - Александр Францевич...! - воскликнула она входя в кабинет Милца и запнулась. Доктор был не один. У стола в несколько вольной позе сидел незнакомый мужчина - темноволосый черноглазый. Глянул на неё оценивающе таким взглядом, что Анне стало отчего-то неловко и тревожно... Что-то такое мелькало в воспоминаниях, нечёткое, эфемерное, что-то такое она должна была вспомнить. Где-то уже она видела этого человека. Нет, тряхнула она головой, нет, ничего не припоминается. - Вот, Анна Викторовна, знакомьтесь - наш новый доктор, - сказал Милц, изучая бумаги, что держал в руках. - Наконец, в ведомстве исполнили наши многочисленные просьбы. Этот новый доктор поднялся и коротко поклонился, отрекомендовавшись: - Скрябин, Иван Евгеньевич. А вы - сестра милосердия, полагаю? - Анна Викторовна трудится здесь в качестве дипломированного врача, - пояснил Милц, глянув на Скрябина поверх очков. - Она закончила курс медицины в Сорбонне. - Что вы говорите! - с веселым изумлением воскликнул Скрябин. - Женщина - врач? Неужели? Неужели здесь настолько прогрессивный городок? - и тут же, заметив, как вытянулось лицо Анны, поправился. - Прошу прощения, но я действительно поражён! Ничего подобного, признаюсь, не ожидал. - Отчего же не ожидали, господин Скрябин? - сдержанно спросила Анна, вскидывая подбородок. - Кажется, я не являюсь чем-то уникальным, и вам, как врачу, доподлинно известны имена Надежды Сусловой, Варвары Кашеваровой-Рудневой, Марии Боковой-Сеченовой. И что в таком случае вас вдруг так удивило? То, что я тружусь в провинциальном городке? Но я имела счастье здесь родиться, а помощь людям везде нужна. - О, позвольте принести мои извинения. Последнее, что я хотел бы - это обидеть вас, - с обезоруживающей улыбкой склонил голову Скрябин. - Ей-богу, я несколько бесцеремонно выразил свое изумление, но таков уж мой характер - говорю всё прямо, без экивоков. Прощён? Милц наблюдал за их разговором, свесив очки на кончик носа. Она заметила, что тот готов был броситься на её защиту. Вот ещё! Она в состоянии сама постоять за себя. В конце концов за эти месяцы она сталкивалась с разным отношением к себе как к врачу: от недоумения до откровенной неприязни. Анна коротко кивнула, потом обратилась к доктору: - Там, в особняке графини Елеонской скончалась служанка. Полиция уже отправилась туда, просили вас приехать. Вот что я вам хотела сказать. Доктор выпрямился за столом и поправил очки: - Ну что же, Иван Евгеньич, кажется наша экскурсия по больнице откладывается. Как видите, служба. - Я с вашего позволения буду у себя, - сказала Анна и повернулась к выходу. - Да отчего же откладывается? - изумился Скрябин. - Вот, Анна Викторовна вполне сможет вас заменить и покажет мне всё. Как, Анна Викторовна, согласны? Александр Францевич почесал нос и неуверенно глянул на Анну. - Ну... возможно. Как, Анна Викторовна, вы не против? Анна, помедлив, ответила: - Да, конечно. Я всё покажу. Только переоденусь. Да и вам, - она бросила взгляд на Скрябина, - стоит это сделать. Я сейчас попрошу нашу сестрицу, она вам принесет халат. С этими словами она вышла из кабинета. "Тоже мне, ретроград какой выискался", - в сердцах думала Анна облачаясь в свежий, хрусткий от крахмаления халат. Почему-то ей ужасно было обидно выслушать насмешки от своего же коллеги. Ведь в Сорбонне столько женщин училось, и русских среди них было немало. И работали они врачами не только во Франции. Анна поморщилась, завязывая поясок: ничего не поделаешь. Еще один доктор в их больнице был просто необходим. Может быть, удастся сработаться и с этим господином, как там его? - Иваном Евгеньевичем Скрябиным. И всё же... И всё же откуда ей знакомо это имя? Может быть... может он где-то печатался? Хотя... Нет. Что-то такое было связано с ним, что-то тревожное. Нет, не вспоминается. Она тяжело вздохнула и, пригладив волосы, вышла притворив за собой дверь.