E quindi prendimi, mordimi, toglimi tutto Continuerò a non avere la paura del buio Tanto quando sarò giù per terra distrutto Continuerò a non avere la paura del buio // Так что схвати меня, укуси меня, забери у меня всё, Я всё равно не буду бояться темноты. Даже когда буду сломленный лежать на земле, Я всё равно не буду бояться темноты. Maneskin - La paura del buio
За два минувших дня эмоции успокоились, но в душе продолжала тяготить пустота. Как бы Шото ни притворялся, что все хорошо, одна только мысль о сражении Старателя заставляла его дрожать. Как бы он ни отрицал, он боялся потерять отца. К счастью, Герой номер один оправдал свое звание, он выиграл бой, одолев опасного противника. Но вот победил ли?.. От тихого шума в коридоре у Шото дрогнули руки, он едва не выронил тарелку. Из-за волнения не только сердце билось, как бешенное, он перестал чувствовать вкус собы, словно жевал мокрую бумагу. По телевизору шло кулинарное шоу, голос диктора хоть немного помогал вытянуть обстановку из уныния. Только Фуюми оставалась бодрой. Шаги остановились за дверью. – Отлично справился! Ты, должно быть, устал, – улыбнувшись, поприветствовала отца девушка. – Давно не виделись. – Ну, в любом случае, я просто тебя поздравляю с отличной работой… Поздравляет с отличной работой. Хотел бы то же сказать и Шото, но в лучшем случае он бы молчаливо поддержал сестру. Сейчас ему было не до веселья, поскольку, увидеть в дверях лишь Старателя оказалось куда болезненнее, чем он представлял себе. – Ну и… жуткий шрам у тебя, – только и смог подметить парень, продолжая как ни в чем не бывало всасывать лапшу. У Нацуо настроение не лучше. Как бы Фуюми не пыталась образумить братьев и призывать хотя бы сделать вид, что они рады возвращению отца, ничего не получалось. Старшего брата раздражало, что их отец пытался выглядеть порядочным родителем, пытался исправиться, невзирая на прошлое. В прошлом как раз и таился корень зла, и Шото не имел ни одной причины не поддержать Нацуо. Но он молчал, так как не хотел усугублять положение, потому что Энджи пытался осознать свою ошибку. А еще парень боялся. – То, что ты пошел и побил какого-то сильного злодея, не означает, что все это исчезло, черт возьми! – сорвался в конец Нацуо, ударив кулаком о дверь. – И вот ты стоишь, решив, что сейчас время раскаяться и измениться?! Меня от этого тошнит! Ты хоть представляешь, что мы чувствуем?! Но его крики все равно что о стену горох. Старатель с мрачным спокойствием выслушал обвинения старшего сына и на полном серьезе сообщил: – С этого момента я не буду отворачиваться от своего прошлого и искуплю вину за все, что натворил. – О, вот как?! А перед Наги как ты собираешь искуплять свою вину?! Один лишь звук ее имени заставил Шото беспомощно застыть, а Старателя и вовсе сделаться мрачнее тучи. Напряженное молчание, разбавляемое звуком телевизора, опустилось на них каменной плитой. – Это ведь была она, верно? – зашипел Нацуо. – Шото ее узнал… форма цербера. Ее похитили, а ты даже ничего нам не сообщил. Все сообщения, которые мы отправляли, ты ни говорил ни слова про нее! – Я не мог. Это приказ свыше. – Приказ?! Она была членом нашей семьи, а тебя волнует какой-то приказ?! – Нацуо… – Нет, Фуюми, – раздраженно прервав сестру, парень вновь с открытой ненавистью вернул взгляд к отцу. – Да, ты держал ее подальше от нас в детстве, потому что… потому что как еще себя должен вести ребенок, которого взяли в фактические заложники, чьих родителей ты убил?! Но даже с такой судьбой… она в итоге стала добра к нам. Она единственная, с кем мог общаться Шото, ведь нас, второсортных, ты не пускал к нему! Шото молчит, но он сильнее всех переживает!.. Ты… ты тут извиняешь перед нами, а думал ли ты вообще хоть раз извиниться перед Наги? Шото хотел увидеть хотя бы тень сожаления или грусти на лице отца, но вместо этого мужчина словно удивился услышанным словам. А затем и осознал их тяжесть. – Что, озарение настигло? – невесело усмехнулся парень. – Хотя, не удивительно, раз ты так со своими детьми обращался… Прости, Фуюми, но я так не могу. Спасибо за еду. – Нацуо! – но попытка окликнуть и вернуть брата не увенчалась успехом, что вызвало у девушки глубокую печаль. – Ох, боже… как и думала, ничего не выйдет. Как бы ни сокрушалась Фуюми, сколько бы репортажей местное телевидение не крутило о неоспоримой победе Старателя, правду это не скроет. Нацуо прав. Пусть герой Старатель изумителен, невероятен, Энджи Тодороки погряз в грехах по уши, и забыть о том, как он изводил их мать, Шото не мог. Он хотел увидеть, каким станет отец с этого момента, на своем опыте благодаря Мидории понял, что одно малое вдохновение может полностью изменить человека. – Но… – отставив тарелку с собой, парень шумно выдохнул и, не решаясь смотреть на отца, спросил: – Я правильно понял, что вы не собираетесь спасать ее? – Шото, это… – Чтобы спасти Бакуго, была организована настоящая операция, в которой участвовали про герои. Все начали действовать меньше, чем за сутки. Но прошло два дня, а ты даже ничего не можешь сказать о том, как поступят с Наги. Поэтому я предполагаю, что вы не собираетесь спасать ее. Может, он и привык сдерживаться, однако еще немного, и тарелка под его руками превратится в россыпь осколков. – Сейчас все намного сложнее. Пока я сражался с ному, этот парень, Даби, добрался до Наги и перенял ее причуду цербера, как хозяина, на себя. – Перенял? – пусть голос и оставался спокойным, злость ударила по самообладанию так быстро, что Шото и не заметил, как треснули палочки для еды в его кулаке. – Говори, как есть. Он сжег ее. Так ведь передается контроль. – Значит, она тебе рассказала. – Она подставилась под удар ради тебя, ее похитили. Для тебя она всегда была обузой, но Наги хотела начать новую жизнь, даже несмотря на возвращение ее сестры. Поэтому она решила стать героем, поэтому она приняла свое прошлое, приняла тебя. Из-за тебя ее жизнь стала такой. А если сейчас вы ничего не сделаете, то все ее усилия будут напрасными, так вы покажете, что происхождение… что прошлое человека предопределяет его. Или это не действует только на про героев? – Ты прав, – беспрекословно согласился мужчина, но его слова заставили Шото лишь сильнее занервничать. – Но с Наги не все так просто. В первую очередь ее судьбу решает… всегда решал комитет безопасности. Если бы ее просто похитили – это одно. Однако хозяином ее причуды стал Даби. И на Лигу злодеев работает Аямэ Юмемия, которая открыто заявила, что хочет вернуть сестру в семейный бизнес. – То есть хочешь сказать, что на ней крест поставят?! – Я хочу сказать, – он помедлил, прежде чем ответить. Потому что при всем желании в сложившихся обстоятельствах Старатель не мог обещать что-то. И Шото, к сожалению, понимал это. – Я хочу сказать, что сделаю все возможное, чтобы спасти ее. Это я могу обещать. Простите меня за все. Иными словами, любая попытка к освобождению или помощи Наги будет воспринята комитетом безопасности как угроза. Пока Наги и Даби связывает причуда цербера, даже желания девушки окажется недостаточно, чтобы бороться против злодеев. Она отказалась возвращаться к сестре, приняла болезненное прошлое и смирилась с ролью Старателя, как хозяина. Не все герои могли бы пойти на подобную жертву, а она смогла. К тому же цербер лишь защищал на уровне инстинктов своего покровителя, а не служил ему верой и правдой. Так почему они изначально решили списать ее со счетов? Потому что так проще, безопаснее? Для кого?! Этот проклятый комитет безопасности ни черта о ней не знает! Как Наги продолжала последние месяцы помогать студентам ЮЭЙ, как в тайне от учителей устроила маленькую вечеринку в общежитии, переросшую в вакханалию. Как она усердно готовилась к экзамену на про героя, засыпая за столом. Как притворялась милой обаятельной девушкой, а в душе покрывала всех ругательствами, как сапожник… хотя, это вряд ли стоило бы упоминать. Но она такая, живая и настоящая. В голове у Шото просто не укладывалось, как можно взять и вычеркнуть такого человека из жизни, просто стереть со всех новостных колонок. Никто о ней не говорил, никто не упоминал. Она не была про героем, чтобы общественность удивилась ее резкому исчезновению, а грозного цербера, покинувшего бой вместе с Даби, отнесли к очередному монстру. Сделает все, что возможно… Это значит только одно – нет никаких гарантий. Принять это Шото не мог. Наги была для него неотъемлемой частью жизни. Он знал ее с ранних лет, колючую девушку, которая всегда шипела и не позволяла к себе прикасаться. Которая в последствии засыпала у него в объятиях, ласково шептала его имя и целовала, мило смущалась, несмотря на присущую уверенность. Как он мог вычеркнуть ее из своей жизни? Как он… как он мог просто забыть ту, которую… – Шото… – Я в порядке, Фуюми, – уронив голову, Шото надеялся, что сестра не видела его выражение лица. А также навернувшиеся на глаза слезы. – Я в порядке. Что бы там ни говорил отец или комитет безопасности, он не оставит Наги. Он найдет способ спасти ее, даже если придется подставиться под удар. Чего бы это не стоило.***
Хотелось с непоколебимой уверенностью заявить, что организм собрался убить меня от обезвоживания. Мало того, что хотелось в туалет, так еще и распухший от сухости язык прилип к небу. И это первое, что я почувствовала по пробуждении. Попытка пошевелиться принесла не менее отвратительное чувство боли – мышцы ныли, кости скрипели, а кожа чесалась. Из-за дикой слабости я с трудом перевернулась на бок, и я никогда бы не подумала, что разлепить веки окажется столь проблематичной задачей. Полумрак. В углу горел одинокий светильник, разливая желтый свет на комнату в японском стиле. Одеяло футона давило на плечи, словно мешок с камнями. Вообще ничего не понимаю. Не помню. Не похоже на дом Тодороки. У них другой интерьер. Справа стоял стакан с водой и бутылка, при виде которых сухость во рту только усилилась. Сделать глоток живительной влаги оказалось еще той проблемой, из-за трясущихся рук разлила половину содержимого на татами, и все же утолила жажду. В голове каша. Ничего не помню. И не понимаю, что происходит, как я здесь оказалась и по чьей вине. В том, что это чья-то вина, уверенность оставалась непоколебима. Надо хоть посмотреть, где я нахожусь, что лежит за стенами этого дома, да только встать на четвереньки было задачей не из простых. – Двенадцать часов и семнадцать минут, все как по часам. Даже удивительно. Невероятная точность причуды. Застыв на мгновение не столько от неожиданности, сколько от испуга, перевела напряженный взгляд в темный угол комнаты, где на подушке сидела Аямэ. Не обращая на меня внимания, она что-то внимательно изучала на экране своего телефона, может, переписывалась. Лишь пару секунд спустя отложила устройство и сосредоточилась на мне. От ее взгляда мороз пробежал по коже. – Что ты… что я тут делаю? Где я? Что произошло? – Восстанавливаешься после обращения у меня дома. – Чего? – Я в точности ответила на все три вопроса. Не такого я, конечно, ожидала, и я сама не рада, что тебе пришлось это пережить. Но прошлого не воротить… и это в каком-то смысле упростит нам задачу. У меня, наверное, на лице так и написано «какого хера?». Последнее, что я помню… что я помню… блин, я ничего не помню от слова совсем. Вроде работала, да, точно, был выходной, а Старатель потащил меня на задание к черту на рога, но перед этим хотел встретиться с Ястребом. Это еще как-то укладывалось в голове, но что потом?.. От попытки напрячь воображение мозг словно прострелило невидимой стрелой, перед глазами вспыхнула картина. Ослепило не только глаза ярким голубым светом, за короткий миг я вспомнила жуткую боль по всему телу, запах горелой плоти. Чувство, словно хватаешь раскаленный утюг голыми руками, но не можешь отпустить и терпишь, как металл слизывал кожу. По всему телу. Вздрогнув и завалившись лицом на подушку, застонала от ноющей боли. – Что со мной? – прохрипела я, пытаясь вновь приподняться на руках. – Что ты со мной сделала? – Ничего. Лично я – ничего. Память обычно возвращается в течение двух-трех часов после пробуждения. Скоро ты и сама вспомнишь, но чтобы не мучить тебя, сообщу как есть. Старатель больше не твой хозяин. Цербер теперь принадлежит Даби. Она произнесла это со столь умиротворенным выражением лица, что я не поверила. Ни тени сожаления или грусти, обычная констатация факта, при которой девушка не спускала с меня взгляда, ловя мимолетную реакцию. – Ты шутишь что ли? – у меня даже не нашлось, что еще спросить. – Я не верю… я этого даже не помню! И где этот Даби, если… если ты говорила, что не допустишь этого! – Я не знала, что вы встретитесь там. Поэтому особо не следила. – Да иди ты! Я не верю в это! Просто скажи, что твои люди меня похитили, накачали чем-то или… – Высеки искру. Убедись в этом сама. Если бы все можно было и дальше отрицать. Но стоило мне только опустить взгляд к рукам, душа в пятки ушла. Со мной действительно было что-то не так, жуткая слабость и жар внутри. Но Аямэ не стала бы врать, для нее в этом нет резона. Ни малейшего. Поэтому, приготовившись к худшему, щелкнула пальцами и увидела, как вспыхнул голубой огонек. Сказать, что мир разорвало на «до» и «после», это ничего не сказать. – Я… как? – обессиленно упав на футон, с трудом удержалась в сидячем положении, не переставая смотреть на дрожащую руку. – Нет… нет-нет-нет… не может быть. – В этом можно найти и положительный момент. Ты, наконец, освободилась от порочной связи с убийцей наши семьи. – Поло… ты… издеваешься? – думала, сил не хватит повысить голос, но злость во мне вспыхнула от услышанных слов не хуже, чем голубой огонек мгновение назад. – Положительный момент?! Меня, блять, заживо сожгли! Положительный момент?! Положительный момент только в том, что я не помню этого. Но, видимо, вспомню!.. – Наги, хватит кричать. Прости, – переведя дух, Аямэ продолжила: – Я понимаю твою злость, но теперь послушай меня. Я старалась не вмешиваться, видя, что ты хочешь стать героем, и меня разрывало от одной мысли, что ты приняла Энджи Тодороки. Это… Руки, лежащие на коленях девушки, сжались в кулак, откровенно демонстрируя ее эмоции. Аямэ едва не трясло от злости, она, в отличие от меня, никогда не позволяла себе даже задуматься о том, чтобы отпустить ненависть. Герой, не герой – не важно, для нее Старатель – убийца наших родных. И он отнял у нее не только наших родителей и брата, но и меня. – Я сдерживала себя, чтобы не вмешиваться. Не передать словами, насколько я зла, Наги. И не на Энджи Тодороки, а на тебя. – Меня? – удивилась я. – Ты простила его, позволила управлять собой, унижать себя. Защищала его детей… Решила стать героем, вдохновившись примером, а еще сблизилась с его сыном. Это называется предательством, Наги, ты предала наш клан, нашу семью, просто смешала имя родителей с грязью. – Я не!.. – И после всего этого!.. – повысив голос, перебила она меня на полуслове, отчего всякое желание возражать отпало. – И после всего этого я сдерживалась, позволяя тебе жить так, как ты захочешь. Потому что я люблю тебя, потому что ты единственная, кто остался из Юмемия, помимо меня. Я пошла на такие жертвы, просила помощи у Всех-за-Одного, стала работать с Лигой злодеев, чтобы восстановить власть, возродить Юмемия. Ты не представляешь, на какие жертвы пришлось мне идти. – И что мне было делать? – отвернувшись, скривилась я. – Просто ненавидеть? Жить в этой ненависти? Я пыталась, Аямэ, первое время я пыталась причинить вред и Старателю, и его детям, но это вызывало только боль. Я думала, все мертвы. Что мне, десятилетней девочке, надо было делать, а? Восстать, блять, во имя умершего клана? – Как девочка, ты делала все правильно. Но что ты делала после того, как узнала, что я жива? М-м? После того, как я сказала тебе, что ты можешь вернуться в семью, ко мне. Ты отказалась. Ты решила играть на стороне Старателя, ты сдалась, поддалась… приняла роль жертвы, польстившись на… игру в героя. – Я тебя не понимаю. Если ты так на меня злишься, то зачем было приходить тогда на экзамен? Поддерживать меня. – Я хотела посмотреть, кем ты стала. На что способна. И я была искренне рада тому, что увидела, ты выросла, надо признать, сильным человеком. – Выдохнув и помедлив мгновение, Аямэ продолжила: – Я хочу сказать вот что. Я дала тебе шанс быть героем, жить так, как ты бы хотела. Но теперь ты поступишь по-моему. – По-твоему? Какой… я вообще здесь оказалась не по своей воле! Даже если тот псих стал хозяином цербера, он не может меня контролировать. Я просто не смогу навредить ему, вот и все! Я уйду и… – Ты! Останешься здесь! – властный голос сестры едва не пригвоздил меня к месту. Девушка выглядела уже не просто мрачной, ее злость буквально душила на расстоянии. – Хочешь уйти? Нет. Я не хотела отдавать тебя Даби, я бы сама могла стать твоим хозяином, обладая огненной причудой. Но раз так сложились обстоятельства, ничего не поделать. Ты не сможешь долго находиться вдали от своего хозяина, цербер слабеет, и речь не только о силе причуды. Физическая активность, когнитивные способности, психическая состояние – все подвергается деградации. За пару месяцев у тебя начнутся боли, полгода и начнется депрессия, через год ты потеряешь всякое желание жить. Вот что значит быть цербером – не только брать силу хозяина, но и быть его слугой, его рабом. Я не позволю тебе уйти от Даби, я не позволю тебе убивать себя. – О, прекрасно, а быть рядом с ним – это что, путевка на отдых? Выигрыш в лотерею? – Ты будешь посредником между Юмемия и Лигой злодеев. Моим доверенным лицом. Я не хотела, чтобы Даби причинял тебе вред, но раз так вышло, значит, так тому и быть. – Ты издеваешься? Какое доверенное лицо?! У меня экзамен на про-героя через пару месяцев! Я ни за что не стану помогать Лиге злодеев, уж прости, но это не мой путь! – А какой твой путь?! Путь ребенка, который заигрался в героя? Ты не герой, Наги! – закричала Аямэ, и если бы у нее что-то было под рукой, помимо телефона, она, вероятно, метнула бы это в меня. Но поспешила взять себя в руки. – Ты не герой. Ты рождена в семье Юмемия, мы поколениями состояли в портовой мафии, это наш бизнес, это наша жизнь, мы отвечаем не только за себя, но и за сотни людей, которые с нами работают. Ты должна это понимать, родители уже начали тебя готовить к этой жизни. Это твое бремя, твоя ответственность. – Да, я помню, – нахмурившись от накативших воспоминаний, я почувствовала подступающую к горлу тошноту. – Тогда я была ребенком и не понимала, но я помню, как меня готовили. К чему меня готовили. Все эти разговоры о долге… о том, что я должна послужить семье, стать защитником, выбрать правильного союзника… Они ведь готовили меня к тому, чтобы продать кому-то, как цербера. Как когда-то продали и маму нашему отцу. Отличная роль, Аямэ. В этот раз только меня продал не отец, а ты. – Рассуждаешь, как ребенок. – Скорее уж, как раб, чье мнение не спросили. Ты злишься, что я отпустила ненависть к Энджи Тодороки? Да, я отпустила ненависть, но не собиралась прощать его. Чем ты вообще лучше него? Ты буквально отдаешь меня Лиге злодеев. В этом вся суть? Так ты хотела поступить с самого начала? – Нет, я же несколько раз сказала, что не хотела отдавать тебя Даби. Будь оно иначе, не примчалась бы к тебе на помощь тогда в лесу. – Ты примчалась… почему? Чтобы усмирить меня? Даби ведь не удалось спалить меня дотла в первый раз… Так зачем ты пришла? Тебе было бы на руку, если бы я убила всех детишек, меня бы заклеймили злодеем. – Я пришла, потому что не хотела, чтобы убивали тебя. Веришь мне или нет, но я забочусь о тебе, Наги. Хватит уже играть в детские игры, пора задуматься о важных делах. Ты не какая-то дворовая собачка, ты благородный волк. У тебя есть обязанности перед кланом. И я прошу тебя по-хорошему. – Намекаешь, что заставишь меня помогать Лиге злодеев принудительно? Удачи. Потому что я ни за что не буду работать со злодеями. Не буду работать с тобой. От того, сколь хищно прищурилась Аямэ, у меня мурашки пробежали по коже. И так было плохо, а вытерпеть взгляд сестры, не подавая вида, оказалось практически нереально. – Я тебя предупредила, Наги. Попытаешься сбежать или напасть, пинай на себя. Я действительно хочу, чтобы мы вновь стали семьей, тебе придется повзрослеть. Ты – Юмемия. Прими это уже, наконец. Прошу по-хорошему. Иначе я напомню, как в клане обращались с теми, кто предавал наше доверие.