***
В мире существует несколько супер страшных вещей: старость, метеориты, несущиеся к Земле, Стервелла де Виль из ста одного далматинца, бедность и толпа голодных учеников в школьной столовой. Независимо от того, какого размера помещение, ученики, как муравьи, за пару секунд заполняют его от и до. Счастливчики те, кто все же выжил и смог добыть для себя завтрак или обед. Кроме нескончаемого потока людей в столовой и коридорах школы всегда стоит громкий и действующий на нервы галдеж. Обычно Чонгук сразу же убегает во двор и прячется под деревом вместе с Чимином. Там и домашку доделать можно, и просто полежать, слушая любимую группу, греясь на солнышке и завернувшись в тёплый клетчатый плед со спальни. Однако сегодня погода не позволяет насладиться подобной роскошью. Пасмурно, ветер, противный мороз, вызывающий насморк и сухой кашель. Одним словом: лету действительно пришел печальный конец. Осень решительно забирает свое законное место, наводя изменения в городской и не только жизни. Чонгук, на самом-то деле, и сейчас не прочь куда-нибудь убежать. Например, обратно в просторный кабинет истории или в спортивную раздевалку, правда, там вечно воняет потом и нестиранными носками. Но ради десятиминутного уединения он и не против потерпеть. Впереди огромная очередь из учеников и учителей. Многие столики уже заняты шумными компаниями из шести-семи человек. Зачем он пошёл сегодня на занятия? Сокджин ведь по доброте душевной выписал справочку на недельное отчисление и полный отдых. Чонгуку представилась уникальная возможность провести остаточные дни в обществе книг, новых недописанных конспектов, бананового молока и музыки. Не обязательно вставать рано, не обязательно переживать насчёт предстоящего теста по математике или химии. Все складывалось как раз в его сторону. И что же мы имеем в результате? Первое — бессонные ночи; второе — напряженную обстановку в общежитие из-за прошлой ссоры с соседом, который теперь его жестоко игнорирует; третье — ебанутое желание всегда и везде ходить с мобильником в руках, и ждать сообщения от того самого (или звонка для приличия). Чонгук начал сходить с ума за эти два дня отдыха. Ему пришлось навестить Сокджина и лично убедить президента в своём здоровом, крепком состоянии. И после выйти на учёбу. Как сегодня. Как прямо в этот момент. Чонгук опять страдает из-за того самого. У него неприятно сосёт под ложечкой с момента, когда ему прямо в лицо признались в чувствах и пообещали завоевать упрямое, но безумно ранимое сердце. Чонгук, пожалуй, мог бы и сам запросто отдать его в чужие руки в виде маленького красивенького подарочка. Буквально пару дней назад он решил жить безумной, хаотичной жизнью и, по правде, уже заебался. Заебался постоянно идти на поводу непрекращающихся чувств и прислушиваться к странному голосу откуда-то изнутри. Он не привык каждую чёртову секунду обращать внимание на горящие щеки, мокрые ладони, на моментально вспыхивающий в районе грудной клетки пожар при виде одной единственной прямоугольной улыбки и лисьего взгляда. Если кто-то наслаждается подобными ощущениями, то он либо мазохист, либо придурок по природе. Чонгук ничего не хочет испытывать из перечисленного выше. Он не хочет вспоминать то, что родители и он так усердно старались похоронить на задворках несформировавшегося в те годы сознания. Он не должен вспоминать Су Хоши и первый поцелуй на траве перед домом. Ему внушили, что это неправильно. Что он не такой, как они. Чон Чонгуку не позволено влюбляться, хотя бы пока он находится под контролем родителей. Не важно, каким невероятно-необыкновенным человеком является для него Тэхён. Чонгук не желает после видеть боль и жалость в родных глазах. Чонгук устало вздыхает, берет один упакованный сэндвич с беконом, красное яблоко, фруктовый сок с трубочкой и уходит на поиски свободного столика. Ему восемнадцать, впереди экзамены и поступление в немецкий университет, переезд в другую страну с другим языком и культурой, и все, о чем он может думать — это светловосый парень с пирсингом над правой бровью и в чёрной старенькой косухе, пропахшей насквозь сигаретами и вишневой колой. Ideal . Скромное пустое местечко возле окна спасает положение. Чон торопливо идёт к нему, мысленно молясь, чтобы удобную скамейку не заняли. Однако его опережает парочка двух влюблённых из старших классов. Он отчаянно бегает глазами по забитому помещению и натыкается на то… что совсем не ожидал увидеть. Сегодня, по крайней мере. Ким, блять, Тэхён собственной персоной идёт ему навстречу. Белая рубашка не заправлена, бордовый галстук неправильно завязан и небрежно свисает с помятого воротника, на ногах, как обычно, чёрные джинсы и жвачные кеды (когда-нибудь же он постирает их?). На пухлых губах с зажившими незаметными ранками играет самодовольная ухмылка. Взять сравнить мордашку сытого рыжего кота и впервые пришедшего в школу Ким Тэхёна — получится сто процентное сходство. Даже мимика одинаковая. Чонгук в панике разворачивается назад и чуть ли не в припрыжку с подносом бежит на выход. Ну и чего этот идиот забыл тут?! — Это что, Ви-хен? — спешно проносится мимо знакомый тип из параллельного класса. — Не может быть. Он живой? — слышится от другого. — А ну стоять! — раздаётся низким басом прямо над ухом. Чонгук сглатывает и боязливо сжимает пальцами несчастный поднос. Догнал, черт его побери. — Решил в догонялки со мной поиграть, солнышко? — не выдерживает, разворачивается и с полной боевой готовностью встречает чужой, невыносимо ласковый взгляд. Так, Чонгук, соберись. Ты вообще-то обижен на него. — Чего молчим? Язык проглотил? Дай-ка достану, — Тэхен в наглую тянет руки ко рту Гука, когда тот успевает остановить его, слабо ударив яблоком по лбу. — Солнышку пора на уроки. Я и так пропустил кучу тем из-за тебя и твоих ночных приключений. — Отныне, ваша Светлость, вы принадлежите тайному ордену аморалистов. Добро пожаловать в мир без сраной школы, сраных учителей и домашки! — подмигнув, он радостно забирает яблоко и откусывает небольшой кусочек. Минус яблоко. Остался лишь сок и сэндвич. И Чонгук не уверен, что сможет спрятать их от ненакормленного кота тире человека. Его все ещё напрягает трехдневное затишье. После той выпивки у Намджуна и неловкого утра в чонгуковой комнате они не виделись и не разговаривали. Ни примитивного: «Как дела?», «Как самочувствие?»; ни коротких встреч под окном или возле ворот. Тэхён, Намджун, Юнги — вся эта безумная тройка внезапно пропала, оставив своего новоиспеченного собрата и дальше сгнивать в высоких, непробиваемых каменных стенах академии. И Гук не удивится, если о нем попросту забыли. Он ведь, в отличие от этих бездельников, до сих пор находится во власти школьных правил. У него нет возможности ежедневно сбегать из общежития и проводить вечер с банкой фисташкового мороженого на крыше здания, считая звезды под сонное сопение старшего. У Чонгука, между прочим, есть обязательства, от которых избавиться по личной воле он не способен. — Что ты здесь тогда делаешь? — недоуменно изогнув бровь спрашивает. Ученики, будто специально, толпятся вокруг них, понижая голоса до шепота. Чонгук, видимо, не в курсе, но Тэхён — любимая тема для сплетен среди старшекурсников. Особенно после случая в прошлом году, когда он без штанов завалился на экзамен и был с позором выгнан под громкий смех. Долбанный Мин Юнги и его несмешные шуточки. Тогда они только-только познакомились. — Пришёл проверить, как поживает моя принцесса, — лучезарно улыбается, продолжая аппетитно жевать сладкое яблоко. — Мисисс Ким звонила вчера, приказала прийти. Какие-то проблемы с документами, а братик без меня разбираться не хочет, — хмыкнув, Тэхён оглядывается, — не подскажешь, где лестница? — кому-то алкоголь, видимо, выбил всю память из мозгов. Чонгук недовольно цокает языком, сощурив чёрные глаза. Видеть Тэхёна в рубашке и пиджаке с изображённой в виде полосатого тигра школьной эмблемой, с рюкзаком на плече, пусть и набитым не понятно чем — совершенно необыкновенное явление. И, черт, почему ему так идёт этот прикид? Почему именно сейчас узкие джинсы настолько выделяют крепкие бедра? А медовая кожа, к тому же, прибавляет общей картине завораживающий контраст. Законно ли быть таким красивым? Чонгук, кажется, понял, что с ним происходило все эти три дня. У него диагноз — неизлечимое помешательство на человека, стоящего перед ним и, как ни в чем не бывало, кушающего красное яблоко. Откровенное издевательство вселенной. Чон приподнимает поднос и кивает подбородком в сторону входной двери. — Лестница прямо по коридору, никуда не сворачивай, — подавив желание умчаться следом, сухо проговаривает. «Пожалуйста, Тэхён, возьми меня с собой. Я не могу больше находиться здесь. Я хочу обратно***
— Пожалуйста, отнеси это в библиотеку, — перекладывая стопку учебников в руки брюнету, мягким тоном просит староста одиннадцатого класса — Сон Чонён. Добрая, общительная девушка с короткими тёмными волосами и милыми веснушками на носу. Она отлично выполняет свою работу, всегда приходит на уроки первой, отмечает опоздавших, следит за дисциплиной и, бывает, даже частенько занимает очереди в столовке для одноклассников. Чонён создавала впечатление хорошего человека, знающего свою цель в жизни и стремящегося её достичь. — У тебя есть минут пять до прихода мистера Хана. Время пошло, — ах да, жаль, но Чонён ужасно помешана на правилах. Как и большая половина этого учреждения. Чтобы кто-то прикрыл тебя во время прогула или помог списать у соседа по парте, — нет уж, ты не на той территории, милый друг. Либо учи сам, либо будешь исключён к концу месяца. Чонгук молча поджимает губы и выходит из кабинета с учебниками, находит лестницу и спускается на нулевой этаж. В библиотеку. До физкультуры всего ничего. Фактически, он и не планирует убегать куда-то с Тэхёном. Ему бы просто поговорить с ним, провести время. Послушать пошлые, устаревшие анекдоты или рассказы о том, как они с Юнги провожали новый год в доме бабушки Намджуна и чуть было не попали после этого в полицейский участок. Чонгуку нужно, наконец, привести все мысли в порядок и разобрать кашу в голове. Тэхён уверен в своих намерениях. Чонгук не очень. Тэхён открылся и ждет взаимности. Чонгук же боится прислушиваться к голосу собственного сердца. Каждый из них дал клятву проживать короткий миг, словно на сегодня он последний; нарушать запреты старших и наедаться сладким в любое время; бегать по грязной земле босиком и ловить замерзшими пальцами сухие листья, слетающие с полуголых веток деревьев; кричать, когда того хочется; плакать, когда это необходимо. Тэхён проживает в таком порядке день изо дня. А Чонгук научился пока лишь одному: как бесшумно и незаметно перелезать через окно на улицу. Может… они живут в разных мирах? — Чон Чонгук, — прозвучавший незнакомый голос бьёт по затылку. Брюнет дёргается, неосторожно приложившись лбом о твёрдый переплёт в руках. — Ой, прости, что напугал, — к нему подбегает один из одноклассников. Имя Гук, разумеется, не помнит. — Джин-хен сказал позвать тебя к нему. Идём, — махнув в противоположную сторону от студ. совета, парень пошёл вперёд. Чонгук нахмурился. — Куда именно позвал? — прочистил горло. — Сейчас узнаешь, — неоднозначно кинул через плечо, ухмыльнувшись. — У нас следующий урок мистера Хана. Если мы опоздаем… — Не волнуйся, успеем. Это займёт не больше минуты, — парень резко затормозил у приоткрытой двери школьной кладовой, — чем меньше будешь задавать вопросов, тем быстрее со всем покончим, — грубо схватив Гука за руку, он насильно втолкнул его в дверной проем. Стопка из пяти учебников с громким звуком ударилась о пол. В тесной комнате, облепленной старыми книжными шкафами и плакатами со странными формулировками, наподобие: «Школа — не дом, а учителя — не родители» или «Сначала делай, потом думай» — что совсем не складывалось с теми лозунгами, которые академия пропагандирует в нынешнее время — пахло столетней бумагой и пылью. Чонгук невольно чихнул, не обратив внимания на поджидающих внутри ещё двух учеников. Очень подозрительно. Ему бы лучше свалить отсюда. — Итак, утром прислали табель успеваемости нашего класса и рейтинг учеников среди новичков, — тихо начинает диалог темненький парень, вроде бы, с короткой фамилией Ли и неприметным именем на букву Ю… — волшебным образом, твое имя везде на первом месте. Несмотря на прошлые прогулы, несдачи тестов и противный храп во время уроков, — худое лицо искажается в презрительный оскал. Чонгука передергивает. Табель оценок? Он совсем забыл о нем! Знали бы любимые одноклассники, чем забита его голова в последние дни — ахуели бы не на шутку. Там на повторе безнадёжно крутится поцелуй, первая в жизни пьянка, первая в жизни ссора с другом и… чей-то бархатный голос. — Вопрос: каким, блять, образом ты оказался не на последнем месте? — тот поднимается и сердито припечатывает сжавшегося Чонгука к закрытой двери. — Неужто заслужил признание президента длинным языком? — за спиной хихикают дружки в качестве группы поддержки. — С нами это не сработает, мышонок. — Не прикасайся, — Чонгук брезгливо отдергивает чужую влажную ладонь и поднимает голову. Почему все повторяется? Кладовка, школа, злые и бесчувственные дети, ядовитые слова, оскорбления, ругательства. Боль. Много боли. Не хватает только… Су Хоши и его мягкого приятного смеха. В виске закололо. Когда-нибудь Чонгук научится не наступать на те же грабли. Когда-нибудь он избавится от своей тупости и перестанет следовать за психами. — Мне все равно, кто твой отец и сколько денег ты потратил, чтобы подкупить учителей, — пожимает плечами и пристально обводит глазами бледное лицо брюнета. Подходит ближе, практически касаясь губами мочки уха, — я ненавижу, когда мой труд обесценивают. В особенности, если от этого зависит моё будущее, — последние слова уже цедит сквозь зубы и после, чуть отойдя назад, замахивается, целясь и чётко попадая крепкими (стальными!) костяшками в скулу Чонгука. «Посмотрите на него, он приставал к Хоши-хену! Лез целоваться! Прямо на глазах у папы с мамой! Бейте его, ребята, пусть знает свое место!» «Прости, Гук-и. Я обязан был соврать им, иначе пострадала бы моя семья…» «Су Хоши перешел в другую школу. Теперь вас в классе двадцать один.» Сердце рвётся пополам, в глазах темнеет. Звенит звонок. Трое парней бросают напоследок что-то неразборчивое и покидают маленькую комнатку, предварительно забрав свои вещи и приведя внешность в надлежащий вид. Хруст ломающегося стекла становится звонче в ушах. Наверное, программа дала сбой. Чонгук глотает воздух с большими паузами. Он не ощущает привкус крови на губах и солёные дорожки слез на щеках. Он мог дать отпор, постоять за себя и за то проклятое первое место. Да, эта неделя выдалась непростой, однако все пропуски и прогулы он закрыл и самостоятельно заучил темы. Разве он поступил нечестно? Хотя к чему бы привела драка? Точно не к положительным последствиям. Плевать на учёбу и никому не сдавшиеся оценки. Чонгук чувствует себя паршиво не из-за тех трусливых эгоистов, что решили напасть втроём, у него давно болит где-то там. Дальше, чем сердце. Ближе, чем душа. Потому что давно копится, отравляет, мучает. Хоши был его первой любовью и первым предательством. Наверное, глупо вспоминать о нем сейчас. Обычно Чонгук не занимается этим. Образ мальчика с шоколадными глазами и морковными волосами всегда сам непроизвольно возникает перед ним, когда становится запредельно тошно, гадко, страшно. Слабак. Чон Чонгук, ты — жалкий слабак. Спустя неопределённое время Гук все же относит учебники старосты в библиотеку и на взволнованное миссис Ли: «Что случилось?», кисло улыбается, оставляя добрую старушку без ответов и возвращается на первый этаж. Ему бы найти туалет и умыться для начала. Чонгук не уверен в том, как выглядит в данный момент. Он без понятия, выскочил ли уже фиолетовый синяк на лице или же там все разукрашено в крови? Уроки придётся пропустить. И физру тоже… Тэхён расстроится. Чонгук почему-то не сомневается в этом. По пустому коридору разносятся тихие шаги, рюкзак остался в классе, идти и забирать нет ни сил, ни желания. Если его увидят в таком побитом виде, то устроят разборки всемирного масштаба. Какими бы сволочами не были одноклассники, Чонгук не планирует жаловаться на них и доносить до Сокджина или директрисы. Да и какое им вообще дело? Главное, он сдержал слово перед родителями — не опозорил семейную фамилию, произвёл довольно-таки неплохое впечатление и усердно работал (усердно — это шестьдесят процентов из ста). — Урок давно начался, — звучит бесцветным тоном откуда-то позади. Чонгук шипит, морально приготавливаясь к лекции по поводу своего неприемлемого поведения. — Эй, я, кажется, с тобой разговариваю, — шарканье кроссовок, раздражённый вздох, а затем и холодная рука на плече. — Чонгук? Спасибо этой чудесной школе за многочисленные подставы. Пак Чимин, видимо, сегодня ты настоящий спаситель. Чонгук на грани того, чтобы разреветься и броситься в объятия соседа. — Еба… кхм, ого?! — старший с особой осторожностью разворачивает к себе парня и большим пальцем дотрагивается до пульсирующей ссадины на правой щеке. — Что случилось? Ты подрался? С кем? — Чон жалобно всхлипывает, опустив голову. Всё, программа окончательно сломалась. — Вот же ублюдки. Ладно, разберёмся позже, нужно отвести себя к медсестре. — Чимин-щи, — Чонгук вытирает тыльной стороной ладони мокрые глаза и, будто обвиненный в ужасном преступление, искренне шепчет: — прости меня, пожалуйста. — Дурак, — сочувственно улыбается. — Я принимаю твои извинения, идём, — Чимин, может, и не показывает этого, но сам эти дни хуже злого Джин-хена. Понимал, что поступил неправильно. Повёл себя, как обиженный ребёнок, которому на следующий год стукнет девятнадцать! Чимину не хочется терять дружеских отношений с Чонгуком, их короткие весёлые диалоги и успокаивающее молчание на перемене под деревом. Возможно, они никогда и не станут «лучшими друзьями». Паку не принципиально, Чонгуку тоже. Имеет значение лишь то, что в обществе друг друга они не скрывают себя настоящих и не боятся быть уязвимыми. Разве не с подобных ощущений люди открываются миру, впуская новое и необычное в свой кругозор, запертый в сердце?. Чонгук закидывает руку на плечо Чимина и, не меняя положения, они спускаются вниз и выходят на улицу. На территории академии имеется отдельный медицинский пункт, наподобие больницы для несильных травм и переломов. Это в случае, если у кого-то расшатаются нервы, или ученики не смогут поделить место в столовке, или если ученики решат поколотить одноклассника за первое место в рейтинге лучших новичков. — Так ты расскажешь, кто это сделал? — помогая переступать высокие ступеньки, спрашивает Чимин. — Какая разница, — устало пожимает плечами, — они завтра уже забудут об этом. — Ты плохо знаком с нашими первокурсниками, они готовы глотки перегрызть своим, лишь бы заполучить то несчастное место в таблице. Очередной био-мусор, — Чонгук хрипло посмеивается. — А что? Я серьёзно. Не будь тут Ким Сокджина, все бы полетело к чертям собачьим. — Какого хера? — прерывает недолгую беседу сбежавший с урока геометрии русоволосый парень. В пальцах зажата железная банка вишнёвого доктора Пеппера. Чонгук столбенеет, забывая моргать. Чимин несмело отпускает Чона, пытаясь припомнить имя незнакомца. Стоп, не говорите, что это тот самый младший брат их уважаемого школьного президента. Сколько, мать вашу, лет-то прошло?! — Тэхён… — точно! — Н-ничего страшного… — Лучше ротик прикрой, солнце, — Тэхён выглядит по-зверски рассерженным. Желваки опасно играют на скулах. Вокруг подтянутого тела вырисовывается мрачная кровожадная аура. Хоть не дыши рядом с ним. Тэхён отдаёт наполовину полную газировку и, сняв пиджак, легонько укрывает им чужие плечи. На улице минус десять, ветер, мороз, а этот мелкий вышел в одной рубашке и брюках. — Пусть медсестра обработает синяк и даст обезболивающее. Чтоб ни на ногой на улицу, я заберу тебя, как освобожусь, — заберёт? Чонгуку послышалось? Ему же не два годика, чтобы за ним приходили и уводили домой! — Возражения не принимаются, — Тэхён предупреждающе тычет указательным пальцем тому в грудь, затем более вежливо обращается к Чимину, — проследи за ним. — Тэхён, это были ребята из его класса, я уверен, — неожиданно добавляет Чимин. Чонгук слабо бьёт его по руке, ясно выражая немой вопрос: «Ты на чьей стороне?» — Понял, спасибо. Теперь, остаётся молиться ангелам за жизнь троих парней. По их грязные души идёт дьявол в обличии восемнадцатилетнего подростка с чёрными невидимыми рожками.***
У школьных игроков американского футбола состоялся тренировочный турнир, на котором двое поломали руки, трое заработали ушибы и парочка с рассеченными губами. Что именно произошло во время игры — известно лишь тренеру (одна из причин, почему Чонгук не любит спорт) В общем, медсестры в своём кабинете не оказалось. И принять Чонгука, следовательно, никто не смог. Попросили подождать, пока разберутся с прибывшими «спортсменами». Чонгук молча согласился и решил подождать медсестру внутри, в отличие от Чимина, который отправился гулять по всему помещению в поисках свободного сотрудника. В случившемся он чувствует долю и своей вины. Будь он рядом с Чонгуком, такого не произошло. С улицы доносятся запыханные голоса учеников, занимающихся физкультурой, в кабинете стоит резкий запах нашатырного спирта и невкусных кислых сиропов; есть рабочий стол, заваленный медицинскими карточками и разными принадлежностями; небольшая вешалка с длинным горчичного цвета пальто и вязаным шарфом; подоконник украшают два диких кактуса, денежное дерево и нераспустившаяся белая роза. Чонгук, мотыляя ногами, тихонько посиживает на кушетке, расположенной напротив двери. Урчит живот. Сэндвича и молока все же не хватило. Стоило догадаться… На самом деле, Чон не понимает, почему в нем спокойствие преобладает над страхом. Кто знает, что там сейчас происходит в академии? Мало ли господа полицейские прямо в этот момент увозят Тэхёна в наручниках, а учителя ожидают приезда скорой помощи, дабы спасти своих побитых учеников. Представить подобную картину в реальности труда не составляет. Чонгук не должен думать о таком, но ему чертовски понравилась реакция Тэхёна. Он и впрямь рассердился, и, не думая долго, отправился на защиту. Это очень… мило? Скрип половиц, и в дверном проёме появляются растрепанные светлые волосы. Рукава рубашки и коленки испачканы в грязи. Неровное дыхание заставляет напрячься и подняться с кушетки. — Они мертвы? — испуганно ловит взгляд карих глаз. — Похоронил за общежитием. Три могилки и над каждой надпись «безмозглые придурки». Чонгук фыркает и плюхается на мягкую поверхность. Тэхён растягивает уголки губ в задорной улыбке и опускается на корточки рядом с младшим. Внимательно изучает синяк, а затем, поднявшись, достаёт из стеклянного навесного шкафчика квадратную аптечку. Ставит стул и, усевшись, приступает к медицинскому осмотру. Тэхён, между прочим, когда-то врачом мечтал стать. Несколько капель спирта, и влажный кусочек ватки касается побаливающий скулы. — Ай, — кривится Чонгук. — Терпи, — прилетает строгим тоном. — Как ты понял, кто ударил? — Никак. Зашёл в класс и сказал, что камеры видео-наблюдения всё засекли. Они, тупицы, поверили и начали просить прощения, — другой рукой Тэхён приподнимает подбородок брюнета и ещё раз смачивает ватку, — только вместо благодарности они получили сломанные носы. Повезло им, что я без Юнги пришёл. Тот совсем грани не видит, — Чонгук неслышно хихикает, не отдавая себе отчёта в действиях. Подумаешь, он ведет себя, как влюблённая девчонка. Подумаешь, за последнюю неделю, с Тэхёном весело, неловко, смешно, романтично, легко и радужно. Не пора ли дать себе шанс на счастливую жизнь? — Ну как? Не болит? Я могу… — Тэхён не закончил, на него с робкими (безумно мягкими и тёплыми) объятиями накинулся маленький пугливый кролик. Холодные запястья на шее пускают мурашки, нос утыкается куда-то в плечо. Тэхён глубоко набирает воздух в легкие, ощущая жар на щеках и приобнимает тощую спину, кладя голову на чужую макушку. Из-за его пиджака от Чонгука несёт еле уловимыми мятными сигаретами и дешёвым японским одеколоном. Тэхён раньше не воспринимал объятия, как нечто важное и приятное. Не воспринимал, пока не принял их от