***
Проходит непомерное количество времени, пока Майк безропотно не выскальзывает из постели. Эдди отключился, как только его голова коснулась подушки, но Майку повезло меньше, несмотря на относительно ненавязчивое присутствие Эдди. Ритмичные выдохи Эдди успокаивают лучше всего на свете, и матрас едва ли прогибается под его весом. Он мог бы с таким же успехом спать как неспокойный носорог, неважно, ведь Майк прекрасно осознаёт свои чувства — для него комфорт Эдди стоит превыше всего. В темноте Майк аккуратно нащупывает в сумке свои дневники, вытаскивает их и идёт в ванную, закрыв за собой дверь, боясь разбудить Эдди светом. Он садится на закрытую крышку унитаза и открывает один блокнот — тот, в котором он писал в последний раз. 09/09/02 С тех пор как Хейзел заставила Анджелу скрепить поездку печатью, я придумываю планы на случай непредвиденных обстоятельств, чтобы не потерять голову за границами штата Мэн. Я не берусь утверждать, что больше не подвержен проклятию Дерри, которое коснулось моих друзей. К сожалению, я пришёл к выводу, что единственный план, одновременно надёжный и вполне практичный, — это взять все мои записи с собой. Ничто другое не может заполнить пробелы так досконально, и ничто не будет иметь такого же мгновенного доверия, как мой собственный почерк. Итак, поехали. Привет, Будущий Я. Во-первых, я думаю, если ты это читаешь, то тебя можно поздравить. Я так понимаю, твой самолёт не разбился? Я счастлив за тебя. Напоминаю, что в настоящее время ты находишься в Нью-Йорке, чтобы взять интервью у единственного выжившего сына Вероники Макдэйд, Доминика. Держу пари, что это ты уже знаешь. Ты также приехал туда с целью проведать своего друга — Эдди Каспбрака. Я не питаю надежд, что ты запомнил распоряжение в полном объёме. Если тебе нужно вспомнить, кто такой Эдди, проверь записи, датированные: 31/08/93, 07/09/93, 13/09/93… Далее следует строка дат — целые ряды из них. Последняя дата — 31/12/94. Под ней находится одна единственная строка. Ты писал об Эдди почти в каждой записи в 1995 и 1996 годах. Выбирай сам, Будущий Я.***
Эдди ютится и стонет в чистом, животном удовлетворении. Он носит футболку Майка всего несколько часов, но уже сильно привязался к ней, не в силах понять, как с ней расстаться. Какое-то время он забавляется мыслью — хватит ли у него смелости спросить Майка, каким гелем для душа он пользуется. Он пытается взглянуть на другой край кровати, поворачиваясь на другой бок с осторожностью, с какой обычно обращаются с антиквариатом или бомбой. Он в равной степени испытывает облегчение и разочарование, найдя пустое пространство рядом с собой. Оглядев комнату, он обнаруживает, что дверь в ванную закрыта. Свет изнутри проникает через щели дверной рамы. С нескрываемым сожалением он вылезает из-под одеяла и подходит к окну. Эдди раздвигает шторы, давая утренним лучам мягко осветить комнату. Отражённый солнечный свет подозрительно поблёскивает в одном месте на полу, привлекая внимание Эдди. Подойдя ближе, он распознаёт пачку фотографий. Он поднимает их, намереваясь положить на стол. Но его конечности взбунтовались в ту же секунду, отказываясь его слушать, когда глаза скользнули по одной из фотографий. Это распечатка фотобумаги с семью лицами, втиснутыми в каждый кадр. У одного ребёнка щёки полные и розовые, как яблоки. У другой волосы, как цветущая пуансеттия. Ещё один носит очки, подходящие для реквизита в каком-нибудь ситкоме. Эдди сразу узнаёт Майка. Он в значительной степени сохранил свою молодость, за исключением более стройного телосложения и более длинных волос. Рядом с ним — мальчик, чьё невозмутимое бесстрастное лицо с таким же успехом могло быть перенесено во все четыре кадра. По другую сторону от мальчика стоит Эдди. Эдди улыбается, сверкая каждым своим зубом. Словно он в последний раз так безоговорочно счастлив. Эдди сидит на краю кровати, внимательно изучая образы, ведущие его по знакомому шлейфу воспоминаний. Шесть лиц, что окружают его, включая Майка, подобны слову, вертящемуся у него на кончике языка. Всего на волосок от досягаемости. — Ох, ты встал. Доброе утро. Эдди вскидывает голову. — Доброе, — после чего незамедлительно спрашивает: — Что это? Майк видит что держит Эдди. Он издаёт сдавленный звук, как будто атмосфера вокруг них сгущается. Пока Майк собирается с ответом, Эдди чувствует слабый запах, доносящий из ванной. — Это… Ты готовишь кофе в ванной? Майк застенчиво проводит ладонью по затылку. — Ага. Я уже начал было отключаться и не хотел тебя будить. — Ты слышал о зависимости от кофеина, да? Это как наркотик — нет, это и есть наркотик. Кофеиновая интоксикация — серьёзная проблема, от неё может случиться передозировка, а отказ может вызвать ломку. — Да, я верю. Но, кстати, говоря о кофеине, — Майк пересекает комнату в пару прыжков, пока не наклоняется над своим багажом. Он роется в нём и вытаскивает знакомую упаковку из шести банок. Затем неторопливо подходит к Эдди, кладя их, как награду, ему на колени. — Теперь я знаю, почему я подумал, что привезти с собой Мокси будет хорошей идеей. Эдди смотрит вниз. На Мокси. Символ его детского неповиновения. — Ты взял его для меня, — интонирует Эдди, что звучит скорее как утверждение, чем вопрос. — Нам нужно поговорить, — говорит Майк. — Мы можем встретиться, как только ты закончишь с работой? — Конечно, но разве мы не можем поговорить сейчас? — Для меня это всё ещё как бурьян, — признаётся Майк. — Короче, мы знали друг друга. Ты и я, и те пятеро других ребят, — он указывает на фотографию, к которой Эдди потянулся с самого начала, — мы были лучшими друзьями. В силу того, что в то время мы были единственными друзьями друг друга. — Я помню. Не имена или… — Эдди разочарованно вздыхает. — Как я мог забыть? Как мы оба могли забыть? Майк опускает голову, держа руки на бёдрах. — Я написал несколько теорий в своих дневниках, и я не знаю, если… Я не знаю. Я не могу сейчас дать тебе точный ответ. Мне нужно ещё кое-что наверстать. Но если ты сможешь встретиться со мной сегодня вечером, я расскажу тебе всё, что тебе нужно знать. — Ты мне всё расскажешь? — Всё, что тебе нужно знать, — повторяет Майк.***
08/04/00 С чего бы мне начать? Проще говоря, я никак не могу подвести итог последним четырём месяцам своей жизни. В свою защиту скажу, что я не хотел пренебрегать этим дневником. Просто я разбирался со своей новой работой. Если честно, я и не думал, что мне будет светить зарплата. Моя степень по антропологии в общественном колледже действительно пригодилась. Но без последствий не обошлось. Я стал одержим этой работой. Чем глубже ты погружаешься в историю, тем больше вопросов возникает. Открываются новые пути для поиска, точки зрения, которые стоит принять во внимание, ложные следы, сводящие всё на нет, клубки, что нужно распутать… Думаю, понятно, что я имею ввиду. Мой редактор новостей не сразу обрывает все ниточки, по которым я хочу пройти. Хейзел позволяет мне прочувствовать каждую искру вдохновения, раскрыть всё в полной мере… ну, прежде чем сказать мне, что это чаще всего доставляет больше хлопот, нежели пользы. Но отказы не относятся к делу. На данный момент достаточно того, что у меня есть шанс. Даже шанс на шанс. И она дала зелёный свет главной тематической статье о 'серии убийств' 1989 года. Предоставив его впервые, у меня было не так много доказательств. Я был свидетелем этих событий, но мне было бы трудно рассказать подробности, несмотря на то, что весь ужас и горе позади. Что подводит нас к сегодняшнему дню. Или сегодняшним. Тридцать недель углублённых исследований. Барбара в библиотеке язвительно отметила, что я занял место Бена — только вместо бесконечных стихов и справочников Бена, у меня был невероятный и поразительный интерес к периодическим изданиям с жуткими заголовками. Пару месяцев назад я наткнулся на сокровище. Оно находилось прямо на моём собственном чердаке. Я рылся в коробках, в которых собралась паутину, сувениры, которыми я никак не мог пожертвовать. И вот они. Вырезки, фотографии, неаккуратные наброски, подробные отчёты, написанные почерком моего отца… У моего старика действительно был ненасытный аппетит к мемуарам. Я сопоставил рассказы, записанные моим отцом, с микроформами библиотеки. Конечно, более общие изложенные факты совпали. Почти в каждом случае один факт приводил к другой статье, другой зацепке, другому имени. Иногда даже к другому десятилетию. Это привело меня к обширным библиографическим разделам, от приданий до квантовой физики. Привело меня к изучению психических факторов, модальному реализму, людям, которые жили до письменной истории. Часть меня непреклонно верит, что я в нескольких шагах от того, чтобы закрыть глаза на правду, лежащую в основе того лета. То, частью чего я был, вместе с Эдди, Биллом и остальными. Нечто, из-за чего мы едва не погибли. Что-то, что продолжает будить меня по ночам остаточным изображением огромной пасти и зубов как швейцарского армейского ножа. Взаимосвязь рядом, на поверхности. Мне просто нужно пролить свет на это. Хотя я даже не знаю, что произойдет, если я докопаюсь до корня правды. Будет ли выявление причины сопровождаться очевидным следующим шагом? Будет ли это тот момент, когда мне нужно будет найти остальных, чтобы они присоединились к схватке? Неудача ждала меня с каждой жалкой попыткой связаться с моими друзьями. Я не питаю иллюзий, что скоро произойдут какие-то изменения. Тем не менее, я уверен, что если я отправлю им свою законченную статью, это заставит их вернуться в спешке обратно в Дерри. По правде говоря, меня меньше беспокоит их готовность вернуться, чем моя способность оправдать это. Нет никаких сомнений в том, что, какой бы выбрал я не сделал, на моей совести будут смерти. Вопрос состоит в другом — сколько их будет?***
Майк опаздывает на пятнадцать минут в неприметный польский ресторан, где его ждёт Эдди. Он увлёкся своим последним интервью с Рианой, стремясь собрать всю возможную информацию и связать повествование воедино. Эдди, за неимением лучшего варианта, заметно дуется, когда Майк присоединяется к нему. — Надеюсь, я не заставил тебя долго ждать. Думаю, я буду платить за ужин и оставлять чаевые. — Ну, я-то не возражаю, — бормочет Эдди, не отрывая глаз от меню. Майк наклоняет голову, наблюдая за ним. — Не делай так. Не сдерживайся, будто… Я тебя не выслушаю. Я не твоя мать. Эдди сбрасывает свою маску вежливости, очевидно, сбитый с толку из-за таких слов. И, справедливости ради, у него не было возможности освежить голову, в отличие от Майка. — Прости. Я не хотел быть пассивно-агрессивным, я просто… Я не смог понять тебя сегодня утром. Ты был как-то… Уклончив, что ли? Я боялся, что ты не придёшь и оставишь меня в неведении. — У меня даже в мыслях такого не было, — решительно говорит Майк. Затем глубоко вздыхает. — Мне тоже жаль. Я был поглощён сегодняшним днём, и… Я не оправдываюсь. Я не должен был заставлять тебя ждать. Эдди качает головой. — Так мы собираемся поговорить об этом? То, что находится в твоих дневниках? Майк делает большой глоток воды. Он рассказывал то, да сё, попутно редактируя их прошлое. Казалось неправильным втягивать Эдди в это на данном этапе, основываясь на части сформированных гипотезах, ещё не подтвердившихся. Но тогда само собой разумеется, что воспоминания Эдди о Дерри исчезнут сразу же, как только все напоминания об этом городе исчезнут из поля его зрения. В мгновение ока любой их разговор исчезнет из сознания Эдди. Имея это в виду, Майк раскрывает их секреты — весь их спектр. Секреты, принадлежащие Майку, или им обоим, или их родному городу. Он вспоминает битву камнями, где они поставили их обидчиков на место. Он напоминает Эдди о тех временах, когда они приезжали на ферму и радовались мохнатым объятиям с овцами. Они вспоминают и смеются над тем, как Эдди раздавал брошюры в противодействие изобилующей ошибками лекциям своего профессора об электромагнитном излучении. Их хихиканье стихает, когда Майк затрагивает тему периодически повторяющейся волной убийств, которые их родной город считает просто совпадением. Под конец Эдди хмуро смотрит на свою ладонь. В этот момент Майк замечает жгучее покалывание в своей собственной. Боль пронизывается вдоль диагональной линии, повторяя путь, пройденный острым краем стекла многолетней давности. — Эдди?.. Эдди отрывает взгляд от своей ладони и сталкивается с ладонью Майка. — Что, если ты ошибаешься? — Что? Если события, повторяющиеся с восемнадцатого века, в конце концов окажется совпадением? — Да. Что тогда? Майка посещала мысль сдаться, чаще, чем он может сосчитать. Но перспектива полного отречения постепенно превращается в несбыточную мечту. Чем дольше он упрямится, тем меньше у него возможностей сократить свои потери. — Тогда я ошибаюсь, — всё, что он говорит. — И что это тебе даёт? — настаивает Эдди. — Что будет со временем, потраченное на охоту ни на что? — Я знаю, от чего отказываюсь. Но в долгосрочной перспективе все не так уж плохо, — рассуждает Майк. — Ну правда, что я тогда потеряю? Исчезнет ли Гранд-Каньон, если я не доберусь до правды в ближайшие десять лет? Или Нью-Йорк вот-вот вымрет? — Я не знаю, Майк. Почему бы нам не спросить Всемирный торговый центр, что он думает по этому поводу? Майк хмурится при напоминании о том, что у Эдди есть картотека травм, которой он может отстреливаться. — Кто-то должен это сделать. Разве ты так не думаешь? — Я понимаю, — признаётся Эдди, хоть и угрюмо. — Но почему это должен быть ты? — Не переживай за меня... Послушай, может быть, у меня и не будет музеев на расстоянии вытянутой руки, или комедийных баров, или… — Майк останавливает себя. — Что-либо из этого. Это не значит, что я останусь ни с чем. У меня своя жизнь в Дерри. Как бы невероятно это ни звучало. У меня есть интересная работа и друзья. Если я ошибаюсь, но всё равно остаюсь там, тогда да. Я проведу там ещё десять лет в заблуждениях. — Тринадцать лет, — резко поправляет Эдди, словно три года играют важную роль. — Если это происходит каждые двадцать семь лет, как ты сказал, то следующий раз будет в 2016 году. — Ладно, тринадцать лет, — снисходительно поправляет себя Майк. — Но… Ты всё понимаешь, не так ли? Что, если я прав и я не останусь... Эдди качает головой, отказываясь слушать выводы. — Ты помнишь, как ты принимал плацебо в обмен на то, чтобы твоя мама не вмешивалась в твою жизнь? — спрашивает Майк. — Таков был твой выбор. Это вообще не было идеальным решением, но… Ты сожалел об этом? Эдди выгибает бровь. — Плацебо? — Ингалятор. Лекарства. — …Что? — Они — пустышка, — слабо объявляет Майк, поражённый осознанием того, что Эдди должен смириться с жестокой ложью своей мамы во второй раз. — Что ты имеешь в виду, говоря, что они пустышка? — слова вырываются из Эдди механической очередью. — Мне жаль, — Майк с беспокойством наблюдает, как понимание и ужас расцветают одновременно на лице Эдди. — Ты хочешь, чтобы я ушёл? Если тебе нужно немного побыть одному— — Нет. Я не хочу возвращаться домой, — Эдди моргает, когда вихрь в его голове превращается в шторм. Собравшись духом и снова заговорив, его голос звучит тихо. Натянуто. — И быть один тоже не хочу. Ты уедешь через два дня. До твоего отъезда я не хочу быть там, где тебя нет. Майк изо всех сил пытается заговорить, игнорируя тяжесть в груди. — Я только за, — получается у Майка выдавить из себя. — Куда ты хочешь пойти? — Выбирай сам. Это твои последние два дня здесь. — Ладно, я тебя услышал, — Майк закусывает губу. — Х-м-м. Всё, что я знаю о Нью-Йорке, — это то, что мой личный гид показал мне на прошлой неделе, — внезапно его посещает вдохновение. — Если ты готов передать мне эстафету, думаю, у нас есть хороший человек, который покажет нам окрестности.***
Эдди удаляет ещё одно голосовое сообщение от Сони. Он знает, даже не прослушав, что там очередной спектакль истеричной болтовни. Это наверняка её величайший хит: она не видела его весь день, она ужасно волнуется, он буквально убивает её, разбивает сердце. Он убирает телефон в карман, когда девушка, давшая интервью Майку, суёт ему в руки стакан с присыпанной солью по окружности. — О, спасибо. Сколько я тебе— — Сегодня Маргаритный понедельник, дружок. Не беспокойся об этом. Девушки получают его всего за десять центов, — Риана подмигивает ему. Эдди снова благодарит её и с удовлетворением прижимает напиток к себе. Он снова осматривает дайв-бар. За всё время, проведённое в Нью-Йорке, он впервые оказался в Челси. Он бы никогда не узнал об этом месте, если бы Риана и Эйлин не привели его и Майка сюда. Бар переполнен мужчинами и женщинами в разной степени оголённости. Потолок выложен надутыми единорогами с радужными гривами и хвостами. На сцене караоке находятся две женщины — одна в широких шортах, а другая — в вельветовой юбке до пола, и чрезмерно потный мужчина в одних сандалиях и боксёрах. Все трое танцуют, покачиваясь и непрестанно распевая Peaches — I U She. — Как давно вы с Эйлин женаты? — спрашивает Эдди, садясь на барный стул рядом с Рианой. — Мы уже двадцать два года как гражданские партнёрши, — отвечает она с нежной бдительностью, следя за движениями Эйлин на танцполе. — Двадцать два года, — благоговейно повторяет Эдди. — Это поразительно. — Вот почему мне не угрожает то, что там происходит, — она кивает своей партнёрши, которая в данный момент имитирует энергичную порку зада Майка. — Не то чтобы нам хочется украсть твоего мужчину... Эдди разражается смехом. — Мы с Майком не… Э-э… Мы друзья. — Вы просто друзья? — Я не знаю насчёт 'просто’. У меня не так много друзей, так что… Быть друзьями — для меня это уже много. Риана поднимает свой бокал. — Давай выпьем за это. Эдди с размаху чокается своим бокалом об её. Он подпрыгивает на своём месте под бесстыдный вой посетителей клуба, довольный тем, что может наблюдать за выходками Майка и Эйлин в компании Рианы. Он бездумно осушает свой напиток. Прежде чем он успевает положить его на стойку, рядом с ним появляется мужчина. — Похоже, тебе ещё нужно подлить. Эдди задумчиво рассматривает свой пустой стакан. Он уже слегка опьянел, желудок наполовину опустел после откровения о его так называемых недугах, испортив ему аппетит. — Наверное, мне сначала нужно что-нибудь поесть. Вы, ребята, здесь подаёте еду? Мужчина смотрит на Эдди с любопытной смесью заинтересованности и оскорбления, в то время как Риана воркует: — Дружок. — Лично я — нет, но всё когда-нибудь случается в первый раз. Брови мужчины приподнимаются от откровенного намёка, преувеличенного, чтобы на этот раз Эдди всё понял. — А что ты хочешь? Эдди сглатывает и думает. Он оценивает незнакомца, начиная с его искусно собранных волос и заканчивая расслабленной осанкой. На нём надета свободный топ, полностью выставляющий напоказ его грудные мышцы и латы. — Я… — Ты не должен делать ничего, чего не хочешь, — очень тихо и мягко напоминает ему Риана, не давая незнакомцу всё расслышать. — Всё хорошо, — автоматически настаивает Эдди. Он соскальзывает со своего места, успокаивающе касаясь её плеча. Мужчине, ожидающему ответа, он повторяет: — Всё хорошо. Я могу пойти и спросить у бармена. — Да, круто. Я как раз сам направлялся туда, — он протягивает руку, боком проходит к Эдди, идя в ногу с ним. — Я Бен. Эдди бросает на него ещё один взгляд. Он не тот Бен, это совершенно ясно. Глаза этого Бена кажутся милыми, но им не хватает гарантии в бесконечном терпении. Эдди долго и ошарашено смотрит на него, прежде чем отвечает: — Я Эдди. Эдди осматривает танцпол и быстро выделяет Майка из толпы, к которому теперь присоединились Эйлин и Риана. Майк уже смотрит на него. Он слабо улыбается Эдди. Мгновенно Эдди устанавливает некоторую дистанцию между ним и Лже-Беном. Он не может представить, чтобы у Майка были проблемы с этим. Если бы это было так, он бы не пришёл сюда с Эйлин и Рианой. Темнее менее, Эдди видел слишком много условных позиций, когда дело доходило до терпимости. Эдди быстро извиняется: — На самом деле, знаешь что, мне не нужна выпивка. Мне нужно спасти моего друга, пока он не стал третьим колесом на ночь, — он игнорирует уговоры Лже-Бена, оставляя его одного, и протискивается сквозь вращающуюся толпу по пути к Майку. Когда Эдди приближается к ним, Эйлин и Риана улюлюкают, не отрываясь друг от друга. Ухмылка Майка более уютно ложится на его лицо, устраняя беспокойство Эдди. — Что это было? — спрашивает Майк лёгким тоном. — Мне обязательно это говорить? — фыркает Эдди. — Я всегда думал, что это было у меня на лбу написано, когда мы были моложе. Ебаный Бауэрс и его банда меня раскусили. Майк выглядит так, словно вот-вот выскажет своё неодобрение. Но вместо этого он говорит: — Ты помнишь, как мы оба были влюблены в Билла? — …Ни хрена себе. — Получается, мы были в какой-то степени большой семьёй, в ретроспективе, — глаза Майка весело прищуриваются. — По крайней мере, мы не были увлечены им в одно и то же время. Я думаю, к тому времени ты влюбился в Ричи. — От этого мне легче не становится. Это звучит так, как будто я… — губы Эдди кривятся, словно он съел лимон. — Как будто я просто влюбляюсь в каждого встречного. — Два человека едва ли можно приравнять 'в каждого'. И даже если бы это было так, в этом нет ничего плохого, — делится Майк. — Знаешь, для группы под названием Клуб Неудачников мы были довольно привлекательными ребятами, я бы так сказал. — Ты можешь так сказать. Майк приподнимает бровь. — Что ты имеешь в виду? Не хочешь мне это объяснить? Не очень, думает Эдди. — Я хочу потанцевать, — он проводит пальцами по запястью Майка. — Желательно с тем, кто не носит полоску ткани в качестве топа, — он кивает головой в сторону бара и потенциального бесплатного напитка, который он оставил. Майк зажимает ткань на груди. — Хорошо, что один умный парень помог мне с выбором рубашки. — Ты сдержанно называешь меня умником? Какое-то время Эдди просто дёргает коленями под басовую партию, впитывая физическую уверенность Майка. Скованность вытекает из него, когда Майк продолжает бросать на него легкомысленные взгляды и игриво ударять локтем. В конце концов, их руки находят друг друга. Эдди позволяет Майку мягко раскачивать его в ритме, отстающий на пару тактов от песни и пронизывающей воздух. — Спасибо, что согласился пойти со мной, когда я заглянул к тебе в офис, — говорит Майк. — Учитывая наше детство и жизненным урокам на работе, я не одобряю бегство с незнакомыми мужчинами. Но в данном случае я рад, что ты рискнул. — Спасибо, что нашёл меня, — Эдди останавливается, желая лучше рассмотреть Майка, замечая его покрытый испариной лоб и расслабленного от веселья. На одну ночь они так свободны, как Эдди часто себе представлял. Его руки отпускают руки Майка и вместо этого изучают ширину плеч. Он утыкается лицом в его грудь, в надежде ощутить её силу: — Я не хочу снова потерять тебя. — Я здесь, — Майк успокаивающе гладит Эдди по спине. Эдди поднимает голову и смотрит в его глаза. — И где бы я ни был, ты меня не потеряешь, — продолжает Майк, одной рукой обхватывая челюсть Эдди. Эдди выпрямляется. Он вытягивает шею, пока не может сосчитать каждый гиперболический завиток, обрамляющий глубокие карие глаза Майка. — Я бы хотел, чтобы ты остался. — Я бы хотел… — Майк крепче прижимает Эдди к себе, приподнимающего на цыпочки. — Я бы хотел, — он наклоняется, ныряя в пространство Эдди. Дыхание Эдди вырывается горячими вздохами из его приоткрытых губ, и Майк делает свой следующий вздох через рот. Майк на секунду прерывает зрительный контакт, его взгляд скользит по лицу Эдди, невольно выразительный. Прямо перед тем, как Эдди успевает сократить расстояние между ними ещё на дюйм, подскочить, чтобы избавить их от последнего разрыва, Майк кладёт руку на затылок Эдди. Он снова прижимает лицо Эдди к своей груди, крепко обнимая. Эдди слышит грохочущий пульс тела, к которому он прижимается, и чувствует, как губы Майка крепко прижимаются к его волосам.