Соглашение

      Для Драко, разумеется, вечер не мог закончиться так просто. Забини взял тайм-аут, что довольно-таки сильно нервировало. Драко хватало ума понимать, что затаившийся слизеринец, пусть и бывший, гораздо опаснее, чем открытая конфронтация. Слава Мерлину, Нотт не стал планировать ничего эдакого и налетел на Драко сразу же, как только тот переступил порог общей спальни.       — Малфой, какого гиппогрифа?! — зарычал Тео. — Тебе же было плевать на неё!       — Ну что ты, Тео, я без ума от Грейнджер с первого курса.       — Это какой-то план по обелению репутации?       — Намекаешь на себя? — аристократично выгнул бровь Драко.       — И тем не менее, я был первым! — рыкнул Тео.       — А я стал первым, — парировал Драко, отчего у Тео заходили желваки.       — Ты хочешь сказать?!..       — Я не собираюсь с тобой обсуждать свою девушку в подобном ключе, — холодно отчеканил Драко.       — То есть — это всё правда?.. — упавшим голосом как-то вдруг беззащитно спросил Тео.       Драко вздохнул и, смягчившись, похлопал друга по предплечью.       — Лучше я, чем Корнер, — попытался пошутить он.       Казалось, Тео на секунду задумался, после чего как-то неопределенно хмыкнул, сгорбился и ушёл в душевую.       Драко вздохнул и помассировал переносицу. Когда он соглашался на всю эту авантюру, он не ожидал подобного драматизма и накала страстей. Он вспомнил Грейнджер и невольно усмехнулся. То, как девчонка стоически переносила их тактильный контакт, позабавило его. А уж этот «поцелуй» можно было вносить в разряд по-настоящему грриффиндорских безрассудно-смелых поступков.       В какой-то момент у Драко даже промелькнула шальная мысль: а не поисследовать ли границы смелости мисс Грейнджер опытным путём? Однако он быстро отказался от этой идеи. В конце концов, его согласие на участие в этом сомнительном мероприятии основывалось на желании помочь ей, а не поиздеваться. На долю девчонки и так выпала большая такая куча дерьма… И, по всей видимости, этот дерьмо-источник никак не желал иссякать, издеваясь над ней теперь иначе.       Драко видел, как её тяготит всё это назойливое внимание. Наверное, думал он, для Грейнджер, как для хорошего человека, эмпатично вникающего в чувства других людей, постоянно отказывать кучке парней, стараясь как можно меньше «ранить их чувства», — непростая задача.       Он хмыкнул. Какая странная ирония. Неужели эта девочка после всего, через что ей прошлось из-за них всех пройти, не достойна спокойного последнего школьного года? Безопасного и беззаботного.       Драко не мог чётко назвать момент, когда для него всё изменилось. Когда она в агонии боли корчилась на полу поместья? Или когда он осознал своё бессилие во всей его яркости и безысходности? Он словно бы жил в шахматной партии, любой ход в которой предопределен патом и проигрышем. У него была одна роль — роль пешки. Но от него зависело сразу несколько жизней.       Ощущение бессилия и безвыходности заставили его посмотреть на всё иначе. Другим, не зашоренным взором. И куда бы он ни посмотрел — всюду была она. Отличница, маглорождённая, героиня. Словно Александрийский маяк, колосс его вины и несправедливости всего мира. И что самое ужасное — всё это, казалось, не действовало на неё совершенно. Крошечная полупрозрачная фигурка с вечно вздернутым носом, чувством превосходства и блеском неискоренимого любопытства во взгляде. Казалось, она настолько хрупка, что та туча, потрескивающая электричеством, что постоянно висела вокруг её головы и по ошибке считалась волосами, когда-нибудь перевесит всю её назад, потянув за собой на пол.       Гермиона Грейнджер казалась чем-то основательным, каким-то центром притяжения жизни, осью вращения. Были законы физики, магия и Гермиона Грейнджер. Это даже восхищало. И немного пугало…       Драко не считал себя хорошим человеком. И дело не только в заблуждениях прошлого. Он просто не был хорошим человеком. Однако даже он нуждался в чем-то… каком-то искуплении. Он должен был сделать хоть что-то. Он больше не мог стоять на месте, слушая её крики. Метафорически выражаясь.       Он бы не простил себе этого вновь.

* * *

      Утром Гермиона поджидала его, оставив дверь в свою комнату приоткрытой, высматривая белобрысую макушку. Кроме Невилла, казалось, все объявили ей демонстративный бойкот.       В качестве старосты ей нужно было утрясти несколько организационных вопросов, но Теодор Нотт так мучился и изнывал в её присутствии, что она наконец сжалилась над ним, решив дать ему время привыкнуть к новым обстоятельствам. В конце концов, часть его обязанностей на какое-то время она вполне может взять на себя…       Гермиона чувствовала постоянное тоненькое нытье своей совести, твердившее, что она всех обманывает. Наверное, правильнее было бы уверенно стоять на своем, объясняя парням, что всё это её сейчас совершенно не волнует. Когда-нибудь они бы услышали её. Вероятно.       Гермиона вздохнула. Неважно! Всё уже сделано. Пусть будет так.       Погрузившись в размышления, она даже не сразу заметила Драко, прислонившего к приоткрытой двери. Его рука была занесена для стука, но он не шевелился, с интересом рассматривая её.       — Ты как? — наконец спросил он, заметив на себе её сфокусировавшийся осмысленный взгляд.       Гермиона пожала плечами.       — Не знаю, — честно ответила она. Клубок противоречивых чувств не давал возможности сформулировать однозначный ответ.       Драко изобразил удивление на лице.       — Чтобы Гермиона Грейнджер и чего-то не знала…       — Ха-ха! — вяло огрызнулась она, вставая и хватая школьную сумку за лямку.       — Вчера… всё нормально? — быстро спросил он.       — Дин и Сумус? Думаю, они успокоятся…       — Нет, я про «Соглашение» и расширение мною «тактильных рамок»…       — А, это… Д-да, думаю, всё в порядке. А я… не очень шокировала тебя тем… поцелуем?.. — Гермиона старательно избегала смотреть на Драко.       С его стороны послышался сдавленный смешок.       — Это меньшее, что я могу сделать для героини войны, — полушутливо-полувсерьёз сказал он. — Грейнджер, ты можешь целовать меня каждый раз, когда тебе понадобится кому-то что-то доказать.       Она усмехнулась и посмотрела-таки на него. Он был предельно серьёзен, однако глаза — с кучей разбегающихся от уголков лучиков-морщинок — улыбались.       — О, это мило, — усмехнулась она и неожиданно для себя призналась: — А знаешь, ты не такая задница, как я ожидала.       — О, я польщен, мисс. Думаю выпустить серию значков: «Драко Малфой — не задница». Что скажешь?       — Куплю один, — улыбнулась она.       Драко протянул ей ладонь, которую она неуверенно приняла. Легко переплетя пальцы уже почти привычным образом, он повёл её на завтрак.

* * *

      Прямо перед Большим Залом Гермиона сбилась с шага. Сжав сильнее ладонь Драко, она нервно улыбнулась.       — Последний рывок, да?..       Драко смотрел на неё удивлённо. Она была бледной, а и без того немаленькие глаза сейчас стали просто огроменными. Он видел её на поле боя — даже тогда Гермиона Грейнджер не выглядела так испуганно и беззащитно.       Драко вдруг очень сильно разозлился. На мир, окружающих, природу подростков и их проклятые гормоны. И, конечно же, он разозлился на Гермиону Грейнджер. Мерлин, эта ведьма не раз смотрела в лицо смерти — и это её не испугало, её пытали — и это её не сломило. Но её приводит в ужас мысль, что она доставит дискомфорт другим людям своим поведением. Потревожит чувства их маленьких мерзеньких душонок!       Интересно, существует ли место и время, где Гермиона Грейнджер могла бы быть по-настоящему свободна и счастлива?..       Драко так задумался, что, разумеется, едва не пропустил тот момент, когда голоса вокруг — словно по цепной реакции — начали смолкать. Пока в звенящей тишине не осталось лишь бзыньканья ложечкой о стакан за преподавательским столом, пока Трелони поправляла свои очки-окуляры. Когда и она рассмотрела одиозную пару, её рука застыла, как и всё вокруг. И теперь воцарилась абсолютная тишина.       На Драко навалилось ощущение какой-то бесшабашной весёлой ярости. Да как они смеют?! Они все! Смотреть, судить, думать, решать и одобрять?! Да кто они такие?!       Гермиона неотрывно смотрела в пол, её губы побелели от напряжения. Драко захотелось сделать что-то… Толкнуть её за спину, закрыв собой, ощетиниться, обнажить зубы и зарычать… А затем обличить, пристыдить их всех. Чтобы они поняли наконец, что она — Гермиона Грейнджер — не их собачье дело!       Почему-то Драко совершенно упускал из виду значимость собственной фигуры и всего того бэкграунда, что он нес в сознании людей за собой сам. И благодаря чему рождался такой искрящийся ослепительный контраст Добра и Зла, силы и мягкости, ума и амбиций, сложного и лёгкого Путей, элитарности и самобытности, выдержанности поколений и неудержимого буйства разнообразия жизни. А ещё там было что-то о прощении и внутреннем росте… Люди смотрели на них, затаив дыхание, не в силах отвести взгляды.       Но Драко не понимал этого. В нём просто клокотала ледяная ярость. Ему хотелось сделать хоть что-то: поцеловать её, чтобы все окончательно удавились от собственного яда, схватить на руки и убежать куда подальше, чтобы защитить, спрятать или — хотя бы! — издать хоть звук и разрушить этот давящий вакуум тишины.       Она остановилась ровно посередине между столами Гриффиндора и Слизерина, обернулась к нему и улыбнулась. Так легко и тепло, что ему тут же перехотелось карать весь мир. А захотелось улыбнуться в ответ, что он и сделал. Она легко пожала его ладонь и отправилась за свой стол, разрывая прикосновение.