***
В десять утра парни уже стояли в дверях кабинета. – Я очень рад, что под моё руководство попали столь талантливые юноши, но поймите, выше головы не прыгнешь. –Что? – с недоверием посмотрел на него Берт. В юношестве он обладал довольно колким характером и мог без проблем вступить в перепалку с учителем. Конечно, с возрастом острые углы сгладились. – Вы забываете, что главное в обучении - decorum - искусство золотой середины. Не слишком броское, не слишком вызывающее. Вы же, мальчики, кидаетесь из стороны в сторону. Возомнили себя новаторами, берете на себя слишком много. Я не могу позволить, чтобы какие-то щеглы мнили из себя профессоров искусства и творили не ведь что. – Лицо учителя моментально изуродовалось морщинами, казалось, еще минута и желчь сама польется из его рта, но он тут же сгладил его, манерно сложив руки на груди. – Это значит, что желание учиться и создавать что-то новое, а не топтаться на месте приравнивается к " не ведь чему"? – истерично хихикнул Берт. На лбу выступила вена. – Это значит, вам нужно умерить свой пыл и проходить программу со всеми. Мастерство требует времени и кропотливой работы. Я не могу позволить, чтобы вы прошли обучение самостоятельно за несколько месяцев. – Вы имеете ввиду тупой монотонной работы? Грифель в руке учителя треснул напополам. Увидев напряжение, Лиам незаметно коснулся локтя Берта, пытаясь сдержать его пыл. Берт сжал кулак, до боли впивая ногти в ладонь, чтобы хоть как-то угомонить свою ярость. – Усидчивость и еще раз усидчивость! Сегодня можете быть свободны, завтра жду вас вместе с остальным классом,– проигнорировал его вопрос учитель. – И да, хочу увидеть от вас обоих полный список программы обучения за все годы в письменном виде. И в устном тоже. Кажется, я допустил большую ошибку, позволив вам перепрыгнуть несколько уровней. Парни вышли из училища и молча пошли вперед. – Самодовольный старый индюк! – Берт заговорил только спустя минут десять безмолвной ходьбы. Он пнул камень, тот просвистел у головы старика, торгующего зеленью. Лиам же сохранял спокойствие, ускорившись, чтобы оказаться на одном уровне с Бертом, он положил руку ему на плечо. – Продышись. – Я не собираюсь мириться с этим. "Выше головы не прыгнешь", чувствует свою власть и нашу безысходность, вот и командует. Мы отрезаны от остальных городов и вынуждены учиться в этом заплесневелом училище. – Мы сильно отстаем от остальной Англии. Кажется, наша программа только и создана для того, чтобы изготовить гробницу для бедных бездарных художников, кончивших свою жизнь в нищете... Я тоже не собираюсь мириться. Но сгоряча мы не сделаем ничего путного. Нужно выждать время и найти компромисс,– Лиам сжимал рубашку друга, как бы сдерживая его. Бесцельно сбивая ноги о брусчатку, они вышли к лиману, прохладный ветер обдул парней, испаряя капли пота со лбов. Только сейчас Лиам ослабил хватку. Сняв обувь, он закатал брюки и вошёл в воду. Прохлада разлилась по телу, приводя рассудок в нужное русло. Он наклонился на прямых ногах, опустил руки в воду, намочив рукава, набрал воды и выплеснул на лицо. – Иди сюда, вода поможет восстановить разумное мышление,– он выпрямился и ожидающе посмотрел на Берта. Тот замер, смотря, как капли воды блестели на солнце, скатываясь по волосам друга. Рубашка прилипла к телу, а оставшаяся сухой взлохмаченная часть волос просвечивала солнце, образуя какое-то свечение вокруг головы этого странного парня. Он так гармонично вписывался в пейзаж. Худой и почти бесцветный, он будто сам источал свет. Словно дитя леса, манящее за собой в самую глубь, он рассмеялся, размахивая руками. – Нууу, чего стоишь? Мне долго ждать? Берт тут же встрепенулся, осознав, как долго он пялится на друга, подкатал брюки, расстегнул рубашку и, небрежно бросив ее на каменный берег, вошёл в воду. Блаженно закрыв глаза, он провёл мокрыми руками по волосам. –Спасибо. Это то, что мне было нужно. Лиам улыбнулся, не поднимая глаз. Он наблюдал за маленькой рыбкой, тщетно пытающейся укусить его за ногу. Как вдруг его окатила волна, замочив остатки сухой одежды. Недоуменно подняв глаза, он увидел только голову своего друга, торчащую из воды. – Скользко, – Берт недовольно плюнул. –Это тебе за вредность, – раздался раскатистый смех Лиама. –Ай!– Камень, кинутый поражённым другом, попал прямо ему в колено, – Ай, да все... Ай, успокойся, я пошутил, ай!– еще несколько камушков прилетели в бедро, отбиваясь от кости. Попытки поймать или отбить их оказались безуспешными, Лиам поспешно побежал в сторону берега, с шумом разрезая водную гладь. Словно кот, растянувшись на круглых камнях, он следил взглядом за другом. Все еще отплевываясь и кашляя от соли во рту, Берт недовольно вышел из воды и сел рядом. Непринужденная обстановка исчезла. Над парнями нависло тяжёлое облако. Скинув все на общую усталость, Лиам не придал значение резкой смене настроения товарища, но, чем больше он наблюдал за сгорбившейся фигурой, сидящей рядом, тем тревожнее ему становилось. Не выдержав, он встал, но, так и не решившись спросить, приземлился вплотную с Бертом, вопросительно прожигая его взглядом . Тот не обращал внимания, сгустив брови, он смотрел под себя. – Ты так расстроен из-за учителя? – А? Нет...– только сейчас очнувшись от собственных дум, он заметил сидящего рядом друга. Лицо тут же приобрело мягкий вид.– Не в этом дело.... – Поделишься? – Мне некуда идти. –Что? – зрачки тут же расширись. – Точнее есть куда. Но...– он выдержал паузу,– после смерти матери, отец совсем вышел из ума. Заливает боль отвратительным дешевым ромом, на работу ходит через раз.– Он невзначай показал содранную кожу на локте. Ему не хотелось прямо привлекать к ней внимание, но все же хотелось, чтобы Лиам заметил это. Поняв, что рана уже успела покрыться коркой, Лиам догадался, что она появилась не сейчас из-за падения. – Это он сделал?– еле касаясь пальцами кожи, он наклонился, чтобы поближе рассмотреть ссадины. – Да, я пытался вразумить его, чем обрек себя на побои. – Он часто бьет тебя? – Его лицо исказилось в болезненной гримасе. Казалось, он сам прочувствовал всю боль, через которую прошёл Берт. –Нет. Не сказал бы, что бьет... Скорее это была неосторожность. Он был зол и оттолкнул меня на столешницу. Я не держу на него зла за это.– Он замолчал, было заметно, что это откровение даётся ему с трудом, – просто я не могу смотреть, как жизнь последнего дорогого мне человека утекает в выгребную яму. Он попросил прощения... Но впредь я стараюсь появляться дома только ночью, когда он уже спит. Голубые глаза Лиама вмиг покраснели, придав ему еще более болезненный вид. – Так, никаких сантиментов. – Мне так жаль...– ему хотелось обнять друга, утешить его, но мысль о неуместности действий заставила его немного отодвинуться, сохраняя дистанцию.– Ты можешь переночевать у нас. –Что? – Не думаю, что сестра будет против. Комнаты отеля заняты, но я могу постелить у себя. – Ты серьезно? Нет, я буду мешать вам. Тем более вы живёте в отеле. – Берт, ты единственный человек за много лет, с кем я нашёл общий язык. Я не могу оставить тебя в беде,– он заглянул ему в глаза, крупная слеза предательски скатилась по щеке. – Ну, если вас это не смутит... – Нет, ни в коем случае,– он вскочил с места и принялся надевать туфли, прыгая на одной ноге. Через пол часа они уже стояли на пороге отеля. Жозефина изумленно вытаращилась на две мокрые взлохмаченные фигуры, стоящие в дверном проёме. – Сестрица, это Берт. Ты не будешь против, если он проведёт ночь у нас? Я постелю ему у себя. – Что...– она оглядела с ног до головы тёмного мальчика в расстёгнутой рубашке, держащего туфли в руках, – да, конеч... –Отлично!– перебил ее брат, – поднимайся на второй этаж, шестая дверь слева... С красной ручкой. Не ошибешься, я сейчас подойду. Берт благодарно поклонился и скрылся на лестнице. Жозефина вопросительно посмотрела на брата. – Где ты был? Разве сегодня не учебный день,– она брезгливо снимала с рубашки мелкие веточки и прочий мусор, прилипшие к Лиаму, пока тот лежал на берегу. – Долгая история... Я пока не готов рассказать тебе об этом. Я уже рассказывал тебе про Берта, это мой однокурсник. Он попал в тяжёлую ситуацию... с отцом. Ему некуда идти, я предложил нашу помощь. Надеюсь, ты не будешь сильно против. – Конечно нет, поступай как считаешь нужным. Пусть остаётся столько, сколько будет необходимо. Главное, не мешайте гостям. Набери ему ванну и пригласи на ужин. Глаза Лиама загорелись, он чмокнул сестру в щеку и побежал по лестнице. –Лиам?– окликнула она его, когда он уже почти скрылся в темноте,– ты ничего не хочешь мне сказать? – О чем ты, сестрица? – Да так, ступай...– многозначительно улыбнулась Жозефина и проводила его взглядом. Когда тот пропал из виду, она одернула платье и еще сильнее расплылась в улыбке, – интересно... – Надеюсь, тебе подойдёт что-то из одежды отца.– Лиам вытащил из сундука несколько костюмов и кинул на кровать, потому что его одежда была явно мала Берту. Примерив серую приталенную рубашку, Берт определился с одеждой. – Можешь оставить себе, у нас некому это носить, – Лиам замолчал и поджал губы, Берт сразу понял, о чем речь, и не стал донимать друга вопросами. Ужин прошёл в тёплой обстановке, Жозефине понравился новый друг брата, она была рада, что тот обрёл новые знакомства. – Во многих комнатах идет ремонт, поэтому тебе придется спать у меня. Кровать узкая, так... – Все в порядке, я посплю на полу. – Берт принялся раскладывать постель, но его взгляд зацепила книга, лежащая на широком подоконнике среди прочих письменных принадлежностей. Он тут же взял ее и прочитал "Сorpus Humanum Anatomia" - анатомия тела. Тонкие губы искривились в хитрой улыбке, он исподлобья взглянул на Лиама. – Уже начал изучать анатомию? – Да, у сестры в библиотеке нашёл несколько книг. Правда они на итальянском, но понять можно. Я даже пытался повторить рисунки, показать?– по взгляду собеседника было понятно, что он задал глупый вопрос. Потянувшись с кровати он взял толстый дневник и несколько карандашей, стряхнул пыль и открыл перед Бертом. Тот сидел на полу на коленях, упершись в кровать и нетерпеливо смотрел за медленными движениями Лиама, порываясь вырвать дневник из рук. –Самая моя любимая часть тела – руки,– он открыл разворот, на котором карандашом были изображены кисти рук в различных положениях, и с любовью провел посередине дневника, сильнее раскрывая разворот. Здесь был и скелет руки, и ее граненная модель, и мышечная структура руки, и нежные женские руки, и жилистые мужские. Берт положил дневник на кровать и пододвинувшись настолько близко, что почти касался носом бумаги. Каждую смену взгляда он сопровождал движениями пальцев. Закончив изучать каждый рисунок, он поднял на друга горящие глаза. – Я посмотрю другие страницы? – Конечно. Он разглядывал глаза различных разрезов, обрубовки головы и тела. (Обрубовка, в контексте изобразительного искусства — рисунок или скульптура, показывающая основные плоскости, иначе называемые планы (боковые, передний и др.) изображения или скульптуры. Чаще всего используется при обучении рисунку или скульптуре. Целью является изучение формы и конструкции объекта с помощью упрощенных и обобщенных форм.) – Красиво...– расплылся в улыбке Берт,– а что там? – он обратил внимание на заклеенную часть тетради. – Ничего,– Лиам поторопился забрать дневник, но Берт оказался быстрее и уже раскрыл первую страничку. На ней оказались рисунки мужских и женских тел. Хищная гримаса еще сильнее искривилась, показав зубы. Лиам поджал губы, понимая, что обратного пути нет. – У меня плохо выходит... я забросил это,– очередная попытка забрать дневник оказалась безуспешной. Берт резко надавил ладонью на страницы. Тот отпустил руку и стыдливо отвернулся. Обнажённые тела вырисовывались на всех страницах, но в них действительно чего-то не хватало. Но чего? Ни один из парней не мог понять этого. То ли дело в пропорциях, то ли в объёме. Учиться рисовать по анатомическим энциклопедиям на итальянском языке было довольно тяжело, но, несмотря на это, Лиам делал успехи. Он даже хотел показать свои творения учителю, но после недавнего инцидента все желание пропало. – Мне так нравится...– карие лисьи глаза смотрели снизу вверх, пальцы гладили бумагу, чувствуя каждую ямку, продавленную грифелем.– Послушай! А что, если мы и дальше будем учиться рисовать сами? Научимся писать портреты, тела? Кому нужен этот старый урод? Ключ от мастерской остался... Общими усилиями при помощи твоих книг мы сможем выучить программу. В глазах Лиама разыгрался интерес, который он тут же заглушил, показывая свое сомнение. Ему тяжело давалось делать что-то "незаконное". –Нууу же, мы со скуки умрем скоро. – Хорошо, я поищу что-нибудь интересное у сестры, – Лиам стряхнул пушинку с волос друга и скатал ее в руке. – Я знал, что ты не сможешь устоять,– оскалив зубы, Берт вытянулся поперёк кровати, взял дневник и продолжил листать. Лиам встал с постели и, приставив кресло ближе к свету, погрузился в чтение. Из транса его вывел резкий стук. Подняв голову, он увидел, что его гость так и уснул, сидя на коленях на полу, а туловищем лёжа на его кровати. Дневник вывалился из рук. Лиам тихонько подошёл к кровати, убрал дневник на место и сел на корточки. Берт спал крепким сном, как это бывает после тяжёлых физических нагрузок. Было в этом спящем лице что-то детское: щека расплющилась по простыне, рот приоткрылся, брови сомкнулись, образуя глубокую морщину. – Ты много нервничал в эти дни, спи спокойно,– улыбнулся Лиам и накрыл его одеялом, так и оставив в таком полусидячем положении. Сам же лег на пол, не найдя чем укрыться, благо, на улице стоял жаркий июль, и он мог не переживать о простуде.***
Коротко метод Керрачи можно изложить так: - мы не признаём современное искусство; - мы оглядываемся на некий "золотой век", когда искусство было лучше; -мы берем у художников "золотого века" определенные элементы; - мы собираем эти элементы вместе, чтобы получить новое искусство. Точка. Конец цитаты. Лиам нехотя конспектировал слова профессора, понимая, какую глупость он говорит. Мысли о том, что до самого интересного ему придется еще много мучительных часов слушать бредни о "движениях души", несуществующем "золотом веке" и прочем бреде вводила его в еще большее уныние. Почувствовался толчок в лопатку. Он обернулся и заметил клочок бумаги, лежащий на полу. Это была записка от Берта."Сегодня. У меня есть ключ."
Найдя хищные глаза товарища в толпе зевак, он еле заметно махнул головой и продолжил конспект. Комната Лиама была довольно тесной для свободного творчества двух художников, а о доме Берта не могло идти и речи. Урок кончился, Лиам вышел из кабинета, держа в зубах грушу, руки были заняты дневником и карандашом. – Откуси,– кто-то взялся за грушу. Лиам отвлёкся от дневника и увидел Берта. Хруст. Он откусил кусок, отдавая фрукт Берту, – что там у тебя? – Берт, уже во всю жуя фрукт, наклонил голову к бумаге, на ней было изображено несколько сухих цветов.– Интересно, – он вызывающе поднял глаза на Лиама,– ключ у меня. Сегодня здесь может дежурить лаборант, но он все еще думает, что нам разрешено здесь находиться. – Надеюсь, все пройдет удачно. – Не сомневаюсь. Есть еще еда? – Держи, – Лиам поспешно вытащил из сумки остатки орехов и пересыпал горсть в ладони Берту,– ты уверен, что съехать из отеля было хорошей идеей? Берт многозначительно улыбнулся, давая понять, что не намерен продолжать тему.***
Как и договаривались, вечером парни встретились около института. Около трех недель до этого они усердно тренировали наброски портрета и тела человека по книгам. Далее в ход пошло копирование картинок из художественной литературы в карандаше, за краски они еще не брались. Но этого было недостаточно, парни планировали найти в мастерской бюст и срисовать его. Осторожно отворив дверь, они установили свет и принялись лазить по кладовым. Геометрические фигуры, драпировки различных цветов и фактур, посуда, непонятные животные, выполненные в технике папье-маше. Но нигде не было бюста. – Да ладно... Должен же быть, я даже видел 1 в кабинете учителя, с надломленным подбородком,– прошипел Берт.– Видимо, этот олух и остальные хранит где-то под замком... У нас что человеческое тело под запретом? – он хлопнул дверкой шкафа и пренебрежительно сморщил губы. – Тсссс,– Лиам сел на колени, собирая упавшие из-за "погрома" Берта куски ткани,– не шуми. – И что делать? Нам хотя бы стащить нормальную репродукцию... – Есть одна идея. Только это займёт намного больше времени. Берт поднял полный безнадежности взгляд. – Ну и что, что мы не нашли бюсты... Чем наше тело не натура? – Ты предлагаешь... – Ага, почему бы тебе не потренироваться на мне, а мне на тебе? – Он на корточках подполз к Берту и вложил его руки в свои. – Ты чудо. Лиам радостно улыбнулся. – Но у меня нет никакого желания писать сегодня. Это урод уже испортил всё настроение. Давай я первым буду натурщиком. Лиам согласился, взял лоток с углём и направился в мастерскую. Подготовив для друга рабочее пространство, Берт скинул рубашку на стол. – Ну и куда мне сесть? – Давай сюда,– Лиам расчистил каменный подоконник,– высота идеальная. Берт запрыгнул на подоконник и расстегнул брюки, оголяя как можно больше "натуры" для кисти друга. – Облокотись вот так,– Лиам осторожно потянул за локоть, – не тяжело? – Нормально, – Берт терпеливо наблюдал за махинациями, которые художник проводил с его телом. –Вторую руку положи вот так,– он взял запястье и положил на ногу. Отойдя на несколько шагов, он взглянул на свою композицию. Теперь перед его глазами открылся прекрасно сложенный рельефный торс, подсвеченный с одной стороны так, что каждая выпуклость казалась в несколько раз мощнее. Лиам внимательно осмотрел его от шеи, пройдя глазами по прессу, заканчивая подвздошной областью, переводя взгляд на жилистые руки. Он впервые видел Берта таким. Раньше, когда они переодевались, он не обращал внимания на всё изящество и, в то же время, мужественность его тела. – Красиво,– он затянул тугой хвост, взял тонкий карандаш и принялся делать набросок. Всё, как он успел подглядеть на уроках других групп: сначала нужно выстроить геометрию, а затем начать сглаживать до форм тела. – Ну как, – прошло около часа. Казалось, Берт совсем не устал сидеть в одном положении. – Не понимаю... Не могу разобраться, как натягиваются грудные мышцы. Руки набросал, напряжённую сторону тоже. Но растянутую... не получается. – Дай гляну, – он уже хотел встать, но Лиам дёрнул рукой, остановив его. – Стой, я тебя второй раз не посажу так,– он развернул мольберт с прикрепленной кнопками бумагой,– видишь. В теории, из-за натяжения кожи форма выстраивается так, что соски вытягиваются и идут "по эллипсу",– глядя в потолок, художник очертил эллипс у себя на груди,– но это при расслабленном положении, у тебя же,– он нахмурил брови,– у тебя же...– Лиам сымитировал позу Берта и провёл рукой по груди взад и вперед. Немного подумав, он сильнее распрямил плечо и еще раз провёл рукой, посмотрев на свой рисунок. Начертил на бумаге дугу и отошёл на шаг назад, снова посмотрел на Берта и на свой рисунок, одновременно водя рукой по груди. – Хватит мучиться, ты так ничего не сделаешь,– не вытерпел Берт и рассмеялся,– подойди. Лиам прикрыл один глаз и недоверчиво взглянул на своего натурщика, но все же пододвинул мольберт ближе и подошел. Не дожидаясь, когда тот встанет, Берт резко потянул его за пальцы, положив руку себе на грудь. – Ты долго еще будешь себя через одежду щупать,– он все еще прижимал руку художника к своей коже, как будто боясь, что тот убежит. Но, на удивление, Лиам был спокоен. Он немного попятился, чтобы охватить как можно больше пространства взглядом. Парень провёл кончиком пальца по плечу Берта вниз, перейдя на грудь по дуге через сосок, затем взял клячу ( Кляча - тестообразный ластик, впитывающий грифель или уголь) и принялся стирать старый рисунок. Одной рукой ведя по телу Берта, другой он делал набросок. Закончив, он отошёл и удовлетворенно взглянул на рисунок. – Так намного легче. Ты был прав,– глаза художника горели неподдельным детским восторгом, он явно был перевозбужден от процесса,– теперь пресс. Давай сегодня закончу набросок и по домам, не хочу тебя мучить. Берт довольно улыбнулся и убрал руку с тела, освобождая его "для карандаша". Лиам принялся выписывать рельеф тела по той же схеме, что и до этого. Он мягко проводил рукой по телу Берта, периодически бросая короткий взгляд , параллельно разрисовывая лист бумаги. Такой вариант рисования давался ему намного легче, чем визуальный. Казалось, его ни капли не смущало, насколько нагло он лапает своего натурщика. От касаний холодных пальцев тело Берта покрылось лёгкими мурашками. Чем ниже опускалась рука, тем острее становилось покалывание в теле. Порой холодная кисть Лиама останавливалась и полностью прижималась к телу, пока тот вдумчиво вглядывался в лист бумаги. В один момент Берт пожалел, что согласился на эту авантюру. Когда рука художника коснулась низа живота, он закрыл глаза, ощущая небольшую судорогу в ногах. Но Лиам был так увлечён процессом, что не замечал его мук. Оба парня тяжело дышали, один от процесса рисования (или так ему казалось), второй от прикосновений. В один момент художник замер, одернул руку и положил ее на плечо Берту, немного коснувшись шеи костяшками. Натурщик мгновенно отреагировал на это, сильнее прижав руку Лиама к себе. Шея тут же покрылась мурашками. Он широко открыл глаза и как-то жаждуще, даже немного вызывающе посмотрел на своего художника. Лиам ласково взглянул на него и тут же отошёл. –Великолепно,– он провёл руками по немного влажному лбу и волосам, убирая выбившиеся из хвоста волосинки, – это великолепно!– Замечался лёгкий тремор в руках парня, он был явно перевозбуждён от процесса. Берт с облегчением вздохнул, сегодняшняя пытка для него закончилась. Застегивая рубашку, он разочарованно наблюдал за лучезарным Лиамом, воодушевленно наводящим порядок. – В следующий раз проработаем штриховку, и твоя очередь писать. Окончательно убрав все следы преступления, парни разошлись по домам. Берт еле слышно открыл дверь, заранее сняв обувь, и на носочках пробрался в комнату, стянул рубашку, брюки и, упав поперёк кровати, накрыл глаза руками. – Твою ж мать... Возбуждение все также отдавало спазмом в ноги, Берт распрямился и провёл рукой по той же траектории, по которой это делал Лиам. Ощущения были не те. Ледяные пальцы Лиама почти невесомо касались кожи, оставляя за собой след из лёгкой щекотки. Рука Берта же была тяжелее, горячее, и, как бы он ни старался провести пальцами по телу, это даже отдалённо не походило на то, что он испытывал буквально час назад. Берт раздражённо отряхнул тело и перевернулся на живот. "Что ж мне с тобой делать, ландыш мой?" Единственное, о чем он мог думать - это то, как он будет касаться стройного тела своего натурщика, рисуя его, смотреть на его реакцию, испытывать его. "И ведь он даже не обращает внимания. Гребаный фанатик, не видит ничего дальше своего листа. Как мне вывести его на эмоции? Что бы я не делал, он все воспринимает как само собой разумеющееся". Он резко вскочил и, подняв с пола брюки, принялся шарить по карманам. Достав клочок жёлтой бумаги, он снова скинул брюки на пол и, развалившись в постели, развернул его. Это был набросок углём, на нем был изображён профиль Лиама. Рассмотрев неаккуратный рисунок, который Берт успел сделать еще на уроках пейзажа, он хмыкнул, снова скомкал лист и положил рядом. "Интересный ты человек, Лиам хранимый судьбой..." Сердцебиение наконец утихло, но напряжение внизу живота так и не прошло. Единственное, что ему оставалось - это рукоблудие. Еще раз проведя рукой по телу, он засунул руку в панталоны и закрыл глаза, издав еле слышный стон.***
Лиам шмыгнул по лестнице вверх и бесшумно прошел в комнату. Все гости уже спали, особняк был пустым. Оперев рисунок о вазу на подоконнике, он отошёл в другой край комнаты и, прищурив глаза, оценил его издалека. Резкими движениями он достал из ящика металлическую коробочку с углём, коленями сел на табурет и принялся обводить контур тоненьким кусочком. Спустя десять минут работа была закончена, взглянув в окно, он увидел в отражении свое запачканное чёрным лицо. К счастью, его небольшая комната имела собственную ванную, и ему не пришлось сильно шуметь. В последний раз взглянув на свое творение, он зашел в ванную, снял одежду и стал ожидать, пока нальётся вода. Почему-то именно сейчас его посетило непреодолимое желание рассмотреть себя в зеркале. Лиам не был тощим, как это могло показаться через широкую рубашку. Его тело было рельефным и жилистым, а плечи широкими. Он был единственным мужчиной в семье и часто помогал сестре с тяжёлой работой в отеле. Практически хрустальный на первый взгляд парень обладал хорошей силой и ловкостью. Но, не смотря на все достоинства его тела, он уступал Берту в массе, у которого, в отличии от него помимо "рельефа" имелись довольно внушительные "объемы". Абсолютно голый он встал перед зеркалом. На руках все еще осталась чёрная пыль угля. Тогда Лиам очертил на белоснежном теле такую же линию, какую проводил по телу Берта. Под грудью и на ребре остался черный след от пальца. Пнув небольшой стул, он сел так же, как пару часов назад сидел его натурщик, осмотрел положение мышц и провёл по ним пальцами так, как это делал в училище. По животу прошла лёгкая щекотка, но это не остановило Лиама. Только полностью измазав торс углём, он успокоился и замер. "Что ты чувствовал, когда я рисовал?" Перед глазами всплыло напряжённое лицо Берта, его закрытые глаза и расширяющаяся от глубоких вдохов грудь. Тогда, в эйфории он не мог заметить того, что чувствовал его друг. Сейчас же, когда пелена восторга спала, он осознал, какой дискомфорт испытывал Берт, и ему стало не по себе. Услышав звук воды, Лиам вспомнил, что все это время набирал воду, и она вот-вот начнёт литься через край. Быстро перекрыв кран, он взял со столика бутылёк с эфирным маслом ландыша и, добавив несколько капель в воду, залез в ванную, погрузившись в неё почти с головой. "Хм... Ландыш..." Губы растянулись в улыбке, перед глазами снова мелькнула картинка сидящего на подоконнике Берта.