Дым и тёрн

Под ногами хрустели первые хлопья снега. Снега, чтоб его! Ноябрь только вошёл в свои временные рамки, а щупальца зимы уже рьяно вцепились в него. Хорошо, что Родсон привыкла к зиме – к этому вечному холоду, который уже покрыл коркой её внутренности. Потому девушка даже не потрудилась надеть шапки или шарфа. Она шла с Хогсмида, где встретилась со своим личным поставщиком сигарет и прочего. Прошлый пакетик, который она получила всего-то месяц назад, закончился. Инцидент с боггартом дал ей отменную физическую и душевную встряску. Но Родсон никак не могла подумать, что обескуражит её даже не это. Нотт, чёртов слизеринец, звезда своего факультета и один из лучших студентов Хогвартса, оказался сидящим напротив, когда она открыла свои мутные глаза. Протерев их, чтобы избавиться от наваждения, гриффиндорка ещё больше опешила. Парень усмехнулся ей не только губами, но и своими глазами. Этими наглыми синими глазами, которые постоянно бурлили, будто штормовое море. Как бы этот шторм не настиг её саму однажды. Нотт прищурился, окидывая Андру всю взглядом. Задержался чуть дольше, чем стоило, на шее и открытом треугольнике кожи ниже. Гриффиндорка почувствовала, как тепло прилило к щекам. Наспех застегнув верхние пуговицы, лишь бы был повод отвести взгляд, Родсон покосилась на потолок. Нотт уже убрал туда пакет, оставив всё, как было прежде. — Надеюсь, до комнат дойдешь сама. Мы ведь не хотим, чтобы друзья-гриффиндорцы надумали чего-то, — Нотт подмигнул и спрыгнул с подоконника. Засунул руки в карманы и ушёл прочь. Родсон ещё какое-то время смотрела на то место, где стоял слизеринец, и где подёрнутый тенями вне зависимости ото дня или ночи коридор делал резкий поворот. Коснувшись тыльной стороной ладони щеки, Андра поняла, что кожа порозовела. Господи, как дико это выглядело со стороны! Её щеки, должно быть, ещё и буйно измазаны чёрными подтеками… Родсон тряхнула головой и глубоко вдохнула леденящего воздуха. Чтобы внутри закололо и отрезвило её от воспоминаний. Таких же дурацких, как и призрачная, еле заметная улыбка на её бледном лице. Она давно не улыбалась. А этот слизеринец уже дважды послужил причиной её улыбки. Шаг Андры стал тяжелее, злее. Даже теперь она не могла полностью отгородиться от внешнего мира и эмоций стеной, которую выстроила внутри себя. Так не должно быть. Погрязшая в своих размышлениях, гриффиндорка и не заметила, как сумерки сгустились над головой. Да, теперь и темнело раньше. На пути назад, к замку, ей не попалось ни одного ученика. Должно быть, она слишком задержалась, и время прогулки в Хогсмид вот-вот закончится. Оставалось совсем немного, чтобы достичь территории школы, как тут Андра услышала чьи-то голоса. Она вовремя притормозила, прилипнув спиной к коре толстого дерева. Палочка тут же оказалась в её руке. Говорящие были парнями. И, судя по шипящим тонам, разговор был на грани того, чтобы перейти в драку. — Ты идиот, Монтегю, — злостно выпалил блондин, чьи волосы были сродни маяку в окружающей тьме. Андра узнала его – Малфой. Она подумала было по-тихому обойти их и не обращать внимания на слизеринскую схватку, пока не услышала второй голос. Заметно тише и уверенно держащийся на полосе спокойствия, но оттого не менее холодный. Теодор Нотт был одет во всё черное, поэтому его вначале и не было видно. Он подошёл к Малфою, который держал за грудки тяжело дышащего однокурсника. Вначале Андра подумала, что тот напуган, но, присмотревшись лучше своими серыми, как ранний туман, глазами, девушка поняла: он в ярости. Да такой, что пар из ноздрей шёл, как у огнедышащего дракона. — Мне насрать на тебя и то, что ты творишь со своей поганой жизнью. Но сегодня ты щеголял по Хогсмиду так, что твою прелесть только чудом никто не увидел! — Малфой резко дёрнул левый рукав мантии. Андра не могла разглядеть ничего, но тонкая вспышка осознания блеснула где-то на периферии. Так же быстро она и погасла. Нет, быть того не может... Монтегю с рыком отпрянул и поправил рукав. — Отвяжись, Малфой! Время выставлять себя паинькой давным-давно вышло. Там, где у тебя не хватило смелости и решимости, преуспели другие! Так что засунь свою обиду себе глубоко в задницу! Нотт рассмеялся. Андру невольно пробрало до мурашек – таким грубым, потусторонним показался ей его смех. — Смейся, Нотт, пока можешь, — вдруг остро улыбнулся Монтегю, переведя на Теодора свои глаза. Даже в такой темени был виден их ненормальный, опьянённый блеск. — На что ты намекаешь? — вкрадчиво спросил Нотт. Монтегю был высоким и довольно крупным. Но теперь Нотт возвышался над ним коршуном, носом почти что задевая его нос. Монтегю сплюнул им с Малфоем под ноги, толкнул обоих парней. — Жалкое зрелище двоих жалких трусов, — усмехнулся напоследок он и добавил: — Он будет помнить, что первым присягнул ему на верность я. Не ты, Нотт, и не ты, Малфой. Приятно оставаться. Нотт было дёрнулся, чтобы нагнать его и попрощаться, как следует, но стальная рука Драко остановила его. — Остынь, — произнёс Малфой бесцветным голосом. Его кадык вдруг дрогнул, и блондин сказал следующее чуть надломленным голосом: — Мы и так достаточно наговорили уже. Нотт пнул ногой лежащий на снежном покрове камень и что-то пробормотал под нос. Андра могла поспорить, что сейчас у него руки чесались, чтобы ударить что-то твёрдое и содрать и так истерзанные костяшки. — Пошли уже, — бросил Малфой и зашагал к замку. Андра почти что упустила момент, когда небольшая поляна опустела и единственным звуком было биение её сердца. Оно так и не успокоилось, даже когда девушка переступила порог школы, и тепло Хогвартса хлынуло на неё единственно родным потоком. *** После случайно подслушанного разговора слизеринцев Родсон около месяца не встречалась с Ноттом. Точнее, она видела его на совместных уроках, когда такие выпадали, но столкновений лоб в лоб не было. За это время в ней укоренилась мысль, что её жизнь, наконец, пошла в нужное русло – старое, привычное. И абсолютно одинокое. Родсон не смогла бы назвать никого из учеников, кому бы доверяла или прониклась симпатией. С кем бы дружила. Она знала, что когда-нибудь, даже очень скоро, учёба достигнет своего неизбежного финала, и все эти лица сотрутся с её памяти проливным дождём. Она боялась наступления этого времени, пусть даже подавляла в себе это чувство. Декабрь штурмовал за окном, пока улыбчивый светловолосый профессор обращался к двум враждующим факультетам. Его лицо было новым в этих стенах. Мужчина заменял Снейпа, который сегодня не мелькал в Хогвартсе, отравляя замок своими презрением и хмуростью. Профессор Деккил был полной противоположностью – лучистый и улыбчивый, он сразу располагал к себе учеников. Даже Андра невольно поддалась этому магнетическому влиянию, пока профессор-красавчик (как его прозвали между собой близняшки Патил) не сказал, что сегодня будет практиковать их в призыве Патронуса. Сразу будто потянуло холодом, и любой намёк на приязнь к профессору пропал с лица девушки. Дальше она слышала слова Деккила сквозь какой-то вакуум. Очередь на привселюдную демонстрацию дошла и до Андры. Она почувствовала тяжесть синих глаз, впивающихся в её напряженную спину. Мерзавец. — Простите, профессор, мне что-то нездоровится, — пробормотала гриффиндорка и метнулась к выходу. Деккил не успел и рта открыть, как Родсон уже хлопнула дверью. Она врезалась в кого-то и ойкнула. Её глаза расширились, когда Родсон увидела лицо Макгонагалл. Губы деканши были сложены в тугую тонкую полосу. Девушка ощутила неладное. Ведьма попыталась выдавить улыбку, но вышло слишком натужно. А сколько терзаний было в её старческих зелёных глазах… — Мисс Родсон, я как раз вас и искала. Директор хотел бы вас видеть, моя дорогая. Девушку сразу насторожило такое ласковое обращение. Но, в любом случае, выбора у неё не было. Так что она кивнула и последовала за деканшей. *** Всё это время, сидя напротив директора, Андра пыталась собрать разбросанные внутри нити воли, чтобы заглянуть в водянистые глаза. Честное слово, переступив порог этой обители, девушка ощутила, как поток мощной энергии омыл её с головы до пят. А ещё ужасное предчувствие, которое не только не покидало всю дорогу сюда а, казалось, только крепчало. Предоставленные любезно сласти и чашки с горячим чаем оставались нетронутыми. — Мне очень жаль говорить о таком, мисс Родсон, — начал свою ласковую, абсолютно спокойную песнь Дамблдор, положив руки на стол. — Но если кто и должен знать об этом, то это вы. Андра поджала губы и наконец посмотрела на директора. Взгляд серых глаз был ясным, все тягостные эмоции девушка затолкала так глубоко, чтобы их отголоски не достигали её ушей. — Вчерашним днём в мире магглов произошёл несчастный случай. Он, к сожалению, затрагивает наш мир. Затрагивает вас, мисс Родсон. Гриффиндорка впилась подушечками в свои ноги. Были бы у неё длинные ногти, она бы запросто порвала капронки. Она быстрым движением заправила длинную прядь чёлки на ухо, и приказала себе больше не делать лишних движений, по которым можно было бы считать её нервозность. Следующие слова директора понесли за собой лишь оглашающую пустоту, что яростным смерчем посметала какие-либо намеки на прежние эмоции: — Несчастный случай случился с вашими родителями. К сожалению, врачи не смогли их спасти. — Как? — выдавила из себя одно-единственное слово девушка. Голос ее слился со сгустившейся тишиной. — Автомобильная катастрофа. Андра покачала головой. Ему нельзя было садиться за руль. Его голова не успевала достаточно избавиться от пелены алкоголя, чтобы занимать водительское место. А она... Бесхребетная безвольная тряпка. Чем она думала, садясь в машину с этим человеком? Теперь это было не важно. Ничего из этого не имело смысла. Как и мир, который сию же секунду надкололся для Родсон. Что-то внутри тоже надкололось. — Я сожалею о вашей потере со всей искренностью, на которую способно мое старческое сердце, — произнёс Дамблдор, сияя ласково глазами. Но этот отблеск теплоты и поддержки не затронул в душе Андры ничего. Ни единой части. Искусственно улыбнувшись, будто оценила попытку мага, девушка вперилась глазами в пол. — Сейчас не самое подходящее время, и потеря свалилась на вас, как снег на голову, но я вынужден сообщить кое-что неотложное. Так как вы не достигли совершеннолетия по меркам маггловского мира, после этого школьного года у вас возникнут... неприятности. Даже мое покровительство никак бы не повлияло на... — Меня запрут в детдоме, профессор? — язвительность всё же дала о себе знать в этом холодном тоне. Дамблдор поджал свои обескровленные губы, но маска добродетели не треснула: — Если бы у вас были близкие родственники, тогда... — Но у меня их нет. — Это ненадолго, мисс Родсон, уверяю вас. Вам уже семнадцать, и до восемнадцатилетия не так уж далеко. Тогда ваши крылья будет некому связывать, и я лично помогу вам обустроиться в волшебном мире. Если вы, конечно, примете решение остаться здесь. Гриффинодорка поняла намёк старика. Раз её мать была волшебницей, то она имела полное право осесть в магическом мире. Об отце думать не хотелось. Об этом человеке, который дал ей право на жизнь, а вместе с тем разрушил всё. — Это значит, что на рождественские каникулы я могу остаться в замке? — бесстрастно взглянув в глаза Дамблдора, спросила Андра. Директор улыбнулся: — Конечно, мисс Родсон. Конечно. Когда тёплая сухая кожа соприкоснулась с её – холодной и неприветной, как лёд, – Андра напряглась всем телом. Ей не терпелось покинуть эту комнату. — Вы всегда можете обратиться ко мне или к профессору Макгонагалл. Прошу, не забывайте об этом. — Конечно, профессор, — кивнула девушка и поднялась со стула. Обернувшись, она увидела стоящую около дверного проёма Макгонагалл. Родсон исчерпала за сегодня лимит своих притворных улыбок и благодарных взглядов, так что просто молча скрылась за дверью. Она ведь с ног до головы в скорби! Ей, Мерлин подери, дано полноценное право на такое поведение! Андре казалось, что с каждым спуском по винтовой лестнице она погружается всё больше и больше в тёмную пасть, где никто и ничего уже её не ждёт. *** Обычно Теодор Нотт, прилежный в глазах учителей и, частично, в глазах старшего Нотта, досиживал на уроках до конца. Иногда, когда его придурочные друзья придумывали отличный повод смыться, брюнет не находил в себе сил отказаться от такой затеи. Сегодня он изменил самому себе, улизнув перед последней парой Истории магии. Всё равно учебник был исследован им вдоль и поперёк ещё до начала этого семестра. Он не сказал об этом ни Забини, ни Малфою. Переживут как-нибудь. Он убеждал себя, что ему просто скучно. Убеждал, что когда найдёт одну особу, то от их разговора (или от одного её присутствия) получит желанный эмоциональный всплеск. Они давненько не виделись, и дело было не в том, что ему наскучило. После инцидента в лесу, который случился около месяца назад, в расчётливой голове Нотта осела каша. И пока он не разберётся с ней, ничем другим заниматься не будет, сказал себе Теодор. И придерживался этого до поры, до времени. Сейчас к нити его выдержки поднесли огонёк, и та ловко треснула. Будь что будет. По открытому коридору гулял зимний ветер, и Нотт запахнул поплотнее мантию. Его щёки раскраснелись, а холод всё же стал проникать под одежду, под саму кожу, будоража кровь. Но парень не возвращался в тёплый класс, идя до определённого места. Андры там не оказалось. Сначала Нотт нахмурился и с минуту стоял статуей. Затем пошёл чуть дальше. Невидимая рука сама толкала его в том направлении. И правда, Родсон сидела на другом подоконнике – более обширном и открытом, свесив ноги в заснеженный школьный двор. Тёмная матовая коса растрепалась на ветру, а чёлка скрывала обзор на прекрасный профиль. Совсем как в их первую встречу в Запретном лесу. Нотт заметил, что школьная сумка безразлично валяется на полу, а от одинокой хрупкой фигурки исходят языки сигаретного дыма. Андра почувствовала его присутствие, но не произнесла ни слова. Теодору не нужно было разрешения, чтобы сесть слева от неё. Её глаза обрамляли чёрные разводы, снова. Слёзы беззвучно стекали по лицу, пока она, не мигая, смотрела, как падают снежные хлопья. На Родсон была только тоненькая чёрная водолазка да школьная юбка. И Мерлин знает, куда она подевала свою мантию! Девушка будто не замечала, как озябли её руки. Нотт поджал губы и произнёс невербальное заклинание. Пару окутала невидимая капсула, куда хлынуло тепло. В глазах Родсон что-то мелькнуло, но Теодор не успел понять, что именно. Выдохнув облачко серого, как её глаза, дыма, Андра повернула голову в его сторону, но глаз не подняла. Смотрела лишь вперёд. — Моих родителей… их не стало. Дамблдор звал, чтобы за чаем рассказать, — хмыкнула девушка и вытерла очередную скатывающуюся слезу. Она не хотела сейчас о чём-либо говорить, хотя внутри всё бурлило, вопило об освобождении. Тем более она не собиралась обсуждать свои беды со слизеринцем! — Вот и всё, Нотт. Ты сунул и сюда своё настырное любопытство и получил нужное. Так что, будь так добр, оставить меня в покое. Хоть раз. Нотт молчал. Довольно долго и тягостно, прежде чем сказать: — Мне жаль. И я знаю, что сейчас тебе плевать хотелось на эти два слова. Но мне правда жаль. — Почему? — нахмурилась Андра, и в её покрасневших глазах застыло неподдельное удивление. — Ты мне никто. В ответ что-то непроизвовльно отозвалось глухим импульсом внутри. У него и у неё. Теодор пожал плечами, склоняясь к девушке и сжимая её руку с сигаретой. Андра уставилась на него с дико распахнутыми глазами. — Если думаешь, что сможешь задеть меня своими словами, то это заранее неудачная затея, — усмехнувшись, слизеринец перехватил сигарету и зажал её между своими зубами. — Ты не должен чувствовать ко мне жалости. Вообще, чего-либо! — Как и ты ко мне? Андра издала звук, очень схожий с рычанием. Зло всплеснув руками, она рывком поднялась с подоконника и непрерывно стала поправлять чёлку. Нотт внимательно наблюдал за ней, впуская в лёгкие медленную смерть. — У меня родители умерли, Теодор! — за пеленой гнева Андра и не заметила, как впервые назвала его по имени. Какого-то дьявола слёзы потекли снова. Новой волной. — И я буду вынуждена сидеть летом взаперти, как какой-то безвольный зверёк! Три месяца! Чёртова клетка это, а не приют, уж это я знаю. А ты говоришь о каких-то жалких чувствах, пытаешься отвлечь меня жалким флиртом... — Какой ещё приют? — начал было сбитый с толку Нотт, но Родсон уже спрыгнула с подоконника и, захватив сумку, повернулась спиной, чтобы уйти. Слизеринец чертыхнулся и выбросил сигарету в снег. Он оставил позади созданный пузырь тепла и всё остальное. Стремительно нагнал девушку и развернул к себе. Затем схватил её уже за две руки выше локтей. Лицо Андры превратилось в зеркало, откуда Нотт мог считывать абсолютно всё. И тогда он вторгся в пространство её гнева, скорби и боли настойчивым поцелуем. Тем самым... утешая её? Оказывая жест поддержки? Нет. Он был просто-напросто эгоистом. Чистокровным эгоистом, чёртовым слизеринцем, который слишком долго изнывал от желания сделать это. Поцеловать неприступную, ледяную снаружи гриффиндорку, которая каждым своим взглядом кромсала его, а потом из этих ран взметались искры. Нотт брал своё прямо сейчас, впиваясь в мягкие губы и слизывая каждую солёную каплю, что катилась вниз. Он вздрогнул, когда Родсон упёрлась кончиками пальцев в его торс. То ли пытаясь не подпустить ближе, то ли... В голове слизеринца стало ясно, как в солнечный день. Та сумасшедшая неразбериха куда-то исчезла от медленных, до конца не уверенных в правильности происходящего прикосновений Родсон. Подушечками больших пальцев Нотт поглаживал её руки, опускаясь до тонких предплечий. Нотт прижался к её губам ещё сильнее, отчаяние. Почти что кусая. Андра отстранилась спустя минуту, вторую... Лишь тогда, когда вдруг осознала, как сильно нуждалась в этом поцелуе сама. Дрожа всем телом, она оттолкнула от себя слизеринца, ошалело смотря по сторонам. Вокруг была та же темнота, когда она спускалась с кабинета директора, но, в то же время, совсем иная. Прежние эмоции вдруг стали царапать временную завесу забытья, и Андра, пошатнувшись, ринулась бежать. Как самая последняя трусиха? Пусть. Оставляя позади коридор за коридором, гриффиндорка рьяно вытирала припухшие губы. Хоть и знала, что с памяти этот поцелуй не сотрёшь.