Будь добрее, и он к тебе потянется

— Тссс, лежи, не трогай меня. Антон устроился на боку, приподнялся на левой руке, чтобы наблюдать за Арсением, и продолжил ему медленно, но настойчиво дрочить. Член стоял до боли: сначала Арсению хорошо пососали, а сейчас, щедро вылив смазки, дрочили член так вальяжно, будто никто никуда не торопился, будто яйца не подтягивались под основание члена так высоко, что становилось понятно: оргазм близко. Арсений опустил взгляд и тут же хрипло и часто задышал через сжатые зубы. Глянцево блестящая от смазки и прекама головка то появлялась, то исчезала в сжатых на члене пальцах Антона. У Антона были большие руки. Ровно такие, чтобы хватало на излишне крупный Арсеньев член. У Антона и рот был большим. В него этот член мог зайти даже боком, и Антон не почувствовал бы наёба. У Антона был широкий и длинный язык, который он умело оборачивал вокруг члена едва ли не двумя кольцами, а когда впихивал в податливо подставленную задницу, то почти доставал до простаты. Антон был большим. И даже Арсений иногда чувствовал себя рядом с ним, ну, среднестатистическим? Тем, кто не привык смотреть на людей сверху вниз, будто со второго этажа, а ещё и задирал голову, чтобы посмотреть Антону в лицо. Это волновало. Слишком. Арсений зажмурился, глубоко вдохнул, пытаясь не дрожать, пока Антон большим пальцем натирал круги по вершине головки или легонько шлёпал по отверстию уретры. Арсения дразнили так долго, что он с трудом балансировал на грани сознания, отчаянно ожидая оргазма. Антон же не торопился. Он смотрел Арсению в лицо, посмеивался иногда, но чаще его гримасы застывали в выражении отчаянного любования и голода. Арсений плавился и тёк под этим взглядом, и не было удивительным, что он максимально старался выглядеть соблазнительно. Будто это было нужно. Антон в своей жажде и восторге в подобном допинге не нуждался. О чём свидетельствовал его полунапряженный член, головка которого то и дело касалась взмокшего бедра Арсения. Движения кулака на члене стали чаще, Арсений зажмурился и стонал, мысленно призывая оргазм и прося Антона о милости. Уже вот-вот: яйца поджались, сами собой начали кривиться ступни, а бёдра двигались вверх-вниз в попытках Арсения достигнуть оргазма, но... Антон мгновенно разжал пальцы, едва Арсений выдал себя полусдавленным гортанным стоном и предупреждающим "Да, да, сей..." Член влажно шлепнулся о живот, а Антон коварно отвёл руку и посмотрел обиженному и из-за этого невероятно злому Арсению в лицо. — Привет, — подмигнул Антон и тут же широко растянул в улыбке рот. — Один тут отдыхаешь? — Шаст... — с трудом дыша, смог произнести Арсений, — ты зачем?.. — Рука устала, — признался Антон, но веры его словам не было ни на грош. Он мог работать руками сутки без перерыва. С гораздо большим удовольствием он только сосал. Или ебал Арсения, как в последний раз, будто завтра война, будто у них остался только вот этот последний секс, и больше никогда не будет. — А ещё мне очень интересно, это что это у нас тут такое? Липкими от смазки кончиками пальцев он провёл по животу Арсения вверх и указал на полутвердый от возбуждения сосок. Арсений с трудом сфокусировал взгляд на том, как сосок даже без физического контакта тут же напрягся полностью. Попытавшись скорчить максимально надменное лицо, Арсений посмотрел на Антона и недоверчиво произнёс: — Это сосок. — Ты хочешь сказать, что вот это маленькое, нежное и сладкое что-то — это сосок? Ты уверен? Антон не производил впечатление тронувшегося разумом на фоне ежедневных оргазмов человека, но его слова заставляли сомневаться. Арсений, не отводя взгляд, медленно кивнул. По-хорошему, стоило бы вызвать дурку и сдать туда своего благоверного, но что-то (большое, мокрое и хорошо надроченное) явно мешало. Антон улыбнулся, удобнее устроил голову на подставленной ладони и спросил: — А если я его потрогаю? И на этом месте атеист Арсений вспомнил все две молитвы, которые знал. Потому что в глубине глаз Антона увидел недобрые предзнаменования, предвещавшие его окончательное падение. Шастун был нацелен на долгий загон зазевавшейся жертвы прямиком в капкан своих грязных желаний. К сожалению, эта жертва была совершенно не против. — Уверен, он не укусит тебя в ответ. Просто будь добрее, и он к тебе потянется. Антон фыркнул от смеха, посмотрел на Арсения с немного другим восхищением: такое было приятно наблюдать на съёмках или концертах, а сейчас Арсению хотелось бы, чтобы его совершенно иначе восхищенно (и восхитительно) выебали. А кому здесь заплатить за член в заднице? Антон, с трудом удерживая взглядом взгляд Арсения, склонился к его груди и толкнулся кончиком языка в сосок, вминая его. Арсений закатил глаза и не видел, как коварно прищурился Антон, понимая, что его усилия едва не пропали даром. Поэтому, когда по соску прошёлся мокрый чуть шершавый язык, Арсений не смог не посмотреть на это. Антон подкатился под бок вплотную, тёрся коленями о ноги Арсения, почти обхватив их своими. От длинного горячего тела шло тепло, Антон всегда был, как печка, а от возбуждения закипал так, что едва не запотевали окна в спальне. Арсений привычно потянулся к нему, но снова был уложен на лопатки. Антон не пытался сильнее возбудиться, будто ему это и правда было не важно. Арсений чувствовал почти оформившийся стояк, но Антон словно не обращал на это внимания. Встал и встал, чего бубнить? Он с таким удовольствием вылизывал Арсению сосок, что даже начинало казаться, будто только этим Антон и планировал заниматься весь вечер. Арсений вяло запустил пальцы во взъерошенные на затылке волосы, чуть потянул их и прижал голову Антона к своей груди. Тот замычал что-то одобрительное, всосал ареолу и кожу вокруг неё так глубоко, что чуть защипало. Краешки зубов ощутимой остротой полоснули по чувствительной коже. Арсений дёрнулся навстречу, но Антон ловко придавил его плечи к кровати, не давая шевелиться. Выпустив изо рта сосок, Антон подул на него, заставив напрячься от потока воздуха, а потом потёрся носом, едва не урча. Пробившаяся к вечеру щетина расчесала уже потревоженную кожу, прогнав по телу Арсения мурашки, и тот, не выдержав, бесцельно толкнулся бёдрами в воздух. — Ты теперь подожди, — велел Антон, чуть накатываясь на Арсения, чтобы дотянуться до левого соска. Понять, что обращались не к нему, Арсений смог не сразу. Антон снова потёрся о чуть напряжённый сосок носом, потом лизнул и чуть прикусил самый краешек, где плоть сжалась в тугой комок. Все нервные окончания будто разом вспыхнули, в затылке отдалось густым возбуждением, прокатившимся по телу, а член дёрнулся. Арсений глухо выдохнул и снова замер, когда Антон крепче перехватил его плечи. При всём том, что у Арсения были весьма отзывчивые соски, так плотно Антон никогда на них не сосредотачивался. Его максимумом было пару раз лизнуть, сжать пальцами, выбивая из Арсения сдавленные охи, но гораздо больше его интересовали задница и член, и другие, менее очевидные эрогенные зоны. Арсений не настаивал, добирая удовольствие самостоятельно. Иногда специально, иногда отрешённо он трогал или тёр соски, абсолютно уверенный в том, что этого никто не видит. Это успокаивало и заводило одновременно, и чувствовать то, как ткань, какой бы лёгкой она ни была, раздражает нежную кожу, было всегда приятно. Арсений поёрзал под Антоном, то ли выбираясь из-под него, то ли глубже залезая под тяжёлое, хоть и худое тело. Антон никак не отреагировал, продолжая поочерёдно измываться над его грудью: всасывал и облизывал кожу, прикусывал вершинки, мягко обводил кончиком языка по краю ареолы, уже покрасневшей от такого пристального внимания. Каждое касание языка к морщинкам сосков вызывало в Арсении прилив нового возбуждения, мало похожего на привычное. Оно было гуще, плотнее, отзывалось во всём теле дрожью, но без нетерпения. Арсений словно вплывал в это возбуждение, которое обволакивало постепенно всё тело. Грудь горела от натиравшей щетины Антона, волоски на ней электризовались, и мелкие искорки словно по-настоящему вспыхивали, чтобы потом впитаться во влажную кожу. Арсений закрыл глаза, поддаваясь желанию сознания уплыть в дальние края. Из-под тела будто пропали все твёрдые поверхности, и он плавно погрузился в космический поток наслаждения. Всё было не так. Возбуждённый член, пусть и не терял твёрдости, но уже не вызывал немедленного желания стимуляции. Лежавший рядом Антон, иногда склеивающийся с Арсением кожей, не казался больше средоточием нетерпеливого раздражения человека на грани оргазма. Арсений влюблялся в то, как Антон заласкивал его соски, не забывая при этом изредка мягко гладить весь торс, отчего возбуждение лишь распалялось. Антон лизал и прикусывал, одновременно с этим лаская оставшийся без внимания сосок пальцами: гладил или тёр, или чуть болезненно щёлкал по нему, заставляя Арсения метаться и впиваться в его затылок пальцами, будто якорясь так в реальности. Арсений не сдерживал стонов. Из коротких и рваных они превратились в сплошной слитный поток, тёкший сразу из груди. От вибрации голоса в груди добавлялось возбуждения, оно шло изнутри, тревожа уже покрасневший торс и ярко-красные соски, а Антон вливался в этот ритм, продолжая дразнить их снаружи. Арсений плыл и плыл, и плыл, и тёк — прекамом себе на живот и член, — но не торопился больше, зато Антон вдруг замер над ним, напряжённо дыша — и снова Арсению в уже истерзанный сосок. Было немного видно, когда чёлка падала вбок, что Антон морщится и жмурится, глубокие морщинки вокруг глаз становились заметнее. Антон больно цеплялся за плечи, и Арсений понял раньше, чем почувствовал прикосновение к бедру горячего каменно-твёрдого члена: Антон тоже был на грани. Сам не рассчитал. — Изви-ни, — сбившись, пробормотал Антон, с трудом приподнимаясь на выпрямленных руках. Уже основательно потёкший Арсений не мог понять, за что его бросают снова на пороге оргазма, но не произнёс ни слова. Антон, кряхтя и морщась, кое-как собрался, скоординировал уже непослушные конечности, встал на колени. Торс Арсения оказался ровно между ними, а член Антона бесстыдно притягивал взгляд. Мокрый от собственной смазки, покрасневший, с тёмно-розовой головкой, он стоял так, что Арсений завидовал сам себе. С надеждой он посмотрел Антону в глаза, думая, что нужно будет всего лишь открыть рот и позволить этому члену скользнуть внутрь, но Антон коротко мотнул головой. — Прости, не рассчитал, — извинился он непонятно за что. Арсений, ещё не до конца соображающий, лишь смотрел на него снизу вверх, то и дело цепляясь глазами за очевидное яростное возбуждение. Антон перехватил его взгляд, сжал вокруг члена пальцы, заставляя его стоять вертикально, и несколько раз некрепко провёл по стволу. Смазка с головки оказалась на пальцах, а Арсений отчего-то сглотнул сухую слюну. Антон, заметив это, вспыхнул: красным мгновенно залило щёки и уши, даже шею. — Арс, я… Арсений снова, пусть и с трудом, сфокусировался на его глазах, а Антон смотрел одновременно жадно и виновато. Удерживая взгляд Арсения, он, упираясь в стену левой рукой, шире раздвинул ноги, почти усаживаясь Арсению на грудь. И то, что последовало дальше, тот не смог бы предугадать никогда. Антон, плавно ведя рукой, коснулся головкой торчавшего соска, пошлёпал по нему, заставляя чуть расплющиться, а потом толкнулся вперёд. Сосок скользнул по щёлке уретры вниз. Антон прижал член плотно к груди, плотная ареола и вершина соска вминались под его тяжестью. Арсений зажмурился, переживая внезапно вспыхнувшее от паха и выше удовольствие. То, как сосок скользил по смазке, как вжимался в головку члена, довело его состояние до пика. Дышать было трудно, тело двигалось само, и Арсений, сжимая в пальцах простыню, толкался вверх, не в силах сдержать себя. Оргазм накатывал только от того, как Антона крыло над ним, от того, как сосок скользил по головке, как капли смазки растекались по сверхчувствительной коже. И в тот момент, когда Антон буквально вжал сосок в уретру, цепляясь за него щёлкой, Арсений кончил. Это было слишком для него сейчас. Он вспыхнул, будто его окатило пылавшим бензином, тело отдалось давно сдерживаемому удовольствию, а из груди рвалось хриплое дыхание, иссушившее губы. Антон, ещё дрожа — и эта дрожь передавалась Арсению там, где их тела соприкасались, — с трудом отвёл член к другому соску, проделал всё то же самое, опоздав за оргазмом Арсения всего на пару секунд. Сперма густыми каплями выплескивалась на грудь, стекала по ещё возбуждённому соску, обволакивая его, а Антон, выгнувшись назад, додрачивал себе, не переставая толкаться по сперме и своей смазке по взмокшей коже груди Арсения. Прикусив нижнюю губу до белизны, Антон пытался сдержать финальный, самый громкий стон, но проиграл в этом сам себе. Его колотило над Арсением, ноги разъезжались, и пришлось напрячься, чтобы помочь удержаться. Схватившись за протянутые вверх руки, Антон смог выпрямиться и перекинуть через Арсения ногу, чтобы в следующий момент скомочиться у него под боком, едва дыша. — Пиздец, пиздец, — едва слышно повторял Антон, жадно хватая ртом воздух. Арсений молча соглашался — потому что это был именно он. Дыхание и сознание к обоим возвращались медленно и с трудом, но вскоре Антон снова выпрямился во весь рост сбоку от Арсения, спрятав голову у него в изгибе шеи. Горячие выдохи щекотали кожу, на эхе оргазма это чувствовалось слишком сильно, и Арсений поёжился, но тут же перехватил решившего отодвинуться Антона за руку. — Нет. Антон мгновенно обмяк, прижимаясь теснее. Обхватил Арсения за грудь рукой, нисколько не переживая за подсыхавшую липкую сперму, в которой измазался сам. Он молчал и рефлексировал про что-то внутри себя, сильно тревожа этим Арсения. Но начинать разговор было рано, и Арсений дал ему столько времени, сколько было нужно. — Извини, — снова не к месту повинился Антон. — Не понимаю, что меня дёрнуло… — Это было охуенно, — признался Арсений. — Я не ожидал. — И я. Антон снова помолчал, потом вздохнул и поднял на Арсения глаза. — Я всё думал, какого хрена ты вечно тискаешь себя за соски… Типа, нервный тик или что-то такое. А потом подумал, что неспроста. Арсений незаметно вздохнул. “Неспроста” даже наполовину не описывало то, что с ним происходило. — Тебе хоть понравилось? — Я кончил и без рук, и без члена в заднице, — закатив глаза, чтобы не выдать Антону своего им восхищения, заявил Арсений. — Как сам думаешь? — Думаю, нормально всё было, — признался Антон. — Только можно в следующий раз и получше. Потренируемся… Арсений не нашёлся с ответом. Или просто было лень. Оргазм отступал постепенно, уступая место ленивой неге, и Арсений с радостью нырнул в неё, давая телу и мозгу отдохнуть. Потренируемся так потренируемся, не ему отказываться, когда так щедро обещают. Антон смазал пальцами сперму с его левого соска и мягко надавил, вызывая этим одновременно приятные и чуть болезненные ощущения. Арсений судорожно втянул носом воздух, но убирать его руку не стал. Ещё не отступившее возбуждение лёгким покалыванием отдалось в груди. Куда уж лучше. Шастун слишком себя недооценивал.