Балет

Приземление отозвалось болью. Болела только лодыжка, а казалось, все тело. Сакуса поморщился, разминая ее пальцами, а потом повторил прыжок. Вышло еще более смазанно, он пошатнулся и чуть не упал. Его это не остановило. Он снова отошел, снова взмыл в воздух, стараясь уловить в зеркале положение раскинутых в стороны рук и ног, прямую линию спины, вытянутую вверх шею. Нога подогнулась, и он осел на пол, чертыхнувшись про себя. Болело сильнее, чем должно было. «Все проблемы у тебя в голове», ― говорили ему в детстве. ― «Ты слишком преувеличиваешь, не так уж и больно». Он вытер пот с лица краем свободной майки, уже тоже влажной, и медленно выдохнул, дожидаясь, пока боль ― фантомная или реальная ― пройдет. Он так боялся травм, а теперь, столкнувшись с одной из них, не знал, что делать, но бросить тренировки не мог: балет был самой важной частью его жизни. Сакуса слегка надавил на глаза основаниями ладоней, тряхнул головой и поднялся. Магнитофон замолчал, доиграв диск до конца. Он подошел и нажал на «плэй», краем глаза замечая, что у входа в студию кто-то стоит. Но когда Сакуса сделал пару шагов к двери, увидел только светлую макушку и удаляющуюся спину. Балетная студия располагалась в невысоком офисном здании в Минато, занимала несколько помещений на первом этаже: кабинет администрации, раздевалка с железными шкафчиками и зал для тренировок с балетными станками, зеркалами во всю стену и огромными, но часто пыльными окнами. Лампы под потолком не могли похвастаться яркостью, поэтому в помещении в пасмурные дни царил полумрак. Раздевалка была совсем скромная, всего на четыре шкафчика, и довольно темная из-за отсутствия окна. Кухня и душевая у них были свои, а вот туалет ― общий на все здание. Сакусе эта студия не очень нравилась, но ее снимал учитель, и у него не было выбора. Со временем привык и перестал кривиться на входе. В этом же здании располагались офисы небольших компаний, несколько неприметных, но вполне вкусных забегаловок, запахи из которых по вентиляции иногда достигали тренировочного зала. Нужно будет сказать Куроо, чтобы поговорил с арендодателем на этот счет: вентиляция в последнее время барахлила все чаще, а тренироваться в помещении, пропитанном запахом еды, — то еще удовольствие. Впрочем, тренировку пора уже было заканчивать: часы на стене показывали начало одиннадцатого. Куроо просил уйти пораньше и отдохнуть, но Сакуса не послушался. Раньше он относился к своему здоровью намного трепетнее. И сейчас, вместо того чтобы все-таки уйти, танцевал, пока магнитофон снова не затих. Только больше не прыгал. Куроо точно заберет у него ключи. Домой он вернулся выжатым как лимон. Съемная квартира из одной комнаты и кухни встретила тишиной и застоявшимся воздухом. Сил хватило только на то, чтобы открыть окно, сходить в душ и доползти до постели. Как обычно. Дни Сакусы проходили по одному и тому же расписанию: он вставал рано утром, шел на подработку в небольшой ресторанчик, ближе к вечеру приходил в студию и тренировался до поздней ночи. Его это устраивало.

***

Ацуму заехал на подземную стоянку, припарковался на закрепленном за его квартирой месте и еще долго сидел за рулем, заглушив мотор. Домой идти не хотелось. Квартира на тридцать седьмом этаже была просторной, красиво обставленной ― спасибо дизайнеру ― и совершенно неуютной ― снова спасибо дизайнеру. Странно было понимать, что он не чувствовал себя в ней как дома. Когда они ее только покупали, ему нравилось все: современная кухня-гостиная, две довольно большие комнаты, высокие потолки, огни Токио за огромными окнами. Теперь ему не нравилось ничего. Он даже не мог сходу вспомнить, как давно они ее купили? Как давно выплатили кредит? Как давно он перестал радоваться возвращению? Он потер глаза и медленно выдохнул. Была еще одна причина, почему не хотелось подниматься. Он решил сделать это сегодня. И пусть он решал так уже много раз, но потом, в последний момент, всегда шел на попятную, думая, что сейчас неподходящий момент. Вот только он понял: подходящего момента не будет никогда. Пора уже что-то решать. Лифт с парковки до его этажа долетал буквально за несколько секунд. Едва зайдя в квартиру и закрыв дверь, Ацуму скинул надоевшие за весь день туфли и пиджак, сунул ноги в мягкие тапочки, развязал галстук и закатал рукава рубашки. В квартире приятно пахло едой. ― Привет! ― крикнула Киёко, даже не выглянув в коридор. Это давно стало для них нормально. Если честно, Ацуму не помнил, было ли когда-то иначе. ― Привет, ― отозвался он, сперва заглядывая в ванную, потом заходя в гостиную. На столе уже стояли тарелки ― он предупредил, что скоро приедет, ― а Киёко распаковывала коробочки с логотипом ближайшего ресторана: времени на готовку у нее не было. ― Как дела на работе? ― спросила она, не обернувшись. ― Да как обычно, ― ответил Ацуму, рассматривая полку с вином. Он предпочитал не пить в середине недели, но сегодня был особый случай. Киёко ничего не сказала, увидев на столе бокалы и бутылку. Кинула на Ацуму быстрый взгляд и выложила на тарелки лапшу с курицей и овощами. ― Еще горячее, недавно привезли. Но если надо, подогрею. ― Не нужно. Ацуму вообще не был уверен, что сможет есть. Он открутил крышку, вдохнул фруктовый аромат вина, затем налил немного в изящные бокалы на высокой ножке. ― Что-то случилось? ― спросила Киёко. Она уже расставила несколько салатов из того же ресторана, разложила приборы и теперь смотрела, не забыла ли чего. ― Нет, все хорошо, ― сказал Ацуму, улыбнувшись и садясь за стол. ― Как твоя работа? Киёко поджала губы. ― Поставщики снова срывают сроки. Скоро сезон, а у меня пустые полки. ― Ты их победишь, ― фыркнул Ацуму. Ему ли не знать, какой Киёко может быть настойчивой и жесткой. ― Конечно, ― отозвалась она, присаживаясь напротив и поднимая бокал с вином. ― За что выпьем? ― Я хочу развестись. Киёко даже не дрогнула, так и продолжала смотреть на него с легкой улыбкой, а у Ацуму сердце дрогнуло и забилось гулко, почему-то в горле. Так будет лучше для них обоих, но почему-то все равно сложно. ― За это и выпьем, ― сказала Киёко, стукнув своим бокалом о бокал Ацуму. Звон хрусталя ударил по перепонкам, потом снова воцарилась тишина. Киёко отпила, но бокал на стол не поставила. ― Я оставлю тебе квартиру, если хочешь. На самом деле, если хочешь, можешь все себе оставить, ― начал он. ― Магазин, конечно, принадлежит тебе. Я все оформлю и в ближайшее время передам тебе свою долю. Я вообще обо всем позабочусь, тебе не о чем волноваться. ― Конечно. ― Киёко нервно усмехнулась. ― Мне не о чем волноваться. ― Она махом допила вино и протянула бокал. Ацуму с готовностью налил еще. ― Кроме реакции семьи. Единственное, что держало их вместе. Единственное, что заставило их пожениться. Семья Ацуму придерживалась очень консервативных взглядов. Отец, после смерти деда возглавивший семейный бизнес, был больше озабочен поиском достойной невесты, чем мнением или счастьем сына. Ацуму же всегда хотел быть лучшим сыном, чем Осаму ― его брат-близнец, ― а потому старался изо всех сил угодить отцу. Ни к чему хорошему это не привело: работать в адвокатской конторе ему не нравилось, с Киёко было здорово общаться: очень умная, активная, невероятно трудолюбивая, она всегда могла поддержать, выслушать и дать дельный совет. Вот только занять в сердце Ацуму место, которое должна занимать любимая жена, не могла. Они были отличными друзьями, сносными любовниками и никакой семьей. Даже детей так и не завели, да и не пытались, будто оба знали, что ни к чему хорошему это не приведет. ― Я обо всем позабочусь, ― повторил Ацуму. ― Ты тут ни при чем. Это мое решение в конце концов. ― Наше. ― Киёко улыбнулась. ― Ты не злишься? Она помотала головой. ― Я немного ошарашена, ― призналась она, ― но так для нас будет лучше. Я тебя не люблю так... ― В смысле? ― возмутился Ацуму. ― Как меня можно не любить? ― ...Как надо любить человека, с которым хочешь провести всю жизнь, ― закончила она. ― Я тоже тебя люблю, но не так, ― улыбнулся Ацуму. ― Я знаю. Они снова чокнулись. Ацуму не знал, что еще сказать. Его накрыло облегчением, но грудную клетку все равно давило. Странно будет возвращаться в квартиру и не видеть Киёко. Странно будет возвращаться не в эту квартиру. ― Заберешь квартиру? ― спросил Ацуму. ― Нет. ― Киёко помотала головой. ― Она неуютная. Ели молча и мало, зато бутылка кончилась очень быстро. Ацуму сменил бокалы и открыл еще одну ― на этот раз с красным. Быть может, стоило открыть саке, но они всегда больше предпочитали вино. ― Что будешь делать дальше? ― спросила Киёко, покачивая бокал за ножку. ― Есть кое-что, чем я хотел заниматься с самого детства. А ты? ― Пока не знаю. Но обязательно придумаю. Звон бокалов отозвался теплотой в сердце. Как Ацуму и думал, тяжелее всего было обо всем сообщить родителям. ― Так о чем ты хотел поговорить? ― поторопил его отец. Они с Киёко сидели напротив него в ресторане вот уже полчаса, обмениваясь последними новостями, пока Ацуму набирался храбрости. Он кинул взгляд на Киёко, та под столом сжала его бедро и едва заметно кивнула. ― Отец, ― начал Ацуму, вдыхая поглубже. ― Мы решили развестись. Казалось, замер весь ресторан. Не сообщать новости дома ― было лучшим решением: в родных стенах отец явно не стал бы сдерживаться. Здесь же только смотрел прищурившись, да открывал и закрывал рот, видимо, стараясь совладать с голосом и не начать орать. ― Вы не посмеете, ― сказал он наконец. ― Развод ― это позор для семьи. ― Двадцать первый век на дворе, разводом уже никого не удивить. ― И тем не менее, вы не посмеете! ― Он все-таки не сдержался и хоть и не начал кричать, но ударил по столу с такой силой, что посуда зазвенела, а проходящий мимо официант оглянулся. ― Мы уже все решили и от решения не отступимся. Ацуму обернулся на Киёко, та снова кивнула и улыбнулась. ― И куда ты пойдешь? Кому нужна разведенка? ― обратились уже к ней. ― Отец, не смей с ней так разговаривать. ― Со мной все будет хорошо, спасибо за беспокойство. ― Киёко всегда умела держать лицо, а за годы совместной жизни привыкла не реагировать на резкие высказывания отца Ацуму, на которые тот не скупился. ― Если посмеешь меня ослушаться, забудь о работе в компании, ― прошипел отец, прибегая к своему последнему оружию. ― Хорошо, ― легко согласился Ацуму. ― И чем ты собираешься заниматься? Разведенный и безработный. ― Балет танцевать пойду, ― фыркнул Ацуму, с каким-то наслаждением наблюдая, как на щеках отца проступает неровный румянец, на висках набухают вены, а на скулах обрисовываются желваки. Он больше ничего не сказал, швырнул салфетку на стол и, с грохотом отодвинув стул, встал и ушел. ― Ты серьезно сказал про балет? ― спросила Киёко по дороге домой. Ацуму пожал плечами. ― В детстве я правда хотел танцевать. Но у моей семьи было очень четкое представление о том, чем должен заниматься настоящий мужчина, и танцев в этом списке не было. Почему бы не попробовать сейчас? ― Не поздновато? ― Исполнять мечты никогда не поздно. ― Ацуму улыбнулся и посмотрел на Киёко, та улыбнулась в ответ. ― Ну что, завтра к твоим? ― спросил он. Киёко уткнулась носом ему в плечо, а потом решительно кивнула. Развелись быстро и без лишнего шума. Отец пытался еще как-то повлиять, мать Киёко грозилась, что развод доведет ее до инфаркта, а отец наоборот воспринял все на удивление спокойно. Правда, обвинил в том, что Ацуму испортил жизнь его дочери, из-за него у нее не будет семьи и детей, ведь теперь думать об этом слишком поздно ― не самое худшее, что можно было наговорить. Напоминать, как он настаивал на свадьбе, никто не стал. Спокойнее всего воспринял новости Осаму. Казалось, даже не удивился. Сказал только, что Киёко была для него слишком хороша и он удивлен, что она так долго не подавала на развод. ― Вообще-то это я предложил! ― возмутился Ацуму. ― Конечно, конечно, ― весело подтвердила Киёко. Вещи собирали как лучшие друзья, которые долго прожили вместе, но пришла пора идти своим путем: рассматривали фотографии, погружались в воспоминания, много смеялись. На самом деле, смеялись больше, чем когда-либо. ― Это было правильным решением, ― сказал Ацуму, когда они в последний раз стояли на пороге их бывшего дома. Оттуда уже вывезли все вещи и выставили на продажу. Ацуму на первое время снял себе квартиру рядом с офисом ― угрозу увольнением отец не выполнил, Киёко тоже решила не возвращаться к родителям и пока перебралась к подруге из колледжа. ― Спасибо за все. ― Киёко обняла его на несколько секунд, крепко прижимаясь. ― Удачи в новой жизни.

***

― Я хочу заниматься балетом. ― Что? ― Сакуса непонимающе нахмурился. ― Балетом, ― повторили ему, ― заниматься балетом хочу. Сакуса его помнил: он то и дело появлялся у дверей студии, стоял по несколько минут и уходил, так и не зайдя внутрь. Сакуса привык к чужому вниманию: случайные прохожие то и дело наблюдали за репетициями, но никого из них он не запоминал. А этого запомнил ― слишком часто видел в последнее время. ― Вам не поздновато? Сакуса окинул его скептическим взглядом: явно старше самого Сакусы, классические туфли, выглаженные брюки, пиджак сидит как влитой, галстук завязан красивым узлом и затянут под самую шею, обесцвеченные волосы аккуратно уложены, от глаз сеточкой разбегаются тонкие морщины, взгляд ясный, пытливый, а вот улыбка почему-то раздражала. Он смотрелся чужеродно рядом с Сакусой, одетым в свободную футболку, обтягивающие трико и чешки. ― Не думай, что я слабее тебя. ― Балет ― это не про мышцы, ― отозвался Сакуса. ― Оно и видно, ― хохотнул незнакомец, рассматривая его изучающе. ― Что здесь происходит? ― спросил выглянувший из кабинета Куроо. ― Я хочу заниматься балетом, ― снова повторил незнакомец, вежливо кланяясь. Куроо вопросительно изогнул бровь, но прогонять не стал. Сакусе все это не нравилось. Он никак не мог сосредоточиться на тренировке, то и дело поглядывая в окно кабинета Куроо: они с незнакомцем сидели за столом и о чем-то разговаривали. Примерно через полчаса вышли, и Куроо поманил Сакусу пальцем. ― Это Мия Ацуму, ― представил он. ― Ты будешь учить его балету. ― Я? Я никогда никого не учил. ― Тебе будет полезно. ― Ни за что, ― отрезал Сакуса. ― Не забывай, что тренируешься здесь бесплатно. ― Куроо скрестил руки на груди. ― Ты сам сказал, что не возьмешь с меня денег. ― Потому что ты собирался дебютировать. Три года назад. ― Я не сдался. ― Но и не продвинулся. Сакуса выдохнул сквозь сжатые зубы. ― Или ты будешь учить Мия-сан балету, или возвращайся обратно в школу танцев. Выбор был так себе: школу он не любил, иначе не ушел бы оттуда в частную студию. С Куроо ему нравилось: он был отличным учителем, строгим, но справедливым наставником, и, хоть они часто не сходились во взглядах на будущее Сакусы, с ним было комфортно. ― Вот и отлично, ― резюмировал Куроо в ответ на молчание. ― Мия-сан взамен будет твоим менеджером. ― Чего? ― Сакуса вскинулся. Ему это нравилось все меньше и меньше. ― Буду за тобой присматривать, ― влез Мия. ― Не нужно за мной присматривать. ― Когда ты был у врача? ― спросил Куроо. Сакуса отвернулся. ― У меня ничего не болит. ― Тогда почему ты не прыгаешь в полную силу? ― Куроо прищурился. Сакуса поджал губы и промолчал. ― Следите, что он ест, как часто тренируется, не травмировался ли. За общим состоянием тоже следите, ― говорил Куроо, обращаясь к Мие, тот в ответ серьезно кивал. ― Мне не нужна нянька, ― снова влез Сакуса. ― Я не нянька, я ― менеджер, ― улыбнулся Мия. ― Вот и договорились. ― Куроо делал вид, что не слышит Сакусу, не видит сведенные брови и недовольно изогнутые губы. Поклонился Мие и скрылся в своем кабинете. ― Ну, когда приступим? ― теперь Мия обращался к Сакусе. ― Никогда. ― Завтра вечером меня устроит. Часов в семь? Ты ведь все равно репетируешь допоздна. Сакуса ничего не отвечал очень долго, а Мия просто стоял напротив и ждал. ― Ладно, ― буркнул Сакуса наконец. ― Вы все равно сбежите через неделю. ― Я не такой слабак. ― Не в этом дело. ― Сакуса развернулся, готовясь вернуться к тренировке. Он надеялся, что Мия не придет. Что это была какая-то дурацкая идея, мимолетное желание. Что он не всерьез захотел заниматься балетом. Его надежды не оправдались: ровно в семь дверь студии открылась и в нее со спортивной сумкой на плече вошел Мия. ― Привет, ― радостно улыбнулся он, проходя сразу в раздевалку: видимо, Куроо ему уже все объяснил. Появился он буквально через пару минут, одетый в спортивный костюм. ― Я готов, что делать, учитель? ― В голосе звучало веселье. ― Переодеться, ― ответил Сакуса. ― А что не так? ― Эта одежда не подходит для балета. Мия изогнул бровь. ― То есть мне тоже надо одеваться так? ― Он выразительно посмотрел на чешки, обтягивающее трико и свободную майку с довольно глубоким вырезом, открывающим ключицы. ― Необязательно. Но купите одежду для танцев. ― А где? ― Найдете. Мия скрестил руки на груди и прищурился, но допытываться не стал. ― Хорошо, ― сказал он, ― тогда сегодня я просто понаблюдаю. Можно сказать, это тоже часть обучения, ― добавил до того, как Сакуса успел возразить. Теперь Сакуса смотрел на него выжидающе, но Мия не дрогнул, с места не сдвинулся, улыбаться не перестал. ― Хорошо, ― сдался Сакуса. ― Черт с вами. Сакуса привык репетировать под внимательными взглядами учителей или других артистов балета ― его это никогда не смущало. Не должно было, как иначе он собирался выступать на сцене? Но почему-то под взглядом Мии танцевать было неловко. Он смотрел очень внимательно, не отрываясь, подавшись вперед и упершись локтями в колени. Казалось, вообще не отводил глаз, ловя каждое движение. Сакусе хотелось не то выгнать его, не то попросить хотя бы не смотреть так пристально, не то показать лучшее, на что он способен. Выбрать не получалось. Громкий звонок телефона раздался неожиданно. Сакуса остановился, недовольно глядя на Мию. Мало того, что пришел в спортивном костюме и кроссовках, так еще и телефон в кармане оставил. Сакуса подошел, улавливая быстрое «да, да, скоро буду», и остановился в шаге от Мии. ― Что-то не так? ― спросил тот, сбрасывая звонок. ― Телефоны мы оставляем в раздевалке. ― Ведешь себя как воспитатель в детском саду. ― А вы ведете себя как ребенок. ― Я вообще-то намного тебя старше! ― Это не повод для гордости. Мия сперва рассмеялся, но замер, глядя на совершенно серьезное лицо Сакусы. ― Ладно, мне кажется, мы как-то неправильно начали. Давай попробуем с начала? Я правда хочу учиться балету именно у тебя. ― Почему? ― Потому что ты потрясающе танцуешь. Ну и потому что других я не знаю. ― Он не сдержался. ― Я буду делать все, что ты говоришь, и правда буду стараться. А ты прояви немного терпения, хорошо? ― Вас, кажется, дома потеряли. Вам не пора? ― Сакуса кивнул на карман, в который Мия убрал телефон. ― Сегодня пора, да. Но я вернусь завтра. И буду возвращаться. И очень надеюсь, мы сработаемся. ― Сильно сомневаюсь, ― отрезал Сакуса, возвращаясь в центр зала. Он краем глаза наблюдал, как Мия идет в раздевалку, переодевается и уходит, ненадолго остановившись в дверях и махнув рукой на прощание. Сакуса сделал вид, что не заметил. Он вообще не понимал, зачем кому-то в таком возрасте заниматься балетом. Для него это развлечение? Скрасить вечер чем-то поинтереснее посиделок с друзьями в баре или просмотром кино с семьей? Или что там делают те, у кого в жизни есть другие люди. Об этом можно подумать и позже. Сакуса выпил воды, вытер пот с лица и шеи и снова включил замолчавший магнитофон. Когда Сакуса пришел в студию следующим вечером, Мия уже стоял у балетного станка и пытался закинуть ногу на самую высокую перекладину. ― Что вы делаете? ― спросил Сакуса недовольно. ― Нельзя заниматься, не разогревшись. ― Я разогрелся. ― Как? ― Ну, побегал, попрыгал, поотжимался, поприседал, выпады сделал... Сакуса потер глаза и сдавил пальцами переносицу. ― Вы обещали меня слушаться. ― Так ты ничего не объясняешь. ― Ждите здесь и ничего не трогайте, ― сказал Сакуса, скрываясь в раздевалке. Он быстро переоделся, помыл руки и подошел к Мие, только сейчас понимая, что нужный магазин тот нашел. Сакуса был выше, но почему-то по сравнению с Мией чувствовал себя намного меньше: тот был шире в плечах и явно провел в спортзале не один вечер. Трико лишь подчеркивало мощные бедра и накаченные икры, футболка открывала ключицы, обтягивала широкую грудь, а короткие рукава ― бицепсы. Никаких данных для балета. Ни утонченности, ни изящества, ни грациозности. ― Возьмите коврик, ― скомандовал Сакуса. Мия и правда послушался. Огляделся в поисках места, где его расстелить, Сакуса кивнул на стену и дождался, пока Мия сядет к ней спиной. ― Выпрямите спину, ― сказал Сакуса, сел напротив и взял его за запястья, уперся стопами в раздвинутые ноги, заставляя развести их еще шире, растягивая внутреннюю поверхность бедра. Мия тихо охнул. ― Все в порядке? ― спросил Сакуса. Он только начал, растяжка у Мии была никакая. ― Да, ― ответил тот. Сакуса сел поближе и надавил сильнее. Мия зажмурился, но ничего не сказал. Стоило приложить еще немного усилий, и Мия застонал. ― Больно? ― поинтересовался Сакуса. ― Вообще нет, ― выдохнул Мия. ― Правда? ― с сомнением спросил Сакуса, а потом потянул его на себя, заставляя наклониться вперед. Мия снова застонал, но наклонился, насколько смог. ― Точно не больно? ― Нет, ― выдохнул он сквозь сжатые зубы. Сакуса помучил его еще чуть-чуть, а потом отпустил и дал передохнуть. ― Поднимите руки, ― сказал он, стоя у Мии за спиной. Когда тот подчинился, Сакуса надавил ему на плечи, прижимая корпус к полу. Мия снова охнул. ― Больно? ― в очередной раз спросил Сакуса. ― Нет, ― упорно ответил Мия. Сакуса не собирался жалеть его в любом случае, уперся локтем между лопатками и навалился всем весом. Мия терпел и старался. Это подкупало.

***

Ацуму все в себе любил кроме, пожалуй, упрямства. То, что от него одни проблемы, он понял, когда проснулся на следующее после тренировки утро. Болело все. Он любил спорт, часто занимался в зале, не привык себя жалеть, а вот к боли в натруженных мышцах привык. Так ему казалось до сих пор. Ощущения были не сравнимы. Мышцы выкручивало, они горели, совершенно не хотели слушаться. Каждое движение отзывалось болью. Ацуму с трудом дополз до душа, надеясь, что горячая вода и самомассаж помогут. Стало полегче, но только до момента встречи с лестницей. Он впервые почувствовал себя старым. ― Докатился, ― фыркнул он тихо, с трудом спускаясь: третий этаж еще никогда не казался такой большой проблемой. Благо в машине можно было спокойно сидеть и не так много шевелиться: нажимать на педали боль не мешала. ― Что с тобой? ― Отец встретил его на входе в офис и сразу заметил неловкую походку и скованные движения ― в наблюдательности ему не откажешь. ― Перезанимался в зале, ― ответил Ацуму. ― И тебе доброе утро. После развода отношения не наладились, но хотя бы по делу отец с ним разговаривал. ― Я оставил у тебя на столе бумаги. Только по делу и разговаривали, если точнее. Ацуму ничего не ответил, лишь кивнул и направился в кабинет, здороваясь на ходу с секретаршей и стараясь двигаться как можно более непринужденно. Весь день он больше думал о вечерней тренировке, чем о работе. Работа ему давно уже не нравилась. Быть может, не нравилась никогда, но он безропотно поступил на юридический и начал стажироваться в адвокатской конторе отца чуть ли не с первого курса. Сперва как мальчик на побегушках, со временем ― как ведущий партнер. Он был отличным адвокатом и так привык думать, что именно этим он и должен заниматься всю жизнь, что не заметил, как перестал получать удовольствие не только от работы, но и от жизни. Да и Осаму, который тоже поступил когда-то на юридический, но бросил его, разругавшись в пух и прах с отцом, и теперь держал кафе онигири не в самом проходном месте, выглядел намного счастливее. Ацуму всегда хотел быть лучше Осаму. Оказалось, стоило быть смелее, и, может, тогда он не оказался бы без семьи и на нелюбимой работе. «Сегодня тренировки не будет», ― пришло ближе к вечеру с незнакомого номера. Ацуму сразу же его набрал. ― Почему? ― спросил он, когда Сакуса ответил. ― Мне надо к врачу. ― Что случилось? Что-то серьезное? Скажи, я приеду. ― Ацуму снял очки, в которых работал за компом, и убрал их в ящик стола. ― Что? С какой стати? Не нужно никуда приезжать. ― Я же твой менеджер, ― сказал Ацуму, складывая разложенные на столе бумаги в папку. ― Куроо-сан просил следить за тобой. Думаю, он не обрадуется, если ты от меня и от него, конечно, будешь что-то скрывать. Сакуса помолчал в трубку, а потом бросил: ― Я пришлю время и адрес, ― и завершил звонок. Сообщение пришло еще до того, как Ацуму сохранил номер. Сбежать из офиса пораньше проблемы не составило ― уже давно никто не следил за тем, во сколько он уходит ― главное, чтобы выполнял свою работу. А вот против пробок приема не было: он все равно опаздывал. Ацуму рассчитывал увидеть больницу, но по указанному адресу оказался бизнес-центр. Если верить табличкам, кабинет доктора Ушиджимы находился на пятом этаже. Там Ацуму встретила вежливая секретарша, которая сообщила, что Ушиджима-сан с пациентом и вообще, к нему нужно записываться заранее. ― Думаю, меня он примет, ― сказал Ацуму, очаровательно улыбнувшись, и, не обращая внимания на протестующие крики, постучался и вошел в кабинет. Лежащий на кушетке Сакуса разочарованно выдохнул: ― Я надеялся, вы не успеете. ― Кто это? ― спросил, по всей видимости, Ушиджима. ― Я его менеджер, Мия Ацуму, ― представился Ацуму, вежливо кланяясь. ― Правда? ― теперь вопрос был обращен к Сакусе. Тот лишь кивнул. Ацуму тем временем переставил свободный стул от стены к кушетке и сел. ― Что с ним? Ушиджима окинул его задумчивым взглядом, но, видимо, решил, что можно рассказать. ― Сейчас я не вижу никаких повреждений. ― Он дотянулся до щиколотки Сакусы и принялся ее ощупывать, периодически спрашивая: ― Больно? Сакуса неизменно отвечал: ― Нет. ― Тогда почему больно, когда он прыгает? И странно приземляется на правую ногу. Что? ― Ацуму заметил вопросительный взгляд Сакусы. ― Не зря же я в первый день за тобой наблюдал. ― У него была легкая травма некоторое время назад. После стоило отдохнуть подольше, но Сакуса очень рано вернулся к тренировкам. Скорее всего, именно это и привело к нынешним проблемам. ― И что делать? ― Беречь ногу. Не перетруждаться. Хотя бы пока не прыгать. Я дам название мази, не забывать ее наносить. Прийти ко мне через неделю, а не через месяц. ― Я прослежу. Сакуса откинулся на кушетке и закрыл глаза локтем. ― Ты раньше намного тщательнее следил за своим здоровьем, что изменилось? ― обратился к нему Ушиджима. ― Ничего, ― ответил Сакуса, выпрямляясь. ― Я могу идти? ― Да. ― Ушиджима написал несколько слов на листе бумаги и отдал его Ацуму. ― Жду через неделю. Сакуса натянул на ногу носок, на лицо ― маску, сунул ноги в обувь и оказался у выхода раньше Ацуму, которому только и надо было встать и попрощаться с Ушиджимой. ― Я тебя подвезу. ― Он поймал Сакусу за локоть у лестницы. ― Куда тебе нужно? ― В студию. ― Тебе сказали отдыхать. ― Мне надо репетировать, ― ответил Сакуса, глядя куда-то в сторону. ― Ради чего? Ты же не выступаешь, можешь позволить себе отдохнуть. Ацуму не ожидал, что Сакуса вырвется с такой злостью. ― Вам вообще никогда не выйти на сцену, так бросайте заниматься, ― сказал он и быстро сбежал по лестнице. Ацуму мог бы догнать, если бы мышцы так не болели и если бы он думал, что стоит это сделать. Очевидно, не стоило. Он ляпнул не подумав и явно задел за живое. Вместо того, чтобы бежать за Сакусой, Ацуму открыл карты в поисках ближайшей аптеки. Он должен хотя бы постараться быть хорошим менеджером. Домой не хотелось. Он и раньше не очень спешил возвращаться, хотя в прежней квартире была Киёко, порой приходившая раньше него. Теперь же там точно никого не было и не будет. Постучав задумчиво по рулю, он завел мотор и направил машину в сторону кафе Осаму. ― Я уже закрываюсь, ― сказал тот неприветливо. ― Еще только восемь. ― Ацуму сел за стойку и снял пиджак, пристроив его на соседнем стуле. ― Посетителей все равно нет. ― Как ты вообще выживаешь? ― Обычно людей больше, ― ответил Осаму, скрестив руки на груди. ― Никогда не видел тут толпы. ― А ты приезжай почаще. ― О, мой брат скучает по мне? ― протянул Ацуму, улыбаясь. ― Глаза б мои тебя не видели. ― Осаму попытался сохранить строгое выражение на лице, но уголки губ дрогнули. С самого детства они ссорились по любому поводу, дрались до кровавых соплей, грозились больше никогда друг с другом не разговаривать, во всем соревновались и старались обойти. Со временем они стали спокойнее, и хотя до сих пор подначивали друг друга по поводу и без, но больше так сильно не ссорились. Да и раньше не могли долго не разговаривать, мирились через несколько часов. А через несколько дней ссорились снова. Когда Осаму решил бросить университет, Ацуму злился особенно долго. Почему-то чувствовал себя так, будто Осаму не учебу бросает, а его. В каком-то смысле так и вышло: Осаму разорвал помолвку, о которой договорились родители, и очень быстро съехал, а Ацуму остался в родительском доме. Продолжил быть лучшим сыном, теперь без конкуренции. Он пытался как-то помогать, подкидывал ему денег ― первое время тот подрабатывал везде, где только мог, ― но Осаму всегда все возвращал и только злился. Постепенно их отношения наладились, ссоры забылись. Быть может, успех был в том, что теперь они виделись довольно редко: на расстоянии родственников проще любить. ― Так ты будешь что-нибудь или просто посидеть пришел? ― Осаму не выдержал тишины. ― Есть хочу, ― ответил Ацуму, со стоном закидывая руки на стойку и ложась на них. ― Что с тобой? ― Перетренировался. ― Ты же бросил ходить в зал. Сказал, что скучно. ― Осаму засыпал рис в рисоварку, налил воды и включил. ― Придется подождать. ― А это не зал. ― А что же? ― Осаму посмотрел на него с удивлением. ― Скажи, ты счастлив? ― вместо ответа спросил Ацуму. У Осаму не было ничего, из чего по мнению их отца складывается счастье: ни высокооплачиваемой и уважаемой работы, ни большой квартиры с панорамным видом и дизайнерским ремонтом, ни любимой жены и детей. Он жил над своим же кафе, снимая все здание сразу, копил на то, чтобы его выкупить, но денег постоянно не хватало. Насколько Ацуму знал, Осаму был одинок и давно ни с кем не встречался. Но он без промедления уверенно ответил: «Да», и Ацуму позавидовал. ― Что-то произошло? ― спросил Осаму, опираясь на стойку со своей стороны и внимательно рассматривая Ацуму. ― Нет. ― Тот покачал головой. ― Просто пытаюсь найти то, что делает счастливым меня. ― Ну, как минимум то, что сделает тебя счастливым сейчас, я знаю, ― улыбнулся Осаму, доставая тунца. Они сидели в молчании, пока Осаму готовил онигири, и пока ели, сидя уже по одну сторону стойки, тоже. ― Как Киёко? ― спросил Осаму, собирая грязную посуду в раковину и включая воду. Ацуму пожал плечами. ― Мы редко виделись с момента переезда. Вроде бы, в порядке. Знаешь… Думаю, это ты должен был на ней жениться. Осаму улыбнулся. ― Мне не полагалась настолько выгодная партия. Да и я не смог бы сделать ее счастливой. ― Зато она научила бы тебя вести бизнес. Осаму брызнул на Ацуму водой. ― Я отлично веду бизнес! ― Ну конечно. ― Ацуму вытерся рукавом рубашки. ― Сколько тут сижу, никто даже не зашел. ― Просто ты приходишь не в то время. ― Буду заходить почаще. ― Ацуму с трудом поднялся, от бездействия только успокоившиеся мышцы заболели с новой силой. ― Хорошо. ― Осаму не стал возражать. ― И будь осторожнее с тренировками, выглядишь паршиво.

***

Мия приходил снова и снова, каждый вечер ровно в семь часов. Постепенно Сакуса так к этому привык, что в назначенное время делал перерыв и смотрел на дверь. Кивал, когда тот показывался в дверях студии, как всегда, в безукоризненно сидящем на нем костюме. Мия не жаловался, терпел растяжку, хотя гибкости у него все еще не было никакой и мышцы после занятий наверняка болели. Сакуса не помнил, как он сам чувствовал себя после занятий в самом начале, слишком давно это было. ― Вы все делаете неправильно, ― в сердцах говорил Сакуса, когда Мия снова путал позу или не туда переставлял ногу. ― Конечно, я же только начал учиться. А когда Сакуса сказал, что теперь они будут заниматься у станка, Мия так обрадовался, будто ему предложили что-то невероятное. Даже спросил: ― Правда? Сакуса кивнул. Интересно, он испытывал такие же эмоции, когда впервые прикоснулся к станку? Вспомнить не получилось. Мия тут же попробовал закинуть ногу на верхнюю перекладину. Попытка вышла настолько неуклюжей, что Сакуса чуть не улыбнулся. ― Не переломайте себе кости, ― сказал он, подходя ближе. Подхватил ногу Мии и помог положить ее на перекладину. Прикосновения тоже стали привычны. Поначалу Сакусе было неприятно: он вообще предпочитал не трогать других людей, но описать словами то, что нужно сделать, так, чтобы Мия понял, было сложно. Показать ― намного проще. Сперва он прикасался только кончиками пальцев, слегка подталкивая. Потом, уже не церемонясь, брал за щиколотку, помогая встать в пятую позицию, вел ладонями по рукам, задавая траекторию их движения. ― На руку смотрите, а не на меня, ― одернул он Мию. ― Сложно, ― ответил тот, но взгляд отвел. К этим взглядам Сакуса тоже начал привыкать. Мия порой оставался после окончания их часового урока и наблюдал за репетицией. Иногда к нему присоединялся Куроо, и тогда Сакуса слышал бесконечные «прыгай выше», «еще выше», «четче руки». Нога почти не беспокоила, ныла только после слишком долгих тренировок. Возможно, мазь, которую ему вручил Мия, и правда помогала. Ушиджима на повторном приеме снова ничего не нашел. ― Ты вообще уходишь домой? ― спросил как-то Мия. Они уже закончили занятие, и Сакуса ждал, когда тот уйдет, чтобы продолжить в одиночестве. ― Конечно. ― Пойдем, ― скомандовал Мия, но Сакуса не двинулся с места, лишь вопросительно изогнул бровь. ― Поужинаем где-нибудь. Ушиджима-сан говорил, что тебе надо отдыхать. ― Я отдыхаю. ― Во сколько ты сюда пришел сегодня? ― В два. ― А вчера? ― Я всегда прихожу в два. ― И в выходные? ― Выходные? ― переспросил Сакуса. Он пропускал репетиции первые дни после травмы, а до этого и не помнил, когда отдыхал. Балет для него не был работой, от которой требовался отпуск. ― Значит, мы идем ужинать. Давай, переодевайся. ― Мне еще нужно принять душ, так что… ― Я подожду. ― Мия сел на стул, всем видом показывая, что с места он не сдвинется. ― Ты должен слушаться своего менеджера. Душ занял много времени, но Мия не торопил. Когда Сакуса, переодевшись в спортивные брюки, свободную толстовку и кроссовки, привычно нацепив на лицо маску, а на плечо закинув спортивную сумку, вышел из раздевалки, тот так и сидел на стуле, уставившись в телефон. ― Да, в приличный ресторан с тобой не сходишь. ― Я с вами тоже не пошел бы, ― огрызнулся Сакуса, но Мию этим было не пронять. Он рассмеялся, подхватил его под руку и потянул к выходу. Кафе находилось рядом со студией, но они все равно доехали на машине. ― Оставь, ― сказал Мия, когда Сакуса вылез со своей сумкой. ― Потом отвезу тебя домой. Но Сакуса не послушался. Мия усмехнулся, первым заходя в помещение. В нос ударило тепло и запах карри, в уши ― гул разговоров. Народу было много, но свободные столики еще не закончились. Мия выбрал тот, что стоял в самом углу, в отдалении от основной толпы. Сакуса был ему благодарен. ― Здесь грязно, ― сказал он, рассматривая влажные пятна на столешнице. ― Сейчас уберут, а пока вот. ― Мия вытащил пару салфеток из диспенсера и все протер. Сакуса сел на самый край стула. ― Не люблю, когда грязно, ― сказал он. ― Зато тут вкусно. ― Отмахнулся Мия. ― Вкуснейшее карри в округе, ― добавил он, протягивая Сакусе лежавшее на столе меню. ― Я проверил. ― Все заведения в округе? ― Не все, но многие. ― Вам совсем нечем по вечерам заняться? ― Ты такой зануда, сколько тебе лет? ― Мия подпер подбородок ладонью, с прищуром рассматривая Сакусу. ― Выглядишь лет на тридцать пять. ― Мне двадцать два, сами вы выглядите на тридцать пять, ― съязвил Сакуса. ― Спасибо за комплимент, мне сорок два. ― Мия рассмеялся неожиданно приятным смехом. ― Выбрал что-то? ― Я не ем в незнакомых местах. ― Тогда я закажу на свой вкус. ― Он выпрямился, взглядом ища хозяйку кафе. Карри из курицы с рисом пахло вполне неплохо, но Сакуса даже к палочкам не притронулся. Мия же ни в чем себе не отказывал, аппетитно жуя и умудряясь не переставать улыбаться. ― Чем ты вообще питаешься? Никогда не видел, чтобы ты ел, ― спросил он. ― Тем, что дома готовлю. На подработке кормят. Я нормально питаюсь, не нужно следить за мной. ― У тебя есть подработка? Я думал, ты занимаешься только балетом. ― Он отложил палочки и налил воду из графина в стоявшие на столе стаканы. К своему Сакуса тоже не притронулся. ― Надо на что-то жить. ― Семья не помогает? ― Не хочу их слишком напрягать. ― А эта подработка не мешает твоим репетициям? Сакуса посмотрел на Мию прищурившись. ― Вы говорите, как Куроо-сан. ― Значит, мешает. Поэтому ты еще не дебютировал? Сакуса замер, а потом встал так резко, что стул с раздражающим скрипом проехался по полу. Он вышел, ничего не ответив и не слушая, что ему вслед говорил Мия. Куроо постоянно задавал тот же вопрос. Домой Сакуса вернулся в ужаснейшем расположении духа и еще долго не мог заснуть, поэтому утром настроение было еще хуже. Даже Кита, с которым Сакуса попал в смену, заметил, что что-то не так. Косился на него все утро, пока народ шел толпой за порцией кофе. ― Выражением твоего лица посетителей распугивать можно, ― сказал он, когда никого рядом не было. ― Что случилось? ― Ничего, ― ответил Сакуса. Помолчал немного, протирая столешницу вокруг кассы, и спросил: ― Сколько еще ты планируешь здесь работать? Кита пришел на эту работу не так давно и не скрывал, что не собирается на ней задерживаться. Сакуса привык к постоянной смене сотрудников, многие студенты использовали подработку в кофейне как перевалочный пункт между учебой и устройством на работу в крупные компании. Сакуса с трудом сходился с новыми людьми, но работа заставила привыкнуть к этому. Некоторых он даже толком не запомнил. Но вот по Ките, наверное, даже будет скучать: он подкупал аккуратностью, серьезным отношением к обязанностям и спокойствием. Он быстро всему научился и не раздражал Сакусу глупыми ошибками или попытками отлынивать. ― Не знаю, ― задумчиво ответил Кита. ― Возможно, до выпуска. На дворе стоял октябрь. Не так уж много времени осталось. Сакуса тоже думал, что он тут временно. Прошло уже три года. Три года с тех пор, как он бросил школу танцев, перешел к Куроо и съехал от недовольных таким решением родителей. Куроо прав: он никуда не продвинулся за это время. ― И все-таки, ― снова заговорил Кита, ― что случилось? ― Правда ничего, ― сказал Сакуса. ― Добрый день! ― поприветствовал он вошедшего посетителя. Кита больше не пытался заговорить на эту тему, хотя Сакуса работал рассеянно и даже ошибался. Кита помогал, смотрел внимательно и выжидал. За это он тоже нравился: не было привычки лезть в душу. В студии Сакусу встретил Куроо. ― Привет. Зайди ко мне, ― поздоровался он и сразу скрылся в кабинете. Сакуса последовал за ним. ― Вот, прислали сегодня. ― Куроо протянул уже вскрытый конверт. ― Я не участвую в конкурсах, ― сказал Сакуса, едва развернув письмо. Куроо сел и, поставив локти на стол, скрестил пальцы. ― Не участвуешь в конкурсах, не ходишь на кастинги, не планируешь дебютировать. Что ты вообще тут делаешь? День становился только хуже и хуже. Сакуса стоял, глядя в сторону, все еще сжимая в руках конверт и приглашение принять участие в конкурсе. ― Знаешь, ― снова заговорил Куроо, ― Мия-сан кажется более увлеченным, чем ты. ― Он все равно никогда не сможет выступать. ― Но это не мешает ему приходить каждый вечер и выкладываться по полной. Я наблюдаю за вами. Даже зная, что никогда не выйдет на сцену, он старается изо всех сил, а ты ― нет. Раньше ты таким не был. Если балет тебе надоел ― уходи и не трать мое и свое время. ― Это все из-за конкурса? ― Артисты балета уходят на пенсию очень рано. Даже без травм их карьера пролетает, не успеваешь заметить. ― Как ваша? ― Сакуса не упустил шанса уколоть. Просто хотелось, чтобы не только ему было больно. ― Как моя, ― спокойно согласился Куроо. ― Я не достиг высот, которых достигли другие, но сделал все, что в моих силах, и теперь могу с гордостью об этом говорить. Я репетировал по шестнадцать часов, дома и в школе, использовал любую возможность, чтобы заполучить роль, участвовал во всех конкурсах. И сейчас не могу упрекнуть себя в том, что сделал недостаточно, что не достиг чего-то, потому что не постарался. А ты? Можешь сказать то же самое о себе? Сакуса упорно молчал, сминая в руках конверт. ― Этот конкурс ― отличный старт, особенно, если пройдешь все три этапа. Даже если не завоюешь награду, заявишь о себе. Он проходит раз в четыре года. Верхний предел возраста ― двадцать семь лет. Весной тебе двадцать три. У тебя осталось два шанса, советую использовать этот. Сакуса так ничего и не ответил, сунул письмо в карман куртки и ушел переодеваться. На репетиции тоже ничего не ладилось: музыка била по ушам, мешая сосредоточиться, вращения выходили смазанными, прыжки ― низкими и больше двух оборотов сделать не получалось. Привычная, легко тянущаяся во все стороны футболка, стесняла движения, трико неприятно обтягивало, а нога снова заболела. Все было не так. В семь пришел Мия и все стало еще хуже. ― Опустите плечи, втяните живот, ― привычно командовал Сакуса, поправляя и направляя движения, ― смотрите вдаль. Тот делал все, что Сакуса говорил, но то и дело кидал на него взгляды. ― Что-то случилось? ― не выдержал он наконец. ― Перерыв, ― скомандовал Сакуса. ― Отдохните немного. Он отошел к стене и опустился на пол, опершись на нее спиной. Вскоре рядом, настолько близко, что прижался плечом к плечу, сел Мия. ― Вы никогда не сможете выступать на сцене, ― сказал Сакуса. ― Я знаю. ― Зачем тогда приходите сюда каждый вечер? ― Сакуса повернулся к нему и с новой силой осознал, насколько близко они сидят. Даже в полумраке он мог разглядеть все морщинки, совсем чуть-чуть отросшие темные корни, усталый, но внимательный взгляд. ― Потому что, кажется, впервые в жизни делаю то, что действительно хочу. ― Вы всегда хотели танцевать балет? ― Я хотел танцевать. Когда мне было шестнадцать... ― Меня еще даже не было, ― не сдержался Сакуса. Мия фыркнул и ткнул его в бок локтем. ― Мы ходили на балет. Помню, я тогда сидел и смотрел на сцену не отрываясь, настолько меня захватило, не сама история, но движения артистов. Насколько легкими, невесомыми, они выглядели, насколько красиво танцевали. Они будто парили в воздухе. Создавалось ощущение нереальности, сказки. Уже тогда мне было поздно начинать, но я все равно заикнулся об этом перед отцом. Тот скандал я помню до сих пор, ― он улыбнулся. ― Почему вы не настояли на своем? ― Я старался быть хорошим сыном. И много лет я не испытывал тех волшебных эмоций, которые испытал тогда. А знаешь, когда снова почувствовал то же самое? ― Когда? ― спросил Сакуса, сглотнув. ― Когда увидел, как ты репетируешь. ― Мия мимолетно скользнул языком по губам и отвернулся, упираясь затылком в стену. ― Тогда я осознал, что хочу жить совсем иначе. Я и раньше чувствовал это, но четко понял, что пора что-то менять, именно в тот момент. Нужна смелость, чтобы перевернуть всю жизнь, но я ни о чем не жалею. Если ты чего-то действительно хочешь ― делай, независимо от того, до каких высот сможешь добраться. Даже если ничего не достигнешь, разве не стоит попытаться? ― И как ваша семья к этому отнеслась? ― Что-то мы заотдыхались. ― Мия хлопнул себя по коленям и легко поднялся, пошел сразу к станку. Сакуса посидел еще несколько секунд, рассматривая обтянутые тканью бедра и ягодицы, уже не такой жесткий, а куда более плавный шаг, и тоже встал. Настроение не улучшилось, но стало легче. Сакуса решил уйти домой пораньше, поэтому к раздевалке подошел буквально через несколько минут после того, как Мия скрылся внутри. Прислушался, стараясь угадать, что происходит за дверью. Даже после школы танцев, Сакуса не привык переодеваться с кем-то. ― Да, я скоро буду. ― Донесся до него разговор. ― Ужин с клиентом затянулся. ― сказал Мия после паузы и добавил: ― Да, конечно. Хорошо. Сакуса вошел без стука. Мия еще не переоделся, стоял посреди раздевалки, держа в руке телефон. ― Вы такие красивые речи толкали, а сами не можете признаться, что занимаетесь балетом? Что, об этом настолько стыдно рассказать? ― Ты не понимаешь. ― Дайте. ― Сакуса протянул руку. ― Дайте свой телефон. Мия не двинулся с места, тогда Сакуса прошел к шкафчику и достал свой. ― Можно было бы поставить вас красиво, но и так сойдет. ― Он сделал несколько фото и тут же отправил их Мие. ― Если вы действительно не боитесь заниматься тем, чем хотите, отправьте фотки вашим родным и близким. ― Хорошо, ― согласился Мия, глядя на Сакусу ровно и строго. ― Если ты подашь заявку на конкурс. ― Хорошо, ― откликнулся Сакуса, даже не задумавшись, откуда Мия знает про конкурс. ― А если вы не осмелитесь ― уходите. ― Ты тоже. ― Что? ― спросил Сакуса, не понимая, о чем речь. ― Бросай балет, если не осмелишься.

***

Ацуму уже час сидел в машине и тупо пялился в телефон. Не так просто было решиться всем рассказать о балете. Он сам не знал, чего боялся больше: скандалов, насмешек, непонимания. Даже Осаму отправить фото казалось невероятно сложным, что уж говорить о других. Фото, к слову, вышло так себе: у Ацуму получились удивленно раскрытые глаза и перекошенный рот, челка, влажная после репетиции, прилипла ко лбу, а остальные волосы топорщились в стороны. Он будто только сейчас заметил, как сильно его облегает тренировочный костюм, как подчеркивает все, что не следовало бы. Отправить это фото брату? Киёко? Отцу? Ацуму медленно выдохнул и прикрыл глаза. Он просто надеялся, что Сакуса выполнит свою часть сделки. В первую очередь он отправил фото Осаму. Киёко была второй. Отправить матери было сложно, на это понадобилось несколько минут. Еще сложнее было нажать на «отправить» в диалоге с отцом, но Ацуму сделал и это: срывать пластырь, так одним движением. Осаму ответил через несколько минут. Сообщение капсом с кучей вопросительных знаков и одним только словом «балет». Киёко не отреагировала. Отец сразу позвонил. Ацуму сжимал вибрирующий телефон в руке и боролся с желанием сбросить звонок. — Да? — все-таки ответил он. — Что это значит?! — прогремел отец. Телефон в руке коротко завибрировал — видимо, еще кто-то ему написал. — Что я занимаюсь балетом, — твердо сказал Ацуму. Отец помолчал немного, гаркнул: «Жду тебя дома немедленно!» и бросил трубку. Новое сообщение оказалось от Киёко. «Это то, что делает тебя счастливым?» — спрашивала она. «Да», — написал Ацуму и отложил телефон, заводя мотор. Скандал дома превзошел даже самые смелые ожидания. Мать хваталась за сердце, всем своим видом показывая, что она вот-вот умрет прямо на дорогущем диване посреди огромной гостиной. Отец не говорил — орал. — Да нас на смех поднимут, если хоть кто-то узнает! — повторял он уже в который раз, наворачивая круги по комнате. Ацуму последние полчаса — ровно с тех пор как приехал — сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и выслушивал все, что отец хотел сказать. По несколько раз. — Да кто захочет обратиться к адвокату, который скачет по сцене в этом… — Он поморщился, и возникло ощущение, что еще немного — и сплюнет на пол. — Трико! — Вряд ли я буду выступать на сцене, поздно начал, — ровно сказал Ацуму, с интересом наблюдая за новой сценкой «у меня еще один сердечный приступ» с матерью в главной роли. — Бросай это дерьмо! — взревел отец. — Или я вышвырну тебя с работы! — Прекрасно, Ойкава давно звал меня к себе. Его имя для отца — что красная тряпка для быка. Ойкава был одним из лучших адвокатов Токио, а его контора — сильнейшим конкурентом. Они никогда вне работы не общались, но, иногда пересекаясь, не упускали случая позубоскалить и похвалиться клиентами и выигранными делами. Ойкава и правда звал его к себе, а в шутку или нет — неважно. Просто забавно было посмотреть на реакцию отца, и тот не разочаровал. Остановился прямо напротив Ацуму и так побагровел, что Ацуму подумал, его и правда сейчас удар хватит. — Сперва развод, теперь это?! Что о нас люди подумают! — А тебе не все равно? — Наша фамилия всегда была одной из самых уважаемых в городе! Ты не можешь разрушить все это из-за какой-то блажи! — Это не блажь. — Да мне плевать. Если не бросишь — ты мне больше не сын. Внутри неприятно кольнуло, сдавило грудную клетку. Ацуму смотрел в разъяренное лицо отца и чувствовал, как между ними рвутся последние нити, что связывали их. Мать так и не сказала ни слова. Вот значит, что чувствовал Осаму, когда уходил из дома? — Хорошо. — Что значит хорошо?! — Отец снова начал мерять комнату шагами, не переставая орать на Ацуму. Карман пиджака грело «тогда никогда не бросай», присланное Киёко. Ацуму чувствовал, что выдержит что угодно. Отчий дом он покинул уже глубоко за полночь. Пустой желудок неприятно бурчал, голова болела от криков, глаза щипало от переутомления. Ацуму подумал немного, а потом набрал Осаму. Если разбудит случайно и тот на него наорет, это будет сущей мелочью в кошмаре долгого дня. Осаму ответил моментально. — Привет, — тихо сказал Ацуму. — Хочешь приехать? — Очень. Ацуму снова завел мотор, чувствуя невероятную усталость. В окнах кафе уже не горел свет, Ацуму припарковался неподалеку и сразу поднялся по боковой лестнице на второй этаж. — Привет, — поздоровался он, открывая дверь. В квартире сидел не только Осаму. — Привет, — поздоровалась Киёко, оборачиваясь. — Она сама мне позвонила. — Осаму пожал плечами, мол, я не звал, ничего не знаю. Ацуму разулся и подошел к столу, устало опускаясь на татами. Скинул успевший надоесть за день пиджак, галстук тоже полетел на пол. — Это то, что за сегодня не распродал? — Ацуму кивнул на онигири на тарелке. Осаму закатил глаза. — У меня никогда ничего не остается. Но если хочешь, могу приготовить что-то другое. Ацуму улыбнулся и покачал головой. — Все в порядке. Еда — верное средство утешения и поднятия настроения по версии Осаму. Так было с самого детства: когда случалось что-то серьезное, Осаму угощал вкусностями. Сперва покупными, потом — приготовленными самостоятельно. Ацуму говорил, что это не работает, но на самом деле такая забота очень помогала. Осаму, как и Ацуму, не всегда мог подобрать верные слова, сказать что-то вдохновляющее и поддерживающее, поэтому делал то, что умел лучше всего: готовил. — Как отреагировал отец? Ацуму упал на сложенные на столе руки. — Пиво? — тут же предложил Осаму. — А есть что покрепче? — глухо промычал Ацуму. — Конечно. — А мне можно пиво, — подала голос Киёко. Ацуму выпрямился и подпер ладонью щеку, повернувшись к ней. — Как твои дела? — У меня все хорошо, — сдержанно ответила Киёко и улыбнулась, принимая от Осаму только что открытую банку пива. Для Ацуму он налил почти полный стакан саке. Не осушить его одним махом было трудно, но Ацуму сдержался. Он едва пригубил и, отставив, подцепил онигири. Как всегда вкусно. — Я даже не думал, что это будет так сложно, — заговорил Ацуму. — А ты как хотел? — спросил Осаму, криво улыбнувшись. Ему ли не знать, как тяжело идти наперекор отцу. Когда он заявил, что бросает университет, его вообще никто не поддержал, Ацуму в том числе. Теперь ему стало за это стыдно. — Я уже не ребенок, чтобы решать за меня, кем я хочу стать, когда вырасту. — И кем ты хочешь стать? — улыбнулась Киёко, покачивая банку в руках. — Я не знаю. — Ацуму посмотрел на нее, как на предателя. — Решай быстрее, а то старость не за горами, — встрял Осаму. — Тебе столько же лет. — Но я уже все для себя решил. — Он улыбнулся, откусывая онигири. И как они ему не надоедают? Лепит их целыми днями, сам ест довольно часто, и поди ж ты, все еще блаженно прикрывает глаза, пока жует. Так чувствуют себя люди, которые занимаются тем, что действительно любят? — А что балет? — спросила Киёко. — Ты его правда любишь или просто решил пойти наперекор семье? — Вбить второй гвоздь в крышку их гроба, — хмыкнул Осаму. — А какой был первым? — на автомате спросил Ацуму. — Ваш развод. — Ты вбил гвоздей побольше моего. — Я этим не горжусь. Ацуму все-таки опрокинул в себя все саке, Осаму подлил еще. Было очевидно, что сегодня он никуда из этой квартиры не уйдет. У Осаму была по сути одна довольно просторная комната, маленькая кухонька в углу и тесная ванная: им вдвоем места вполне хватит. Ацуму и не помнил, когда ночевал тут в последний раз. Несколько месяцев назад? Лет? Он сваливался на голову Осаму только тогда, когда случалось что-то очень серьезное. За это ему тоже стало стыдно. Сегодня это чувство его преследовало. — Зато теперь у меня есть шанс вернуть звание лучшего сына, — улыбнулся Осаму. — Интересно, что для отца лучше: хозяин ресторана или адвокат в трико? — Я не хожу в трико в офис! — Ацуму пытался говорить с возмущением, но не смог не улыбнуться в ответ. — Фотка, кстати, отстой, — доверительно сообщил Осаму. — В жизни ты чуть посимпатичнее, — поддержала его Киёко. — Только чуть? — возмутился Ацуму. — И вообще, когда вы так успели против меня спеться? — Но трико смотрится на тебе отлично, — добавила Киёко. — Ну ладно. — Ацуму сменил гнев на милость. — Мне правда это нравится. Я понимаю, что не выступлю никогда, что не добьюсь каких-то высот, но когда у меня хоть что-то получается, я так счастлив. Давно уже забыл, как это — учиться чему-то новому, вдохновляться кем-то. — Даже если не на сцене, станцуй когда-нибудь для меня? — попросила Киёко. — И для меня, — улыбнулся Осаму. — Обещаю не смеяться и не выкладывать видео в сеть. — Да иди ты. — Ацуму дотянулся до него ступней под столом и пнул, а потом добавил: — Спасибо.

***

Сакуса никак не думал, что уже через день Мия придет и скажет: — Я всем рассказал, твоя очередь. Как там заявка? Сразу после того разговора Мия пропустил тренировку, и Сакуса подумал, что тот решил не рассказывать, а последовать совету и бросить. Ему ли не знать, как люди могли отреагировать на занятия балетом. Но он рассказал. Даже показал диалоги с отправленными фото в качестве доказательства. Счастливым при этом не выглядел, наоборот, как-то резко стал казаться еще старше. — Опустите плечи, руки выше, — подсказывал Сакуса, направляя движения, чувствуя под пальцами необычно напряженные мышцы. Хотелось узнать, как родные Мии отреагировали на новости. Откуда взялось это любопытство, Сакуса не понимал, а потому не спрашивал. Мия смотрел строго перед собой, на автомате выполняя все указания. — Смотрите вверх, — уже второй раз повторил Сакуса, и, не дождавшись реакции, провел пальцами по подбородку Мии. Тот вздрогнул и уставился на него. — Вверх, смотрите вверх. Он пытался вести себя как обычно, проводить урок, но собственная голова была забита конкурсом, на который он теперь не мог не отправить заявку, а о чем думал Мия, он не знал, но тот явно был не в студии, а где-то далеко. Двигался невпопад, не слышал, что ему говорили, иногда вздрагивал от прикосновений, а когда попытался положить стопу на верхнюю перекладину станка, покачнулся и чуть не упал. Сакусе пришлось придержать его за талию. Прикосновение затянулось. Сакуса почему-то никак не мог убрать руки, хотя Мия уже стоял твердо. — Я в порядке, — сказал он. — Вы не здесь, — недовольно отметил Сакуса, наконец отпуская его и сжимая ладони в кулаки. Нельзя заниматься в таком состоянии, можно себе навредить. Мия рассеянно улыбнулся, будто не вполне понимая, что ему говорят. — Занимаясь балетом, надо думать только о музыке, движениях, своем теле, — добавил Сакуса. — А ты? У тебя всегда так получается? — Нет. Вот и я подвернул ногу. — Я постараюсь. — Ацуму кивнул. — На сегодня хватит, — скомандовал Сакуса и повернулся к раздевалке, но Мия поймал за локоть и не дал уйти. — Эй, мы же только начали, я хочу занятие целиком! — Вы мне не платите, чтобы что-то требовать. — Сакуса нахмурился. — А если заплачу, ты проведешь занятие до конца? — Мия усмехнулся. — Да, — ответил Сакуса. — Завтра. — Как ты друзей заводишь с таким характером? — Не завожу. До свидания, Мия-сан, надеюсь, на следующем занятии вы будете внимательнее. — А я надеюсь, ты не будешь занудой. — Мия махнул рукой и скрылся в раздевалке. После разговора атмосфера изменилась. Стало как-то полегче. Но проблема была не только в Мие, у Сакусы и без него не получалось ни на чем сосредоточиться. Он не мог отступить, раз уж Мия выполнил свою часть сделки. И не мог понять, почему так хочет отступить. Сакуса переоделся и ушел из студии вслед за Мией. Его страшило все: и сложная подготовка, и далекая незнакомая страна, и, конечно, предварительный отбор, и три тура конкурса, которые он должен пройти — на меньшее он не согласен. Вместо дома, Сакуса поехал к Ушиджиме. — С ногой все хорошо, — сказал Ушиджима после недолгого осмотра. — А с другой? — И с другой. — А с коленями? — И с коленями. — Ушиджима кивнул. — А со спиной? — И со спиной у тебя все хорошо. — Ушиджима потер переносицу. — Не перенапрягайся слишком, следи за собой, не падай больше и можешь прыгать хоть весь день. — Весь день? Так и травмироваться можно. — Ты понял, о чем я. — А общее состояние как? Перелет долгий, я устану. Может, лучше прилететь заранее? — Сакуса уставился на Ушиджиму. — Я не знаю, — устало вздохнул тот. — Может, что-то для иммунитета попить? Посоветуешь что-то? — Я ортопед, а не терапевт. — А по личному опыту? — Я ортопед, — еще раз повторил Ушиджима, — у которого уже закончился рабочий день. — Да, да, но, может… Ушиджима поднялся, всем своим видом показывая, что если Сакуса не уйдет сейчас, то останется в запертом кабинете на всю ночь. — Ладно, ладно, спасибо за помощь. Пришлось уйти. Было уже очень поздно, когда он пришел домой, но вместо того, чтобы сразу лечь спать, он принялся изучать информацию о конкурсе. Он проводился в Москве, в Большом театре и был действительно грандиозным событием в мире балета. Даже попасть на него считалось честью, не то что пройти все три тура и завоевать приз. Или гран-при. Сакуса полночи рассматривал фотографии внутренних интерьеров Большого — он до дрожи в коленях хотел подняться на эту сцену. И спуститься с нее победителем. На следующий день Сакуса зашел к Куроо, даже не переодевшись. — Я буду участвовать в конкурсе, — заявил он с порога. Куроо удивленно вскинул брови, бросил: «Я перезвоню» в телефон, по которому разговаривал, и спросил: — Почему ты передумал? — Потому что ты прав, — ответил Сакуса, глядя в сторону. — Ну-ка, повтори? — Куроо расплылся в улыбке. — Я буду участвовать в конкурсе. — Да я не об этом. Ай, ладно. — Куроо махнул рукой и указал на стул. — Садись. Нам надо будет записать видео и решить, что ты будешь танцевать. — «Дон Кихота». — Ты не сможешь столько прыгать. — Смогу, я был у врача. Куроо посмотрел на него с сомнением, скрестив перед собой пальцы. — Хорошо, но оставь его для третьего тура. — Но он входит в обязательную программу. — Смотрю, ты уже прочитал правила? — Куроо выглядел до противного довольным. — И что ты об этом думаешь? — Я возьму гран-при. — Его не вручали уже несколько конкурсов. Уверен, что победишь? — Зачем вообще участвовать, если не побеждать? — Сакуса пристально посмотрел на Куроо. — Мне нравится твой настрой. Придется очень много репетировать. Ты уже бросил подработку? — Нет, — сказал Сакуса, снова отводя взгляд в сторону. — Совмещать будет сложно. — Куроо прищурился. — Я справлюсь. — Бросай уроки с Мией. — Нет, — снова повторил Сакуса. Брови Куроо опять удивленно взлетели. — Я думал, ты обрадуешься. Что произошло? Ты сильно изменился. — Мне пора заниматься. — Сакуса поднялся и, не глядя на Куроо, вышел из кабинета. До семи была еще куча времени, но Сакуса то и дело поглядывал на дверь. Ему очень хотелось сказать, что он тоже не отступил, что выполнил свою часть уговора и обязательно победит. Мия пришел в назначенное время и, едва взглянув на Сакусу, расплылся в улыбке, будто бы все уже знал. — Я буду участвовать в конкурсе, — выпалил Сакуса. — Ты не мог не участвовать, — сказал Мия в ответ. — Это же часть сделки, помнишь? — Он прошел мимо, мимолетно погладив Сакусу по волосам. — Молодец. Это простое, короткое прикосновение заставило вздрогнуть, но вовсе не потому, что было неприятно. Напротив, было слишком хорошо. Сакуса мотнул головой, стряхивая оцепенение, и принялся выбирать музыку. Дни завертелись бешеной каруселью: с утра Сакуса бежал на подработку, сразу после нее — в студию. Куроо теперь всегда был там, сидел на стуле и следил, как Сакуса репетирует. — Ты все еще боишься приземляться на ногу, — говорил он, и Сакуса стискивал зубы и старался прогнать страх, что нога подведет, хотя она давно зажила. — Три, — считал Куроо обороты в прыжке. — Два с половиной, три. Сакуса остановился, восстанавливая дыхание. — Я прыгну четыре, — говорил он, вытирая лицо и шею полотенцем, и снова заходил на разбег. — Три, — снова считал Куроо. — Три. В семь приходил Мия, и для Сакусы это время было передышкой. Они спокойно занимались час, после чего из своего кабинета опять выходил Куроо. — Это никуда не годится, — сказал он как-то. — Ты не вкладываешь душу. Что толку от заученных движений, если в твоем танце нет эмоций? — Ты придираешься. — Сакуса попытался защититься. — Это я еще преуменьшаю, потому что знаю, на что ты способен, помню, какой ты ко мне пришел. Сакуса посмотрел на него зло, а потом снова разбежался и прыгнул. — Два с половиной. — Куроо и гравитация были беспощадны. Атмосфера менялась день ото дня; день ото дня Сакуса уставал все больше. Кита каждую совместную смену встречал его советами поспать и отдохнуть, Куроо встречал его настоятельными просьбами бросить подработку. Только Мия встречал его улыбкой, но затем все портил вопросами о подготовке к конкурсу. Сроки подачи заявки все приближались, а видео все еще не было. Куроо записывал много раз, но результат его не устраивал. — Ты себя совсем загоняешь, — сказал как-то Мия. Занятие уже закончилось, но он захотел остаться и понаблюдать. Увиденное, судя по выражению лица, ему не понравилось. — Может, — обратился он к Куроо, — закончим на сегодня? Сакуса запротестовал, но Куроо кивнул и скрылся в кабинете. — Вот и отлично. — Мия потер руки. — Давай сходим поужинать. — Уже поздно, вам домой не пора? — Нет. — Что, вас там никто не ждет? — Сакуса попытался уколоть на автомате, просто потому что хотелось слить на кого-то хотя бы часть напряжения и разочарования в своих способностях. — Нет, — спокойно подтвердил Мия и добавил: — Как и тебя. Туше. — Так что переодевайся, — продолжал Мия, — и поедем уже. Не хочешь ужинать, просто погуляем. Тебе надо переключаться хоть немного. Мия перестал уходить сразу после занятия. Теперь он задерживался, наблюдая за репетициями, иногда помогал снимать, пока Куроо давал комментарии и направлял. Иногда после занятий пытался накормить Сакусу в очередном ресторане, но тот все еще отказывался есть в незнакомых заведениях. Тогда Мия стал находить красивые места в городе и возил туда Сакусу. Сакусе казалось, что с Мией что-то не то: он все чаще отвлекался на занятиях, иногда замирал, глядя в одну точку, будто вспоминал о чем-то неприятном, а когда на него не смотрели — не улыбался, напротив, выглядел необычно грустным. Но Сакусе и самому было не до того — репетиции выматывали. А в один день Мия не пришел. Сакуса, как обычно, тренировался весь вечер под контролем Куроо, который продолжал поправлять едва ли не каждое движение. На следующий день Мия не пришел тоже. Сакуса невольно начал думать, что с ним что-то случилось. Представлял худшее, но считал, что тогда до него дошли бы новости. Как — он не задумывался. Сакуса порой порывался написать ему, но не мог решить, что сказать и просто откладывал телефон в сторону. — Он решил бросить? — спросил Куроо, высунувшись из кабинета. Прошло уже четыре дня с тех пор, как Мия перестал появляться, но Сакуса по-прежнему делал перерыв ровно в семь вечера и пристально смотрел на дверь. — Видимо, — ответил он, снова включая музыку. У него не было на это времени, ему нужно было готовиться к конкурсу. Однако выкинуть Мию из головы не получалось. Он стал чем-то привычным, как кружка кофе по утрам или долгая репетиция, или несколько часов работы в кафе — стал одной из деталей, составлявших привычный день, и теперь Сакуса чувствовал, что чего-то не хватает, что-то неправильно. Он даже не подозревал, что настолько к нему привык. Мия появился неожиданно, спустя полторы недели. Стрелки часов только-только перевалили за три часа дня, а дверь в студию открылась, пропуская его. Не в привычном костюме со спортивной сумкой наперевес, а в толстовке, джинсах и кроссовках. Выглядел он уставшим, если не сказать потрепанным. Лицо бледное, взгляд потухший, улыбка на губах совсем робкая, даже привычно уложенные волосы выглядели как-то грустно. — Привет, — тихо сказал он. — Привет, — ответил Сакуса, внимательно его рассматривая. — Переодевайтесь. — Я не взял форму. Сегодня просто посижу, понаблюдаю, если ты не против. И снова танцевать под пристальным взглядом Мии было неловко. Он уселся не на стул, а на пол, привалившись спиной к стене. Сакуса выдержал недолго, а потом сел рядом. — Тебе надо репетировать, — тут же сказал Мия. — Пропадали где-то больше недели, а теперь решили изобразить хорошего менеджера? — фыркнул Сакуса. Мия усмехнулся. — Я скучал по студии, — сказал он. — Я тоже. — Но ты ведь был тут каждый день, разве нет? Сакуса не ответил. Он положил вытянутые руки на согнутые ноги и смотрел прямо перед собой. — Это сложно, — снова заговорил Мия. — Я думал, что все устаканится, но отец до сих пор бесится и даже правда уволил меня. — Вы расстроены? Сакуса не увидел, почувствовал, как Мия пожал плечами — так близко они сидели. — Я ходил на эту работу двадцать лет, столько же ее не любил, хотя и научился получать хоть какое-то удовольствие. А теперь не знаю, что мне делать дальше. — Не бросайте балет, — неожиданно даже для себя сказал Сакуса. — Если вам нравится заниматься, не бросайте. — Вот уж не думал, что ты будешь уговаривать меня остаться. В голосе Ацуму звучали веселые нотки, стало немного спокойнее. Сакуса только сейчас начал осознавать, что волновался намного сильнее, чем думал. — Ты никогда не хотел заняться чем-то другим? — спросил Ацуму, помолчав. — Хотел. — Сакуса помолчал и, хотя вопросов не последовало, продолжил: — Я начал заниматься в шесть. Рядом с домом находилась балетная студия для детей. Родителей допоздна не было дома, и они искали, куда меня пристроить на время их отсутствия. Выбор был не очень большой, они даже не рассчитывали, что мне понравится, но я помню, как увидел танец нашей учительницы и влюбился в каждое движение. Теперь я понимаю, что она танцевала довольно посредственно, но тогда она казалась невероятной. Так я и стал ходить туда каждый день. Дома тоже репетировал. Спустя несколько лет о моих занятиях узнали в школе. Я был не особо дружен с одноклассниками, а после новости о моем хобби и вообще стал посмешищем. Меня травили настолько сильно, что я решил бросить. Даже ушел из студии. Я был достаточно взрослым, чтобы оставаться дома одному, поэтому родители не возражали. Но я вернулся. Со временем родители начали говорить, что балет — это не то, чему стоит посвятить свою жизнь, но было уже слишком поздно: я не представлял себя без всего этого. Поэтому, если вам нравится балет, не бросайте. Людям почему-то сложно свыкнуться с мыслью, что мужчины тоже танцуют балет. Но если это приносит вам радость, не нужно отказываться. Сакуса повернулся к Мие и заметил, что тот смотрит на него неотрывно, внимательно. Сидит еще ближе, практически навалившись плечом. И улыбается. — Спасибо. — К тому же, вы даже за занятия не платите, нет повода бросать. Мия рассмеялся громко и заразительно, Сакуса сдержанно улыбнулся. — Пойдем. — Мия легко поднялся и протянул руку. — Тебе пора репетировать. Думай о том, что ты мне только рассказал, когда будешь танцевать. И у тебя все получится. Сакуса подумал мгновение и вложил свою ладонь в его. Мия тут же обхватил пальцами покрепче и потянул на себя, помогая встать. Сакуса много раз к нему прикасался, но чувствовать крепкое пожатие, сухую горячую ладонь, сильные пальцы было необычно и приятно. Разжимать руку не хотелось. — О, с возвращением, — сказал вошедший в студию Куроо, заставляя Сакусу вздрогнуть. Он отдернул руку и даже отступил на шаг. Куроо посмотрел удивленно, но ничего не сказал, проходя в свой кабинет за камерой. Сакуса танцевал. Танцевал так, как, наверное, никогда в жизни не танцевал. Тело, наученное множеством часов бесконечных повторений, двигалось само. Обычно Сакуса всегда в голове прокручивал, куда нужно посмотреть, повернуться, поставить ногу, сколько шагов сделать до прыжка, на сколько вдохов замереть. Теперь же он не думал ни о чем: он знает эту партию, его тело знает эту партию, каждая мышца знает эту партию, так зачем контролировать каждое движение? Сакуса впервые полностью отпустил себя и просто следовал за музыкой, за чувствами, что она вызывала, за эмоциями, которые он хотел передать зрителю. Когда он остановился, повисла тишина. — Думаю, — начал Куроо, но прокашлялся, — мы записали видео для заявки. Мия отмер позже. Подлетел к Сакусе в несколько шагов и неожиданно стиснул в объятиях. — Ты невероятен! — жарко прошептал он. Влажная от долгой тренировки майка неприятно липла к телу, Сакуса чувствовал, как по вискам и задней поверхности шеи стекает пот, и удивлялся, как Мие не противно к нему прикасаться. Удивлялся, как ему самому не противны чужие объятия. — Спасибо, — выдохнул он, обнимая в ответ. Потом он спишет это на эмоции. Записать видео оказалось не самым страшным: ожидание результатов отборочного тура было в разы страшнее. Сакуса точно знал дату объявления результатов, но все равно никак не мог перестать проверять почту. А в назначенный день и вовсе не выпускал телефон из рук, даже взял его с собой в зал, а не оставил в раздевалке, как обычно. — Я только что совершил три ошибки, а ты ничего не сказал. — Что? — Сакуса вскинулся. — Давай закончим на сегодня. — Хорошо, до свидания. — Ты тоже закончишь. Тебе надо расслабиться. Переодевайся, поехали, — сказал Мия. — Куда? — не понял Сакуса. — В лучшее место в городе. Увидишь. — Мия взял его за руку и потащил в раздевалку. Едва за ними закрылась дверь, Мия стянул с себя футболку, прогибаясь в пояснице. Рассматривать людей было неприлично, но Сакуса не мог отвести глаз от перекатывающихся под кожей мышц, от острых лопаток и покатых плеч. Мия на него внимания не обращал: все так же стоя спиной, стянул трико. Взгляд Сакусы против воли упал на ничем не прикрытые ягодицы. Он шумно выдохнул и сглотнул. — Что? — Мия обернулся так быстро, что Сакуса не успел отвернуться. — Нравится? — улыбнулся он. — Никаких данных для балета, — пробормотал Сакуса, открывая шкафчик. Будь его воля, он бы туда залез и заперся. Мия мягко рассмеялся, быстро одеваясь. Сакуса последовал его примеру. Обычно он всегда ходил в душ, но сегодня даже не размялся толком и не вспотел. Переодеваться под внимательным взглядом — Мия даже не пытался делать вид, что не смотрит — было неловко, но Сакуса всеми силами старался этого не показывать. В конце концов, выглядел он отлично, чего стесняться? Ехали долго. Сакуса успел задремать в машине, когда Мия остановился и сказал, что приехали. Кафе с онигири не выглядело лучшим местом в городе: небольшое традиционное здание, скромная вывеска, боковая лестница, ведущая наверх. Именно к ней и пошел Мия, снова схватив Сакусу за руку и потащив за собой. На втором этаже оказалась жилая квартира, где их уже ждали. Сакуса сперва подумал, что это оптическая иллюзия: не могут быть два человека так похожи друг на друга. — Это мой брат, Осаму, — представил Мия. — Это мой учитель балета, Сакуса, — обратился он к Осаму. — Надеюсь, он не сильно тебя достает, — откликнулся Осаму, снимая с себя фартук. — Эй! Я вообще никого не достаю. — Конечно, конечно, — фыркнул Сакуса. Он с интересом рассматривал комнату, в которой царил идеальный порядок. Окна были закрыты, лампа светила не так уж ярко, создавая мягкий и уютный полумрак. Сакуса обычно избегал незнакомых мест, никогда не ходил ни к кому в гости, но здесь было правда приятно. Он рассматривал скромную обстановку, слушал тихие переругивания Мий и чувствовал, как успокаивается. — Сейчас будем есть, — объявил Осаму, расставляя на столе тарелки, палочки и ложки. В центр, на горелку, он водрузил огромную кастрюлю сукияки. По комнате поплыл аромат, и Сакуса невольно сглотнул. — А мне ты ничего кроме онигири не предлагаешь никогда, — проворчал Ацуму. — Я и сегодня их специально для тебя сделал. — Осаму поставил тарелку с онигири перед Ацуму, тот поджал губы и прищурился. — А если я их не хочу? — Хочешь, — ответил Осаму. Сакуса сидел за столом, украдкой их рассматривая. Они были очень похожи и не похожи одновременно, а от их препирательств невольно хотелось улыбнуться. — Опять скажешь, что не ешь в незнакомых местах? — Ацуму подпер щеку кулаком и уставился на Сакусу. — В смысле он не ест в незнакомых местах? — спросил Осаму, подхватывая тарелку Сакусы и накладывая в нее лапшу и мясо, заливая бульоном из общей кастрюли. — Ешь, — сказал он строго. Выглядело и впрямь аппетитно. Настолько, что желудок заурчал, и только сейчас Сакуса понял, что ничего толком сегодня и не ел. — Он правда хорошо готовит, — улыбнулся Ацуму, протянул тарелку и попросил: — И мне положи. — Сам положи, — фыркнул Осаму, а затем обратился к Сакусе: — Ешь, ешь, отсюда никто не уходит голодным. — Он подпер кулаком щеку так же, как недавно сделал Ацуму, и они стали еще больше похожи. А если и характеры у них одинаковые, то Сакусе точно не спастись. Он отважно сунул ложку в рот, оказалось действительно вкусно. Он даже удивленно выдохнул. Дома он готовил что-то простое, а то и вовсе варил рамен — не хватало ни времени, ни сил. Вкусная домашняя еда осталась для него где-то в прошлом, когда он еще жил с родителями. И вот теперь он снова понял, как это классно. — Вкусно же, — довольно улыбнулся Осаму, даже не спрашивая, утверждая. — Не вздумай сказать, что нет, — хохотнул Ацуму, накладывая себе сукияки. — Он на это обижается и бьет поварешкой. — Проверяли? — не удержался Сакуса. — Не единожды, — вместо Ацуму ответил Осаму. Сакуса давно так не наедался. Он съел и все, что накладывал ему Осаму, и пару онигири, попробовал все салаты, что появлялись на столе, и маринованные овощи, то и дело возникавшие из ниоткуда. Стоило отвлечься на телефон, чтобы снова проверить почту, в тарелке появлялось что-то новое. От предложенного пива он тоже не смог отказаться, хотя и заикнулся, что у него режим. Но Ацуму сказал, что от одного раза ничего не будет, Осаму покивал, Сакуса не стал спорить. От алкоголя потянуло в сон, он с трудом фокусировался на разговоре и отвечал невпопад. — Поспи, — сказал Осаму. — Что? — не понял Сакуса. — Сейчас постелю тебе. И снова спорить не было ни сил, ни желания. Сакуса еще раз проверил почту и улегся прямо в одежде на расстеленный футон. Решил, что так его хотя бы оставят в покое и перестанут закармливать, но в итоге сам не заметил, как заснул. А когда проснулся, время перевалило уже за восемь вечера. Перед его футоном стояла ширма, за ней слышались приглушенные голоса. — Выспался? — спросил Ацуму, когда увидел вставшего Сакусу. — Почему ты меня не разбудил? — Ты так сладко спал, решил дать тебе отдохнуть. — Сейчас что-нибудь приготовлю. — Осаму поднялся. — Снова есть? — вырвалось у Сакусы. Смеялись Мии одинаково. Сакуса совсем расслабился и даже позволил себе вторую банку пива. Осаму перестал бегать к холодильнику, выложил на стол чипсы, орешки и сухарики и тоже расслабился. — Ну и как? — спросил он Сакусу. — У него получается? — Я же только начал, — попытался оправдаться Ацуму. — Да, — неожиданно ответил Сакуса. — А мне ты никогда этого не говорил! — Чтобы вы не зазнавались, — улыбнулся Сакуса, отпивая еще пива. Он давно не проводил вечера вот так, без изматывающих репетиций и не в одиночестве. Непривычно, но ему определенно нравилось. Он и не заметил, как Ацуму оказался с ним по одну сторону стола. Сперва он постоянно тянулся к пачке чипсов, а потом, вместо того чтобы передвинуть ее поближе, пересел сам. Когда Сакуса, разморенный едой, алкоголем и недавним сном, невыносимо захотел куда-то положить потяжелевшую голову, плечо Ацуму оказалось самым удобным местом. Он ничего не сказал, только придвинулся еще ближе — так было еще удобнее. — Уже поздно, — сказал Осаму. — Оставайтесь. — Да у тебя тут не поместиться втроем, — возразил Ацуму, хотя на взгляд Сакусы, места было достаточно. Но он и сам предпочел бы ночевать дома. Сакуса поднялся, не совсем твердо стоя на ногах, Ацуму последовал его примеру, подхватывая под локоть. — Я тебя отвезу, — сказал он, а в ответ на вопросительный взгляд добавил: — Я не пил. Сакуса кивнул, снова доставая телефон из кармана. Приложение с почтой светилось одним новым уведомлением. Он открыл письмо и даже не сразу смог вникнуть в написанное. — Я прошел, — выдохнул он наконец. — Я прошел! Он посмотрел на Ацуму, который все еще стоял очень близко, и, развернувшись, повис на его шее. — Поздравляю! — сказал Ацуму, обнимая его за талию в ответ. Сердце Сакусы забилось как сумасшедшее, радость затопила с головой. Он правда смог. — Ты заслужил, — добавил Ацуму, проводя ладонью по спине. Сакуса отстранился, посмотрел Ацуму в глаза и не смог удержаться. Не успел даже подумать, что он делает, как крепко сжал руки и прижался губами к губам. Ацуму перехватил инициативу моментально: поцеловал настойчивее, ведя языком по сжатым губам, зарылся пальцами в волосы, другой рукой сильно прижимая к себе за талию. Сакуса попытался что-то сказать, но стоило приоткрыть рот, Ацуму заткнул его еще более напористым поцелуем — жарким, жадным. Сакусу повело окончательно, он сильнее сжал руки, чуть не выронив телефон, ответил неловко, зажмурившись до пятен под веками. Хруст заставил вздрогнуть. Ацуму отстранился, и Сакуса снова смог вздохнуть. Он посмотрел на Осаму, который громко разгрыз еще одну чипсинку. — Отца удар хватит, — сказал он довольно. — Позовешь меня, когда рассказывать будешь? Хочу посмотреть. — Иди к черту, — ответил Ацуму. Сакуса тем временем вылетел за дверь, едва сунув ноги в кроссовки. Ацуму нагнал его у подножия лестницы. — Стой, давай я тебя отвезу. — Не нужно, — сказал Сакуса и помотал головой, чтобы придать своим словам веса. Он окинул взглядом пустынную дорогу, гадая, ходят ли еще автобусы. В конце концов, можно заказать такси. — Да стой. — Ацуму в очередной раз поймал его за локоть, Сакуса попытался вырваться, но силы были неравны. — Тебе настолько неприятно? Противно? Ты сам поцеловал меня, я решил, что можно. — Я не знаю, зачем это сделал, — прошептал Сакуса, отводя взгляд. — Если хочешь, давай забудем. Хочешь? — Я не знаю, — еще тише сказал Сакуса. Ему не было неприятно, наоборот. Он не мог посмотреть на Ацуму, потому что снова захотел бы поцеловать, снова захотел бы прижаться. Но все это было не то что неправильно, но очень не вовремя. — Тогда давай я просто отвезу тебя домой. Сакуса кивнул и покорно сел в машину. Всю дорогу они молчали. Сакуса думал, что ему будет стыдно смотреть на Ацуму, но на следующий день все стало по-прежнему. Будто не было этого неловкого поцелуя, не было ничего. Вот только хотелось больше. — Конкурс пройдет в июне, — рассказывал Куроо. Ацуму тоже был тут, сидел рядом с Сакусой и слушал. — У нас всего два месяца на подготовку. — Я буду стараться, — сказал Сакуса. — Даже не сомневаюсь, — фыркнул Куроо. — Главное, чтобы ты себе не навредил. — Я теперь безработный, могу присматривать за ним постоянно. — Мне не нужна нянька. — Я менеджер! — Тебе за это даже не платят. — Это можно исправить, — задумчиво сказал Куроо. — Я решил набрать еще учеников, буду больше зарабатывать. Много выделить не смогу, но за труд отблагодарить получится. Сакуса поджал губы и скрестил руки на груди. — А тебе работу лучше бы бросить, — обратился Куроо уже к нему. — Мне нужны деньги. — Попроси пока у родителей. С выигрыша отдашь. — Это плохая идея. — Киёми, ты не сможешь совмещать, — сказал Куроо с нажимом. — Особенно, если хочешь победить. — Смогу, — твердо ответил Сакуса. Он ошибся. Подготовка к записи видео была ничем, по сравнению с тем, что началось после. Они с Ацуму на время прекратили занятия, но он все равно постоянно был в студии. Заставлял прерываться хоть иногда, следить за питанием, уходить домой не позже десяти вечера. — Я еще могу, — слабо отбрыкивался Сакуса. — Спать пойти ты можешь, — возражал Ацуму. — Ты не выиграешь конкурс, если убьешь себя до него. — Смысл беречь себя, это не поможет добиться успехов. — Твой юношеский максимализм уже должен был пройти, — усмехнулся Ацуму, подталкивая его к раздевалке. — А ваше старческое занудство еще не должно было начаться. Как бы Сакуса ни спорил, он засыпал сразу, как только приходил домой. Вставал по будильнику, шел на подработку, думая лишь о конкурсе. Упал он в середине мая. На самом простом прыжке. Вдруг повело в сторону, он споткнулся и приземлился на колени. Не очень больно, но обидно. Он еще не успел встать, а Куроо уже подлетел к нему, обеспокоенно заглядывая в лицо. — Ты в порядке? — спросил он, протягивая руку. Сакуса кивнул, вставая без чужой помощи. Падение правда было несильным, он больше испугался. Судя по лицу подошедшего Ацуму, тот испугался больше всех. — Ты точно в порядке? — Да. — Сакуса кивнул и постарался улыбнуться. — Я готов продолжать. — Иди домой, — сказал Куроо. — И не возвращайся, пока не бросишь подработку. — Но… — Уходи, — повторил Куроо. — Если ты всерьез хочешь стать известным артистом балета, если хочешь выступать на лучших мировых сценах, ты не можешь сокращать репетиции. Но ты не выдержишь и репетиции, и подработку. Я не хочу смотреть, как ты гробишь себя. Или ты выбираешь балет и посвящаешь ему все время, или подрабатываешь и не идешь на конкурс. Как выберешь, сообщи о решении. Не хочу видеть, как ты получаешь травмы из-за того, что слишком устал. Угробишь свою карьеру, даже не начав ее. Куроо скрылся в кабинете, хлопнув дверью. — Пойдем, — тихо сказал Ацуму. — Отвезу тебя. Домой к Сакусе они зашли вместе. Сакуса сразу же прошел в комнату и упал на кровать, Ацуму осторожно сел на краю. — Я хочу побыть один, — глухо сказал Сакуса. Ацуму встал и молча вышел. Куроо был чертовски прав, но семье Сакусы уже приходилось влезать в долги, чтобы оплатить его занятия. Повторять он не хотел. Они и так дали ему очень многое, он не мог просить еще больше. Он достал телефон и набрал номер, на который очень давно не звонил. — Алло, мам, мне нужна помощь… Проснулся Сакуса от шума в квартире. Сначала подумал, что к нему кто-то вломился, хотя брать было откровенно нечего. На кухне обнаружились Ацуму и Осаму. — Что вы тут делаете? — хриплым со сна голосом спросил Сакуса. — Поесть привезли. — Осаму высунулся из-за открытой дверцы холодильника. Сил спорить или что-то выяснять не было. Как Ацуму вошел, он спросит в другой раз. — Я позвонил родителям, — сказал он. — Сегодня уволюсь. Ацуму улыбнулся. — Ты молодец. Сакуса дернулся подойти ближе, но остановился и наоборот отступил. — Пойду еще посплю, — сказал он, оставляя их одних. Когда он снова проснулся, в квартире никого не было, на мгновение даже показалось, что ему все приснилось, но холодильник был забит контейнерами разных размеров. Такая забота была непривычна, но грела изнутри. Время до конкурса летело незаметно. Ацуму заезжал за Сакусой каждое утро и отвозил в студию. Иногда они перебрасывались парой незначительных фраз, иногда молчали всю дорогу. Потом Ацуму или оставался, или уходил, возвращаясь только к вечеру. Иногда притаскивал подарки от Осаму. Вечером отвозил домой и неловко мялся на пороге. — Зайдете? — как-то спросил Сакуса, но Ацуму помотал головой. — Тебе нужно отдыхать. До завтра. Сакуса закрыл дверь и сполз по ней спиной. Он не понимал, что между ними происходит, не понимал, что сам чувствует и чего хочет. У него по-прежнему в голове не было ничего, кроме конкурса, но когда Ацуму был на репетиции, Куроо делал меньше замечаний, когда Ацуму был рядом, дышать становилось легче. Без него было пусто. Как это назвать, Сакуса не знал, но чувствовал, что должен сказать хоть что-то. Подходящего случая все не было. Он регулярно тренировался, раз в неделю посещал Ушиджиму, внимательно следя за своим состоянием. Тот посоветовал мази для заживления стертых долгими репетициями пальцев, для расслабления мышц. Сакуса не забывал ими пользоваться и после репетиций, и дома перед сном. Когда его за этим застал Ацуму, стало неловко. Они обычно не пересекались в раздевалке — Ацуму пока не занимался, хотя его форма лежала в шкафчике, но в этот раз Сакуса задержался, и Ацуму, тихо постучавшись, вошел. Сакуса как раз снял чешки и сидел, закинув ноги на скамейку и рассматривая свежие и уже покрывшиеся коркой мозоли, небольшие синяки — яркие или уже побледневшие. Ацуму замер, внимательно глядя на его ступни. — Все еще считаете балет прекрасным? — спросил Сакуса, открывая тюбик. — Все прекрасное требует жертв, — ответил Ацуму, отбирая мазь и опускаясь на пол. — Иногда жертва оправдана, иногда — нет. — Он выдавил немного и растер ее между пальцами, прежде чем осторожно прикоснуться. — Твой танец стоит всего. Сакуса не ответил, просто сидел, не шевелясь и едва дыша, пока Ацуму невесомыми касаниями наносил мазь на ступню. Сакуса думал, что Ацуму должно быть противно — ему было бы, — но закончив с одной ногой, тот принялся за вторую. Сакуса не сопротивлялся. — Останьтесь, — снова попросил он на исходе мая. До конкурса оставалось всего ничего, нервное напряжение захватывало с головой. Ацуму покачал головой, но Сакуса попросил: — Пожалуйста. — Тебе нужно отдыхать, — сказал Ацуму. — Я отдохну. — Сакуса взял его за руку и втянул в квартиру. Что делать дальше, он не знал. Враз стало неловко, Сакуса даже пожалел о своей просьбе, но прежде чем придумал, что сказать, заговорил Ацуму: — У тебя есть запасной футон? Сакуса посмотрел на кровать — вдвоем они точно не поместились бы. Точнее, он вообще не собирался спать с Ацуму в одной постели. — В шкафу вроде есть. — Дашь что-то переодеться? И полотенце. Сакуса покивал, открывая шкаф. Футболка Сакусы слишком сильно обтягивала торс Ацуму, а домашние штаны — бедра. Мокрые волосы он зачесал назад, с них по шее стекали капли воды, расплываясь по ткани кругами. Полотенце он держал в руках, не зная куда положить. Сакуса забрал его и, не удержавшись, провел ладонью по волосам. — Вам так больше идет. — Считаешь меня красивым? — Ацуму прищурился. — Да, — ответил Сакуса. Кажется, теперь неловко стало обоим. Когда Сакуса в свою очередь вышел из душа, Ацуму уже лежал под одеялом на расстеленном футоне. Сакуса забрался на кровать и потушил свет, пожелав спокойной ночи. Заснуть он не мог. Лежал и прислушивался к тихому дыханию Ацуму, стараясь угадать, спит ли он, но в итоге просто тихо позвал. — Что? — так же тихо откликнулся Ацуму. — Не спится? — Нет. Ацуму помолчал, а потом прошептал: — Хочешь ко мне? Сакуса едва не запутался в одеяле и не упал с кровати, пока перебирался на пол. Положил свою подушку рядом с подушкой Ацуму, подумав, залез под его одеяло. На футоне было не больше места, чем на кровати, но Ацуму подвинулся, отдавая Сакусе большую часть. Стало теплее. И снова спокойнее. Сакуса устроился на боку, осторожно положив голову на плечо. Ацуму возражать не стал, обнял его и прижал поближе, оперевшись подбородком на макушку. Таким отдохнувшим Сакуса не просыпался давно. Первое, что он увидел, была улыбка Ацуму. День начинался хорошо. Продолжился еще лучше. — Восхитительно, — выдохнул Куроо, когда музыка смолкла. Сакуса же первым делом посмотрел на Ацуму. Тот выглядел потрясенным, и Сакуса невольно улыбнулся. Ему захотелось станцевать еще раз, танцевать снова и снова, лишь бы Ацуму вот так на него смотрел, всегда был рядом. Сакуса тряхнул головой, чувствуя, что мысли пошли совсем не туда. Ему надо было думать о конкурсе, а не о том, как невыносимо хочется прикоснуться к Ацуму или чтобы он прикоснулся к нему. Совместных занятий очень не хватало. Куроо сказал, что Сакуса готов к конкурсу, ему только надо сохранить все те чувства, с которыми он танцует. В последние дни он перестал контролировать тренировки, часто отлучался из студии, занимаясь организационными вопросами и подготовкой документов. Попросил без его присмотра ничего не натворить и сбавить немного обороты, чтобы набраться сил перед перелетом и самим конкурсом. Сакуса пытался слушаться, правда пытался. Вот только впервые в жизни ему хотелось столько всего натворить, что сопротивляться не было сил. Да и желания тоже. Прикоснуться к Ацуму хотелось все сильнее, поцеловать, провести руками по всему телу. От одних мыслей становилось горячо внутри. Уезжать, так ничего и не сделав, Сакуса не хотел. — Переодевайся, — сказал он в один из дней. Ацуму удивленно изогнул бровь. — Проведем занятие. До вылета оставалось четыре дня, в студии Сакуса появится еще пару раз, а затем надо будет уладить последние формальности и собрать вещи. — Тебе не надо репетировать? — Куроо посоветовал мне отвлечься. Да и вы постоянно твердили, что хоть иногда надо расслабляться. — И занятие со мной… — Отдых для меня. Давайте, вперед. Ацуму попытался нахмуриться, но на самом деле выглядел скорее воодушевленным и радостным, чем недовольным. В последние два месяца он выполнял только обязанности менеджера, контролируя чуть ли не каждый прием пищи Сакусы, не получая ничего взамен, кроме зарплаты, которую, Сакуса надеялся, Куроо ему платил. Из раздевалки Ацуму вышел буквально через несколько минут. Сакуса невольно закусил губу, уже в который раз рассматривая, как трико обтягивают его ноги. Он не очень хорошо разбирался в своих чувствах, никогда не думал об отношениях с другими людьми, но к Ацуму его влекло настолько сильно, что не хотелось даже думать о том, с каких пор ему вообще нравятся парни, тем более, настолько старше его самого. Когда Ацуму встал у станка, мягко положил на него руку, Сакусе показалось, что он перенесся в прошлое. Будто только сегодня он впервые разрешил Ацуму подойти к станку. Они не занимались всего два месяца, но Сакусе казалось — прошла вечность. Ацуму встал в пятую, повел ногой, старательно вытягивая носок, описывая полукруг, одновременно поднимая руку. — Опусти плечи, — сказал Сакуса, слегка надавливая на них ладонью. — Держи осанку. — Он провел по спине. Ацуму вздрогнул, когда Сакуса надавил между лопаток. Под тонкой тканью футболки чувствовалась каждая мышца. — Напряги пресс, — скомандовал Сакуса, касаясь пальцами живота, — Ацуму покачнулся, сильнее сжимая пальцы на перекладине. Сакуса опустился на колени и теперь рукой направлял ногу, оглаживая внутреннюю поверхность бедра. — Что ты делаешь? — хрипло спросил Ацуму. — Помогаю, не отвлекайся. Тяни носок. — Он провел ладонью выше, чувствуя, как Ацуму напрягается. Остановился в нескольких сантиметрах от паха и сжал пальцы. Ацуму рвано выдохнул и, дотянувшись, приподнял его лицо за подбородок. — Ты представляешь, что творишь со мной? Сакуса кивнул, чувствуя, как кровь прилила к лицу, но продолжил твердо смотреть в лицо Ацуму. Ему нравились его реакции, нравились собственные реакции. Прикасаться вот так было невероятно приятно — именно об этом он и думал в последние дни, недели. Он еще немного двинул рукой вверх, потерся щекой о бедро и снова посмотрел на закусившего губу Ацуму, на вцепившегося в станок Ацуму, на Ацуму, который явно сдерживался из последних сил, но пожирал Сакусу таким жадным, потемневшим взглядом, что от этого становилось жутковато, но очень хорошо. Когда Сакуса, набравшись смелости, прижался к паху губами, Ацуму сдался окончательно. Он упал на колени, сразу жадно целуя Сакусу, зарываясь пальцами в волосы. Сакуса отвечал тем же, плавился от каждого движения губ, от каждого прикосновения языка. Даже от того, как Ацуму сжимал пальцы, оттягивая пряди волос, причиняя легкую боль. От того, как давил рукой на спину, толкая на себя. От того, как тяжело дышал. — Смотрю, ты скучал по нашим занятиям, — выдохнул Ацуму, разрывая поцелуй. Он провел пальцами по щеке, очертил скулу, обхватил шею Сакусы ладонью. — Мне просто надо отвлечься. Расслабиться, — откликнулся Сакуса, снова втягивая Ацуму в поцелуй, такой же настойчивый и жадный — он не был уверен, что сможет хоть когда-нибудь ими насытиться. Ощущения были для него в новинку, но определенно нравились. Ацуму сел на пол, вытягивая ноги, Сакуса забрался ему на бедра, через слои неприлично тонкой ткани чувствуя чужое возбуждение. Собственный член налился кровью еще в тот момент, когда он опустился перед Ацуму на колени и коснулся его бедра, прекрасно понимая, к чему все идет и загораясь от одной мысли. Ацуму забрался ладонью под майку Сакусы, оглаживая пальцами поясницу, поцелуями спустился на шею, очертил языком ключицы. — Всегда мечтал это сделать, — глухо сказал он. Задрал ткань до самой шеи и прижался губами к груди, влажно целуя соски. — И это тоже. — Ты вообще никогда не замолкаешь? — спросил Сакуса. — А ты попробуй меня заткнуть. Сакуса накрыл его пах ладонью, мягко сжимая пальцы, — Ацуму застонал, короткими движениями — вес Сакусы мешал — толкаясь в руку. — Сделай так еще раз. Сакуса вновь сжал пальцы, а потом запустил руку под одежду. Ацуму был очень громкий — Сакусе это неожиданно нравилось. От мысли, что кто-то может их услышать, внутри растекался огонь. Ацуму стянул с себя трико и балетный бандаж, давая больше свободы, и снова впился поцелуем в губы, устроив ладони на талии. Сакуса не останавливался: двигал рукой по всей длине, мягко обхватывая член, оглаживал головку. У него было не очень много опыта, но судя по непрекращающимся стонам, дыханию, обжигающему кожу, делал он все правильно. Ацуму сжал пальцы на его талии и уткнулся лбом в плечо. Сакуса хотел, чтобы его тоже коснулись, но попросить было слишком стыдно и неловко, даже с учетом всего происходящего. Ацуму перехватил его запястье и задвигал рукой намного быстрее и резче. Сакуса чуть усилил хватку, подхватывая чужой ритм. Кончил Ацуму неожиданно быстро. Сакуса с удивлением и легким отвращением посмотрел на свою ладонь, испачканную спермой, а потом на не менее удивленного Ацуму. — У меня секса больше года не было, — сказал тот в свое оправдание. — А, а я подумал, это старость, — отозвался Сакуса. Ацуму шлепнул его по бедру и обхватил ягодицы, толкая на себя. Поцеловал снова, рукой забираясь под трико, проводя дразняще по прижатому к животу члену. Сакуса рвано выдохнул и выгнулся, опираясь ладонями на ноги Ацуму позади себя. Ацуму до конца стянул с него майку — она осталась болтаться на запястьях — и опять приник к груди, вылизывая ключицы и играясь с сосками, слегка их прикусывая. От каждого прикосновения, от каждого влажного поцелуя по телу прокатывалась дрожь. Сакусе казалось, что жар внутри вот-вот вырвется наружу и расплавит его окончательно — он даже не будет против. Ацуму запустил руку под бандаж — и Сакуса впервые порадовался, что пояс отлично тянется. От прикосновения к члену волной накатили новые ощущения — Сакусе и правда начало казаться, что скоро он не выдержит. Слишком много всего: поцелуев, прикосновений, руки на члене, рваного, но быстрого ритма. Слишком много всего, но хотелось еще больше. Хотелось Ацуму целиком. Не только сейчас — всегда. Тот будто услышал: толкнул Сакусу на себя, провел свободной рукой по спине и скользнул под трико, сдвигая полоску ткани и касаясь пальцами между ягодиц. Очередная волна возбуждения прокатилась по позвоночнику, выбивая опору из-под ног. Сакуса попытался освободить руки, но запутался в майке, плюнув, перевел их вперед, закинув на шею Ацуму — хоть так опереться, уткнулся лбом в лоб, зажмурившись и не переставая стонать. Ацуму совсем немного толкнулся внутрь, но это стало последней каплей. Сакуса закусил губу, боясь быть слишком громким, и кончил. Ацуму еще несколько раз провел рукой, размазывая сперму. Сакуса хотел попросить так не делать, но голос не слушался, даже просто дышать было сложно. В один миг все исчезло. Сакуса выпрямился, стараясь прийти в себя. Ацуму сжал его бока ладонями, помогая встать на ноги. Удалось, но с трудом — колени подкашивались, не желая держать обмякшее, расслабленное тело. Влажная ткань неприятно липла, сперма на руке подсыхала, стягивая кожу — тоже неприятно. Сакуса хотел в душ и повторить, хотел домой и поцеловать Ацуму еще раз, хотел что-то сказать и молчать вечно. Все, что он сделал, посмотрел на Ацуму. Тот тоже молчал и просто его рассматривал. Взял за руку и потянул в душ. Они так и не поговорили. Как и после того поцелуя, Ацуму, видимо, предоставил Сакусе выбор: в очередной раз сделать вид, что ничего не было, или уже что-то делать. Сакусе нравилось, что на него никто не давил, ничего не требовал, но порой хотелось, чтобы решили за него. Чтобы ему не просто ответили, а пришли к нему, выбрали его. Но и насколько это глупо, Сакуса понимал тоже. Он решил поговорить с Ацуму, но они встретились только в день вылета — Ацуму отвозил их с Куроо в аэропорт. Сакуса даже предложил ему полететь с ними, менеджер ведь, но Ацуму отказался, сказав, что подождет в Токио и присмотрит пока за студией. Чувство, что нужно сказать хоть что-то, достигло своего апогея в холле терминала. Они уже прошли регистрацию и должны были идти к выходам, но Сакуса никак не мог заставить себя двинуться с места. Куроо стоял чуть в стороне, давая им попрощаться. — Опоздаете, — сказал Ацуму. — Успеем, — ответил Сакуса. Он думал о том, каково ему будет в Москве без Ацуму. Так же одиноко, как в принципе до их знакомства? Так же пусто? Тяжело? — Ты будешь меня ждать? — Больше всего на свете. Неважно, где он, неважно, что между ними будут тысячи километров — это временно, а Ацуму будет ждать его всегда. Это главное, это будет поддерживать даже на расстоянии. Сакуса вернется к нему победителем — ради этого он сделает все. — Знаешь, — начал он, — кажется, я тебя люблю. Ацуму выдохнул так резко, что его было слышно даже в шумном зале аэропорта. — Нам пора. Будь осторожен на дороге. — Сакуса развернулся и, кивнув Куроо, двинулся к выходам на посадку. Слышал ли Куроо то, что он только сказал, Сакуса не знал, да и волновало его это мало. Ацуму обогнал его и остановился, схватив за плечи. — Думаешь, что можешь сказать такое и просто улететь? Ты вообще нормальный? — Скоро объявят посадку. — Поцелуй меня, — потребовал Ацуму. — Здесь люди, — отшатнулся Сакуса. — Я скоро вернусь, — это должно было звучать многообещающе, но Ацуму не отпускал, смотрел выжидающе. — Нам правда пора, — влез Куроо. Ацуму отступил на шаг, а Сакуса, проходя мимо, на мгновение сжал его руку и ушел не оглядываясь.

***

— Он сказал, что любит меня! — воскликнул Ацуму, потрясая банкой пива. Он поехал домой из аэропорта, но на половине пути развернулся и теперь сидел за стойкой в кафе Осаму и явно не собирался уходить. — А от меня ты что хочешь? — устало спросил Осаму, протирая только что вымытую посуду. — Признался и уехал в эту свою Россию. — Ацуму упал на сложенные на стойке руки. — Давай и ты поедешь домой? — Я выпил, не могу за руль. — Я вызову тебе… — Тебе жалко, что ли? — Ацуму поднял голову и посмотрел на него прищурившись. — Не впустишь родного брата переночевать? Выгонишь пьяного прям на улицу? — Ты выпил всего банку. — Я только начал. — И не на улицу, а в такси. — Детали. — Ты не подумал, что у меня могут быть планы? — Осаму оперся руками о стойку, глядя прямо на Ацуму. — Ты себе кого-то нашел? — спросил Ацуму прищурившись и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Я просто тихонько посижу за ширмой. А теперь, дай мне еще пива. — Он хлопнул ладонью по столу. — Сам возьми. — Осаму повернулся спиной, демонстративно занимаясь своими делами. Ацуму взял. А потом еще одну. И еще. У Осаму не оказалось выбора, кроме как оставить его ночевать. Злым он при этом не выглядел, скорее — привычно раздраженным. Да и о своих планах больше не вспоминал. Ацуму не напоминал тоже. Сидел смирно за столом и ждал, пока Осаму расстелит ему футон. — Перестань сидеть с таким видом, будто кто-то умер, — не выдержал Осаму, в очередной раз кинув на него взгляд. — Это всего лишь на две недели. Да ты даже заметить не успеешь, как время пройдет. — А вдруг что-то случится? — Что? — Осаму подошел, скрестив руки на груди. — Он найдет себе кого-то помоложе и не такого нытика? Ацуму посмотрел на него очень серьезно. — Иди к черту, — бросил он, перебираясь из-за стола на футон как был — в одежде и не умывшись. Он не думал о таком раскладе, он вообще ни о чем не думал. Даже о том, что будет после признания. Он просто хотел Сакусу рядом, снова видеть его каждый день, иметь возможность поговорить, прикоснуться. Они будут встречаться? Это будут те самые отношения, о которых обычно рассказывают друзьям и родственникам? Когда Ацуму решился изменить свою жизнь, он даже не думал, что в комплекте окажутся новые отношения, еще и с парнем, еще и настолько младше его самого. Таких поворотов он точно не ожидал. Но едва ли был против. А вот что думает сам Сакуса по этому поводу, он пока не знал. И не хотел признаваться, что слова Осаму на самом деле сильно задели. Тот уже погасил свет и тоже лег, а Ацуму так и смотрел в потолок. Всю жизнь его будущее было предельно понятно и предсказуемо: работа в фирме отца, женитьба на одобренной девушке, дети, тихая старость, возможно, в окружении внуков. Теперь же он вообще не представлял, что ждет дальше. Это пугало. Но одновременно он был очень счастлив. Счастлив каждый раз, как получал от Сакусы сообщения, пусть даже и в ответ на его собственные, каждый раз, когда они созванивались по видеосвязи и получалось посмотреть на уставшего, но, кажется, довольного Сакусу. Они с Куроо прилетели заранее, чтобы нормально пройти акклиматизацию и подготовиться, и чем меньше дней оставалось до конкурса, тем более нервным выглядел Сакуса. — Все будет хорошо, — говорил Ацуму, глядя в экран мобильника. — Конечно. — Кивал Сакуса. — Иначе не может быть. Ацуму знал, что за этой бравадой прячется страх провалиться, но ничего не говорил, только улыбался. Ему тоже было чем заняться: прежде чем свалить в Россию, Куроо умудрился набрать учеников, так что присмотр за студией лег на плечи Ацуму. И хотя он не мог помочь с репетициями, все равно наблюдал, мысленно сравнивая танцоров с Сакусой. Конечно, никто не был так же хорош. От Осаму он так и не уехал, даже притащил какие-то свои вещи, чтобы не мотаться домой каждый день. — Давай я помогу тебе в кафе, — сказал Ацуму в день, когда студия по расписанию пустовала, и делать ему было совершенно нечего. — Пожалуйста, нет, — простонал Осаму. — Мне даже платить не надо. — Я и не собирался. — Давай, протру столы. — Ацуму перегнулся через стойку и выхватил какую-то тряпку из раковины. Осаму попытался его остановить, но не успел. И просто махнул рукой, смирившись. — Скорее бы Сакуса вернулся, — сказал Осаму, когда Ацуму протер столы, стулья, даже ножки, картины, висевшие на стенах, входную дверь, барную стойку и стекло витрины — все одной тряпкой. — Тоже по нему скучаешь? — Ацуму изогнул бровь. — Хочу, чтобы ты уже свалил отсюда наконец. — Тебе же будет скучно одному, — самодовольно улыбнулся Ацуму. — Это тебе скучно одному. — Осаму достал бумажные полотенца и средство для стекол, чтобы привести в порядок витрину. — Поэтому ты свалился на меня и житья не даешь. Ацуму не спорил. Переписок и звонков не хватало катастрофически. Еще и разница во времени мешала. Они столько месяцев провели, встречаясь каждый день, что теперь Ацуму чувствовал пустоту. Осаму был прав: именно ему скучно одному, пусть он вполне неплохо общался с учениками в студии и даже старался им чем-то помогать — чаще просто советом. Когда они созвонились поздним вечером накануне конкурса, Сакуса выглядел особенно нервным. Он то и дело смотрел куда-то в сторону, а не на Ацуму, отвечал невпопад, порой вообще не слышал вопрос, так что приходилось повторять. Сакуса никогда не был разговорчивым, и если поначалу как-то пытался рассказывать про город, театр, репетиции и соперников, то перед конкурсом вытянуть из него хоть что-то стало практически невозможно. — Я тебя, кажется, тоже люблю, — не удержался Ацуму в конце довольно неловкого разговора. Сакуса будто испуганно посмотрел на него, тут же отвел взгляд, скомканно попрощался и отключился. — Смотрю, тебя вообще не смущает разница в возрасте, — влез вездесущий Осаму. — Нет, — ответил Ацуму твердо. У него уже было время подумать и осознать, что это волнует его меньше всего. — А раз меня не смущает, тебя тоже не должна. — Мне все равно, — улыбнулся Осаму. — Лишь бы ты… — Был счастлив? — ...Слез уже с моей шеи и свалил отсюда. — Осаму достал полотенце из шкафа и пошел в душ. — Передай и от меня пожелание удачи, — добавил он, закрывая за собой дверь.

***

Сакуса лежал, уставившись в потолок. Конкурс начинался уже завтра, волнение внутри достигло своего апогея. Сакуса прислушивался к каждой мышце, к каждой клеточке тела, проверяя, не произошел ли где сбой из-за слишком насыщенных в последние дни репетиций. Все было хорошо. Сакуса был в себе уверен — он столько сил вложил в подготовку, если подумать, он так долго к этому шел, что теперь не мог просто взять и провалиться. Кита, с которым он продолжил общаться и после увольнения, написал: «Если ты делал что-то на репетициях, то сможешь сделать и на сцене. Нет повода волноваться». Сакусе бы его спокойствие. Стоило выспаться, чтобы набраться сил и показать лучшее выступление, но сон не шел. Сакуса думал о том, как далеко его завела любовь к балету — буквально на другой конец света, в чужую страну, совершенно незнакомый город, но в такое потрясающее место. Когда он впервые поднялся на сцену Большого, то перестал дышать. В зале никого не было, участникам просто рассказывали регламент конкурса, но даже в такой ситуации стоять на этой сцене было потрясающе. Он поднялся на нее еще раз, когда все разошлись. Встал в самом центре, представляя, что зал забит людьми, что на нем не толстовка и спортивные штаны, а великолепный, расшитый стразами и вышивкой костюм, что он не стоит, а танцует, а зал с замиранием сердца ловит каждое движение. Он поклонился пустому залу, замирая от мысли, что уже завтра на него будут смотреть не только члены жюри, но и сотни зрителей. Ради этого он выкладывался по полной. Этого он хотел больше всего в жизни. У него должно все получиться. Сакуса мало спал, но наутро все равно чувствовал себя бодрым — свою роль сыграл гуляющий по венам адреналин. Его даже не так, как обычно, раздражала необходимость находиться в помещении со множеством других людей — участниками, менеджерами и родственниками. Не так раздражала царившая кругом нервозность, тут и там вспыхивающие громкие разговоры, то и дело задевающие его или снующие мимо люди. Грим непривычно стягивал кожу, а костюм ощущался наоборот очень комфортно — словно вторая кожа. Сакуса рассматривал себя в зеркало и не мог поверить, что это правда он: волосы, обычно закрывающие лоб и немного — глаза, зачесаны назад, уложены аккуратными завитками и залиты таким слоем лака, что не шевелились ни при каких движениях. Подведенные глаза резко выделялись на выбеленном лице, как и накрашенные губы. — Пора готовиться к выходу, — сказал подошедший Куроо. — У тебя все получится. Сакуса кивнул отражению в зеркале и последовал за Куроо, едва улавливая отголоски аплодисментов выступлению предыдущего участника. Совсем скоро хлопать будут ему. — Давай, вперед, — скомандовал Куроо, пока объявляли имя Сакусы. На сцену он вышел под аплодисменты. Софиты обдавали теплом, зрители — энергией. Внутри разливалось предвкушение, предчувствие чего-то прекрасного. В этот момент он не понимал, почему так долго оттягивал выступления на сцене, почему так долго отказывался ходить на кастинги и боялся просто попробовать. Ведь сам выход на сцену дарил невероятные ощущения — знать, что все взгляды в зале прикованы к тебе, было восхитительно. Быть может, так оно только в первый раз, быть может, потом выход на сцену станет чем-то вроде ежедневной работы, привычной рутины, но Сакуса был уверен, что испытанные в первое выступление эмоции он будет помнить всю жизнь. Будет помнить, как легким, едва слышным скрипом отвечала на каждый шаг ведущая на сцену лестница. Как впервые его обжег и ослепил свет софитов. Как впервые зал хлопал ему, еще даже не зная, что он из себя представляет. Как мягко его ноги касались первой в жизни большой сцены. Он смотрел в зал, вставая в начальную позу, но тот тонул в темноте. Представить, что где-то там сидит Ацуму, было довольно легко. Сакуса танцевал, как никогда не танцевал. Его ноги, казалось, едва касались сцены, но тут же снова от нее отрывались. Он не чувствовал тела, не чувствовал притяжения, взмывая в воздух. Он так много репетировал, так много раз повторял движения, что теперь — тем более теперь — не мог ошибиться. Он танцевал так, как всегда хотел: вкладывая всю душу, стараясь каждым изгибом, взглядом, поворотом головы выразить все то, что было на сердце, все те эмоции, что поселились внутри, но не давили, не разрывали, а поддерживали и помогали двигаться вперед. Благодаря им он пришел в балет, благодаря им он его не бросил, благодаря им он сделал правильный выбор. Благодаря им его танец отличался от других. Он не был хорош в выражении чувств в обычной жизни — в танце же с этим теперь не было проблем. Музыка стихла, Сакуса остановился, грациозно кланяясь. Зал взорвался аплодисментами. Уходить не хотелось. — Ты был невероятен. — В голосе Куроо звучало неподдельное восхищение. — Спасибо, — сдержанно сказал Сакуса. — Надеюсь, Мия это видел, — улыбнулся Куроо, приобнимая Сакусу за плечо и уводя в гримерку. — А если нет, можно будет запросить у организаторов запись. — Думаешь, он собирался смотреть? — спросил Сакуса, глядя в сторону. — Конечно, — хмыкнул Куроо. — Он вчера узнавал у меня все площадки, где планировалась трансляция, и переживал, что ему могут помешать смотреть. Потому что, — Куроо прервался, а потом заговорил снова, передразнивая манеру Ацуму: — «Кто вообще так делает, Куроо-сан, набрал учеников и свалил, и что прикажешь с ними делать?» Сакуса чуть улыбнулся, все так же глядя куда-то в сторону. Адреналин от выступления потихоньку снижался, сердце уже не колотилось как бешеное, дышать стало намного легче. Он смотрел на участников, которым еще только предстояло выступить перед жюри и залом, на то, как они сжимают и разжимают кулаки, переговариваются с группой поддержки, выслушивая последние наставления, нервно переступают с ноги на ногу. Для Сакусы на сегодня уже все было закончено, оставалось только дождаться результатов. Он даже не сомневался, что прошел во второй тур. Как потом выяснилось, в третий он прошел тоже. И хотя эмоции от следующих выступлений были не такими яркими, все равно чувствовать на себе сотни глаз, впитывать энергию зала, слышать гром аплодисментов было ни с чем не сравнимым удовольствием. Гран-при снова никто не взял, Сакуса взял вторую премию. И хотя это был не тот результат, на который он рассчитывал, он понимал, что все это — только начало.

***

Прошло уже десять месяцев с конкурса, и три — с тех пор, как Сакуса стал солистом в театре в Токио. Теперь он крайне редко появлялся в студии Куроо, а если и приходил — то просто поздороваться и посмотреть на учеников. Сакуса не стал сразу известным, но постепенно его имя все чаще стало мелькать в прессе, в рецензиях на балетные постановки неизменно отмечали его мастерство. Весть о том, что учил его Куроо, тоже разнеслась довольно быстро. В студии стало намного больше учеников, еще больше — хотели в нее попасть. У Куроо прибавилось работы, как и у Ацуму. Он продолжил работать с Куроо: помогал с юридическими вопросами и новыми учениками, отвозил их на пробы, составлял расписание репетиций, при неудачах старался их поддержать. Ему нравилось наблюдать, как новые люди только приходят в студию и как раскрываются потом. Куроо уже думал, кого бы отправить на следующий конкурс. — Никого лучше Сакусы все равно не будет, — заявил как-то Ацуму. — Ты предвзят, — улыбнулся Куроо. — Я просто пока не нашел нужного человека. Ацуму думал, что Сакуса поедет и на следующий конкурс — с опытом выступлений, быть может, он достиг бы лучшего результата, но тот сказал, что не хочет. Ему нравилось выступать, и он хотел заниматься именно этим. Ацуму навсегда запомнил, как впервые увидел Сакусу на сцене. Это было совсем иначе, чем видеть его репетиции в студии или трансляцию конкурса. Сакуса тогда танцевал не главную партию, даже не одну из ведущих, но когда он появился, Ацуму замер, изо всех сих всматриваясь в каждое движение. Сакуса был невероятен, когда Ацуму впервые увидел его в студии, он был невероятен и теперь, когда танцевал в массовке, и он будет еще прекраснее в главных ролях — Ацуму не сомневался. Сакуса оправдал все надежды, даже превзошел их. Впервые увидев фото Сакусы на театральной афише, Ацуму замер посреди дороги, жадно изучая каждый изгиб тела, каждую черту лица. Даже сфотографировал и отправил Сакусе, будто бы тот ее не видел. Ацуму старался ходить на каждую постановку с его участием, и хоть Сакуса говорил, что не стоит этого делать, Ацуму казалось, что всегда, когда тот выходил на поклон, он окидывал взглядом зал. Ему нравилось думать, что Сакуса высматривает его. Но больше всего Ацуму нравилось, как после представления, когда зрители уже давно разошлись, Сакуса выходил из театра, уставший, но довольный, со смытым гримом, но все еще уложенными волосами. Выходил и сразу же оглядывал темную улицу в поисках Ацуму. А когда находил, чуть хмурился. — Не нужно было меня ждать, — говорил он чаще всего. Их квартира — общая, которую они начали снимать на двоих совсем недавно, — находилась неподалеку от театра, но Ацуму все равно нравилось Сакусу встречать. — Просто поблагодари, — рассмеялся Ацуму, — это совсем несложно, ты научишься, — добавил он, борясь с желанием поцеловать Сакусу прямо здесь: знал, что не позволит. Сакуса недовольно прищурился, но больше ничего не сказал, садясь в машину. Ацуму не сдержался на пороге квартиры: когда дверь за ними еще даже не до конца закрылась, притянул к себе за шею и поцеловал. Сакуса, как всегда, отвечал сперва настороженно, будто никак не мог привыкнуть, а потом прильнул всем телом, сжимая руки на талии Ацуму. — Мне нужно в душ, — прошептал он, разорвав поцелуй. — Ага. — Ацуму кивнул и снова поцеловал. — Правда надо, — повторил Сакуса, но прижался только теснее. — Да, да, — пробормотал Ацуму, снова целуя. Сила воли Сакусы оказалась сильнее. Он все-таки отстранился, разжал руки и даже отступил на шаг. Ацуму разочарованно застонал. Сакуса, не сдержавшись, усмехнулся. — Подожди меня, я быстро, — сказал он и скрылся в ванной. Ацуму готов был ждать сколько угодно. Он, наверное, впервые в жизни чувствовал себя настолько спокойным и счастливым. И сколько бы это ни продлилось, менять ничего не собирается. Он будет рядом столько, сколько получится. И Сакуса явно не против.