Плãстинки

      Пасмурное утро подобно густому тёплому облаку опустилось на когда-то тлеющие, пустые улицы Петербурга. Беспрерывные капли раннего осеннего дождя крупными гроздьями ударялись об асфальт и тонули в лужах. Лёгкая дымка бережно обволакивала стены домов и липла к промокшим стёклам.       За одним из таких стёкл сидел мужчина лет тридцати. Его голова склонилась влево, отчего чёрные отросшие чуть ниже подбородка волосы, небрежно падали на лицо.       Картинка в его душе никак не складывалась, что сильно задевало. Такое чувство, когда на фоне твоей жизни не хватает одной маленькой детали и это не даёт спокойно жить. Именно это чувство сейчас испытывал Достоевский. Не хватает лишь одного человека и это до глупости глубоко расстраивает.       Он медленно встал из-за стола и случайно опрокинул пустую стеклянную бутылку, отчего она со звоном укатилась под стол. Фёдор посмотрел на неё пару секунд, а потом махнул в её сторону худощавой рукой и вышел из кухни.       Оказавшись в тёмном коридоре, он облокотился об облезлую стену и еле-еле переставляя ноги, медленно, словно тень проплыл мимо запылённых картин и зеркала, добравшись до своей комнаты. Он зашёл в небольшое мрачное помещение полностью заваленное одеждой, бумагой, бутылками и нагромождёное мебелью. В середине, на маленькой тумбочке стоял старый телевизор с музыкальным проигрывателем, рядом – стеклянный столик, а на нём компьютерный монитор. У стены было два книжных шкафа, которые периодически скрипели под тяжестью книг.       Мужчина подошёл к одному из шкафов и провёл по нему рукой. В воздух поднялось большое облако пыли. Фёдор приоткрыл дверцу и достал одну из книг. Он без интереса пролистал её и положил на место.       Направился к своему рабочему месту. Напротив телевизора и компьютера располагался небольшой деревянный стол, на котором стояли чашки с осадком от чая на донышке. Перед столом – серый диван, накрытый несколькими скомкаными пледами и одеялом. Достоевский прошёл мимо дивана и оказался у другого стола, который был придвинут к крупному окну. Фёдор сел за стол, небрежно отодвинул от себя стопку писем и продолжил опустошённо пялиться в окно.       Дни слились в один. В один серый промежуток времени, что лениво тянется по туманному городу в полном одиночестве. Он ведёт за собой Фёдора и некому составить ему компанию в этом повседневном путешествии, раскрасить этот туман и поделиться теплом. Вот так плавать во времени между бездушными вещами в пустой квартире – удел несчастных глупцов, отбросов общества, и Фёдор, как никто другой это понимал. От того, скучный вид застывшего дождя ещё более охлаждал душу.       А кто и по какой причине решил, что это делает людей несчастными? Кто распоряжается твоим видением счастия? Должно быть, те самые весельчаки, для которых нет горя больше одиночества. Они яркие, и их мнение всегда все знают и ставят в пример, наверно, лишь потому они считаются счастливыми.       Достоевскому же до жути наскучали эти споры об удовольствии и несчастье. В его пустых, стеклянных глазах каждый человек этого безцветного мира, да и мир вцелом, сошёл с ума. Вся изнанка пропитана этим мутным, надоедливым жужжанием о морали и человеческих нормах, о том, как надо жить, а что разрушает существование порядочного человека. Это общественное непринятие выбрасывает тебя из социума за нехваткой схожести с людьми, как волны выбрасывают мусор из океана на сухой, безжизненный берег. Это настолько просто, что даже ничуть не ранит, а лишь воспаляет отвращение и тщеславие в изгое. В конечном же итоге, он будет отравлять людей за их безразличие к нему, а они, в свою очередь, удивляться его безобразной отчуждённости и жестокости.       И это понимал Фёдор, и видел в людях лишь это самое равнодушие, и винил их в том, что сейчас ему приходится быть таким же. Винил в том, что они навязали ему нужду в своём присутствии, в тепле и любви, а потом эгоистично и высокомерно отпихнули от себя и лишили этого. И кто же после этого истинный демон? Ну не общественное ли приличие? Самое забавное, что то, как они поступили с ним, в их же собственных сектах окрестили недопустимым. В их же обществе это порицается, называется безчеловечным, и всё равно, любой человек нарушает свою заповедь, грешит этими чертами, добавляя к ним ещё и лицемерие. Лицемерие, лицемерие... Этот же социум обвиняет в столь глупых грехах тех весельчаков, которых считают счастливыми и чистыми созданиями.       Тогда, спрашивается, чьё поведение считать правильным? Кого называть нормальным? Никого, все сумасшедшие. Но на деле, сумасшедшим назвали лишь Гоголя. Единственного человека, который был добр и по-настоящему человечен по отношению к Фёдору. Психом назвали того, кто добросовестнее всех остальных людей соблюдал общественные нормы даже не стремясь к этому. Хотя, он ведь понимает и поддерживает жестокого и одинокого человека, который погряз в вещизме, не это ли великое моральное преступление?       Всё же, столь бессмысленно плутать по дорогам размышлений об этом... Всё равно к определённому ответу прийти невозможно. Только ирония в том, что общество пришло, с удовольствием отвергнув всех несогласных с их мнением, разрушая при этом свои же идеалы. Глупые, глупые люди. И лишь Гоголь не был так глуп как они. Только он чувствовал живой стук сердца Достоевского и относился к нему как к живому. Его задорная, открытая фигура выделялась на фоне всех тоскливых и радостных лиц. И как бы сильно мысли об этом не задевали самолюбие Фёдора, Николай мог ублажить его на долгое время одним своим видом, одним голосом или взглядом. Сколько бы обыденной тоски не было за окнами серого здания, которое было настолько старым, что уже и краска на нём облезла, оставляя ссадины на его шершавой поверхности, блондин всегда сможет отдать своё тепло человеку, сидящего за ними.       Чего же тогда ждёт Фёдор? Почему не бросится к нему? Что заставляет его томиться у себя дома, как в клетке и ждать? Ждать чего? Случайного прихода Николая? Его преданности, открытой ласки, которые, к слову, брюнет сам же отвергает, каждый раз пересиливая себя. К чему же это ожидание? Это столь глупое проявление гордости никого ещё не сделало счастливым... Оно приводит лишь к утратам бесценного, счастливого времени, утратам важных для тебя людей и своих возможностей. Обращает жизнь каждого в невыносимое, серое болото. Достоевский принял свою участь быть утопленным в этом самом болоте и до победного конца отказывается опустить свои принципы.       Нарочно не замечая того, какое наслаждение доставляет ему чуткое внимание Гоголя, Фёдор тщетно пытается найти причину своей тоске. Причину, по которой ему так невыносимо тяжело отдыхать в своей квартире, удовлетворяя себя привычным одиночеством. В конце концов, он её не найдёт, ведь плохо ему лишь от самого себя и от своего восприятия мира. Нужен тот, чей взгляд на вещи менее строг, более снисходителен и ярок, чтобы убедить Достоевского в том, что жить хорошо и хоть на короткий миг заставить его улыбнуться.       Хорошо, он смирился. Смирился с тем, что без присутствия Николая ему остаётся лишь вывалиться из окна и ничего более. Поборов в себе очевидную в данном случае лень и непростительную горделивость, он, тяжело вздохнув поднялся со стула, и стыдливо вышел из комнаты, словно порицая себя за этот поступок. Облачившись в хоть и тёплухую, но изношенную одежду и лениво вытащив из ящика ключи, он, наконец, расстался со своим скромным, унылым жилищем.