Сон в весеннюю ночь или Исправленному верить

Уж так намёрзся Антон Андреевич в саду Клюева, что, добравшись до своей квартиры, буквально рухнул в постель. Даже к ужину не притронулся, что приготовила ему нынче подёнщица Акулина. Зато перед рассветом что-то словно бы толкнуло в бок, пробудился и – хоть глаз коли до самого утра. Всё крутился, мысли переталкивал в голове с места на место: как там Яков Платонович, что за таинственные незнакомцы посетили дом Клюева в столь поздний час, отчего так насторожился Штольман при виде злосчастной находки – мундштука этого. Неужто признал и понял, что за человек его обронил? Насилу дождался, когда утро наступит, подскочил, чаю себе согрел да проглотил сайку, что купила вчера Акулина. Сайка была, правда, несколько черства, но всё равно вкусно - с маслом-то. Потом взялся за бритву, но, видимо, так с утра взбудоражен был предстоящим расследованием, что маханул неловко да и снёс половину левого уса. Ничего не поделаешь, пришлось и всё остальное сбрить. Усы Антону нравились, он их холил и лелеял. Но, видать, не судьба усатым быть. Хорошо, хоть до того, как загорит, сбрил, а то ходить бы ему полмесяца с белой верхней губой, словно он выпил молока и испачкался. Тут вспомнилось ему то давнее пари пятилетней давности. Проиграл вчистую, и пришлось усы тогда сбривать. Носил их для солидности, сдуру на кон поставил. Доктор Милц, помнится, всё подтрунивал над ним тогда. Вот ведь: язвительности эскулапу не занимать. Да и Яков Платонович от него не отставал, подпустил шпильку: «Без усов, вы стали проворнее, Антон Андреич, похвально». Антон задумался, что, бишь, тогда за следствие было у них? Память услужливо подсунула гостиничный номер, а посередине - распростертое тело горничной с неестественно скособоченной шеей и задранной выше колен юбкой. После явился инженер Буссе, а за ним следом... да, точно! Анна Миронова вошла, словно солнечный лучик осветил номер. Была она в тот день чудо как хороша в голубом наряде в тон глаз, а на стройной шейке изящной змейкой вилась бархотка с синим камушком. И вообще была она в тот день такая взрослая, загадочная. Немудрено, что Яков Платонович как узрел барышню на пороге злосчастного номера, так и забыл вроде бы, как дышать. Но преступление было совершено, так что требовалось незамедлительно вести дознание. Потому, пока беседовал внизу его начальник с Анной Викторовной, он, Коробейников, отправился проводить допрос всего гостиничного персонала. А потом понёсся докладывать Штольману и застал того в романтическом оцепенении, задумчиво глядевшего вослед удалявшейся барышне Мироновой. Но взгляды взглядами, а дело прежде всего. В первые мгновения, когда докладывал, было ощущение; не слышит его Яков Платонович, весь погруженный в мысли об Анне Викторовне. Но уже в следующий момент глаза его зажглись нехорошим огнем, когда он, Коробейников, поведал о весьма свободном нраве инженера Буссе, в номере которого и случилась трагедия. Штольман, сжав зубы, - желваки ходуном заходили - вновь бросил растревоженный взгляд в сторону дверей, где только что скрылась барышня Миронова, помогавшая отъявленнейшему, как выяснилось, ловеласу с английскими переводами. Антон прекрасно понял цепочку размышлений своего учителя, да и сам разволновался. Вдруг да позволил себе этот чёртов волокита Буссе что-то лишнее в отношении Анны Викторовны! Потом был переезд инженера в дом к князю, и разъяренный Штольман, прихватив его, Коробейникова, понёсся туда. Ох и искры летали там, когда сшиблись сыщик с его сиятельством! У Коробейникова самогО поджилки тряслись. Штольман же держался с таким завидным самообладанием, помнится, что Антон в очередной раз во все глаза смотрел и на ус наматывал... Ну, а на следующее утро в том же номере обнаружился окровавленный инженер Буссе, мертвый, как дверной гвоздь. А после вдруг всё стало скверно: остолоп Синельников отрапортовал, вытянувшись во фрунт, что с визитом к покойнику в ночи явилась барышня Миронова собственной персоной. Антон подумал, что его начальника в тот момент удар хватит. А вот потом… Антон вдруг отшвырнул полотенце, которым утирал безусое теперь лицо, и вцепился в край туалетного столика. Нет, не может этого быть… Он со всей ясностью припомнил, как поднял с пола и передал Штольману небольшой мундштук. Это была вещица фрейлины её императорского величества Нины Аркадьевны Нежинской. В точности такой мундштук был найден им прошлой ночью на мраморном крыльце особняка господина Клюева. Но если вчерашняя находка тоже принадлежит Нежинской, становится понятен и тон, которым заговорил начальник, и его ошеломление. Ещё бы не ошеломиться: покойница расхаживает по округе и разбрасывает свои мундштуки, как нечего делать. Мистика мистикой, но духи вещи свои не теряют, где попало, в силу эфемерности своей сущности. Чем там держать предметы-то, позвольте узнать? Из чего следует один единственный вывод: фрейлина государыни живее всех живых и это именно она вчера заявилась на Царицынскую в сопровождении некоего субъекта. Хотя… Не мешало бы проверить. Всё требует проверки, а уж такое дело – в особенности! Так, кажется, пора нанести визит Анне Викторовне, пусть попробует вызвать дух Нежинской! Антон хлопнул в ладоши и кинулся к шкапу с одеждой. Уже выбегая из дома, спохватился и замер: ох, и дуралей вы, господин сыщик, стоит ли Анну Викторовну тревожить заранее. Всё же надо сперва это дело обсудить с Яковом Платоновичем. Может, он уже всё и сам вчера узнал. Ну, а уж барышню Миронову волновать надо в самом крайнем случае. Ей столько всего доставалось в эти последние месяцы. Вдруг да снова в беспамятство впадет? И в этом будет вина именно его – Коробейникова. Нет, не имеет он права так здоровьем своего доброго друга рисковать. Решено: сначала обсудить со Штольманом, потом действовать по обстоятельствам. ************************* Дежурный в приемной глянул на него с удивлением и отрапортовал, что начальства еще нет. Антон вынул часы на цепочке из кармана и покачал головой: эк он хватил! Да разве ж Штольман так рано является на службу? Вот в кабинете засидеться допоздна или вон в засаде провести всю ночь – это само собой разумеющееся дело. Но что касаемо ранних подъемов - нет, не любил этого Яков Платонович. Нет, конечно, ежели только происшествие, а уж тем более преступление какое, вот тогда являлся тот без промедления и сходу включался в расследование. Ну что же, придется подождать. Тем более что Штольман сам предупредил: дескать, понадобится ему Антонова свежая голова нынче. Скучать без Якова Платоновича долго не пришлось: никогда такого не бывало, чтобы в участке у них тишь, гладь да полное благолепие. Забегали, загомонили в приемной, вышел Антон справиться, в чем дело, да приструнить не в меру шумных посетителей. Дежурный ему и доложил: прибежали из ювелирной лавки с известием, что убит её владелец, господин Синявский. Ученик ювелира, что работал в этой лавке, был бледен, сидел на стуле посредине приемной, куда рухнул после того, как сообщил о происшествии, трясся всем своим тщедушным телом и только вскрикивал тонким голоском, заламывая руки: ах, беда, ах, горе-то какое. Коробейников строго прикрикнул на парня, тот вроде очухался, пришел в себя. Тут же быстро собрали наряд, запрыгнули в коляску, прихватив ученика ювелира, и понеслись на место преступления. Труп лежал посредине передней комнаты, завернув неестественно голову. Прибывший следом за полицией доктор Милц констатировал, что умерщвили несчастного Синявского, свернув тому шею, часов 8-10 назад. Это позволяло сделать вывод, что преступник – персона недюжинной силы, потому что Синявский - мужчина не такой уж хлипкий. Доктор, что-то вспомнив, погладил бороду и задумчиво пророкотал: - А ведь мы с вами, Антон Андреич, когда-то были свидетелями чего-то в этом роде. Только что же это было… - Горничная в гостинице лет пять назад, - негромко подтвердил Коробейников. - Постойте, а ведь верно!– воскликнул Александр Францевич. – В деле инженера, как его, ...Буссе, кажется? Кстати, - понизил он голос, - всё спросить хотел: а куда, позвольте узнать, подевались ваши роскошные усы? - Одно неловкое движение бритвой, и ты уже безусый юнец, - смущенно хмыкнул Антон, потом вновь стал серьезным. – Что же, забирайте труп, доктор, а я тут ещё покопаюсь. Да парня надо бы допросить. Хотя вряд ли он что-то сейчас сможет сказать, - покачал он головой, глядя на растерянного подмастерья, который войдя в лавку и, видимо, вспомнив утреннее потрясение, снова впал в нервическое состояние и пребывал сейчас на грани обморока. - Ну, здесь я вам облегчу задачу. С этими словами доктор порылся в саквояже, вынул крошечный пузырек и накапал несколько капель в стакан, после посмотрел на пациента и, кивнув, еще добавил щедрой рукой столько же. Заставил выпить трясущегося парня, а после вышел вслед за городовыми, уложившими труп на носилки. - Ну что, братец, - Коробейников уселся напротив ученика ювелира, - рассказывай, что тут было вчера. Тот, выпив микстуры от доктора Милца, трястись перестал и заговорил: - Я вчера задержался вечером допоздна: оправу в мастерской паял. После зашел сказать, что закончил, а там хозяин мой, Иван Андреевич, с лупой разглядывает шкатулку. Ох и красивая вещица, удивительно тонкой работы. Хозяин меня не ожидал увидеть, аж испугался. Ты тут чего, говорит, делаешь? Ступай домой. А мне-то поглядеть охота. Когда такую красоту еще увидишь в нашей-то провинции! Но хозяин ни в какую: нечего тут глазеть, отправляйся, мол. Я от дверей-то и говорю: надо бы, дескать, эдакую-то красоту в сейф прибрать. Думаю, в сейф положит, а наутро сменит гнев на милость и даст разглядеть. Вот сегодня пораньше и прибежал. А тут …вот… - Это который сейф? - подскочил Коробейников, парень, пошатываясь, поднялся следом и махнул рукой на дверь за портьерой: - Вон в той комнате. А ключи те, что вы из кармана у Ивана Андреича вытащили, когда обыскивали. Коробейников внимательно изучил через лупу замочную скважину и, разогнувшись, заметил: - На замке никаких царапин, значит, действовали не отмычкой. Потом открыл сейф ключом и уставился задумчиво: сейф оказался абсолютно пуст. Коробейников по привычке потянулся погладить усы и отдернул руку, потом заговорил: - Думаю, убили твоего хозяина, сейф открыли ключами, выгребли оттуда всё, что там было, а потом их обратно ему в карман и сунули. Ценностей, денег много было, не знаешь? - Денег много, - сокрушенно качнул парень. - Хозяин обычно в банк ходит по пятницам. А вчера четверг был. Прокурорша Вернер за брильянтовый гарнитур рассчиталась. Потом еще помещик Харитонов выкупил для дочери на свадьбу жемчужное колье. Касаемо же другого, так весь материал в мастерской находится. Здесь только готовый товар был. После обыска мастерской стало ясно, что больше особенно ничего не пропало. Похитили только готовые изделия и деньги. Коробейников вернулся с учеником ювелира в переднюю комнату и сделал заключение: - Ну, картина более-менее ясна: убийство и ограбление. Остаётся поймать вора и убийцу, - пробормотал Антон Андреевич. Парень при этом замечании вдруг опять сник, сунул лицо в ладони и так и замер. Стукнула тут входная дверь, послышались быстрые шаги, отлетела портьера, и на пороге возник Штольман, - лицо бледное: то ли не выспался, то ли еще что стряслось, пока они не виделись. - Что тут, Коробейников? - Вот, Яков Платоныч, убит и ограблен ювелир Синявский. - Как убит? - Шею свернули. А после выпотрошили сейф. Ключами вскрыли, что в его кармане обнаружили, и все деньги и ценности начисто выгребли. При этих словах лицо у начальника совсем посерело и осунулось. Коробейников не выдержал, подошел вплотную и вполголоса поинтересовался: - А по... ночному дежурству есть какие-то сведения? - После об этом, - отрезал тот и спросил, кивнув на парня: - Кто таков? - Это ученик ювелира. Он и обнаружил труп нынче утром. А после к нам прибежал. - В управление его отправляйте. Мне с ним тоже надо будет побеседовать. Вы, кстати, еще долго здесь будете? - Нет. Мелочи остались: опечатать да охрану выставить. - Ясно. Заканчивайте здесь. Жду вас у себя. Поторопитесь, дело срочное. И вышел стремительно. Коробейников проводил его взглядом: господин полицмейстер пребывал в чистой и неподдельной ярости. Так, надо скорее тут завершать. - Ну, собирайся, братец, - обратился Антон к ученику ювелира и прикрикнул на него с досадой. - Да подотри сопли, что ты, как баба, разнюнился! Тот отнял ладони от лица, вздохнул надрывно и, повесив руки вдоль тела, поплелся в сопровождении городового в полицейский экипаж.