Неозвученное

      — Куромаку-сан, давайте согласимся с тем, что я вызываю у вас неподдельный интерес, а это всё «ваше» напускное, — Пик говорит грубо, отмашисто, будто плюётся словами, совсем не собираясь подбирать их при вышестоящей должности, — напускное безразличие и злость на каждый мой проёб, ой извините, — произносит он совершенно показательно, исправляясь, — проступок.       Куромаку хочет сказать вслух, громко, чтобы выбило все стёкла в кабинете: «что ты несёшь?» и обязательно добавить в конце мат, но слова так и застревают где-то глубоко в глотке, потому что он понимает, точнее, осознаёт, что его, так называемая, конспирация, больше не нужна, ибо Пик прав на счёт его интереса. Возможно, вполне возможно, что Пик понял всё раньше, чем сам Куромаку, хотя Куромаку не думает, что в плане каких-либо чувств, Пик был посвящён больше самого Куро, особенно учитывая его сложный характер, неподдающийся вообще никакому смягчению и исправлению.       — Молчите, Куромаку-сан, — он усмехается, на грани злобности.       У самого Куромаку скрипит челюсть от напряжения. Он переводит взгляд с Пика, замершего в дверном проёме его кабинета, на окно, прикрытое жалюзи. От них всегда ползут красивые солнечные полосы по стенам, полу, его столу, заваленному папками с документами по делам. Хочется курить. Куромаку не курил, лет с девятнадцати; сейчас ему тридцать.       — Нет смысла отрицать, я полагаю? — Куромаку встаёт из-за стола, попутно стягивая с носа очки. Он устало трёт переносицу, где остались красноватые следы. Он ненадолго прикрывает глаза.       — Чисто-сердечное? — Пик проходит внутрь кабинета, прикрывая за собой дверь.       Куромаку криво улыбается, откладывая очки на стол.       — Не в мою смену.       Пик пожимает плечами.       — Жаль, хотел послушать ваше признание в любви.       У Куромаку злость туманит рассудок, что приходится сжать руки в кулаки до белых костей, чтобы сдержать желание ударить обнаглевшего офицера.       — Офицер Пик, — не позволяйте себе слишком много, — цедит сквозь зубы Куромаку, смотря на то, как Пик расплывается в улыбке. У Пика на лицо ложатся солнечные тени.       — А то что? — у него в голосе чистой воды провокация, а у Куромаку проблемы с пониманием и контролем своих эмоций.       На предплечья Пика ложатся ладони, и он оказывается прижат к столу слишком неожиданно.       — Мне не составит труда уволить вас, офицер, — низко произносит Куромаку в лицо Пика. У Пика сбивается дыхание, он отводит взгляд в сторону, — не думайте, что я не смогу найти достойную замену, — он морщится от собственных слов. Пик замолкает и Куромаку думает, что так говорить было неправильно, но…       Но Куромаку замечает, как расширен зрачок офицера и как вдруг залились краской его щёки. В голове наконец закрутились шестерёнки. Он сдавливает ладонями руки Пика, и губы офицера, до этого плотно сжатые в полоску, размыкаются, он шумно выдыхает через рот.       Куромаку вдруг приходит понимание и он чуть сильнее сжимает пальцы на чужих предплечьях, внимательно наблюдая за реакцией. Пик будто замирает в гипнозе. Губы Куромаку трогает лёгкая ухмылка, будто он нашёл ключ к разгадке, хотя он не уверен в том, что видит.       — Ты, — начинает он, — заинтересован во мне в той же степени, что и я в тебе.       Пик цыкает, хочет дёрнуться, но Куромаку, наплевав на документы на столе, резким движением вдаливает Пика в его поверхность, пригвождая за руки. Офицер шумно выдыхает через рот. Он продолжает:       — Ты реагируешь.       — Мы перешли на «ты»?       — Не имеет значения, — обрывает Куромаку неудачную попытку перевести тему, — у тебя учащён пульс, избегаешь зрительного контакта, но даже так я заметил, что зрачки расширены. Тебя совершенно устраивает ситуация, где ты можешь быть прижатым мною в стол, не так ли?       Губы Пика кривятся, он обдумывает сказанные Куромаку слова.       — А тебя устраивеет ситуация, в которой ты можешь вжимать меня в стол, не так ли?       На лице Пика самодовольная ухмылка. Они оказались поймаными с поличным, а это последнее, что хотелось бы им двоим, к слову. Возможно Куромаку даже если бы и заметил интерес Пика к нему никогда бы не сказал, зная натуру Пика.       Но не он это начал и не он будет это заканчивать.       Куромаку перехватывает руки Пика в одну свою, свободную, перекладывая ему под подбородок, несильно надавливая и заставляя офицера запрокинуть голову. Пик безропотно подчиняется. В любой другой ситуации, он бы обязательно дал отпор, но не сейчас. Между ног на уровне паха, чувствует Пик, пристраивается бедро Куромаку, будто проверяя наличие возбуждения. Пик возбуждён.       — Я совершенно точно пожалею об этом, — устало произносит Куромаку, отпуская руки Пика, — не смей сдвинуть руки.       Он тянется свободной рукой к ширинке на форменных темно-синих брюках офицера, сразу расстёгивая её. Гремит пряжка от ремня, ударяясь о стол, когда Куромаку стягивает штаны до колен, приспуская нижнее бельё. Не медля, он обхватывает стоящий член. Пик дёргается от ощущения холодных рук на мягкой коже, но Куромаку, сразу среагировав, удерживает его на месте за шею. У Пика от чувства бессилия и неподвижности закатываются глаза и внутри всё связывается в тугой узел. Хочется ещё, сильнее.       Куромаку давит пальцем на головку, а после обводит вокруг, по крайней плоти, не находя в себе смелости дейстовать более уверенно, всё ещё сомневаясь в фетишах Пика. Но Пик сам берёт инициативу и кладёт ладони на руку Куро на шее, сжимая. Куромаку хочет отпустить, но офицер не даёт и Куромаку давит ещё сильнее на шею, вместе с тем сжимая член. Пик гнётся, откидывая голову назад и рефлекторно шире раздвигает ноги. Он приглашённо скулит. У Куро перехватывает дыхание, а по телу будто проходится тепло. Он, опустив член Пика, тянется к своим брюкам, расстёгивая и беря в руку теперь оба, аккуратно медленно надрачивая, пробуя темп. Перед глазами стояла пелена возбуждения, что Куро едва не начинает душить Пика, забыв о том, где правильнее было находиться руке. Он двигает вверх-вниз, действуя по наитию, перед глазами плыло. Пик тяжело и слышно дышал, периодически срываясь на очень тихие стоны, больше похожие на скулёж. Куро чуть толкается вперёд, имитируя фрикцию. Пик реагирует ярко, кончая в руку Куро.       Он долго приходит в себя, пропуская как заканчивает сам Куро. В голове стоял сумбур, а тело ослабло. Он только замечает как брезгливо морщится Куро, отпуская и отходя, чтобы найти в ящиках салфетки. Офицер неохотно сползает со стола, натягивая бельё и брюки обратно. Он чувствует как у него горят щёки после оргазма, а ещё больше чувствует повисшую неловкость.       — Не знал, что ты можешь быть таким эмоциональным, — беззлобно замечает Куромаку, находя на столе очки.       Пик кривится. Терпеть не мог свои эмоции и реакции, желая оставаться всегда непоколебимым.       — Не знал, что ты любишь контроль, Куромаку.       Куромаку фыркает.

***

      — Ну наконец, блять, потрахались, — красноречиво выдает Вару, устало отпивая из чашки недоваренный кофе. Это была третья за день. «А надо было спать» — заметил бы ему Куромаку-сан.       Феликс краснеет, слыша очевидные звуки, намекающие на секс в кабинете старшего офицера Куромаку, он точно помнил, что туда заходил офицер Пик и что вообще он с Куромаку-саном плохо ладит…       Он так погружается в свои мысли, что забывает о:       — Фе-еликс, я то-оже так хо-очу-у, — тянет молодой парень, с явным намеком на секс. Он то и дело протягивает руки через железные прутья обезьянника, намереваясь уцепить форму стажёра.       Вару ржёт. Феликс прикрывает лицо ладонями. Ромео тут в задержании всего дня два, но уже так извел бедного Феликса, что молодой стажёр не помнит по какой статье здесь Ромео. Не выдержит он здесь работы, ей-богу.