***
Саяка вполне привыкла к поддразниваниям от предмета своего обожания, когда скука, одолевавшая Кирари, становилась для последней удушающей. Похоже, что излюбленный наследницей Момобами способ поиграться со свой впечатлительной секретаршей состоял в том, чтобы заставить её лицо вспыхнуть от смущения самым ярким оттенком красного из всех существующих, низводя обычно утончённую девчонку до заикающейся амёбы. Вот, например, тактильная игра* – любимое развлечение среди множества других, которым президент убивала время. Мероприятие заключается в следующем: два человека сидят друг напротив друга в непосредственной близости, один игрок должен плавно скользить своей рукой вверх по бедру второго игрока, путь начинается от колена и заканчивается в области паха; основная суть – как долго второй игрок может продержаться, не поддаваясь внутреннему напряжению настолько, чтобы остановить чью-то руку, медленно подбирающуюся все ближе и ближе к интимным местам? Победитель определялся по тому, насколько близкие прикосновения он мог позволить своему сопернику: чем ближе к паху, тем лучше. Если из уст второго игрока прозвучит слово «хватит» – это означает, что он достиг своего наивысшего уровня дискомфорта, заканчивая тем самым ход и переходя к следующему. А приз?.. Чувство гордости и лавры победителя, размышляла Саяка. Она не видела в этой игре никакой иной ценности, затея сама по себе была в высшей степени неуместной. Да даже «неуместной» – это не самое подходящее в данной ситуации слово. Будь это не Кирари, достаточно дерзкая исполнять и такие вещи, а кто-то другой, тогда игру можно было бы расценить как посягательство и нарушение – идеальное соответствие с порочным ритмом жизни школы. Их игры бывали разными, но чаще всего проходили как-то так: Первым делом Кирари предпочитала бросить вызов предыдущим результатам. — Любопытно, как далеко сегодня зайдёт моя рука? Как думаешь, Саяка?.. — её изысканно наманикюренный указательный палец лениво вырисовывал неразборчивые узоры на коленной чашечке Саяки, прежде чем кисть полностью раскрылась, чтобы совершить предназначенное ей восхождение. Прямой зрительный контакт – ледяные аквамариновые сферы прожгли до дыр подрагивающие фиолетовые радужки; когда её тёплая и мягкая рука поднялась слишком высоко, в голове Саяки словно коротнул электрический ток, а сердце забилось так беспорядочно, что – она была уверена – могло бы вырваться прямо из грудной клетки. Саяка всегда старалась с каждым разом держать себя в руках как можно дольше. Но менее чем в пяти дюймах от финальной точки был достигнут предел – стоп-слово сорвалось с её уст; бледная рука виновницы торжества намеренно медленно соскользнула в противоположном направлении. Саяка громко выдохнула, её бедро легонько покалывало в тех местах, где парили чужие подушечки пальцев. Из пышных синих губ доносилось хихиканье, а хитрая ухмылка была прикрыта той самой утончённой и по сути ласкавшей её рукой, пока Саяка пыталась вернуть себе самообладание и остудить жар на своих щеках. Усмешка Кирари была пропитана высокомерием: «Как и в прошлый раз, ты не стала ничуть лучше. Какая досада, а ведь я искренне ждала сегодня другого результата». Картинно вздохнув, она, сдвинув руку к лицу, склонила голову к левой ладони и упёрлась локтем в подлокотник. «Ну, что ж… теперь твоя очередь», — её бедро, обтянутое чулком, слегка покачнулось в приглашающем жесте в ожидании касания; в пристальном взоре Кирари читалось нетерпение. Схватившись за сердце и опустив голову, Саяка не могла заставить себя поднять взгляд, не говоря уже о том, чтобы поддержать этот испепеляющий визуальный контакт. Если пребывание в присутствии Кирари заставляло Саяку чувствовать безмятежность, то прикосновение к ней ощущалось подобно погружению в нирвану на мгновение. В окутывающей тишине шли секунды, от нарастающей скуки Кирари погрузилась в осмотр своих покрытых синим лаком ногтей на другой руке: «Знаешь, у меня ведь не весь день свободен…» — тихо проговорила она. Вырвавшись из плена мыслей, секретарша в беспокойстве перевела взгляд на ожидающую её действий часть тела. Удовлетворение Кирари всегда будет приоритетнее её собственного чувства комфорта. В горле как будто перехватило, когда она резко сглотнула и осторожно, очень медленно, как улитка, положила дрожащую руку на колено президента. Саяка неуверенно опустила пальцы, словно могла разбить дорогой фарфор, если бы её движения были бы слишком быстрыми. Кирари – удивительно, но! – была какой-то тёплой на ощупь, несмотря на её пресловутую холодность. Те самые жестокие пронзительные голубые глаза сосредоточенно наблюдали за её движениями с вновь обретённым интересом. Но её очередь, к сожалению, завершилась довольно быстро. Её липкая рука никогда (вообще никогда) не продвигалась дальше трёх дюймов от начальной точки. И совсем не потому, что другой игрок занервничал настолько, чтобы завершить ход, а потому, что именно Саяка была той, кто достигал такого внутреннего напряжения, что оно побуждало отдёрнуть руку. Она просто не могла этого сделать, не обладая для этого… мужеством. Не имея никакого опыта романтических отношений, а тем более сексуальной активности с другим человеком, в подобной теме она чувствовала себя крайне неловко. Одна только мысль о том, чтобы так интимно прикоснуться к своему кумиру, заставляла её краснеть от непроизвольного смущения. Обычно, если предмет страсти приглашает вот так свободно его потрогать, большинство людей охотно пользуется такой возможностью. Но она не считала себя принадлежащей к «большинству». Кирари искренне расхохоталась над этим проявлением робости. Жар на щеках Саяки быстро распространился на всё лицо, от кончиков ушей и почти во всю длину шеи, но её это не так уж и беспокоило. Осознание того, что она была причиной этого сладкого смеха, делало её унижение того стоящим. Сколько бы они ни развлекали друг друга, результат оставался неизменным: Кирари считала это забавой, в то время как Саяка – издевательством. Однако три дня назад… было не так. Что послужило рычагом для альтернативного хода событий, Саяке неизвестно. Может быть, всё благодаря стремительному изменению в их взаимоотношениях после её игры с этой дьяволицей Юмеко Джабами? Располагая определёнными фактами и опираясь на свой опыт, секретарша могла уповать только на такую причину. Если бы Саяку попросили описать сей случай, эти воспоминания забрали бы у неё дар речи. Когда Кирари опустила руку на внутреннюю сторону бедра Саяки, а не поверх, как делала это обычно, в этих гипнотических голубовато-синих глазах, пожирающих взглядом её собственные, читалось такое упоение – казалось, что она пыталась заглянуть в чертоги её души и проанализировать увиденное. Саяка оставалась неподвижна, от пугающих мыслей о том, что может случиться, если она осмелится отвести взгляд, дыхание перехватило так терпко, что у неё закружилась голова. Президент не издавала ни звука, даже не хихикала, когда нога Саяки подрагивала от прикосновений подушечек её длинных пальцев, сменяемых кончиками ногтей, почти невесомо царапающих кожу по мере продвижения руки. Мало-помалу слово «хватит» уже было готово вырваться изо рта Саяки, когда пальцы Кирари приблизились к пятидюймовой воображаемой отметке, на которой обычно игра заканчивалась. Но она колебалась – что-то во взгляде напротив, казалось, удерживало её от какого-либо действия. Вот до цели осталось четыре дюйма. Потом три. Два… один… «Хватит! ХВАТИТ!» — наконец вырвавшись из транса и резко зажмурив глаза, вскрикнула Саяка; её румяное лицо снова вспыхнуло, а руки теперь уже видимо дрожали, когда она вцепилась ими в подлокотники своего деревянного стула железной хваткой, будто взяв в тиски, отчего костяшки пальцев заметно побелели. Это было слишком близко… Рука замерла, на мгновение дав Саяке шанс выдохнуть с облегчением, однако ей тут же пришлось напряженно вдохнуть, поскольку те же самые пальцы, в общем-то, проигнорировали стоп-слово, продолжив подниматься вдоль юбки и затем мягко коснувшись намеченной цели. Глаза Саяки расширились, как блюдца, что производило комичное впечатление, но смеха не было – только звук прерывистого дыхания, исходившего из её горла. Вид руки Кирари под юбкой секретарши, а затем нежное чувство от ласк в этой нижней части послало быстрый резкий толчок в её самую чувствительную область между бёдер, сорвав с её губ едва слышимый хрип. Саяка в смущении прижала ладонь ко рту в попытке избежать новых непроизвольных звуков. А следом рука, касавшаяся её, исчезла так же быстро, как когда-то появилась. Серьёзное лицо Кирари вскоре сменилось удовлетворённой полуулыбкой. — Надо же, только поглядите! И кто знал, что сегодняшний день ознаменуется таким прорывом? Я так горжусь тобой, Саяка… — захихикала она, соединив ладони в громком хлопке и втайне изумляясь тем, сколько чувств одновременно может отобразиться на лице одного человека. Разочарование, недоверие, облегчение, смущение и нечто похожее на вожделение. Потрясённая Саяка сидела неподвижно, всё ещё прижимая руку к губам, а второй крепко держась за подлокотник, как за спасательный круг. Кирари наклонила голову влево: «Судя по твоему состоянию, сомневаюсь, что мы сможем продолжить игру в твой ход, не так ли?» — уголки её губ опустились в притворном возмущении, брови озабоченно насупились, пока она продолжала мерить взглядом неподвижную девушку напротив. Похоже, на лице Саяки наконец-то отразилось окончательное смятение. Поняв, что она не получит ответа, Кирари снова усмехнулась, резко встала и оглядела секретаршу свысока. «Что ж… пожалуй, в следующий раз», — она развернулась на каблуках и неспешно направилась к двойным дверям большого конференц-зала, распахнула их, а затем закрыла за собой с глухим стуком, оставив шокированную Саяку в одиночестве переосмысливать произошедшее. Президент сдержала своё слово – следующий раз был.***
Саяка не могла сказать, повезло ей или нет, что эта проклятая игра закончилась, но спустя два дня, разумеется, появилась другая – с аналогичным смыслом. Правда или действие. Такая незамысловатая, но способная привести к таким нежелательным последствиям. Узнаешь о себе или о ком-то ещё то, чего на самом деле не хотел бы узнать. Неважно, было ли это глубокой тайной от человека, совершившего нечто, на что, казалось бы, он не способен, или ты сам признаёшься в чем-то подобном – в обоих случаях для Саяки это было неприятно. Её поражало, насколько велико влияние толпы. Ей «несказанно повезло», что слово «нет» не входило в её словарный запас, когда речь заходила о Кирари Момобами. Поэтому, когда в тот полдень наследница богатой семьи преподнесла идею сыграть в эту игру, Саяка вяло согласилась принять участие. Выражение лица Кирари слегка смягчилось, и она нетерпеливо велела своей собеседнице сесть напротив. То, как она держала марку, словно пару дней назад ничего не натворила, было само по себе бесподобно; упоминание об этом могло подтолкнуть сию нарушительницу спокойствия на дополнительные предосудительные затеи, так что жертва её выходок предпочла промолчать. Саяка попыталась внутренне приготовиться к тому, что должно произойти – тревога уже успела стать её второй натурой. Она раздражённо вздохнула и осторожно присела, выпрямив спину и замерев. «Опять двадцать пять…» — Так-так, Саяка, правда или действие? — спросила Кирари, склонив голову влево. Господи, она выглядела просто божественно, когда делала так. — Эм… Правда?.. — Саяка нервно заёрзала на стуле, опасаясь, что выбрала худшее из зол. — Желаешь ли ты в ближайшем будущем переспать с кем-то конкретным? От такого прямого вопроса глаза Саяки чуть было не вылезли из орбит. Кирари неторопливо улыбнулась, поскольку, вникая в обстоятельства, она не теряла времени даром, вглядываясь прямо в глаза девушке, которая выглядела так, словно видела саму смерть. — А… что?! Н-ну… да… Н-НЕТ! Я имела в виду, нет! Ой! Я имею в виду, да, нет!! Я-я, эм, я… э… — даже автор сего пассажа не могла понять слов, слетающих с её губ. Было бы нелепо, если бы ей пришлось признаться в том, что не прошло и двух минут, как игра началась, а на её разгорячённой чистой коже уже начал проступать пот. Её сердце словно рухнуло вниз, но в то же время она была на грани сердечного приступа. Если бы от этого зависела её жизнь, Саяка всё равно бы не знала, как ей ответить. — Хм-м… я в замешательстве, — тот же палец, дразнивший Саяку в тот день, начал постукивать по подбородку, а Кирари радостно улыбнулась эмоциональному и психологическому удару, который она намеренно причинила. — Это «да»? Или «нет»? В голове Саяки невольно вспыхнула внутренняя борьба. Ну разумеется, она уже определилась с чёртовым ответом, однако у неё были подозрения, что Кирари его прекрасно знает. Итак, что же лучше: сказать очевидную, но удобную, ложь, или реальную, но горькую, правду? Треклятая дилемма. Ведь они обе знали, что Кирари может распознать ложь за милю… получается, что скрывать правду было на самом деле бесполезно. Она, конечно, могла бы попробовать, дабы сохранить свою репутацию, но в то же время ей не хотелось ненароком принизить умственные способности своего руководителя. Время на размышления подходило к концу, независимо от того, готова Саяка или нет. — Д-д-да… — она никогда не думала, что ей придётся признаться мало того что в чём-то столь постыдном, но ещё и так скоро, хотя формально она и не указала, кого имеет в виду. Девушка буквально заставила себя произнести это односложное слово, пряча лицо и с негодованием уткнув подбородок в грудь. Палец перестал постукивать. — Ах, понятно, — вот и весь ответ. Повисла неловкая и тяжёлая пауза – настолько, подумала Саяка, что в ней можно было задохнуться. Она надеялась, что Кирари не попросит её раскрыть свой ответ, прекрасно понимая, что если этот допрос продолжится, то он сведёт её в могилу. — Саяка? Она вздрогнула. — А? — Сейчас твой ход. — На её лице самодовольная ухмылка. — Ой, точно! — Саяка откашлялась, будучи всё ещё в лёгком шоке от происходящего. — П-правда? Или действие? Она нервно сглотнула. Даже несмотря на то что в щекотливом положении теперь находилась не она, её по-прежнему не покидало какое-то предчувствие. — М-м. Пусть будет… действие! — изящные длинные пальцы переплелись друг с другом, в то время как Кирари опустилась на них подбородком, слегка наклонившись вперед и упёршись локтями о поверхность стола из тёмно-красного дерева. Какая прелесть. — Хорошо… Я хочу, чтобы вы, ам-м… И что она могла предложить президенту такого забавного? А Кирари вообще была способна испытывать смущение или стыд? Она вообще в курсе, каково это? Покопавшись в памяти на предмет идей и зацепок, Саяка вдруг пришла к интересной мысли: а если бы она велела Кирари исполнить то, что она когда-то уже делала, но что по-прежнему считалось – по меркам Саяки, конечно, – в определённой степени неловким, этого ведь было бы достаточно? Она же всё равно смутится, а это и есть главная цель игры, верно? Глубокий вдох, и… — Хочу, чтобы в-вы… поцеловали меня сюда, в лоб, — она поднесла указательный палец к тому самому месту, на котором когда-то была ссадина, полученная ею в Башне Дверей, и по которой Кирари в тот вечер провела языком, чтобы остановить кровь. Лицо секретарши оставалось невозмутимым, хотя румянец на её щеках вспыхнул от сокрытой внутри решимости. Прикрытая альбитной чёлкой изящная бровь приподнялась, и Кирари усмехнулась: «Какие мы храбрые, а?» Саяка однозначно попала в точку – Кирари будет хоть сколько-нибудь нескучно. — Что ж, замечательно. — Величественное кресло, которое занимала президент, слегка заскребло по блестящему полу из чёрного мрамора, когда она встала и направилась к единственной присутствующей здесь собеседнице. Она обошла угол стола и, опустив руку на напряжённое левое плечо секретарши и слегка склонившись над той, оказалась лицом к лицу с Саякой. Она была так близко, что Саяка могла уловить аромат фирменных духов Кирари с нотками сладкого персика. Настолько близко, что могла ощутить тепло, исходящее от президента. Это немного её успокоило, несмотря на то, в какой позиции она сейчас оказалась. Кирари вдохнула через нос и протянула правую руку, чтобы аккуратно смахнуть пряди Саяки с того места, к которому она собиралась прикоснуться губами. «Готова?» — усмешка исчезла, вместо неё появилась улыбка, наполненная тем, что можно было бы назвать нежностью. Саяка была ошеломлена; честно говоря, она совсем не ожидала услышать такой вкрадчивый бархатистый тон, как и не ожидала такого выражения заботы, граничащей с любовью, по отношению к ней. Тем не менее она молча кивнула, её сердце по-прежнему гулко билось. Кирари обхватила пальцами лицо секретарши, наклонилась и прижалась губами ко лбу Саяки; интимность этого прикосновения для обеих выражалась в трепетании прикрывших глаза век. Она задержала это мгновение немного дольше, чем было бы уместно для простого вызова в игре, но это не казалось излишним – именно так ощущался личный рай для Саяки. Получить такой чувственный жест было равносильно принятию дара с небес от какого-то божества, распоряжающегося человеческими судьбами… но Саяка была уверена, что его не существует. Вся высшая сила, в которой она нуждалась, исходила непосредственно от персоны перед ней. Затем, к большому разочарованию Саяки, прикосновение исчезло. Но прежде чем она смогла погрузиться в его смакование, ощущение лёгкого давления вернулось в иной части её лба, а затем быстро отступило… только для того, чтобы снова оказаться в другом месте на её лице. Между бровей. Затем на переносице. Её левой щеке. Правой щеке. Кончике носа. Следующее касание отозвалось в левом уголке рта, а после него – в правом. Кирари слегка отстранилась от неё. Саяка же открыла глаза, но только для того, чтобы отыскать взглядом те кристально чистые сапфиры, в которых уже можно было просто раствориться. Президент опустила взор на приоткрытые губы перед собой, снова поднялась к фиолетовым радужкам, затем вернулась к устам и остановилась на них. Затаив дыхание, с взволнованным стуком сердца Саяка предвкушала, что же будет дальше – слишком долго она ждала этого момента. Думала о нём больше, чем желала бы признать; мечтала об этом больше, чем может вспомнить. Секретарша снова прикрыла глаза, когда Кирари наклонила голову под углом, полностью готовая к встрече с её губами. «Президент…» Это была последняя мысль Саяки, промелькнувшая в её голове, прежде чем губы, опускающиеся навстречу её собственным, остановились на полпути к их драгоценному контакту.ДИН-НЬ-ДОН-Н-ДИНЬ!
— Ах, спасительный звонок, да? — Кирари внезапно вытянулась во весь рост, бросив взгляд на висящий в зале динамик, однако не отпуская лицо девушки напротив. — Тебе повезло… Саяка вновь распахнула глаза. — Полагаю, это сигнал к окончанию нашей маленькой игры, Саяка, пришло время возвращаться в класс. Не хотелось бы опоздать и запятнать свою безупречную посещаемость. — Такая редкая улыбка сменилась на надменную ухмылку, а руки соскользнули с Саяки; и снова – разворот на каблуках, вот она подходит к выходу, прихватив с собой кое-какие мелочи; открывает дверь и затворяет её. Оставляя окаменевшую Саяку в одиночестве воспроизводить в своей голове их недавнее взаимодействие. Всё, что она могла сейчас – ошарашенно смотреть в пустоту перед собой. Ведь если бы в этот момент не прозвенел звонок, тогда… тогда… Ей хотелось заорать во всё горло. Это было нечестно. Вообще. Она искренне чувствовала себя обманутой. Впрочем, пришлось нехотя признать, что жизнь в целом несправедлива. Будучи постоянно окружённым всякого рода шулерами, рано или поздно приходишь к пониманию того, что обман – вторая натура каждого здесь; его следовало ожидать везде и всюду, независимо от того, в пределах школы ты или нет. Но… понимание совсем не умалило желания пойти на поводу у эмоций и расплакаться. И в этот момент неожиданно распахнулись двери – вошла Руна, громко и эффектно уведомляя о своем визите тем, что Саяка сама хотела бы сделать прямо сейчас. «Саяк-а-а-а!! Ты туточки?» — завопила она, сложив свои ладошки в воображаемом рупоре в попытке усилить своей девчачий голосок на фоне и без того мёртвой тишины в зале. «Ой! Вот ты где!» — Руна заметила секретаршу неподвижно сидящей спиной к ней на одном из деревянных стульев. Она засеменила к нему, широко размахивая руками по бокам, где болтались её огромные чёрные кроличьи уши от капюшона: «Я тут только что проходила мимо президента и заметила, что её верной собачки не было рядом, ха-ха! А ещё она сказала, что тебе, наверное, понадобится какая-то там помощь, иначе ты опоздаешь на… эй… а что это у тебя на лице?» Саяка, не проронив ни слова, вопросительно вглянула на Руну, теперь заметив озорной оскал на её по-детски округлом личике. О чём это она сейчас? — Пф-ф! Ты сегодня с нотками голубизны, да, Саяка? — смеясь над собственной шуткой, Руна вытащила маленькое зеркальце из кармана своей широкой кофты, открыла и сунула в лицо Саяке. Блики от отражающей поверхности на секунду ослепили её, раздражая, заставив веко дёрнуться. Эта мелкая пигалица, что она себе позв… о… теперь-то она поняла, на что намекала крикливая гремлинша. Она схватила зеркальце и поднесла его поближе, двигая из стороны в сторону, чтобы лучше рассмотреть своё лицо. В отражении она увидела следы от голубой помады, напоминающие чьи-то уста, в разных местах по всему своему лицу; всякий раз, когда Саяка поворачивала голову, их глянец мерцал от падающего на них света. Отметины в уголках её рта привлекли больше всего её внимания – настолько близко они были к её собственным губам. — А вот знаешь, — коротышка, выудив леденец из другого кармана, мастерски сорвала с него обёртку и, равнодушно бросив её под ноги, закинула сладость со вкусом черники в рот, — этот оттенок красного, который на тебе сейчас, отлично дополняет голубой!***
Вчера была «камень-ножницы-бумага». Игра всего лишь из трёх слов, но и та чудесным образом замечательно послужила Кирари… вообще-то, даже слишком. У президента был особый талант заставлять всех и вся плясать под её дудку, не так уж и важно, какую пользу это принесёт, ничтожную или значительную, – мир как будто действительно вращался вокруг неё и только неё. Кирари подняла два пальца: «Два выигранных из трёх в сумме раундов определят победителя». Саяка наконец сглотнула горячий персиковый чай, который она держала во рту с тех пор как девушка напротив неё предложила эту мини-игру, и тупо уставилась на неё. По правде говоря, не было желания играть ни в какие игры. Всё, чего она хотела, – это просто отдохнуть душой и телом хотя бы один денёчек, не более того. Она что, многого просит? Секретарша была уверена – она уже на прямом пути к инсульту, тахикардии и развитию ПТСР. — Саяка? — Да… — она подавила стон и опустила дымящуюся чашку с чаем на блюдце на антикварный кофейный столик. — Превосходно. Предположим… если я выиграю… а! Точно, если я выиграю, — её указательный палец был обращён в сторону Саяки, — ты станешь моей напарницей по азартным играм. Уголки губ Саяки в её недоумении поползли вниз. «Чт… что?» Она правильно расслышала? — У меня что, проблемы с речью? Я сказала, что если я выиграю, ты станешь моей напарницей по азартным играм. Но… но она ненавидела азартные игры! — И я прекрасно осведомлена, что ты ненавидишь азартные игры, так что… да. Это будет даже куда более забавно. — Ну надо же, вот она, фирменная полуулыбка. Не веря своим ушам, Саяка, лицо которой было подобно белому полотну, уставилась на неё немигающим взглядом. — Ты ведь понимаешь, что из этого следует, не так ли? — Саяка не ответила, но речь Кирари продолжилась; её глаза, казалось, угрожающе светились под тенью чёлки. — Это означает, что если я рискую, то и ты идёшь на риск, если я решаю поставить на кон всё, что у меня имеется, то и ты поступаешь так же, если я обменяю свою жизнь на пресловутые фишки, то и ты сделаешь то же самое. Каким бы ни был мой ход за игровым столом, ты должна будешь подражать каждому моему действию… впрочем, я бы сказала, твои мечты воплотятся в реальность, верно? — хихикнула она. Это правда – Саяка искала любой предлог, чтобы просто побыть рядом с президентом, но… не таким образом! И хотя ей льстило, что Кирари видит в ней возможного для себя компаньона для своих махинаций, секретарша в той же степени опасалась того, во что она может быть на этом основании втянута, а особенно тех ситуаций, из которых чертовски невозможно выбраться. Уж что хорошо известно о не знающем меры диктаторе, так это то, что малейшая провокация приведёт к абсолютно неожиданным и противоположным действиям с её стороны. Однако… Разве это не то, с чем она смирилась? Разве единственный вопрос, который Саяка задала, если бы Кирари велела ей выпрыгнуть, не звучал бы как «с какой высоты»? И кстати, она ведь уже спрыгнула ради неё с пятиэтажного здания – а что может быть ещё более опасным для жизни, чем этот поступок? И она приняла решение. — Хорошо… Улыбка Кирари стала шире, жемчужно-белые зубы показались из-под бирюзовых желанных губ – президент явно наслаждалась дискомфортом, сквозившим через язык тела Саяки. — Так…а что, если выиграешь ты? Что бы ты предпочла получить взамен? — Кирари, потянувшись к столику, чтобы взять предназначенную ей дымящуюся чашку чая, элегантно потягивала содержимое. Она прикрыла глаза, почувствовав, как горячая жидкость мягко согревает её горло. — Я бы хотела, чтобы эти игры, участие в которых вы мне навязываете, закончились. Глотки прекратились, и её глаза широко распахнулись. — Я… я имею в виду, то есть, совсем ненадолго! Конечно же, я знаю, какое удовольствие они доставляют вам, но… но да… это то, чего я хочу. — Хотя Саяка и понимала, что навряд ли сможет долго отказывать тирану в его желаниях, однако Кирари была хорошо известна тем, что, вне зависимости от обстоятельств, всегда держала своё слово, когда речь шла о сделке с кем-либо. Как бы то ни было, с неё, Саяки, уже достаточно. Она заметила, что по ночам, как только она устраивалась в своей постели, часто оказывалась на грани слез и с болью в сердце. Ей всегда было трудно заснуть, потому что мысли в её голове продолжали крутиться со скоростью 100 миль в час об одном: и хотя со стороны президента ей уделялось столько внимания, возможно ли, что Кирари когда-нибудь искренне ответит на её любовь взаимностью? Ведь это было совсем не то внимание, которого она так желала, – ей не хотелось, чтобы к ней относились как к игрушке. Как к неживой кукле, которую бросают где попало и о которой затем забудут, как только она потеряет свое очарование. Поскольку Саяка была человеком, который всегда трижды раздумывал, прежде чем принимать окончательное решение, постоянное переосмысление всего, что её окружает, было неизменной особенностью её характера, которая приводила к водовороту из негативных мыслей. А может быть, все поддразнивания в её сторону были вовсе не кокетством, а просто намеренным издевательством, чтобы надломить её личность? Именно эта теория разрушала её изнутри – и кажется, что она нашла своё подтверждение в этом недавно высказанном условии: быть вечным рабом азартных игр потому, что так захотел любимый ею человек. Кирари мерила её взглядом; вид президента источал просто невероятное недовольство, способное довести взрослого мужчину до слёз, однако затем это выражение растворилось за слабой полуулыбкой уголком её рта. Она со звоном поставила свою чашку и широко раскинула руки. — Прекрасно. Полагаю, обе стороны удовлетворены ставками? — Саяка кивнула. — Ну, что ж… может, начнем игру? — последовал ещё один кивок. Обе девушки подняли руки друг перед другом в необходимом для игры положении: одна кисть сжата в кулак, а другая раскрыта ладонью и обращена ко второй. Между пальцев Саяки начал образовываться пот, делая руки липкими; Кирари же оставалась спокойной и сосредоточенной. Их сжатые руки трижды в унисон ударили по ладоням. Камень, ножницы, бумага… на третьем ударе раскрывался их выбор. У Кирари – ножницы. У Саяки – камень. — Так-так-так… отличный выбор, Саяка, — Кирари подмигнула своей противнице. — Благодарю, — секретарша несколько смутилась от этой крошечной похвалы. — Хех, всегда пожалуйста. Итак… — пальцы возвратились в исходное положение. Один – два – три удара спустя Кирари продемонстрировала камень, в то время как Саяка показала ножницы. «Ох…» В душу проигравшей второй раунд закрадывалась паника. — Ничья. Ситуация набирает интригу, не так ли? — Кирари рассмеялась, а вот её соперница напротив поджала губы в нехорошем предчувствии. Руки снова опустились. И прежде чем последовали три последних удара, президент выдержала паузу. — Знаешь, — Саяка разорвала напряжённый зрительный контакт с местом игры и подняла вопросительный взгляд, — было бы желание, а способ найдётся. Мне всегда казалось, что так и есть, — Кирари мягко улыбнулась при виде озадаченной этой загадкой Саяки, а затем с уст платиновой блондинки слетел смешок. — Предлагаю продолжить? Обе пары рук приготовились к завершающему раунду. Кулаки приподнялись, затем были опущены один раз… дважды… трижды… Кирари выбрала камень. Саяка выбрала бумагу. Один против двух. Саяка победила. Она не могла в это поверить… неужели она только что выиграла у единственного и неповторимого президента студенческого совета в камень-ножницы-бумагу? Девушка слегка ущипнула себя. Нет, это действительно была реальность. Облегчение, осмысление и, наконец, страх нахлынули на неё именно в таком порядке; что же будет после поражения такой влиятельной фигуры, которая могла бы поставить на колени любого чиновника этой страны, если бы того захотела… наверное, всё-таки следовало ей проиграть?.. В комнате было так тихо, что можно было услышать стук ветра в большие витражные окна, а за ними – сладкую мелодию пения птиц, расположившихся в саду. Саяке внезапно захотелось выскочить на улицу, подальше от гнетущей атмосферы в комнате, и вдохнуть полной грудью этой свободы. Наконец проигравшая заговорила: «О! Ты победила!» — брови Кирари приподнялись, её лицо на первый взгляд казалось шокированным, однако в голосе не было того удивления, которое должно было бы сопровождать это выражение. Вот почему до Саяки и дошло, что титул победительницы был ей отдан, а не ею выигран, как изначально она по своей глупости рассудила. Кирари проиграла специально… Зачем? Не было ничего удивительного в том, что она не нашла этому разумного объяснения. Кирари неслышно встала и обошла кофейный столик между ними, чтобы остановиться прямо перед триумфатором. В течение нескольких напряжённых мгновений она беззвучно смотрела на Саяку, отмечая для себя, как с каждой секундой та становилась всё более нервной под её скользящим взглядом: Саяка ёрзала, а глаза суетились, в отчаянии пытаясь осмотреть всё вокруг, лишь бы не сталкиваться с внушающей волнение фигурой напротив себя. Затем президент небрежно опустила левую руку на спинку диванчика – для равновесия, когда она села сверху, расположив ноги по внешним сторонам бёдер Саяки. Она сразу же почувствовала, как тело под ней замерло, а дыхание затихло. Концепция личного пространства существовала, но не принималась во внимание. Устроившись поудобнее, Кирари поднесла правую руку к разгорячённой щеке секретарши: «Я старалась изо всех сил, понимаешь? Чтобы показать тебе, — произнесла Кирари, продолжая вглядываться в изумлённое и багровое лицо своей личной помощницы. — Но я отказываюсь брать на себя всё самое сложное, в этом действительно нет ничего увеселительного, так что… с этого момента всё остальное всецело на тебе». Рукой она смахнула шелковистые ониксовые пряди секретарши в том месте, где пригубила днём ранее, и повторила свой поцелуй; напряжение в теле под ней совсем на толику ослабло. Кирари отстранилась, оставив на коже цвет своих губ, и прижалась лбом ко лбу Саяки, чувствуя, как нежные руки осторожно ложатся ей на поясницу. Некоторое время они оставались в таком положении, прижавшись грудью друг к другу так плотно, что каждая ощущала биение сердца другой, а дыхание смешивалось. Одно бьётся гулко, другое же – в спокойном устойчивом ритме. Умиротворяющего тепла, разделённого между ними, было достаточно, чтобы погрузиться в сонливость; Саяка уже давно не испытывала к себе такого проявления уветливости, оно навевало в какой-то степени ностальгию. Несмотря на то что сейчас она чувствовала, что в любую секунду её могут объявить почившей, и она будет на пути в рай в облаках, она молилась, чтобы этот момент длился вечно – её руки, обхватившие Кирари, сжались плотнее, скомкав дорогую винного цвета ткань. Обе пары глаз были закрыты – а затем открылись, как только Кирари откинулась назад, чтобы высвободиться из объятий, и поднялась с места; нежное тепло ушло вместе с ней. Саяка, выйдя из оцепенения, когда Кирари направилась к выходу из чайной комнаты, вскочила столь молниеносно, что споткнулась о собственную ногу, но поспешила следом. — П-президент! Пожалуйста, подождите! Вы вообще о чём? Показать мне что? Что именно вы взяли на себя? Я совсем не пон… — Ш-ш-ш, — Кирари резко развернулась и вынудила девушку напротив остановить бессвязный поток слов, прижав подушечку пальца к её шевелящимся губам. — Я говорю о том, что было у тебя на уме целые годы. — Ч-чт-то?.. — Не спрашивай меня. Ты здесь королева логики, догадаешься самостоятельно. На этой ноте – какое-то дежавю – Кирари повернулась и вышла, оставив после себя Саяку расшифровывать её неоднозначные слова. Секретарша задумалась, а не застряла ли она во временной петле в вечной погоне за ответами, объяснениями, посредствами, решениями и скрытыми ключами к девушке, которую она любила. …И если быть откровенной, ей эта беготня уже осточертела. Она хотела получить свои ответы. И хотела их прямо сейчас.***
Сегодняшний день стал последней каплей для Игараши Саяки. Как она и предполагала, президент сдержала своё слово… но посредством чего? Тотального игнорирования? Обращения с ней как с безликой пешкой, выполняющей бесполезные поручения? Расценивания её в качестве очередного человека из толпы, пытающегося целовать ягодички Кирари, чтобы получить хотя бы жалкое подобие одобрения? Превращения её в мебель на заднем плане? Такое поведение, будто всех этих кокетливых слов, взглядов и действий никогда не было, отражалось на ней… просто отвратительно. Она бы смиренно приняла любое проявление насмешек, издёвок и дразни со стороны любимого человека, но… не это. Что угодно, только не это. В прошлом она уже чуть было не потеряла её, и теперь она не намерена терять вновь из-за какой-то своей эгоистичной просьбы оставить её в покое… Прямо сейчас Саяка действительно плакала. Игнорирование – страшнее смерти. Закрывшись в женской уборной, Саяка тихо всхлипывала перед большим зеркалом, опёршись на мраморную раковину – секретарша была морально убита. К счастью, уроки уже закончились, и она могла позволить себе рыдать сколько угодно, не опасаясь, что её застукают в таком жалком состоянии. Ну… впрочем, могла ли она действительно побыть наедине с собой – это как посмотреть. Она знала, что виновница её расстроенных чувств всё ещё пребывала в зале студсовета на другой стороне исполинского кампуса – вероятно, просматривала незадолго до этого прописанные планы жизни для горстки несчастных студентов; она никогда не покидала академию, в отличие от всех остальных обучающихся, с возвещающим окончание учебного дня звонком. Одна только мысль о повелительнице судеб с серебряными волосами заставляла её сердце сжиматься от тоски. Она не могла перестать думать о событиях сегодняшнего дня, постоянно прокручивая в голове терзающие душу воспоминания, как заезженную пластинку, в своём и без того обессиленном сознании. Ей показалось, что прошли часы, прежде чем её слезы иссякли. Она подняла взгляд на свое отражение и уставилась в его тусклые глаза, вокруг которых были красные пятна, затем на следы слезинок на раскрасневшихся щеках, а волосы и вовсе произвели на неё впечатление копны сена на голове. Для неё был невыносим неряшливый вид. Двигаясь на автопилоте, Саяка расстегнула свой багровый блейзер и, сняв его, положила возле раковины, затем стянула чёрную ленточку, окружавшую горло, после чего раскрепила первые две пуговицы белой блузки с длинными рукавами, которые пришлось закатать до локтей. Повернула кран. Набирая в ладони холодную воду, умывала лицо. В попытках избавиться от следов своего горя, секретарша задумалась: может быть, с этого момента нужно просто сдаться и отпустить свою любовь? Она спрашивала себя, было ли её желание достаточно сильным, чтобы найти способ получить то, чего она жаждала… И вдруг она замерла. Капли воды стекали с её подбородка и ресниц на шею и в раковину. Кирари… как там было? Она произнесла несколько слов на прощание перед тем, как уйти, но перед этим позволяла себе замечания, смысл которых был совершенно неясен, во время их небольшой злополучной игры, повергшей её в нынешнюю дилемму… там было что-то… что-то вроде… Саяка зажмурила глаза и отчаянно принялась шерстить воспоминания в поисках конкретных моментов – и тут же резко распахнула их, потрясённая осознанием прошлого. Она все поняла. «Я старалась изо всех сил, понимаешь? Чтобы показать тебе…» До этого момента ей и в голову не могло прийти, что может быть – может же? – все эти игры, в которые её втягивала Кирари, были её собственным неповторимым способом проявить симпатию. Способом показать Саяке, что её романтические чувства в самом деле были взаимны. Кирари крайне редко откровенничала о своих размышлениях и потайных намерениях, поэтому, разумеется, её мотивы были скрыты. «Но я отказываюсь брать на себя всё самое сложное, в этом действительно нет ничего увеселительного, так что… с этого момента всё остальное всецело на тебе» Получается, что Саяка своей просьбой неосознанно положила всему конец. Кирари и правда взяла всё в свои руки в попытке превратить их взаимоотношения в роман, и теперь, когда её руки оказались связанны, всё зависело от Саяки. «Я говорю о том, что было у тебя на уме целые годы» Естественно, Кирари знала о её чувствах. И скорее всего, с самого начала – с тех пор, как их осознала Саяка, а может быть, и ещё раньше. Её президент практически превосходно владела чтением мимики и языка тела, в том числе и вне покерного стола. Для Саяки было бы неожиданно, но неудивительно, если бы вдруг обнаружилось, что её утончённый потентат ещё и мысли читать умеет. «Было бы желание, а способ найдётся. Мне всегда казалось, что так и есть» С той поры, как они встретились, Кирари всегда подталкивала Саяку к самосовершенствованию. Иметь сильное желание – значит быть готовым к решительным действиям, чтобы воплотить его. Именно этой важной части осознания недоставало Саяке… до сегодняшнего дня. Вместе с этой мыслью её любовь к своей богине цвета слоновой кости возросла в десять раз. Новая волна сильных эмоций не во время вызвала очередные слезы, от которых щипало в глазах, – только в этот раз их причина было совершенно иной. Секретарша прижала руки к груди, прямо к месту, откуда доносился стук её колотящегося сердца. Её лицо озарилось улыбкой, которую она тут же предпочла скрыть за ладонями: девушка глубоко вдохнула и громко выдохнула сквозь щель между пальцами. «Возьми себя в руки… сосредоточься…» Когда она опустила конечности, в её глазах, блестевших светом надежды, была видна вновь обретённая решимость. И вот она, здесь, в уборной, занятая самоутешениями, в то время как должна была бы быть рядом с дорогим сердцу человеком! Саяка быстро повернулась к выходу и рванула к месту назначения с невиданной для неё скоростью. Блейзер с ленточкой оказались забыты, об аккуратном внешнем виде и упоминать не придётся. Её туфли отзывались от пола стуком, грохочущие шаги эхом отдавались в опустевших коридорах, дыхание было тяжёлым – с приближением к цели она убеждала себя идти всё быстрее, чтобы пересечь разделявшую их школьную территорию за как можно меньший срок. Дважды споткнувшись по пути и чуть не ударившись головой, она замедлилась и перешла на более спокойный шаг, когда, наконец, показались те самые внушительных размеров двойные двери. Глубокая одышка, пот и остатки воды на лице, прилипшая ко лбу чёлка, мятая одежда – если до этого момента она и без того выглядела беспорядочно, то теперь было страшно представить, какой она имела вид… но разве сейчас это имеет значение, правда? В стараниях нормализовать дыхание стало понятно, что с выпрыгивающим из рёбер сердцем в ближайшую минуту ничего не поделаешь. Саяка проглотила ком в горле и, подняв руку, опустила её на одну из больших дверей. Итак, пути назад больше не было. Она чувствовала, что наконец вот-вот расставит все точки над «и», но исход их беседы, в которой им обеим предстояло поучаствовать, в любой момент мог прийти совсем не к той развязке событий, которую она изначально предполагала и на которую надеялась, а подобный результат непременно приведет к более жестокой психоэмоциональной травме, – но что ж, это был необходимый риск, на который она должна была решиться. Секретарша трижды медленно постучала и замерла, терпеливо ожидая ответа от другой девушки внутри. «Войдите», — под этим приглушённым монотонным голосом её сердце пропустило мощный удар. Саяка схватилась за прохладные металлические ручки дверей и распахнула оные, буквально сразу же оказавшись лицом к лицу с сидящей во главе длинного величественного стола Кирари, перед которой лежала среднего размера стопка планов жизни студентов; один из них был открыт, демонстрируя свое содержимое с наклеенными в разных местах страниц стикерами с написанными на них на скорую руку краткими заметками – занятая очередной из таких, Кирари бросила взгляд на гостью, стоящую перед ней в другом конце зала, и едва ли удивилась, узнав в ней Саяку, тяжело дышавшую носом, с багровым лицом и небрежностью в одежде, как будто марафон пробежала, – и бровь её вопросительно приподнялась. — Ах, Саяка… вижу, ты всё ещё здесь… и выглядишь несколько… иначе, — она умолкла, обратив внимание на нетипичный для своей помощницы растрёпанный вид; её взгляд задержался на обнажённой влажной шее, что позволило заметить и румянец, возникший на лице её визави от услышанного ею комментария. Уголок рта Кирари дрогнул, словно она хотела усмехнуться, но линия её губ осталась неподвижной. — Однако, как ты могла заметить, у меня есть всё, что мне нужно, так что необходимости в твоём присутствии нет. На сегодня ты свободна, — с этими словами она без промедления вернулась к брошюре перед собой; ручка уже двигалась по поверхности бумаги. Саяка вздрогнула: больно быть вот так вот отосланной. Ей даже не дали возможности изложить причину своего внезапного вторжения. К счастью, её желание не позволило ей повернуть назад; путь, который она проделала, толкал её вперёд. Что ж, руки, сжатые в кулаки, по швам, высоко поднятая голова, грудь колесом… — П-президент! Я должна вам кое-что сообщить! — ручка замерла. — Боюсь, это больше не потерпит отлагательств. Кирари подняла голову и почувствовала колеблющуюся в воздухе уверенность. Через мгновение она отложила ручку, закрыла книжечку и, подавшись вперёд, опустила подбородок на переплетённые в замок пальцы; её лицо оставалось непроницаемым. — Звучит так, будто тебе действительно есть что сказать. Я вся внимание, так что, будь добра, продолжай… о, и побыстрее, у меня много работы, которую я должна закончить к концу ночи. — Саяка и вообразить не могла, что результатом запрета для Кирари играть с ней будет такое резкое и холодное обращение. Это было ошибкой, которую ей придётся запомнить на всю жизнь и никогда не повторять. Секретарша глубоко вздохнула и ровным шагом направилась к Кирари. Девушка напротив не сводила с неё глаз всё это время, пока она приближалась, а когда Саяка встала справа от неё – повернула голову в её сторону. Между ними было расстояние вытянутой руки; Саяка дрожала от накатившего адреналина, ещё даже не начав свою вертевшуюся на кончике языка речь. Оглушительная тишина снова окутала их. Несмотря на то, сколько сил и времени у королевы уходило на проектирование и ожидание воплощения своих до мелочей проработанных планов, почему-то ей никогда не хватало терпения, чтобы не вставить своё «Саяка, я не располагаю настолько свободным временем. Если ты не изложишь цель своего визита, я ничем не смогу тебе помочь. А если ты собираешься просто постоять тут, как безмолвная тупица, тогда…» — Я.. я л-л.. ю.. в-с, — прошептала Саяка себе под нос так тихо, что Кирари пришлось напрячь слух, чтобы уловить хотя бы несколько разбитых слогов. — Извини, не могла бы ты повторить?.. Её помощница внезапно вскинула голову; в уголках её преисполненных мужества глаз собрались слезинки, а во взгляде горел неистовый огонь. — Я сказала, я люблю вас! — её признание громким эхом разнеслось по залу. Солёные капли проявились своими следами; обе стороны хранили молчание. В ответ на эту вспышку эмоций Кирари моргнула один раз, затем второй, и непонимающе уставилась на Саяку. — Да, я в курсе. Ты уже говорила. Погрустневшая секретарша в отчаянии прикусила губу так сильно, что ещё чуть-чуть, и её зубы впились бы в кожицу и выпустили кровь. «Нет… ты не поняла…» — Это всё, что ты пришла мне рассказать? — вместо ответа раздался всхлип. — В следующий раз, когда решишь вломиться ко мне, пока я работаю, сообщи мне что-нибудь такое, чего я ещё не знаю. Таким образом ни я, ни ты не потратим своё время впустую, — сказав как отрезав, Кирари вернулась к своим делам, взяв ручку и вновь распахнув книжицу, полностью игнорируя присутствие бывшей собеседницы. Саяка не могла допустить, чтобы всё закончилось именно так. Только через её труп. Потребуется гораздо больше, чем просто грубые слова, чтобы оттолкнуть её, лишить её всей своей новообретённой силы воли. Она собиралась получить то, что хотела, – и ничто в этом мире не могло встать на её пути. В том числе и самый важный человек в её жизни. Она резко шагнула к Кирари, вдруг охватила её лицо ладонями, повернула её голову в свою сторону и прижалась влажными персиковыми губами к блестящим синим. Саяка опустила ресницы, по-прежнему роняя слёзы, не видя подлинного удивления Кирари в её широко открытых глазах. Пока её уста продолжали врезаться в те, что были под ними, секретарша почувствовала, как знакомые тёплые руки скользнули к её шее, обхватили её изгиб. Она вздрогнула от ощущений, когда Кирари начала отвечать на её поцелуй, и задрожала от новых и необычных для неё прикосновений горячего скользкого языка, приоткрывающего и смакующего её губы; она не пыталась углубить поцелуй, но приглашала сделать это её, чувственно скользнув языком по её собственному. Саяка ахнула, не отрываясь от неё, тем самым давая Кирари проникнуть глубже и сорвать с её губ непроизвольный стон. Теперь секретарша понимала, по какой причине акт «целоваться» привлекал к себе столько внимания. Аж дух захватывало. Буквально. Как бы сильно ей ни хотелось насладиться этой любовью между ними двумя, её легкие отчаянно, до болезненных спазмов в горле, нуждались в глубоком вдохе. Когда это ощущение достигло предела, она оторвалась от губ другой девушки, чтобы наконец поймать в себя драгоценный для неё воздух; президент сделала то же самое. Обе тяжело дышали: грудь вздымалась и опускалась, пока они неотрывно смотрели друг другу в глаза. Сквозь полуприкрытые веки укрощённого тирана были видны чёрные расширенные зрачки, обычно бледное лицо покрыл лёгкий румянец, в то время как глаза её помощницы всё ещё были красными и опухшими от недавно пролитых слёз, а лицо – полностью алым. Кирари потянулась к Саяке и нежно провела по её заплаканным скулам кончиками пальцев, собирая на них остатки редких дорожек жидкости, затем поднесла пальцы ко рту; её розовый язык снова появился, скользя по подушечкам, пробуя слёзы на вкус. Она отметила, что они были солоноватыми. Саяка сглотнула при виде этой эротичной сцены. «Вот теперь…» — Кирари потянулась к запястью Саяки и резко дёрнула её вниз, заставляя ту неуклюже упасть себе на колени – что было, вообще-то, невежливо – и издать удивлённый писк. Президент непринуждённо поправила положение секретарши, вынуждая ту сесть, обхватив её одной рукой за спину, а другой подтянув её бедро ближе к себе, сдвинув ноги секретарши с правой стороны стула. Брюнетка развернулась к придерживающей её алебастровой девушке и опустила руки той на шею для дополнительной поддержки. «…это то, что я называю истинным признанием», — та милая ухмылка, по которой Саяка скучала весь день, проявила себя во всей своей красе. Саяка могла только улыбнуться в ответ с облегчением и восторгом. Кирари поднесла большой палец к нижней губе секретарши, слегка потянув её вниз, затем охватив пальцами её подбородок и снова соединив их губы; в этот раз их поцелуй был нежным и размеренным, без прежней настойчивости. — Почему?.. — сумела вымолвить Саяка, когда их губы на долю секунды разъединились друг от друга. — Почему что? — возразила Кирари, прежде чем вернула контакт их устам. — Почему вы… ничего… не… говорили?.. — ей удалось задать этот вопрос между ещё несколькими короткими поцелуями. Кирари отстранилась: «По поводу?» — Ну… вы ведь знали… обо всём. Вам ведь было известно о том, что я чувствую, и всё же вы вели себя так… так… — она искренне не могла выбрать момент из прошлого, который хотела бы обсудить, поскольку её разум жаждал получить разъяснение касательного каждого. — Жестоко? Необъяснимо? Неоднозначно? Противоречиво?.. Может быть, всё вместе? — она получила маленький утвердительный кивок. — Что ж, как я уже сказала, я не собиралась играть в одни ворота. И не поспоришь. — Те мини-игры, которыми мы были заняты, являли собой фундамент моих намерений, которые ты должна была бы поддержать, и хотя мне просто нужно было найти подходящий момент, чтобы передать бразды правления событиями тебе, по какой-то причине я так и не смогла его подыскать… Вот оно что, Кирари спланировала всё с самого начала. — …Я пребывала в уверенности, что ты уже заметила намёки на мои подлинные замыслы. Надеялась, что эту головоломку ты сумеешь собрать воедино, увидишь общую картину такой, какой она обстояла на самом деле, и станешь действовать в соответствии с ней. Однако это заняло у тебя больше времени, чем я первоначально предполагала. Теряешь хватку, Саяка… — Кирари начала играть с хвостом Саяки, пробегая пальцами по чёрным как смоль локонам, продолжая свою речь: — В нашей недавней игре я планировала дать тебе последний толчок. Я предложила тебе без права отказа то, к чему ты пылаешь ненавистью, и ты поступила точно так, как я и задумывала. Ты обозначила личные границы в отношении моих действий. Идеальная возможность переложить ответственность на тебя. Что я и сделала, потому и проиграла. Но зная тебя, отстранение от игр со мной не дало бы мне должного результата. Таким образом, мое изменение отношения к тебе было необходимым злом. Если что-то в этом мире и могло мотивировать тебя, так это мое отречение, — хватка на плечах и шее президента слегка напряглась. — Я не собираюсь приносить никаких извинений, поскольку сейчас ты как раз в том положении, в котором я и хотела тебя видеть... и сейчас между нами происходит то, что происходит. — Кирари нежно потёрлась кончиком носа о кончик носа Саяки. «Погодите-ка…» — Так значит, всё это было… просто для того, чтобы донести до меня, что моя симпатия взаимна? Разве вы не могли бы, ну просто, я не знаю, сказать? Тем более что я признавалась вам в своих чувствах. Дважды. И вас это не устроило? — когда она заговорила, её голос дрожал от волнения. Плюс ко всему, она чувствовала себя раздражённой – и на её взгляд, абсолютно справедливо, представляя себе, сколько слёз она могла бы не проливать, сколько часов сна она потеряла за так, а это психологическое изнурение, отнявшее у неё всю жизненную энергию… — И что это было бы за удовольствие? Как невероятно банально и скучно просто сказать это вслух. Влюбленность должна держать в тонусе и воодушевлять на подвиги, верно? — Кирари хихикнула. — Я – женщина действия, поэтому, конечно же, мои поступки говорят громче слов. — Саяка спрятала своё желание закатить глаза. Выходит, всё так и было. Кирари знала, что её секретарша способна объяснить всё с помощью речи, но ей хотелось посмотреть, сможет ли она подкрепить её действиями. Сегодня Саяка доказала, что могла обозначить себя не только словом, но и делом. — И всё же… не совсем. Мне хотелось, чтобы ты пришла к подобному сама. Чтобы собственными руками брала то, чего хотела… и достигала, — её ухмылка превратилась в изящную хитрую полуулыбку, намекая на агрессивные действия Саяки, которые та продемонстрировала несколько минут тому назад. Саяка покраснела, в глубине души до сих пор не веря, что у неё хватило непоколебимости на этот смелый трюк. И откуда это только взялось, видимо, отчаянные времена требуют отчаянных мер, предположила она. — Уже немного поздно притворяться застенчивой, нет? — Саяка почувствовала, как рука, поддерживающая её спину, начала медленно ласкать её вверх и вниз, а другая скользнула между бёдер, где изящные пальцы так же погладили нежную кожу. — Н-но ведь… Это ведь вы меня вынудили! — беспомощно проскулила захваченная новыми ощущениями Саяка. — Верно, я… но разве ты не счастлива? Скажи мне, что жалеешь об этом, — тёплое дыхание Кирари, прошептавшей это, скользнуло вдоль чувствительного уха Саяки, заставив её тело едва заметно дрожать. Рука внизу немного приподнялась, слегка раздвинув её ноги; пальцы другой расстегнули низ её блузки, сокрытой за поясом её плиссированной юбки, забираясь под камисоль, к разгорячённой коже. — Я… я не… — секретарша ошеломлённо выдохнула. — Так я и думала, — промурлыкала Кирари. Но Саяка всё ещё хотела убедиться в одной – и только одной – вещи. Хотелось услышать, как эти слова перекатываются на сладком языке Кирари. Услышать, как Кирари сама и прямо заявляет об этом. — И… общая картина такова… — Боже мой, милая, неужели ты до сих пор не поняла? Я что, несколько переоценила тебя? — её президент тихонько усмехнулась, в то время как Саяка слегка нахмурилась. — Я серьёзно… — Я знаю, — Кирари скромно улыбнулась и нежно поцеловала её, позволяя своим губам уклониться от ответа, прежде чем прерваться и, в конце концов, сказать то, что было таким желанным. — Я тоже тебя люблю. С этими словами Саяка наконец получила ответ на все свои вопросы.