ты волен выбрать наши собственные оковы (freedom to choose our own chains)

Последние пару дней Эдди возвращался домой за полночь, поэтому Соня ругала его за каждую минуту, оставшуюся без разъяснений. Он обвинял в этом напряжённый период на работе, что было не особенно убедительно, но было более приемлемо, чем правда. Два дня назад они с Майком гуляли по Бруклинскому мосту. Майк передвигался со скоростью улитки, за что Эдди простил его с небывалой грацией. Решение замедлиться до неторопливого прогулочного темпа Майка не вызвало у него раздражения (как могло случиться), не тогда, когда это позволило Майку высвободить своего внутреннего фотожурналиста. На следующий день Эдди провёл выходные, показывая Майку Американский Музей Естественной Истории. Сначала Майк отнёсся к этой идеи прохладно, поскольку естественная история немного выходит за рамки его интересов. Примерно через час или около того Эдди с трудом оттащил его от экспонатов многообразных биологических видов. Майк пылко рассказывал о многих животных, о которых он заботился в юности. Естественно, после этого Эдди был вынужден представить, как Майк напевает птицам, овцам и другим животным, которые с обожанием толпятся вокруг него. Между этим и комендантским часом Золушки-Эдди, их дуэт — практически деконструированная диснеевская принцесса. Следующая мысль Эдди была менее абсурдной, хотя и не намного. Его посетило смутное воспоминание о ферме. Тем не менее, картина в его голове была всё равно очень нечёткой. Это было больше похоже на набор стоковых изображений. Идиллия, на которую обрушилось цунами, всплывает на поверхность после длительного нахождения под толщей воды. Он почти рассказал об этом Майку, но тот отвлёк его рассказом о молодой корове, которая навязчиво облизывала ему лицо. Когда наступила ночь, Эдди проводил Майка до самого ненавистного ему места на свете… Таймс-сквер. Обычно он бы взбесился против этой переполненной выгребной ямы грязи и безвкусицы. Но в этот раз оно того стоило, чтобы увидеть, как в глазах Майка отражается блеск рекламных щитов Бродвея. Они оказались в комедийном баре, где довольно быстро опьянели, выпив максимум по два бокала. В конце вечера Эдди во весь голос заявлял, что физически невозможно опьянеть после двух бокалов вина. Но это не помешало ему позволить Майку обнять его, чтобы Эдди не упал. Приятное тепло от дорогого Пино Нуара в сочетании с близостью к объективно привлекательному человеку окатило щёки Эдди розовым, тёплым румянцем. Если говорить кратко, то это была лучшая суббота у Эдди за последнее время. Эдди тоже предпочёл бы провести и воскресенье с Майком, если бы не встреча, которую он должен назначить другому человеку. Оно и к лучшему, потому что Соня уже с трудом отпускает Эдди четыре дня подряд. — Вчера у тебя был выходной, — отмечает она. — На работе не могли справиться без меня, — Эдди совершает ошибку, выпалив, что один из его коллег по офису получил пищевое отравление, что привело к задержке на работе. Это предсказуемо вызывает у Сони один из её обычных приступов. — Ты должен отследить, откуда поступают заказы в ваш офис или откуда они получают питание. Ты должен настоять на этом. Это твоё право как сотрудника. И ещё тебе следует остерегаться этих лицемерных либералов — они заставят нас платить более высокие налоги ради ”общественного блага", а затем покажут нам свои спины и откажутся инвестировать деньги в безопасность на рабочем месте в своих же собственных стенах. — Я не ем ничего из того, что заказывает офис, — говорит Эдди, когда ему наконец удаётся вставить слово. — Это отлично, — одобряет она. — Я знаю, что ты стараешься изо всех сил. Но всё же жаль, что мы ничего не можем поделать с вредными волнами микроволновки. — Знаю. — Ты ведь понимаешь, почему я так забочусь о тебе, не так ли? — собственническая ладонь Сони согревает его щёку, поглаживая большим пальцем скулу. — Ты понимаешь? — настаивает она. — Я понимаю, — у него едва получается выдавить эти слова. — Ты весь в отца, — всё же добавляет она. — У тебя такая добрая душа, но в то же время ты такой упрямый. У тебя это точно от него. Вы оба игнорируете то, насколько вы хрупки и подвержены болезням. И ты видел, к чему это его привело. Он бросил меня — он бросил нас, потому что был слишком горд, чтобы проявить заботу к себе. Он не бросал нас, хочет возразить Эдди. — Теперь ты всё, что у меня есть, — признаётся она, задыхаясь от непролитых слёз. — Я не могу позволить, чтобы с тобой случилось то же самое. — Ты не потеряешь меня, Ма. — Мне очень важно, что ты говоришь эти слова, — чистая искренность Сони заставляет Эдди чувствовать себя немного виноватым за нерешительность, стоящую за его чувствами. — Я так тебя люблю. Ты даже не представляешь как сильно. И ты это поймёшь, когда у тебя будут свои дети. Эдди содрогается так сильно, что у него появляется желание дважды проверить, не выскочил ли его скелет из-под кожи. Соня продолжает, не обращая внимания на его внутренний крик. — Я люблю тебя больше жизни. — Я тоже тебя люблю, — эту часть всегда произносить легче всего. — Поцелуй матушку. Она подставляет ему щёку, и он поджимает губы, тихо повинуясь.

***

Майк нажимает на кнопку дверного звонка три раза, прежде чем снова прижимает руку к боку. Он лениво переводит взгляд облупившуюся краску в углу дверного проёма. Бирюзовый слой выгибается дугой от поверхности, под которой вспыхивает клин тёмного кармина — того же оттенка, что и засохшая кровь. Так раскрывается часть прошлого, которая когда-то была скрыта. Дверь резко распахивается, заставляя его вздрогнуть. Напротив него стоят две женщины средних лет, разного роста, но с одинаковым настороженным выражением лица. Майк не осознаёт, что задерживает дыхание, пока ему сознательно не приходится выдохнуть, чтобы заговорить. — Здравствуйте, извините, что беспокою вас, но я ищу мисс Эйлин Идальго. Женщина повыше бросает взгляд на свою спутницу с хмурым выражением лица. — Ты серьёзно? — спрашивает та, что пониже. — Ты тот самый парень, который названивал и доставал нас? — Я искренне сожалею, что вот так вас отвлекаю, — Майк вкладывает в свои слова столько искренности, сколько может, спеша их все высказать. — Меня зовут Майк Хэнлон, я журналист. У меня просто есть одна деталь, которую я надеялся уточнить у вас. Мои коллеги и я связывались с мистером Дарреном Маршаллом, и... — Ебаный Даррен, — в унисон произносят женщины, перебивая Майка. Майк на секунду колеблется. — ... Да. Ну, мы сказали ему, что контактная информация выданная им была неверной, но он настаивал, что мисс Идальго будет нашим лучшим решением, чтобы связаться с мистером Домиником Макдэйдом. Женщина пониже заметно ощетинилась. Её спутница хватает её за локоть. — Эйлин, всё нормально, — женщина повыше переводит взгляд на Майка и тяжело вздыхает. — Доминик... Это было имя в моём свидетельстве о рождении. Я больше им не пользуюсь. Моё настоящее имя Риана Идальго. — Ох, ясно, — Майк бесполезно шаркает ногами, заставляя себя выйти из оцепенения. — Приятно познакомиться с вами, мисс Риана. Вы... Э-э ... Просто, чтобы убедиться, мисс Вероника Макдэйд была вашей матерью? — Да. И не мог бы ты, может, прекратить говорить эти "мисс и мистер"? — Конечно! А мис... Брэндон?.. — ... был моим братом, — заканчивает Риана. Затем исправляется: — И есть мой брат. — А Даррен — её ублюдочный кузен, который не может собраться с духом, чтобы называть Риану по имени. Мы закончили анализ её семейного древа? Майк делает сознательное усилие, чтобы перестать ёрзать. — Да, мы закончили. Как я уже сказал, я журналист. Работаю в местной газете в Дерри, штат Мэн. Прямо сейчас я расследую цепочку ужасных событий, произошедших в 1962 году. Пик пришёлся на летнее время, когда насильственные преступления совершались с интервалом в несколько часов. — Моя семья переехала в Сиракьюс в апреле 62-го, — говорит Риана. — Да, ваша семья оказалась на шаг впереди, — признаёт Майк. — На несколько месяцев опередила остальных. Большинство семей выехало из Дерри примерно в августе или сентябре. — И ты прилетел сюда, чтобы спросить меня об этом? — Это всего лишь часть более масштабной истории. Наша газета освещала волну преступности в 89-м, когда история в значительной степени повторилась. Теперь вернёмся к теме. Мне удалось поговорить с несколькими бывшими жителями. Они рассказали мне, каково было жить в Дерри в шестидесятые годы. — Тогда я была ещё ребёнком. Майк выразительно кивает. — Мнение детей тех времён имеют уникальное значение, учитывая характер совершённых преступлений. Я хотел бы услышать о вашем опыте, если вы готовы поделиться им. Я бы с удовольствием послушал, какими были ваши последние несколько месяцев в Дерри. Что ваша семья могла рассказать вам о том, почему вы уезжали из города. Беседы, которые вы вели со своими учителями, одноклассниками, соседями? Риана поднимает подбородок, рассматривая его. — Что ты знаешь о Брэндоне? — Ваш брат? Я... Мы знаем, что он скончался до того, как вы с матерью уехали из города. — А ты знаешь, как он умер? Ужас проникает в Майка. — Не в подробностях. — Там был мужчина. Бутч, — Риана усмехается. — Он и двое его приятелей загнали меня в угол. Он сказал мне, какие зверства Бог хотел бы совершить со мной, — она снова усмехается. — Он не получил ни одного поучительного удара или пинка. И Брэндон нашёл меня и помог сбежать. — Слава богу. — Я была тощим ребёнком, а Брэндон был едва ли больше. Мы отбивались от них зубами и коленями. Но Бутчу и его головорезам было недостаточно того, что их было трое. У них были ножи, — Риана делает паузу. — Я в спешке отвезла Брэндона в больницу. У меня ещё не было водительских прав, но я не могла дозвониться до мамы, и никого из соседей не было дома. Он рассказал мне, как включить двигатель, как пользоваться переключателем передач. Я всё время была на четвертой передаче. Проезжала на каждый красный свет. Но... Эйлин утыкается лбом в плечо Рианы. — Мы потеряли его в ту ночь, — в конце концов выговаривает Риана. — Он потерял слишком много крови. — Ничего из этого не упоминалось, — Майк мысленно возвращается к своим записям в поисках чего-нибудь, что могло бы подтвердить рассказ Рианы. — Я просмотрел все городские архивы... — Конечно же об этом нет никаких записей. Ничто не пройдёт через синюю стену молчания. Они защищают своих, независимо от того, насколько они отбиты. Синяя стена молчания. — Бутч Бауэрс, — шепчет Майк, когда до него доходит. — Единственный и неповторимый. Майк качает головой. — Я очень сожалею о том, через что тебе и твоей семье пришлось пройти. — Так ты понимаешь, верно? — спрашивает Риана. Она указывает на себя, на изящный кафтан, накинутый на её плечи. — Ты понимаешь, почему моя мама решила уехать оттуда при первой же возможности. — Потому что... — Майк начинает, растягивая своё предложение в поисках его продолжения. — Потому что, — она снова указывает рукой на своё тело, — в Дерри для меня небезопасно. — Чёрт, жить там и правда рискованно, — подхватывает Эйлин. — Но здесь у нас есть шанс на спокойную жизнь. — Я... я буду честен. Я никогда не встречал человека, похожего на тебя, Риана. Я не могу себе представить, как в Дерри, должно быть, тебе было тяжело, — Майк знает, что говорит правду, даже если он хорошо знаком с презрением в свою сторону из-за чего-то неизменного и неотъемлемого. — Тебе не нужно представлять, каково это, — говорит Риана. — Моя мама тоже не могла себе это представить. Как ты сказал, в Дерри нет человека, похожего на меня. То есть никого из тех, о ком мы знали. Но это никогда не мешало ей сопереживать, — пауза. — Она не всегда правильно поступала. Женщина отреклась от одного своего брата за то, что он отказался принять меня, но затем она с готовностью выслушивала психиатров, диагностировавших у меня расстройство. Но, несмотря ни на что, я знала, что она любит меня. Майк думает о своей маме. Её согласованный поступок придания ему сил и в то же время привития защитных мер, которые имеют основополагающее значение для безопасности чернокожего ребёнка. — Похоже, она хорошая мать. — Даже больше. Она была хорошим человеком, — хватаясь за руку Эйлин, Риана делает несколько шагов от двери, освобождая место для Майка, чтобы тот вошёл. — Расскажи всем мою историю. Я не уверена, что это то, что ты ищешь, но оно того стоит. — Определённо, — пообещал Майк, согласившись. — Я также хочу рассказать историю своей матери. И Брэндона. — И я помогу тебе это сделать, — уверяет Майк. — Ты и я, мы расскажем эти истории.

***

Майк переходит на бег трусцой, когда замечает Эдди и его мать, сидящих на скамейке и любующихся на мост Трайборо. Эдди замечает его почти в тот же самый момент и начинает весь сиять. — Майк! Привет! В быстрой последовательности выражение лица Сони переходит от замешательства к любопытству, подозрительности и откровенному презрению. Всё это происходит до того, как у Майка появляется возможность поприветствовать их. — Привет, Эдди, — говорит он своему другу с красивыми ямочками на щеках. А потом обращается к его угрюмой матери: — Вы, должно быть, миссис Каспбрак. Добрый день. — Мам, это Майк, — вмешивается Эдди, когда Соня ничего не говорит в ответ. — Он тоже из Дерри. Он здесь, чтобы взять интервью у некоторых людей для Дерри Трибьюн. — Ох, правда? Впервые слышу. Мы всегда причисляли себя к колонке Дерри Геральда, — говорит она. Майк издаёт нервный смешок. Из-за спины он достаёт скромный букет, обнажая радостный всплеск розовых, оранжевых и жёлтых цветов. Он осторожно подходит к Соне, держа перед собой цветы. — Эдди написал мне, что вы будете здесь, и когда я проходил мимо— — Ох, нет! Нет, убери! Убери их от нас! — Соня поднимается со скамейки и отталкивает Майка, безрезультатно хлопая его по бицепсу. Эдди тут же вскакивает на ноги, хватает её за руку и оттаскивает. — Ма! Что ты делаешь? Она игнорирует сына, пронзая Майка обжигающим взглядом. — Ты пришёл к нам с маргаритками? Маргаритками?! У моего бедного Эдди аллергия на пыльцу. Разве ты не знаешь, как сильно это может усугубить его астму? Тебе нужно уйти прямо сейчас! — Я в порядке, — утверждает Эдди. — Майк, всё хорошо. — Ох, мне очень жаль, я сейчас же от них избавлюсь, — Майк спешит к мусорному баку в конце улицы и выбрасывает цветы. Когда он это делает, его поражает мысль, что они находятся посреди парка, цветущего мириадами цветов... Определённо, это означает, что аллергия Эдди не настолько ужасна? Тем не менее, он возвращается к ним с должным извиняющимся видом. — Мне правда очень жаль. — Не переживай, ты ведь не знал, — успокаивает Эдди. — Оно и понятно. Ты плохо знаешь моего Эдди, — добавляет Соня. — Полагаю, вы правы, — тихо говорит Майк, словно ему больно это признавать. Соня сжимает локоть сына. — Самое время нам отправляться домой. — Хм-м-м, — Эдди не обращает внимания на её подёргивания, его пристальный взгляд прикован к лицу Майка. — Хэй, у тебя есть планы на ужин? Ты обязан присоединиться к нам, если ты свободен. Мы можем тебя подвезти. — Эдди, — предупреждающе огрызается Соня. — Я готовлю ужин сегодня вечером. Мне не сложно приготовить чуть больше еды, — говорит он ей вполголоса. — Подумай какой беспорядок у нас дома, — шипит она в ответ. — Стыдно же приглашать гостей. — Что? Нет, я же сегодня убрался утром, — настаивает Эдди. — Да ладно, у тебя Кейтлин и Эбби бывают как минимум раз в неделю. А я никогда никого не приглашаю домой. — Эдди, пожалуйста, — растущее волнение Сони просачивается сквозь её стиснутые зубы. — Этот человек держал в руках маргаритки. Он пришёл из цветочного магазина. Не делай вид, что это пустяки. Всё, что я делаю, это забочусь о том, чтобы в нашем доме не было триггеров астмы. — Но я прекрасно себя чувствую, — повторяет он. — Мы только что это обсуждали, — голос Сони становится выше, с неё спадает маска вежливости. — Я всё делаю ради тебя. Как ты не понимаешь? Я люблю тебя больше, чем кого-либо можно любить, а ты обращаешься со мной, как со злодейкой. — Нет же! Я просто говорю, что я в порядке. Ты слишком остро реагируешь на пыльцу— — Остро реагирую?! — недоверчиво восклицает она. — ...Ты знаешь, что у меня с собой ингалятор, а в машине есть Кларитин. Ма, пожалуйста, Майк скоро снова уедет в Дерри! — умоляет Эдди. Как бы Майку ни хотелось проводить больше времени с Эдди, он не может допустить, чтобы между матерью и сыном возникли трения. — На самом деле, Эдди, мне нужно уточнить у Дельты, где моя сумка. Но спасибо, что пригласили меня. Я правда благодарен. Эдди резко поворачивает голову в сторону Майка. — Подожди, они всё ещё не нашли твой багаж? У тебя же осталось всего три дня! Паника Эдди заразительна — она захватывает сердце Майка и душит его. Осталось всего лишь три дня. — Да. Так что я должен убедиться, что вернусь домой с моими вещами. — Ладно, — смягчается Эдди. — Держи меня в курсе дел, хорошо? — Конечно. Увидимся, Эдди, — Майк одаривает его улыбкой и получает дрожащую улыбку Эдди в ответ. Он кивает в сторону Сони, демонстрируя своё внешнее добродушие, привитое родителями. —Было приятно познакомиться с вами, миссис Каспбрак. В ответ она кидает: — Мне тоже, — уже повернувшись к нему спиной.

***

Едва Майк вышел за пределы слышимости, как у Эдди начался допрос. — Это тот человек, с кем ты проводил время последние несколько дней? Эдди хранит молчание, которое Соня воспринимает как подтверждение. — Я не позволю тебе больше с ним видеться. Ты меня слышишь? Даже не подумав, с губ Эдди слетает возражение: — Назови мне хоть одну вескую причину, почему нет. Соня поражённо отшатывается. — Не смей так разговаривать со своей матерью. — Назови мне хоть одну вескую причину, пожалуйста, — процедил Эдди сквозь зубы. — Эдди, — стонет она, в её голосе скользит совершенная смесь притворства и отчаяния. — Сынок, не пойми меня неправильно. Я твоя мать. Я знаю тебя. Ты... Я пыталась правильно тебя воспитать. И я это сделала. Я сделала всё, что могла, чтобы уберечь тебя от этого... Этого нездорового окружения. Этих дикарей, которые развратили тебя в таком юном возрасте. Эдди закрывает глаза, молясь, чтобы у него не началась мигрень. — Что ты пытаешься сказать? — Я люблю тебя. Ты — мой сын, — добавляет Соня, как будто их кровное родство является неоспоримым доказательством её привязанности. — Но... Мой дорогой мальчик, мой бедный малыш. У тебя появился фетиш. И тебя нужно излечить от него. — Фетиш? — недоверчиво выплёвывает Эдди. — Я знаю, это тяжело слышать. Чем скорее ты примешь это, тем скорее освободишься. — Освобожусь от чего? От бремени дружбы? Выражение её лица застывает. — Ты знаешь, что я имею ввиду. Не валяй дурака. Давай, ненавидь меня за то, что я забочусь о тебе. — Я не ненавижу тебя, — протестует Эдди. — Ты можешь ответить на мою любовь неприязнью, но я никогда не перестану защищать тебя. Неважно, от других или от себя самого.

***

13/01/97 Я потерял счёт тому, сколько раз я звонил. Каждый раз трубку брала она. Ей что, хирургическим путём пришили телефон к лицу? Это даже не её дом! Это дом её сестры! Если под безумием подразумевается повторение одних и тех же действий снова и снова, в надежде заполучить другой результат, тогда меня можно поздравить — я официально вчетверо увеличил своё полное право быть главной персоной Дерри нон-грата. Я не имею ввиду тот факт, что я набирал один и тот же номер непрерывно и безрезультатно несколько тысяч раз. Я имею в виду, что я уже проходил через это с Бев, Биллом, Ричи, Беном и Стэном. Я знал нашу судьбу в ту секунду, когда Эдди сказал мне, что его мама продаёт их дом, чтобы переехать жить с семьёй в Нью-Йорк. И всё же я ничего не могу с этим поделать. Я не могу расстаться с этой проклятой надеждой. Что, если это единственный шанс, когда кто-то из моих друзей вспомнит меня? В конце концов, остальные были совсем юны, когда уходили. Эдди — единственный, кто уехал из Дерри будучи взрослым. Это как направить палец в небо, но я не могу позволить себе упустить его. Я не могу сбрасывать со счётов вероятность того, что я не потерял Эдди навсегда. Возможно, я смог бы вернуть его, если бы смог дозвониться. Я задавался вопросом о степени их провала в памяти. Как много они забыли? Существует ли конкретное скопление воспоминаний, которые аннулируются, как только они оказываются за пределами Дерри? Или происходит полная перезагрузка? Словно Табула Раса? Мне плохо от мысли, что память о нашей дружбе не сохранилась за пределами штата Мэн. Ещё хуже от мысли, что воспоминания остальных ребят могли предаться забвению. Я не могу предположить ещё более худший сценарий, особенно для Эдди. Эдди узнал о синдроме Мюнхгаузена по доверенности своей мамы только пару лет назад. Он знал о том, что она делала, когда мы были намного меньше, но, очевидно, согласился с её условиями в обмен на капельку свободы. Например, он проглотил бы все её сахарные пилюли, если бы она позволила ему выйти из дома после обеда. Странно, что ему приходится торговаться за абсолютный минимум автономии. Но если у него отнимут то немногое, что у него есть, он снова будет полностью обязан обману своей матери. Свобода, которую он отвоевал у неё, ускользнёт у него сквозь пальцы. Мне нужно связаться с ним. Не имеет значения, окажусь ли я в итоге в смирительной рубашке или нет. Мне нужно продолжать пытаться.

***

Соня Каспбрак спит как человек с чистой совестью. Именно поэтому, когда Эдди прокрадывается мимо неё и закрывает за собой входную дверь, она ничего не замечает. Когда он заводит машину и зажигает фары, она всё также неподвижно лежит в своей спальне. Он строит маршрут по GPS к аэропорту Джона Ф. Кеннеди и выезжает с подъездной дорожки.