game of waiting

Минхо уже второй час сидел в полупустой комнате, обездвиженный собственным бессилием. Его очередное ожившее видение — он бы душу отдал, не задумываясь, только бы никогда его не переживать. Лунный свет пробивался через тонкие облака. Прохладный ветер колыхал его волосы, но Минхо едва чувствовал его мягкие прикосновения. Воспоминания о произошедшем попеременно вспыхивали в его памяти, они всё ещё были слишком яркими, чтобы не выворачивать наизнанку. Чан, который смотрел тепло, понимающе и немного грустно. Будто извинялся, хотя извиняться ему было не за что. Горячий песок под ногами, капли пота по виску, чужая рука в крепком захвате. Противная рыжая пыль повсюду. Сильный толчок в спину, дорожки слёз на чужом лице и я тебя люблю. Кусочек чистого неба. Бегущие люди, звон в ушах, сквозь который пробивались хаотичные голоса. Дорога вслепую. Завалы. Неестественно белый борт ринга с отпечатком крови на боку. Синие волосы. Хёнджин и его вопросы, на которые Минхо не может ответить. Слёзы. — Минхо, — Хван потряс его за плечи, но толку от этого было мало. Ли и так всего трясло, с ног до головы. Хлёсткая пощёчина заставила его поднять расширенные глаза на Хёнджина. — Слушай меня. Ещё раз спрашиваю, где Чан и Феликс? — Где-то там, — после небольшой паузы Минхо показал в сторону входа в Джунгли, — они остались внутри. Я не знаю, где точно. Лицо Хёнджина дрогнуло. На нём отразились эмоции, которые Минхо не удалось распознать. — Ты оставил их там наедине с Чанбином? — Чан сказал нам бежать, — произнёс Минхо уже твёрже. Это была правда, он совершенно не хотел оправдывать себя, хотя звучало так, будто пытался. То, что Минхо сейчас говорил, не было похоже на весомый довод — он и сам это понимал. — У нас было слишком мало времени на споры. — Господи, — лицо Хвана побледнело ещё сильнее, — я пойду за ними. — Нет, Хёнджин, стой, — Минхо попытался догнать его, но с Джисоном на руках это было проблематично. Ли остановился и просканировал взглядом перешёптывающуюся толпу. Когда он обнаружил в ней нужного человека, то подозвал его, чуть повысив голос: — Ёсан, помоги мне. Парень недоумённо оглянулся, уверенный, что ему послышалось. Однако стоило Ёсану увидеть не терпящий возражений взгляд Минхо, как он тут же сделал несколько торопливых шагов навстречу. Видимо по старой памяти парень протянул вперёд руки, чтобы забрать Джисона у Минхо, но тот прижал к себе безвольное тело и коротко мотнул головой в сторону входа в Джунгли. — Не дай ему уйти. Дома ещё рушатся, его может завалить, — Минхо обернулся на оставшихся людей. Его руки всё ещё дрожали, но вовсе не от тяжести. — Идёмте за мной. Надеюсь, вы успели вчера перенести все свои вещи, потому что в ближайшее время мы сюда не вернёмся. Минхо кинул прощальный взгляд на ставшие родными рыжие дома. Точнее, на то, что от них осталось — относительно уцелело только здание, в котором находился вход. Другие превратились в гору кирпичей, которые практически полностью завалили площадь. Конечно, благодаря видению Минхо жители смогли спасти свои пожитки. Благо, рядом располагалось ещё несколько похожих кирпичных прямоугольников — они выбрали ближайший и вчера днём перенесли туда свои личные вещи. Это место было практически не отличить от Джунглей — разве что дома размером были в несколько раз меньше, площадь между ними заросла травой, и там не было ни знакомого ринга, ни уличных фонарей. Но ничего такого, что сильно бы усложнило их жизнь или чего они не смогли бы со временем исправить. Минхо молчал всю дорогу до их нового дома, пытаясь отыскать в себе силы продолжить играть свою роль. Он понимал, что сейчас, как никогда, нужен был своим людям. Ему предстоял долгий день разговоров с волнующимися и возмущающимися, отстраивания привычного быта заново и нескончаемого шёпота за спиной. В другой ситуации рядом с ним бы непременно был Чан. Но сейчас всё было иначе. К счастью (хотя скорее «к сожалению»), утонуть в своих мыслях Минхо мешал вес, который упорно тянул его руки к земле. Он не мог найти в себе силы доверить Джисона кому-то ещё, но и нести его самому ощущалось так… странно. Перед глазами маячила, казалось, привычная картина — знакомое лицо, тонкие линии рук и ног и чёрная кофта с мелкой вышитой ромашкой у сердца. Минхо не покидало чувство, что Джисон вот-вот усмехнётся, отпустит одну из своих саркастических шуток и, спрыгнув с его рук, зашагает рядом. Но стоило незаметно опустить глаза вниз, как пелена слетала с глаз. Лицо Джисона стремительно бледнело, руки и ноги свисали к земле, будто у безвольной тряпичной куклы, а на маленькой ромашке отпечатался след крови. Как только Минхо убедился, что внутрь зашли все (Ёсану всё ещё приходилось держать Хёнджина, чтобы тот не убежал обратно), он нашёл глазами Сынмина и одним взглядом приказал ему идти за собой. — Ему нужно в больницу, — твёрдо проговорил Ким после быстрого осмотра. Минхо, который всё это время стоял в дверях и напряжённо следил за его действиями, категорично мотнул головой. — Нам не на чем его везти, а скорая сюда не проедет. Мы дождёмся её в лучшем случае часа через два. — Он не протянет ещё два часа, — Сынмин обернулся на Минхо. — Его травма очень опасная, я не могу дать никаких гарантий. — Просто делай то, что умеешь. Никто из нас не справится с этим лучше тебя. Сынмин покачал головой. В такт ему закачались тонконогие тополи за окном. — Когда я поставлю его на ноги, больше ни шагу в медпункт не ступлю. Что хотите со мной делайте, — Минхо фальшиво изогнул уголок рта, силясь улыбнуться. Попытка была успешно провалена. Сынмин протянул руки к аптечке и бросил на него уже заранее утомлённый взгляд. — Ты долго тут стоять собираешься? Иди уже, не мешай мне работать. Лучше ты ему этим точно не сделаешь. С этими словами Ким вышел из комнаты. Через несколько секунд где-то в отдалении зажурчала вода. В комнату Джисона Минхо удалось вернуться только поздней ночью. Как только он убедился, что каждому в новом доме нашлось место по душе, дети стараниями Чонина и Сонмин были уложены, а Хёнджин крепко спал под пристальным взором Ёсана, Ли тут же рванул в медпункт. Он был твёрдо намерен отстаивать своё право остаться этой ночью рядом с Джисоном, что бы ему ни сказал Сынмин. Однако когда Минхо приоткрыл скрипучую дверь, мысленно прокручивая в голове с десяток аргументов, то не увидел доктора внутри. В комнате было пусто и тихо — никого, кроме неподвижно лежащего на кровати Джисона. Его волосы были скрыты многочисленными слоями бинтов, слабоотличимыми от неестественно бледной кожи под молочным лунным светом. Дыхание было слабым и тихим, грудная клетка едва двигалась — Минхо уже успел испугаться, что в его отсутствие с Джисоном случилось непоправимое. Ли опустился на табуретку рядом с его кроватью. Та была жёсткой и неудобной, явно старой, как и всё в этой комнате. Минхо сжал ладони Джисона в своих — они были ожидаемо холодными, — и только тогда понял, что дрожит. — Ты сказал, что любишь меня, — тихо проговорил Минхо. — Я бы хотел сказать, что ненавижу тебя — за то, что ты оттолкнул меня сразу после, убежал, понадеявшись чёрт знает на что, а потом заставил меня вытаскивать тебя из-под завалов. Или за то, что случилось ещё раньше — за тот поцелуй, который разрушил всё то, что я так долго выстраивал внутри себя. За то, что ворвался в мою жизнь и совершенно наглым образом забрался в ней на самую вершину. Я мог бы ненавидеть тебя за эти и многие другие вещи. Но вот беда — мне совершенно этого не хочется. Вдруг Минхо почувствовал себя невыносимо одиноким. В этой маленькой холодной комнате, где пахло лекарствами и сыростью, он сидел рядом с одним из самых дорогих ему на свете людей и отчаянно пытался возненавидеть его хотя бы за что-то. Только бы уменьшить боль, которую вызывает отсутствие этого человека в его жизни. Минхо хотел бы вернуться в прошлое и вместо Джисона толкнуть себя под эти завалы. Всё, что угодно, лишь бы не сидеть здесь и не вести этот монолог, ответом на который не могло быть ничего, кроме тишины. — Я тоже люблю тебя, — Минхо кинул на Джисона взгляд, и что-то в его сердце болезненно закололо. Ему пришлось напомнить себе, что это действительно Джисон, а не жутко похожий на него манекен, лежит сейчас на кровати под бледными лунными лучами. — Мне всё равно, слышишь ты меня сейчас или нет. Я скажу это снова, когда ты проснёшься, повторю это столько раз, сколько понадобится. Ты только… возвращайся, ладно? Минхо прижал тыльную часть его ладони к своим губам — холодную, словно фигуру изо льда. Он знал, что вряд ли сможет заснуть в ближайшее время, поэтому повернулся лицом к открытому окну и позволил лунному свету касаться его слёз. Если закрыть глаза, напоминало мягкие, почти невесомые прикосновения. В эту ночь ему не у кого было искать объятий. На следующее утро Минхо проснулся с болью в шее и спине. Всю эту ночь он провёл рядом с кроватью Джисона, уложив голову на матрас возле его рук и пытаясь найти баланс между сном и желанием не упасть с табуретки. Минхо нехотя поднялся и устремил взгляд в приоткрытое окно. Солнце уже встало, но совсем недавно — жители Джунглей обычно просыпались позже. Однако сегодня предстоял не совсем обычный день, и если у Минхо появилась возможность начать его раньше, он не мог ей не воспользоваться. Найдя Сынмина в соседней комнате — его сон всегда был поразительно чутким, — Минхо попросил его последить за Джисоном в его отсутствие. Ким коротко кивнул и потянулся, чтобы прогнать сонливость. — Хён, — хриплое и уставшее, оно было первым, что Минхо услышал, выйдя на улицу. Перед ним стоял Ёсан — с красными от недосыпа глазами и явно расстроенный. — Я сидел над ним всю ночь, но он всё равно умудрился сбежать. Прости меня. Минхо вздохнул. — Ничего, иди спать. Я сам за ним схожу, — несомненным плюсом побега Хёнджина была его абсолютная предсказуемость. Минхо отлично понимал, где его нужно было искать. Джунгли казались одновременно такими знакомыми и такими чужими. Минхо словно смотрел на то, как причудливо поблёскивают на солнце осколки его прошлой жизни. Он не мог заставить себя сделать даже шаг внутрь, поэтому решил просто обойти здание сбоку, молясь не увидеть конечности Хёнджина среди завалов. К счастью, Хван нашёлся через десять минут напряжённого разглядывания людей, погребённых под кирпичами. Он стоял на относительно ровном возвышении — возможно, куске бывшего пола или потолка — и внимательным взглядом сканировал обломки вокруг. — Хёнджин, — позвал Минхо. Хван чуть качнулся от неожиданности, но всё же смог сохранить равновесие. Не разворачиваясь, он бросил: — Если ты пришёл за мной, то только зря тратишь время. Без Чана и Феликса я отсюда не уйду. — Я здесь не для того, чтобы тебя отговаривать, — Минхо убрал руки в карманы, — Чан — мой лучший друг, и я хочу его найти не меньше, чем ты. Но идти сюда одному небезопасно, завалы очень коварны. Ты можешь один раз оступиться и остаться без ноги. — И что ты предлагаешь? — с подозрением спросил Хёнджин. — Для начала, я предлагаю тебе слезть оттуда. До места, где я видел их в последний раз, легче и быстрее будет добраться по земле. А там посмотрим. — С тобой случайно нет Ёсана? — Хёнджин попытался аккуратно повернуться, но снова чуть не упал. — Нет, я отправил его отсыпаться. Он сидел над тобой всю ночь. — Я знаю, — поджал губы Хёнджин, — не мог заснуть, зная, что Чан где-то здесь и он ждёт нашей помощи. — Я тебя понимаю, — тихо отозвался Минхо. Как только он увидел это место, вина вновь заполнила его сердце до краёв. Минхо понимал, что никогда не сможет простить себя за вчерашнее, вне зависимости от того, найдут они Чана и Феликса живыми или нет. В моменте, под его всезнающим взглядом это решение казалось верным, но сейчас осознание того, что он обрёк на смерть своего единственного друга, было тошнотворным. Хёнджин легко, словно кошка, шагал с камня на камень. Минхо смотрел на него снизу вверх — лучи мягко падали на его волосы, создавая солнечный ореол вокруг его головы. Лицо Хёнджина было немного напряжённым, он явно пытался выглядеть более спокойным, чем действительно себя ощущал. Хотя эта бравада была ни к чему, они буквально собирались ходить по огромной могиле в надежде найти дорогих им людей живыми. Хёнджин спрыгнул на землю и поднял глаза на Минхо. Вблизи Ли заметил явные признаки бессонной ночи — опухшие и покрасневшие от полопавшихся сосудов глаза и глубокие тени под ними. Впрочем, это не мешало ему выглядеть настойчиво. — Веди, — коротко сказал Хёнджин. Минхо кивнул и двинулся к противоположному углу Джунглей. Там, недалеко от ещё недавно стоявшего на этом месте медпункта, он видел Чана и Феликса в последний раз. Минхо (немного эгоистично и безжалостно) надеялся, что они не наткнутся на Чанбина. Когда они подошли к нужному месту — примерно, потому что все ориентиры были погребены под рыжими кирпичами, — Минхо остановился. — Вчера я звонил в полицию. Сказал, что на окраине города рухнули дома и что скорее всего там ещё есть живые люди. Назвал адрес, попросил приехать как можно скорее, потому что понимал, что сами мы с этим не справимся. Но они так и не приехали, — Минхо посмотрел на Хёнджина и вновь увидел на его лице эту загадочную эмоцию, которую он не мог опознать. — Тогда нам придётся разобраться с этим самим, — холодно произнёс Хван и ступил на один из камней. — Не отходи далеко и ступай осторожно. Как ты и сказал, завалы очень коварны. Я не вынесу на себе трёх человек. С этими словами он продолжил своё восхождение наверх. Минхо несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь прогнать чувство тошноты, и шагнул за ним. Одновременно смотреть, куда наступаешь, и осматриваться вокруг было тяжело. Несколько раз Минхо чуть не споткнулся — в те моменты, когда его захлёстывало осознание, что под этими камнями действительно могут находиться люди. Неважно, живые или нет — они ходили по чужим телам. Только желание найти Чана толкало его вперёд и заставляло продолжать идти. Рыжие горы казались нескончаемыми. То тут, то там мелькали обломки прежней жизни — мебели, которую они не успели перенести, уличных фонарей, брошенной в спешке одежды. Каждый раз, когда Минхо видел среди кирпичей чьи-то конечности, его бросало в дрожь. Он старательно напрягал слух в надежде услышать хоть что-то, что укажет, в каком направлении ему нужно двигаться. Но завалы отвечали молчанием. От окружающей тишины, прерываемой только звуком осторожных шагов, сердце сжималось ещё сильнее. По ощущениям с начала их поисков прошло около получаса. За это время они с Хёнджином не обменялись даже парой слов и, несмотря на советы последнего, достаточно сильно отдалились друг от друга. Ли делал шаг за шагом в сторону входа в Джунгли и уже практически потерял надежду, как вдруг странное ощущение заставило его остановиться. Он оглянулся, пытаясь понять, что заставило волосы на его затылке встать дыбом, но не нашёл ничего примечательного. Ни единого следа живого человека. Тогда Минхо опустился на корточки, решив, что, возможно, взгляд с другого ракурса откроет ему нечто новое. Секунда, две, три. Ощущение не покидало его, и Минхо нахмурился. Он уже собирался встать и продолжить свой путь, но медленнее, как вдруг застыл на месте. Ему не показалось? Тишина сдавливала виски обручем и звенела в ушах, но Минхо заставил себя сосредоточиться и опуститься ниже, почти припав ухом к завалам. Секунда, две, три. — Хёнджин, сюда! — Минхо приложил все силы, чтобы не подскочить на ноги. Резкие движения могли нанести вред человеку, который находился внизу, — именно его шёпот и заставил Минхо поражённо остановиться. — Ты меня слышишь? Чан, ты меня слышишь? Это несомненно был он. Этот голос Минхо бы ни с чем не перепутал. Не тратя время на ожидание, он аккуратно отступил в сторону, стараясь не разрушить конструкцию из камней, и стал один за другим откидывать их на землю. Издалека увидев, чем занимается Минхо, Хёнджин без промедлений присоединился к нему. Сложность заключалась в том, что им нужно было быть очень осторожными и не спровоцировать своими движениями обвал окружающих куч кирпичей. Через некоторое время парни перестроились — Минхо очищал пространство слева, а Хёнджин — справа. Шум камней заглушал тихий шёпот, поэтому они не могли определить, в нужном ли месте копают, но не могли заставить себя остановиться. Вскоре из-под завалов показался железный пласт. Они быстро убрали с него оставшиеся кирпичи — пласт оказался плотной дверью, которая в домах Джунглей обычно разделяла улицу и дом. — Чан, ты там? — подал голос Минхо. Он старался звучать громче, чтобы тот точно его услышал. Некоторое время из-под завалов не доносилось ни звука, а затем послышалось тихое: — Господи, это ты. Прошу, вытащи меня отсюда. Минхо поднял глаза на Хёнджина. Он выглядел так, будто мысленно благодарил всех известных ему богов. — Если мы сейчас попытаемся поднять эту дверь, все кирпичи, которые она подпирает, завалят его. — Давай уберём отсюда столько, сколько сможем, — Хёнджин аккуратно переместился к краю завалов и ступил на землю. — Тогда у него получится вылезти, даже если обвалятся кучи справа и слева. Но делать это нужно очень аккуратно. — Как будто мы до этого не были аккуратны, — Минхо почувствовал прилив энергии. Они снова переговаривались, как в старые-добрые времена. Если бы только они не пытались при этом спасти Чана от погребения под горами кирпичей. Минхо показалось, что в тот момент, когда увидел руку Чана, придерживающего дверь, чтобы та не упала на него, он выдохнул первый раз за всё это время. Ли хотелось разом выдернуть друга оттуда за эту ладонь, но он понимал, что это может быть слишком опасно. Поэтому их с Хёнджином руки продолжили методично двигаться, разбирая горы кирпичей. Наконец, расстояние между приподнятой дверью и краем разобранной кучи стало достаточным, чтобы Чан смог в неё пролезть. Минхо дрожащими руками ухватился за дверь, давая Чану возможность опустить свои. — Скорее, вылезай, — Хёнджин протянул к нему свои ладони, — пока всё не обвалилось. Давай, я тебе помогу. Минхо увидел, как из полутьмы к свету потянулись две испачканные в рыжей пыли, но целые (Боже, целые, ни единой царапинки) руки. Хёнджин тут же сжал их в своих — они переплели пальцы, и Хван с силой потянул Чана на себя. Наверняка, в этом было мало приятного — острые кирпичи безжалостно впивались в его тело, — но точно лучше чем то, что ему пришлось бы пережить, если бы они его не нашли. Как только Чан полностью оказался снаружи, Минхо резко опустил дверь. Она с громким хлопком упала на землю и тут же оказалась завалена кучами рыжих кирпичей. — Минхо, — подал голос Чан. Ли обернулся — тот лежал на земле, явно не способный подняться на ноги от усталости, но мудрые глаза по-прежнему поблёскивали на фоне покрытого пылью лица. — Там Феликс. Его тоже нужно достать. — Где он? Вместо ответа Чан кивнул в сторону завалов. Хёнджин перевёл глаза туда, куда был устремлён чужой взгляд, и вдруг застыл. Минхо обернулся, не уверенный, что ему стоит искать, но стоило его взгляду вновь упасть на дверь, как он точно также оцепенел. На гладкой железной поверхности лежала тонкая рука. Мимо Минхо проскользнула безмолвная тень — Хёнджин обогнул его, присел рядом с этой рукой, на несколько секунд застыл, глядя на неё, и, словно робот, принялся за работу. Вскоре из-под завалов показалось лицо. Обломки кирпичей почти не тронули его, лишь на скуле виднелся небольшой синяк. Оно выглядело умиротворённым и неестественно бледным, что делало Феликса ещё младше, чем он был на самом деле. Казалось, будто он просто прилёг отдохнуть и совсем скоро проснётся. В один момент Хёнджин остановился и опустил руки. Минхо не мог видеть его лицо, но по тому, как начала подрагивать его спина, Ли понял, что Хван плакал. — Я не могу, — сквозь слёзы выдавил Хёнджин. Минхо понимал его — достать Феликса (или то, что от него осталось), означало признать его смерть и навсегда запомнить его лицо и тело именно такими. Холодными, безжизненными, в рыжей пыли и ещё сильнее проступившими на бледной коже веснушками. Некоторое время Минхо сидел молча, не решаясь сдвинуться с места или сказать что-либо — в любом случае, все его слова были лишними. Но в тот момент, когда он наконец решил подать голос, вдали послышался звук полицейской сирены. Постепенно он становился всё громче и громче — что бы это ни было, оно приближалось. Минхо с Чаном синхронно переглянулись. — Ты как? Из докторов у нас только Сынмин — может, тебе скорая нужна? Чан мотнул головой. — Не переживай, со мной всё в порядке. Минхо кивнул. Он по-прежнему доверял Чану — если он сказал, что в порядке, этот вопрос не ставился под сомнение. — Хёнджин, — Минхо повернулся обратно к парню и попытался звучать как можно мягче и при этом настойчивее, — сейчас тебе нужно забрать Чана и как можно скорее вернуться к остальным. Вам нужно будет немного посидеть в домах, очень тихо. Сейчас сюда приедет полиция, и если их обнаружат, у нас будут проблемы. Я попробую их уболтать. Хван ещё некоторое время просидел неподвижно, а затем резкими движениями смахнул слёзы с лица и поднялся. — Я тебя понял. Не беспокойся за нас, мы справимся. Он подхватил Чана — тот мимолётно коснулся ладонью его щеки, но лицо Хёнджина по-прежнему оставалось печальным. Они нестройными шагами двинулись в сторону их нового дома. Минхо смотрел им вслед до тех пор, пока фигуры не скрылись за стенами рыжих домов. / Два дня спустя У Минхо наконец-то были хорошие новости. Им удалось привести в порядок пространство внутри прямоугольника домов и установить на площади несколько уличных фонарей. Жители понемногу начали привыкать к новому месту, и обжитое пространство стало напоминать прежний дом. Чан на удивление был в абсолютном порядке. Что бы ни происходило с ним под теми завалами, оно никак не навредило его физическому состоянию. Весь первый день он потратил на то, чтобы отоспаться и отдохнуть, а уже на второй уверил Минхо и Сынмина, что чувствует себя отлично, и забрал местных детей на занятия. Без ринга тренироваться было тяжеловато, но Чан не терял уверенности, что в скором времени они восстановят и его. Хёнджин попросил несколько дней передышки от занятий с детьми. Ему всё ещё было тяжело из-за произошедшего с Феликсом, и показываться перед малышами в таком состоянии он не хотел. Чан был совершенно не против подменить его пару раз, а дети, хотя и скучали по учителю, не решались ни о чём расспрашивать. Этот день был до боли похож на предыдущий и даже на некоторые дни из их прошлого — спокойные, планомерные. После обеда Минхо планировал заглянуть к госпоже Кан — она и здесь жаловалась на шелестящие стены, — но на полпути к дому его остановил оклик: — Минхо! — голос несомненно принадлежал Сынмину. Ли повернулся в сторону медпункта и увидел его лицо, выглядывающее из окон палаты Джисона. Из-за того, что это место по размеру было меньше прежних Джунглей, Минхо услышал его голос, даже находясь в другом конце этого пространства. — Быстрее, сюда. Его сердце пропустило пару ударов. Тон Сынмина был серьёзным, значит, дело не терпело отлагательств. То, что в этот момент он находился в палате Джисона, навевало нехорошие мысли. Минхо в ту же секунду ринулся к медпункту — ориентиром для него служил яркий красный крест над дверью. Он постарался как можно спокойнее открыть входную дверь, чтобы не потревожить послеобеденный сон больных, но его руки дрожали. Даже не глядя на высеченные номера на дверях комнат, Минхо по памяти нашёл нужную в длинном коридоре. Взяв себя в руки, он осторожно приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Сынмин привычно стоял у кровати Джисона и что-то записывал в свою тетрадку. При звуке открывающейся двери Ким обернулся и кратким движением руки остановил его. Минхо застыл на пороге, как вкопанный. — А сейчас очень спокойно, — настойчиво проговорил Сынмин. Минхо непонятливо сдвинул брови, но, чувствуя строгий взгляд доктора на себе, с сомнением кивнул. Тот подождал ещё немного, словно желая нервы Минхо на прочность, и лишь спустя десяток томительных секунд сделал шаг в сторону. К Минхо устремился взгляд слабых, но по-прежнему слегка поблёскивающих и таких знакомых карих глаз. В них читалось болезненно тёплое, нежное, родное: «а вот и ты». Словно возвращение домой. Джисон, кажется, попытался улыбнуться, но губы не слушались его — он всё ещё был слишком слаб. Но как заразительно улыбались (наконец-то улыбались) его вечно печальные глаза. Эмоции оглушили Минхо подобно ушату ледяной воды. Счастье, благодарность, вина, страх и обида. Потеря и обретение, тепло в сердце и лёгкая прохлада из приоткрытого окна, что-то родное и одновременно незнакомое. Но превыше всего — невыразимая любовь. — Я тебя ненавижу, — проговорил Минхо, улыбаясь, как идиот. В глазах Джисона читалось: «я тебе не верю». В глазах Минхо отражалось: «как же я рад, что ты мне отвечаешь». — Минхо, будь осторожен, — напомнил о своём присутствии Сынмин, — ему нельзя слишком сильно волноваться. Это может быть опасно для его здоровья, он только что пришёл в себя. — Сынмин, дай нам пять минут, — уверенно произнёс Минхо. В глазах Кима сверкнуло недоверие, но Ли не собирался сдаваться. — Пять минут. Я обещаю, что ни слова ему не скажу. Доктор скептически посмотрел на него и вздохнул, но всё же медленно двинулся к выходу. Проходя мимо Минхо, Сынмин вновь педантично напомнил: «спокойно». После этого Минхо практически вытолкал его за дверь. Они вновь остались одни в этой маленькой комнате. Минхо не раз был участником подобной сцены — он стоит на пороге, а Джисон лежит на кровати, недвижимый, и дышит так тихо, что впору усомниться, жив ли он ещё. Но теперь для сомнений не было оснований, потому что Джисон неотрывно смотрел на него своими маленькими глазами-озёрцами, блестевшими из-под белоснежного одеяла. Хан молчал — Минхо не был уверен, мог ли он вообще говорить, но даже этот взгляд был больше того, о чём он мог мечтать. Минхо медленно приблизился к его кровати, привычным движением подвинул к себе табуретку и опустился на неё. Джисон скосил глаза вниз — одеяло зашевелилось и из-под него показалась бледная ладонь. Он поднял на Минхо глаза, посылая безмолвные сигналы в надежде, что тому удастся их уловить и правильно расшифровать. Минхо протянул свои подрагивающие ладони, сжал между ними холодную руку Джисона и тихо-тихо засмеялся. Он наконец почувствовал, как чужая ладонь от его касаний постепенно теплеет. / Пять дней спустя — Кстати, ты так и не рассказал нам, — Чан поднял голову от тарелки. На улице стояла поздняя ночь, а им приспичило невовремя проголодаться — пришлось готовить рисовую кашу на скорую руку. — О том, что случилось с тобой в Джунглях. Ты говорил, что расскажешь, когда проснётся Джисон. Чтобы не повторять всё по нескольку раз. Чан покосился на Минхо, который сидел на кровати возле Джисона. У него в руках была уже остывшая миска, которую Минхо слегка придерживал, когда руки Джисона начинали слишком сильно трястись. Поймав его взгляд, Ли нахмурился. — Хёнджин, я не уверен, что сейчас подходящее время, — уклончиво проговорил Чан, вложив во взгляд всё своё красноречие. Однако Хван был неумолим. — Самое подходящее. Рассказывай. — И мне тоже хочется послушать, — тихо проговорил Джисон. Как бы он ни старался, ему пока сложно было говорить громче того тона, который большинство людей считало шёпотом. Впрочем, уже это было значительным прогрессом. Минхо вздохнул, Чан пожал плечами, мол «ну, что тут сделаешь?». — Просто это не самая весёлая история, и я, если честно, не знаю, как сделать её менее печальной. Когда я отправил Минхо и Джисона, то с поразительной отчётливостью понял, что вряд ли выберусь оттуда живым. Чанбин действовал, как машина для убийств — чётко, хладнокровно, целенаправленно. Не давал мне и шагу в его сторону ступить. Но хотя он значительно превосходил меня в силе, в один момент мне всё же удалось отвлечь его, чтобы Феликс смог сбежать. Я думал, что он спрячется в домах, но этот парень зачем-то побежал ко мне. Тоже мне, защитника нашёл. Чан грустно улыбнулся. По окошку тихо застучали ветви близрастущего тополя, послышался стук капель о стекло. Мелкий осенний дождь будто специально поджидал время, чтобы стать фоновым шумом для оставшейся в прошлом истории. — Мы оказались в ловушке, бежать было некуда. Дом над нами начал рушиться, Чанбин вырвал ближайшую дверь и, разделив нас, прикрыл ею Феликса — видимо, чтобы на него не попали кирпичи. Всё произошло так быстро, что я даже среагировать не успел. Феликсу удалось толкнуть Чанбина под завалы — я увидел только, как он исчезает под горой падающих кирпичей, — а потом… — Чан замолк, пытаясь справиться с болью, которую причиняли воспоминания. Хёнджин нашёл в себе силы поднять свою ладонь и ободряюще коснуться его плеча. — Можешь не говорить, если не хочешь. — Нет, — Чан мотнул головой, — Феликс заслуживает, чтобы вы об этом знали. Тогда он пожертвовал собой, чтобы спасти меня. В нужный момент Феликс толкнул дверь таким образом, чтобы она укрыла меня от падающих обломков. Всё вокруг завалило, но меня не тронуло, только приходилось всё это время придерживать дверь, чтобы она меня не раздавила. Я не мог выбраться и не знал, что стало с Феликсом до того самого момента, пока вы нас не раскопали. Хёнджин отвернулся к окну, Джисон и Минхо потупили глаза. Они не были так близки с Феликсом, как Хёнджин, поэтому понимали, что любые слова из их уст будут звучать неуместно. Хвану тяжело дались эти несколько дней после того, как он узнал о Феликсе. Хёнджин видел в этом мальчишке себя, хоть их истории и были до боли разными. Он желал Феликсу долгой и счастливой жизни, свободы от Чанбина, которой когда-то смог достичь сам. Хотел помочь ему найти свой путь, ощутить собственную значимость в отрыве от человека, без одобрения которого он не считал себя ничем, кроме сосуда для собственной способности. Ему ведь почти удалось. — Надеюсь, Чанбин сгниёт в аду, — отрывисто проговорил Хёнджин. Он знал, что в череде событий, из-за которых погиб Феликс, был виновен не только Чанбин. Судьба сплела это причудливое полотно таким образом, что Феликсу не было в нём места. Однако Чанбин был той нитью, которая разделила его жизнь на «до» и «после», лишив Феликса будущего без него. — Хёнджин, — выдохнул Чан, — отпусти это. Чанбин мёртв, он больше никому не способен причинить боль. Будь сильным, не позволяй ему ранить себя воспоминаниями. — Если бы всё было так просто, — в тон ему ответил Хёнджин. — Я и не говорил, что это будет просто. Но попробовать стоит. Хотя бы ради той долгой и счастливой жизни, которой хотел для тебя Феликс. Хёнджин ничего ему не ответил и молча вышел из комнаты. На этот раз Чан не пошёл за ним — произошедшее между ними не было ссорой или даже разногласием. Хёнджин и сам понимал, что ему необходимо позволить себе жить без этих ранящих воспоминаний. Но, к сожалению, никто не мог избавить Хёнджина от них. Ему просто нужно было время. — Феликс поступил очень храбро, — вдруг подал голос Джисон. Его голос едва не заглушил звук разбивающихся о стекло дождевых капель. Минхо согласно кивнул. — Лишь немногие люди на такое способны. Пожертвовать собой ради другого человека. На это нужно очень много мужества. — На самом деле, — отозвался Чан, — я рассказал не всё. Решил, что для Хёнджина это будет слишком. Перед тем, как Феликс толкнул на меня ту дверь, он сказал мне кое-что, и эта фраза никак не может выйти у меня из головы. Он сказал: «береги его». Чан поджал губы, рефлекторно отклонившись, чтобы посмотреть, не подслушивает ли их Хёнджин. Джисон отставил в сторону тарелку с рисовой кашей. — Значит, он спас тебя… ради Хёнджина? — осторожно предположил он. — Да, — Чан перевёл на обоих серьёзный взгляд, — но, вы сами понимаете, Хёнджин не должен об этом знать. Ему и так сейчас нелегко. — Не переживай, мы ему не расскажем, — заверил его Минхо. Джисон согласно кивнул. Дождь не прекращался до самого утра. Он затихал медленно, неохотно уступая спокойствию раннего утра. Трава гнулась к земле от тяжести капель, пока солнце поднималось по небу, медленно прогревая землю. Это было время, когда весь мир спал. На обломках Джунглей сидела одинокая фигура. Неизвестно, сколько времени она провела там, глядя в одну точку и слегка покачиваясь от слабых порывов ветра. Можно было подумать, что она увидела что-то интересное — хотя что интересного могло быть под обломками, которые вдоль и поперёк обыскали спасательные службы? И действительно, если бы кто-то в это раннее время решился подойти и встать за её спиной, то увидел бы перед собой лишь ничем не примечательную железную дверь с кучей мелких вмятин. Дверь как дверь, такие каждый день изготавливают тысячами. Наверно, этот метафорический «кто-то» посчитал бы одинокую фигуру чудаком, странным и возможно даже сумасшедшим человеком. Конечно, ведь откуда этому «кому-то», отчего-то забредшему в этот тихий участок города ранним утром, знать тайну этой двери, которую эта фигура бережно хранила в своём сердце? Секрет отважного, искреннего, глубоко несчастного, но несомненно хорошего человека. Того, кто считал, что ничего из себя не представляет. Того, кто не видел смысла во вранье, ценил самые простые проявления заботы и тяжело сходился с людьми, но был верным другом. Того, кто пожертвовал своей жизнью ради, ровным счётом, незнакомца. Одного из самых лучших людей, которого кому-либо могло посчастливиться встретить в жизни. / Два месяца спустя К Минхо уже давно не приходили видения. Не то что бы он жаловался, просто Ли верил в чередование тёмных и светлых полос в жизни. Видения всегда были предзнаменованиями начала чёрных, и то, что эта светлая так надолго затянулась, слегка его беспокоило. Порой мысли о плохом накатывали на него посреди ночи, не давая уснуть. Но Минхо уже научился справляться с ними — в такие моменты он открывал глаза, находил в темноте лицо безмятежно спящего рядом с ним человека и молча рассматривал его до тех пор, пока мысли не затихали. При взгляде на Джисона — расслабленного, домашнего и родного — его сердце всегда успокаивалось. Иронично, ведь при их первой встрече около полугода назад Минхо искренне верил в то, что именно этот человек принесёт в его жизнь необратимый хаос. Впервые за долгое время в сердце Минхо не таилось никакого обоснованного беспокойства. Он не просыпался посреди ночи от кошмаров лишь для того, чтобы понять, что скоро ему придётся пережить этот ужас наяву. Открывать глаза от лучей утреннего солнца или прикосновений тёплых рук к плечу было гораздо приятнее. Апокалипсис остался позади, и когда перед Минхо встал выбор, что же ему делать дальше, ответ нашёлся сам собой. Нужно было продолжать жить. Ему предстояло восстановление привычного быта, поддержка людей, которые потеряли родных и близких, и нескончаемые попытки сделать это место как можно более похожим на дом. За первую неделю они разместили жителей, установили уличные фонари, а вскоре после этого — ринг для боёв и белоснежную вышку. Над входом в медпункт повесили по-прежнему яркий красный крест. А спустя полтора месяца после того, как Джисон очнулся, парень вернулся на свой почётный пост доктора. Хёнджину понадобилось ровно три дня для того, чтобы взять себя в руки и начать заниматься с детьми. Они были счастливы возвращению учителя и от радостного возбуждения слушали его ещё хуже, чем раньше. Хван пытался успокоить их, но раз за разом проваливал свою миссию. Ему оставалось лишь беспомощно улыбаться сидящему неподалёку Чану, который в ответ только пожимал плечами. Разве мог он успокоить детей, если от неловкой улыбки Хёнджина в его сердце разгоралось то же счастливое чувство? В их жизни медленно и ненавязчиво закрепилась добрая традиция сборов по вечерам. В одной из палат медпункта, если Джисон так сильно уставал после рабочего дня, что отказывался подниматься с кровати, или на крышах одного из домов. Они наблюдали за тем, как садится солнце, окрашивая небо в персиковые оттенки, и разговаривали о том, как прошёл их день. Такие вечера имели особое значение для каждого из них — Чан ценил время, которое проводил с близкими людьми, Хёнджин любил послушать чужие сплетни и поучаствовать в их обсуждениях, а для Джисона это было поводом отдохнуть после рабочего дня. Для Минхо же… для него эти вечера были наиболее ценными среди всех других встреч с друзьями в течение дня. Под нежно-розовыми лучами окружающие его люди становились искреннее и веселее, улыбались счастливее и смотрели добрее. Он чувствовал, будто заглядывает в их сердца и одновременно открывает им своё. Это было поразительное чувство. Порой Минхо замолкал — за особо оживлённым разговором этого почти никто не замечал — и исподтишка рассматривал происходящее вокруг. Джисона, который с заговорщицким видом рассказывал друзьям одну из многочисленных историй, которая недавно произошла в его медкабинете или одной из палат изолятора. Как друзья пытались залезть в комнату Хвануна через окно, Соён пришли проведать одновременно два парня и Хосок раскритиковал рисовую кашу Чана, утверждая, что она прилипает к нёбу. Хёнджина, который заливисто смеялся над его рассказами и неизменно просил рассказать что-нибудь ещё. Чана, который деланно возмущался от истории про кашу, чем вызывал новый всплеск смеха — уже Хёнджина и Джисона. Он безмолвно наблюдал за тем, как внизу, на земле постепенно затихала жизнь — жители начинали готовиться ко сну, и Сонмин загоняла домой разбушевавшихся детей. Как солнце мягко опускалось за горизонт, лаская близлежащие дома персиковыми лучами. В такие моменты он тихо ложился на плечо Джисона, чтобы не отвлекать его от рассказа, и, глядя на насмешливые лица друзей, думал: «как же тихо». Как же хорошо.