«Может быть, — подумал я, — ты оттого-то именно меня и любила: радости забываются, а печали никогда…»
М.Ю. Лермонтов
«Герой нашего времени»
Мужская рука аккуратно прошлась под одеялом вдоль талии девушки, останавливаясь и прижимая ее к себе. Девушка улыбнулась, закрывая глаза, и только сильнее прижалась к мужчине спиной. — Доброе утро, — прошептал на ухо Володя, а после аккуратно поцеловал в щеку, чуть приподнимаясь. Маша рассмеялась, поворачиваясь к нему лицом: она улыбалась, смотря в его глаза, а Володе казалось, что он впервые увидел ее такой — счастье сверкало во взгляде. Почему-то в голову сразу пришла мысль, что он даже не может представить, какой же счастливой будет его Маша, когда Максим поймет, что именно она его мама. Наверное, сейчас он осознает, что это действительно последний шанс, который он не может упустить, ведь упустив его, он упустит и Машу, а тогда зачем вообще жить? Володя долго смотрел в её глаза, не решаясь нарушить эту атмосферу, поэтому он просто наслаждался присутствием любимой, которая в отличие от него хотела поговорить о многом, но не знала, как на это намекнуть или лучше сказать прямо. Она и этого не знала. Почему-то Маша была уверена, что их примирение далеко не знак того, что Володя перестанет ей врать. Может, она просто боялась, что поспешила? Неужели уже успела пожалеть? Маша уверена, что, начав разговор о том, что тревожит больше всего, он точно соврёт или опять скажет, что это слишком опасно, только она этого не поймёт или не захочет понять, ведь любимые не врут! А если нужно врать, чтобы защитить? Что тогда? — Володь, — приглаживая выбившуюся прядку его волос, сказала Маша, — всё будет как и раньше? — тихо спросила, понимая, что если услышит «да», то не сможет контролировать себя. Она хочет быть в числе тех, кому он доверяет, не понимая, что это может стоить ей жизни. Но что такого может скрывать обычный шеф-повар в элитной школе пансионе? Наверное, тоже самое, что и учительницы истории, физкультуры и даже обычная ученица одиннадцатого класса. А ведь тем, кто любит их, не повезло так же сильно, как и самой Маше. Любить и знать, что ты далёк от жизни любимого, что ты не знаешь элементарных вещей: как зовут твоего любимого и почему в его столе лежит пистолет; почему ты не можешь касаться её, когда какой-то повар спокойно обнимает ее, сидя ночью на кухне; что такого скрывает твоя любимая, что обязательно заставит тебя ее бросить; где постоянно пропадает твоя девушка и почему всегда опаздывает? Но ведь и им тоже непросто — тебе далеко не всегда может повести так, как повезло Паше. Быть связан с человеком не только чувствами, но делом. Легче от этого? Конечно! Нет стольких тайн, всё недосказанности уходят куда-то в прошлое. Жаль, что от этого не становиться менее безопасно. — Машуль, — Володя всё также смотрел в её глаза, где до сих пор горели огоньки надежды. Сердце разрывалось от одной мысли — ему придется их потушить, ведь пока он не может да и не хочет впутывать ее в свои дела. Он только уверен — когда-нибудь она поймет, но будет ли тогда поздно? Или он сможет всё исправить? Володя не знал, что ответить. Мысли, будто назло, напрочь улетучились из его головы — закон подлости какой-то. Как он не напрягал мозги, но ничего не приходило. Что было, если б не постучали в дверь, он не знает. Володя быстро встал с кровати, попутно одеваясь, и открыл аккуратно дверь, чтобы Маша не видела гостью, которая к нему пожаловала. Как только он услышал стук, сразу понял — это Вера. Четыре четких стука — она всегда так делала. — Что случилось? — выходя из комнаты и закрывая за собой дверь, спросил он у девушки, которая стояла перед ним в спортивном костюме — идёт на пробежку. Ему показалось, что на ней нет лица — помимо пустых глаз и сжатых в линию губ, на лице красовались большие синяки под глазами, которые слегка припухли. — «Неужели опять всю ночь плакала?» — Вере он не рискнул задать этот вопрос, ведь знал — ответа он всё равно не получит. — Я кажется знаю, что Крылов хотел передать Колчину на следующий день после ночи Двух лун, — Маша, которую эта ситуация выбесила окончательно, решила, что, чтобы узнать хоть что-нибудь о Володе, лучше всего будет подслушивать. А что ей оставалось делать? Ведь как бы Маша не старалась, он всегда отходил от ответа. Пока из всего разговора она не поняла, даже с кем говорит Володя — голос был точно женский, но такой хриплый, будто она болеет. Маша задержала дыхание, прислушиваясь — тишина, продлившаяся несколько минут, закончилась. — Блин, всё так не вовремя! Я сейчас не могу, — Вера удивлённо посмотрела на него, не понимая о чем он говорит. — Давай, ты мне позже всё расскажешь, а лучше, когда мы все будем в сборе? — до неё наконец-то дошло — он не один, а судя потому что из свободных девушек остались только Галина Васильевна, пара поварих и Маша, было очень легко понять, с кем он провел эту ночь и кто дожидается его прихода. Вера улыбнулась и, понимающе кивнув, направилась к лестнице, которая приведет её на первый этаж к выходу из школы. — Илья, — опомнилась она, поворачиваясь к нему. Мужчина, который уже хотел открыть дверь, повернулся к ней, — пожалуйста, цени это, — он кивнул ей, открывая дверь. В комнате он лицом к лицу столкнулся с Машей, которая уже стояла в своем сером платье, обувая балетки. От того счастливого лица не осталось и следа. — Машуль, а ты куда? — улыбнулся он, стараясь спрятать всю тревогу. Маша не отвечала, только агрессивно смотрела в его глаза. — «Неужели она услышала? Хотя, что там такого можно было услышать?» — А какая разница? Да, Илья? — последние прошептала она и пулей вылетела из комнаты, оставляя его одного стоять в шоковом состоянии.***
— Тебя ждать? — Лина закрыла шкаф, поворачиваясь к Юле, которая сидела на кровати и красила тушью ресницы. Девушка опустила маленькое зеркальце, в которое смотрела, пока красилась, переводя взгляд на подругу. — Нет, иди, — Алина кивнула, выходя. Юля встала с кровати, спешно собирая в косметичку всю свою косметику, которую высыпала в поисках любимой туши. Она подошла к шкафу и уже хотела открыть дверцу, как в нос снова ударил запах формалина, а по спине прошёлся неприятный липкий холодок. Юля замерла, уже зная, какой же гость к ней пожаловал. — Зачем ты пришел? — медленно поворачиваясь, спросила она. Только на её удивление в комнате никакого не оказалось. Но ведь она отчётливо чувствует запах формалина, который уже навсегда останется в её памяти. — Я знаю, что ты где-то здесь! — Юля сделала пару шагов вперёд, осматривая комнату. Только никто не откликнулся. В комнате всё также пахло формалином. — Выходи! — будто по её приказу, дверцы шкафа распахнулись, открывая взору девушки вид на всё тот же морг, какой она видела его в прошлые разы. Миша стаял в паре шагов от неё — взгляд всё также был пуст, а синие губы сжаты в тонкую линию, изображая подобие ухмылки. По подбородку прямо изо рта текла небольшая струйка крови. Юля помотала головой, говоря тем самым, что не за что на свете не войдёт к нему, тем более одна. Миша протянул руку — белая, с сильно выделяющимися венками. — Я же сказала, что никуда не пойду! — Юля захлопнула дверцы шкафа, разворачиваясь и вздрагивая — перед ней во всей своей красе стоял Миша. Впервые она увидела в его глазах хоть какую-то эмоцию — злость. Он стоял на расстоянии двух шагов от неё, гневно сверкая своими прозрачными глазами. — Пожалуйста, оставь меня в покое! — в глазах Юли появились слезы. Это была мольба, которая, похоже, очень задела Мишу — по щеке скатилась одинокая слеза. — Миша, я не могу тебе помочь, — слезинки одна за одной быстро скатывались по щекам, оставляя следы от туши, которую она только что нанесла. — Юль, — дверь в комнату открылась, а на пороге показался Андрей, который случайно подслушал весь монолог девушки. Она резко повернулась к нему, не замечая, как Миша исчез, а вместе с ним и запах формалина, — Юль, ты чего? — девушка не смогла сдержать эмоции, рыдая. Ей тоже страшно. Андрей прошел в комнату, обнимая её. Юля уткнулась носом в его плечо, потихоньку начиная успокаиваться. Когда она более менее пришла в себя, Андрей решил узнать, что же стало причиной такой истерики. Проходя мимо, он уже догадывался, что причиной этого эмоционального всплеска был Миша. — Он опять приходил? — тихо спросил Андрей, выпуская из своих объятий. Юля сглотнула, смотря в его глаза. Почему расплакалась, она не знала. Возможно, страх. Возможно, усталость. А, возможно, всё и сразу. Юля положительно покачала головой, а Андрей перевел взгляд на шкаф, который был слегка приоткрыт. — Миша опять пытался заставить, тебя пойти в этот морг? — Да, только, — Юля замолчал, не зная, стоит ли рассказывать про кровь, текущую из его приоткрытого рта, и слезы, которые стояли в его неживых глазах, — изо рта у него текла кровь, а когда я просила его уйти, по щеке прошлась слеза. Я не знаю, что это было и было ли это вообще. Может, мне привиделось… — Нет! Я уверен, ты не ошибаешься. Если ты его увидела именно так, значит это он и хотел тебе сказать.***
Кирилл сидел за своим столом, смотря на пустые парты, за которые совсем скоро рассядутся одиннадцатиклассники. На носу важная контрольная работа за первую четверть, которую Кирилл просто не может ни провести. Одиннадцатый класс, ЕГЭ, выпускные. Он впервые сталкивается с этим всем. До этого Кирилл работал с детьми только два года в одной из школ Москвы сразу после окончания института — школа находилась далеко от центра города. Старое двухэтажное здание, которое не веет престижем — именно в таких школах любой учитель на вес золота, несмотря на его опыт работы. Именно там Кирилл и познакомился со всеми прелестями работы учителя. Правда, ему тогда повезло гораздо больше и помимо него был ещё один учитель математики, который вел у старших классов, а ему достались дети с пятых по девятые. Он, работая в той школе, чётко решил, что как только получит этот опыт, то навсегда распрощается с этой работой. Кирилл даже подумать не мог, что это настолько трудно. Казалось бы, что такого может быть сложного, стоя у доски и говоря что-то совсем не интересное и скучное, на что кто-нибудь из класса обязательно спросит: «А где мне Ваши квадратные корни пригодятся?». А ты стоишь и думаешь: «Действительно! Зачем я это объясняю? Чтобы потом они написали контрольную и навсегда забыли?». Но тогда для чего он до поздней ночи готовился к уроку? Для чего сам на несколько раз прорешивал каждый пример, чтобы вдруг где-то не оказалось ошибки? Для чего искал эти примеры и продумывал, как понятнее всё это рассказать им, тем, кому и дела-то нет до его алгебры с геометрией, вместе взятых? Учитель — неблагодарная профессия. Сколько эти люди вкладывают в детей, которые считают, что им это не надо? — Кирилл Евгеньевич, можно? — в класс заглянула Вика, а Кирилл кивнул. Он часто запрещает ученикам на переменах заходить в кабинет, чтобы нормально подготовиться к очередному уроку, которые почти никто не воспримет, или чтобы просто предаться своим мыслям, подумать о своей жизни. Ученики расселись за парты, и взгляд мужчины упал на вторую парту, с которой спокойно можно было рассматривать пейзаж школьного двора и небольшой кусок леса, виднеющиеся из окна. За ней сидели Рома и Алина, на последней и остановился его взгляд: девушка шепотом переговаривалась с парнем, улыбаясь. Почему-то ему показалось, что перед ним сидит Нюта. Ведь именно такой когда-то в далёком прошлом он представлял свою сестру через много лет. Кирилл был уверен, что его маленькая белокурая сестрёнка станет самой первой красавицей в их детском доме — светлые локоны, аккуратно лежащие на хрупких плечах, небесно-голубые глаза с еле заметным янтарным бликом возле зрачка — особенность, а не дефект, добродушная улыбка, тонкая талия и длинные ноги. Игорь иногда даже говорил, что отбоя от поклонников у Нютки не будет. — На следующем уроке у вас будет итоговая контрольная работа за первую четверть, куда я включу задания по типу тех, которые входят в ЕГЭ, — по классу раздались недовольные возгласы, но напрямую Кириллу никто свою претензию высказать не решился. С тяжёлыми вздохами и недовольными глазами ученики открыли тетради, записывая тему. — Он точно один из них, — шепнул Рома, смотря на Лину, которая с улыбкой слушала его, — так издеваться над уставшими детьми могут только нацисты! — Тогда у нас все учителя, получается, нацисты, — рассмеялась Алина, — особенно под конец четверти, когда оценки не дают исправлять, — девушке всё труднее и труднее было сдерживать порывы смеха, которые то и дело захватывали ее. Рома театрально закатил, чтобы показать всю свою серьезность, и передразнил Лину, закрывая глаза, смеясь и качая головой. На это девушка никак не ответила, только добавила. — Они, наверное, всё родственники Вульфа! А что? Раз дополнительных заданий не даёшь, исправить двойки или тройки не даёшь, переписать самостоятельные не даёшь, значит, точно один из них! — Рома покачал головой, улыбаясь. Ему не было обидно от слов девушки, он знал — Лина просто старается быть для него интересным собеседником. Роме не интересно рассуждать на философские темы, делиться эмоциями от прочитанных книг или просмотренных фильмов или сериалов. Рома любит компьютерные игры и комиксы, боевики со всемогущими героями и фантастику с пришельцами. Он не любит рассуждать, читать и учиться. Общается по-своему — шутками. Конечно, он бывает серьезным и сконцентрированным на одном разговоре, но не всегда. И Лине не казалось это чем-то неправильным, ведь все мы имеем разные увлечения и хобби. Не все мы умеем красиво говорить, писать, но это же не делает нас скучными собеседниками? Нужно к каждому находить свой особый подход. Рома с Линой неособо слушали Кирилла, который уже продиктовал первое задание — подобное будет на контрольной. Сначала Кирилл старался их не замечать, но когда шуму от них двоих становилось совсем много, терпению пришел конец. — Алина, Рома, — грозно сказал он, смотря на вторую парту. Они в миг замолчали, как кролики, смотря на Кирилла. — Алина, ну тебе твои разговоры и смешки я ещё могу простить — ты напишешь не только эту контрольную, но и ЕГЭ на должную оценку; а вот насчёт тебя, Рома, я не уверен от слова совсем — как ты напишешь? Получится ли у тебя списать? Я, конечно, понимаю, что твое будущее уже прописано, но всё же, может пора взяться за ум? — парень опустил голову, разглядывая поверхность парты. Лина, в отличие от него, смело продолжала смотреть в глаза Кириллу, который так старался отогнать из головы образ сестры. — Рома, иди и решай первое задание, — парень тяжело вздохнул и медленно пошел к доске, где было написано неравенство. Рома с ужасом посмотрел на доску, не понимая, как это вообще решать. — Извините за опоздание! Можно войти? — на пороге класса стояла Соня, переводя дыхание — бежала. — Одиннадцатый класс, а вы опаздывайте! — недовольно проворчал Кирилл. — Проходи и садись рядом с Алиной, — Рома, повернувшийся из-за стука, злостно на него посмотрел, вновь отворачиваясь. Лина улыбнулась Соне, которая, опустив взгляд в пол, тихо села за парту. Ей было неудобно перед Ромой — она видела его взгляд. Лина это заметила, но решила не заострять на этом внимание. Ей казалось, что девушка боится общения. Она внимательно наблюдала за тем, как Соня разглядывает Макса, который, совсем её не замечая, перешептывался с Андреем, сидящим позади него. От Лины это, конечно, не скрылось. Почему-то ей стало больно от понимания, что Макс сделает ей максимально больно, чтобы показать — он не намерен тратить на неё своё драгоценное время. — Сонь, тебе будет очень больно, — прошептала Алина, от чего девушка вздрогнула, переводя взгляд на неё. Сначала Соня пыталась понять, что она имела ввиду. Осознание, что вправду будет очень нелегко, пришло слишком неожиданно и чертовски больно — Максим далеко не милый и добрый парень, который будет спокойно отвечать на все её попытки признаться в любви; это всё будет высказано в самой жёсткой форме, так чтобы ты лезть на стену от боли не взаимности хотела. — Я понимаю, — понимала ли? Возможно, где-то остатки здравого разума ещё говорят, если не кричат, об этом; только нужно ли это влюблённому сердцу? Ей не хочется думать о последствиях, не хочется думать о тех убивающих душу словах, которые обязательно произнесет Максим. Соне страшно даже представить, что суровая реальность, так сильно будет отличаться от прекрасных ожиданий, которые уже давно, с самого её приезда, греют её душу перед сном. Любовь убивает. Любовь ли? Или человек? Кирилл не слушал бред Ромы, который, как он был уверен, видит такое неравенство впервые. Он украдкой наблюдал за Линой, которая вместе с Викой, сидящей на соседнем ряду, пыталась помочь парню. И как бы он не убеждал себя, что ещё неизвестно — племянница ли она его; Кирилл верил, что она часть его потерянной семьи… — Пап, — Кирилл стоял на пороге комнаты, которая представляла собой рабочий кабинет Евгения. Мальчик смотрел на отца, держащего в одной руке небольшую прямоугольную бумажку, а другой — вытирал слезу, медленно скатывающуюся по щеке. Что за бумажку отец держал в руке, Кирилл не видел — она была повернута к нему обратной стороной, на котором было что-то мелко написано. Стоя на пороге, он не мог разобрать этой надписи. Отец положил эту бумажку на поверхность стола и посмотрел на сына. — Пап, ты чего? — мальчик прошел внутрь, подходя к нему и крепко обнимая за шею. Евгений прижал к себе ребенка, всё также смотря на эту бумажку. — Почему ты плачешь? — Кирилл смотрел на него, а, заметив, куда устремлён взгляд отца, тоже перевел взор на стол. В центре, прямо перед ним, лежала небольшая чёрно-белая фотография. С неё улыбалась маленькая девочка. Её светлые волосы были заплетены в низкий хвост, а чёрное платье с белым фартуком показывали, где была сделана эта фотография. Кирилл хорошо знал, что позади аккуратным подчерком выведена надпись: «Анна Семёнова, 7 лет. 1983 год детский дом №8». Кирилл помнил, как Галина Васильевна старательно выводила такие подписи на оборотной стороне каждой фотографии, а после торжественно вручала их каждому, кто хотел полюбоваться собой. Аня очень гордилась этой фотографией, говоря, что она получилась очень хорошо, а Кирилл смеясь добавлял, что она у него самая красивая. — Она — копия вашей мамы, — грустно вздыхая, произнес отец. Он вышел из-за стола и подошёл к серванту из красного дерева со стеклянными дверцами и резными ручками. На одной из полок стоял фотоальбом. Евгений достал его, открывая на какой-то странице. — Смотри, — он положил фотоальбом перед сыном, который с интересом разглядывал фотографию. Маленькая девочка сидела за партой, сложив руки, рядом лежал букет гладиолусов — фотография не отображала их ярких цветов, заставляя воображение разыграться. Мальчик представил себе класс с бледными стенами, в котором когда-то фотографировали маму. Коричневую парту, за которой она когда-то сидела и ярко-красные бутоны гладиолусов, лежащие рядом с её руками. Нежно-голубые глаза, горящие счастливыми огоньками. Розовые губы, замершие в широкой улыбке. Нюта очень похожа на его маму. Маму, которую он никогда не видел, и не увидит уже. — У Нюты не было ямочек, — усмехнулся Кирилл, переворачивая страницу. Его встретил довольно большой снимок — двое молодых людей стояли возле светлой стены. Мужчина, расположив руку на талии девушки, прижимал её к себе. Сквозь красивое, но и в тоже время простое платье, виднелся округлившийся животик. Мальчик улыбнулся, проведя пальцами по лицу матери — необычайно красивая. — Это единственная наша совместная фотография: там, у Кати в животики, ты, — мужчина посмотрел на сына, улыбнувшись ему. Мальчик поднял голову и тоже улыбнулся. — Катя очень тебя ждала, каждый день благодарила Бога за такой подарок, — счастливая улыбка, сияющая на лице Евгения, исчезла, а вместо нее появилась печальная ухмылка. — Что с ней случилось? — решился спросить Кирилл, видя, насколько сильно отцу больно от воспоминаний о своей любимой супруге. — Когда ты родился, нам сказали, что у тебя порок сердца. Катюша пробыла с тобой в больнице неделю, а я приезжал каждый день, проводя по несколько часов с вами. Но наступило утро третьего июня, — каждое слово давалось с большим трудом. — Тебя забрали на плановый осмотр, знали бы, чем всё тогда кончится — ни за что на свете не отдали бы тебя этим мерзавцам. Они долго нам ничего не говорили, не отдавали тебя, а ближе к ночи пришел врач, — Евгений задумался, вспоминая фамилию того врача. — Никифоров! Этот человек сказал нам, что ты скончался. Мы добивались возвращения тела, только так ничего и не вышло — твоего тела мы не увидели, из-за чего не получилось устроить похороны, — Кирилл внимательно слушал отца, который выливал всю душу, всю ту боль, скопившуюся за столько лет. — Спустя три года появилась Нюта — моя малышка. Как только она появилась, я понял, что это необычная девочка. «Мир в её глазах» — Катя так говорила, смотря в её небесно-голубые глаза. Мы думали, что у неё, как и у всех детей, цвет глаз сменится на более темный, когда она подрастет, — Кирилл помотал головой. — Я никогда не забуду тех больших очей, того пронзительного взора. Нас выписали, мы с Катюшей были уверены — вот она! Награда за все те муки, которые мы смогли пережить. Но, видимо, нам не дано было стать счастливой семьёй — у Анечки тоже нашли порок сердца. Было столько надежд, что это получится преодолеть, но судьба и тут над нами не сжалилась — Никифоров, будто гонец, принес вторую плохую весть. Боже, сколько Катя рыдала, сколько пыталась выпрыгнуть из того окна в больнице, где нам сказали о смерти дочери, — Евгений вновь замолчал, борясь со своим комом, медленно нарастающим с каждым словом. Боль воспоминаний не покидала его никогда. — У Кати случился приступ нервного срыва на почве ваших смертей. Её тоже забрали в больницу, и она скончалась, — последнее еле выдавил из себя Евгений. Кирилл смотрел на отца глазами, полными слёз. Он не понимал, кто эти люди и почему позволили себе лишить их счастливой жизни… — Садись, Павленко, толку от тебя всё равно нет, — Кирилл тяжело вздохнул, вставая со своего стула. Он подошёл к доске и стёр решение Ромы — всё равно ничего путного он не написал. — Иди, Алина, отдувайся за друга своего сердечного, — девушка подошла к доске, беря мел. Для неё точные науки никогда не были большой проблемой, как и гуманитарные. Это у неё в маму, в девочку, над которой издевались бездушные нацисты, делая из нее совершенного ребенка.***
— Илья сказал, что ты что-то там нашла, — вспомнила Нелли, стирая с доски материал, который записывала для предыдущего урока. Вера сидела за ее столом, проверяя тетради, которые собрала на уроке, — что-то про Крылова. — Да, я нашла одну фотографию, которая меня очень заинтересовала, — не отрываясь от тетради одного из учеников, проговорила Вера, поставила красивую пятерку и закрыла тетрадь. — Похоже, что Илья помирился с Машей, — она перевела взгляд на подругу, которая, положив тряпку, повернулась к ней. Нелли удивлённо на неё посмотрела. — Я утром пошла на пробежку и решила зайти к нему, чтобы сказать про Крылова, но он был каким-то, — Вера задумалась, пытаясь понять, как же его лучше всего будет описать, — взбудораженным что-ли. Сказал, что я не вовремя, — Вера усмехнулась, вспоминая утренний диалог с Ильей. — Надеюсь, он не упустит этот шанс, — мимо кабинета проходил Виктор, останавливаясь возле двери. Интерес родился сам с собой. — Было бы неплохо, если бы они помирились. Она очень хорошая девушка и очень любит его, а он, — Нелли замолчала, понимая, что это не самая лучшая тема для шуток. — Ну, другой! — Вера рассмеялась, беря новую тетрадку. — А что с Кириллом? — кокетливо произнесла Нелли, надеясь на хорошие новости, хотя и понимая, что их не будет. Витя напряг свой слух, чтобы ничего не пропустить, а после скорее бежать к своим друзьям секретничать. — То же, что и до этого, — без эмоций ответила Вера. Ей больно от собственных поступков и слов. Но что она может сделать? Не она просила себе эти способности, только почему-то именно ей они и достались. — Он меня не поймёт, ты лучше расскажи, как там у вас с Ванькой? — Всё как и всегда, — Вере показалось, что этот ответ подруга говорила с большой тяжестью. Нелли в последнее время сама не своя была: обычно продуктивная подруга стала очень рассеянной, будто витает в облаках. Действительно именно так всё и было. Её волновала только одна мысль, которая, наверное, никогда не даст ей покоя — Василиса. Что может сказать возлюбленный, узнав о ребенке? Нелли почему-то была уверена, что ничего хорошего. — Ты же знаешь, я не могу рассказать ему про Васю, — в этот момент Вите показалось, что его сердце остановилось, будто это ему изменяет любимая девушка. Кулаки автоматически сжались, до побеления костяшек, а на висках показались венки — напряжение нарастало. Если до этого его ещё мучила совесть, то сейчас он был рад, что подслушал этот разговор, ведь он сможет предостеречь друга. — Но почему ты думаешь, что узнав про Васю, он сразу тебя бросит? — кажется, уважение Полякова к Вере начинало медленно падать в отрицательную часть. «Ну, если она так говорит, значит изменить для неё — раз плюнуть, а Кириллу не захочется пережить второй раз предательство любимой, он этого не заслуживает!» — именно с этими словами он ушел, мрачнее тучи в дождливый октябрь. — Вер! А что мне остаётся делать? — взвыла Нелли. Её бесило такое отношение подруги к этой проблеме. Конечно, много таких семей, где есть отчим или мачеха, но ведь это не значит, что в них всегда царят спокойствие и благодать. Нелли была уверена — ей легче об этом говорить, ведь она выступает в роли мачехи, которая должна будет сделать всё, чтобы её принял ребенок. Она здесь не безутешный родитель, который понимает, что от этого зависит его дальнейшая жизнь с любимым человеком. Конечно, обе эти стороны очень трудны, но всё-таки труднее быть тем самым ребенком, которого просто ставят перед фактом — это твоей новый родитель, будь добр относись к нему должным образом. Хочет он этого? Будет ли ему комфортно? Сможет ли он найти общий язык? Это, к сожалению, уже никого не волнует. — Я не могу просто подойти к нему, и сказать: «Вань, знакомься! Это Вася, и через год она будет жить с нами!» Что он мне скажет? — Дети — это прекрасно! Я уверен, мы сможем найти общий язык? — спросила Вера, уверенная в том, что так всё и будет. Только на лице Нелли это вызвало большой гнев. Она агрессивно покачала головой. — Он скажет, что ему не нужны чужие дети, потому что лучше воспитывать своих! Я не смогу ему сказать, понимаешь? Когда я хочу сделать эту попытку, то передо мной сразу появляется образ моей малышки и я сразу вспоминаю о том, через что нам пришлось пройти… Грязный октябрьский вечер. Холодный мелкий дождь неприятно бьёт по верхней одежде, пытаясь пробиться к телу. Кажется, что в лужах уже нет дна — настолько они глубокие. Нелли грациозно перепрыгивает одну за другой грязные лужи. Слева дорога, по которой, торопясь, в машинах домой едут люди — у всех свои дела, всех кто-то ждёт, будь то дети, любимый человек, родители, домашний питомец или фильм, который пообещал себе посмотреть ещё утром на работе. Нелли тоже дома ждут. Она спешит на всех порах, ведь ей есть, чем поделиться: минут двадцать назад она вышла из женской консультации, где подтвердили её беременность. Она не планировала ребенка, не намеревалась стать мамой прямо сейчас, но ведь дети приходят неожиданно, а тебе остаётся принять одно единственное правильное решение. И никто до последнего не знает, что человек выберет в этот момент. Она спешит к любимому, который, как она думала, будет рад такой новости. Нелли никогда не задевала в своих разговорах с Егором этих тем. Но ведь они понимали, к чему может всё привести. И Нелли не была против, как и Егор, наверное. Она уже открывала дверь квартиры своим ключом, ожидая увидеть на пороге своего рыжика — именно так она называла его дома, где никто этого не мог услышать. Ожидания сбылись — на пороге стоял Егор, улыбаясь, точно рад встречи. Он помог снять пальто и отправился на кухню ставить чайник. Совсем недавно Егор вернулся с вахты — работает в Сибири на электростанции. — Ты чего? — он смотрел на девушку, которая стояла, прижавшись плечом к косяку. Нелли нервничала и не понимала, как сказать о беременности. Хоть она и была счастлива и уверена, что это чувство у них абсолютно взаимно, всё равно место волнению оставалось. Она переминалась с ноги на ногу и глубоко дышала. Егор смотрел на неё с каким-то не присущем ему страхом. — Знаешь, где я была? — она улыбнулась, решая зайти издалека. Егор покачал головой, закатывая глаза — его бесила такая игра любимой. — Я была в женской консультации, — дрожащим голосом произнесла она и заметила, как в глазах мужчины появились нотки каких-то непонятных ей эмоции. Не рад, что-ли? — В общем, у нас будет ребенок! Правда, классно? — сердце стучало так, что ей казалось — Егор его тоже слышит. Но он только продолжал молчать, прожигая девушку взглядом. — Я дам тебе денег, и ты завтра пойдёшь на аборт, — монотонно произнес он, наливая в кружку кипяток. Нелли смотрела на него, надеясь, что он сейчас рассмеётся и скажет, что пошутил. Только Егор не шутил — у него уже достаточно детей, чтобы в старости рассчитывать хотя бы на один стакан воды. — Егор, что ты такое говоришь? — в глазах стояли слёзы, а всё тело начинало трясти от гнева и безысходности. Как она могла только выбрать в отцы своего ребенка именно его? — Я не буду делать аборт, — до этого спокойный мужчина двумя шагами сократил между ними расстояние, хватая за шею и поворачивая к себе спиной. Он повел Нелли в ванную комнату, где рывком ткнул ее голову в ванную, включая холодную воду. — Освежись, — прошипел он, а после отпустил её, кидая полотенце. Несколько шагов, и он оказался за пределами квартиры, оставляя её одну. Ещё ничего не осознающая Нелли вытерла мокрое лицо и вернулась на кухню. Слезы появились сами собой, заставляя утопать и задыхаться в них. Единственная мысль, которая остаётся — как он мог? Ответа она не знала, пока его телефон, до этого мирно лежащий на столешнице, не зазвонил. Она, стараясь сдержать слёзы, взяла телефон, который в ту же секунду полетел в коридор, со всей силы ударяясь о стену — «жена» показывал экран кнопочного… — Ваня — не Егор, — заметила Вера. — Кирилл — не Вадим, — в тон ей добавила Нелли. Они замолчали, возвращаясь каждая к своей работе. Было о чем подумать.***
— Четверть подходит к концу, а это значит, что у нас есть возможность на каникулах отдать это в полицию, — Даша держала в руках камеру, куда ещё в самом начале года они засняли все свои доказательства. Даже удивительно, что их никто не нашел. — Нам нужно срочно что-то делать. — Даш, я думаю, что это не самая лучшая идея — разместить хотя бы по одному человеку в городе не так уж и трудно. Тем более они знают о каждом нашем шаге, — сказала Лина. Возможно, это в ней говорило её задание и желание не подвести дедушку, а возможно, и здравый разум, которого, похоже, она скоро лишится — трудно совмещать три тайны: работу на дедушку, их собственное расследование и отношения с Ромой. На последнем настоял парень, приводя в аргументы, как ему казалось, самые существенные доказательства — Андрей и Макс потом не отстанут от него со своими подколами. — Давайте, пока не будем спешить — доказательства отнести в полицию дела двух-трёх часов. Лучше подумать над теми друзьями, которые сбежали из концлагеря, — сказала Юля, забирая камеру из рук подруги и убирая в лежащий на полу чемодан Алины. — Стас же не просто так решил, что на самом дели Князев и Шульгина не умерли. — Я вчера покопался в интернете и нашел то же самое, что и говорил тогда Стас. Больше ничего, — добавил Рома. — Ну, а если допустить, что эти двое живы и жаждут мести? — предположил Макс. Повисло молчание, которое прервать решил он же. — Они точно лучше подготовлены, чем мы. У них достаточно денег, чтобы оплачивать работу агентов… — Значит, в школе есть их агенты, — тихо, но твердо проговорила Вика. — Конечно! «Ингрид» должен кто-то мешать, ведь будь это не так, они давно бы уничтожили нас всех! — Только, — протянул Андрей, — кто они? У кого-нибудь есть предложения? — понять, на кого работает тот или иной учитель, сотрудник обслуживающего персонала очень и очень непросто, как и выяснить, кто же работает в составе «Ингрид», кроме Войтевича с Морозовым. Каждый утопал в собственных догадках, только сходилось это всё к одному — не было ни одного варианта. — Мы же можем оценить человека только с нашего представления о нём — нравится или нет. Всё просто! Елена Сергеевна точно нет, она ведь злая, строгая и стервозная, иными словами, она нам не нравится. А вот с теми кто нам нравится куда сложнее — их попросту нет, потому что мы привыкли думать, что раз человек приехал работать сюда, то это сразу может значит только одно — он не может быть хорошим, он точно за них. Конечно, это нормально — не доверять никому, но ведь так или иначе нам придется посмотреть на них с другой стороны. — Лина права, — вздохнул Андрей, — мы опять стоим на месте, — на почту пришло письмо, сопровождающееся негромким писком уведомления. Андрей открыл файл, где были две ссылки — первая на видео, а вторая на какой-то вордовский документ. Он перешёл по первой ссылке, где было видео, снятое Стасом: — Привет, я нашёл ещё кое-какую информацию, — с экрана добродушно улыбался парень. — В общем, я залез в центральный архив и выяснил, что Ольга до свадьбы с Борисом была замужем за неким Дмитрием П.Н. К сожалению, более подробных данных про этого мужчину нет, зато известно, что в 1985 году у них родился ребенок, который по всей видимости после развода стал жить вместе с матерью и отчимом, — видео закончилось, поэтому Андрей поспешил перейти по второй ссылке, где по логике вещей должна быть статья, из которой он всё это и узнал. Заставка Ворда, и перед ними открывается текст меньше чем на половину страницы. — «…в июле 1982 года состоялась свадьба Шульгиной и некого Дмитрия П.Н. Спустя три года у семейной пары появился их первый и единственный ребенок. Девочка родилась на седьмом месяце беременности, из-за чего была очень болезненной в период младенчества. Прошло несколько лет, и семья распалась — Ольга бросила Дмитрия…», — последнее Максим прочитал со вздохом. — И что нам это даёт? Даже если мы захотим восстановить личность этого Дмитрия, то понадобится столько времени. Допустим, с отчеством ещё более ли менее мы справимся, то фамилий на одну букву «Н» столько, что все не перебрать. — Сто процентов этот ребенок работает на Князя, — сказала Юля, подходя к столу и начиная вчитываться в текст. Лина сидела на прежнем месте, молясь, чтобы никто не додумался сопоставить Дмитрия П.Н. с Назаровой Верой Дмитриевной, ведь тогда ей точно придет конец и тут не помогут эти отговорки, что это не часть ее задания и она тут не при чем. Все столпились возле этого маленького ноутбука, поэтому Лина со своего места могла спокойно за ними наблюдать. — 85 год это получается, что этой девушке, — Рома замолчал, зажмуривая глаза и пытаясь посчитать этот наисложнейший пример. Лина закатила глаза, смотря на него. — 26, — кинула она, надеясь, что они не знают о возрасте Веры. И, правда, ребятам это ничего не дало — сопоставить имя мужчины и первую букву фамилии у них не получилось — Алина всё-таки нашла способ откинуть подозрения от Веры, говоря, что они не знаем о семейном положении каждой учительницы и, возможно, фамилия с которой она работает здесь — не ее девичья. И, на её большое удивление, поверили все, даже Вика, которая ей казалась самой неприступной, но переубедить её, значит — переубедить и остальных.***
— Маш, мы можем поговорить? — в одном из коридоров школы, где во время последнего, седьмого, урока никого не было, Володя поймал протирающую пыль Машу. Девушка, стоя к нему спиной, вздрогнула от неожиданности. Как бы она не хотела, но повернуться и поговорить ей придется, ведь бежать некуда. — Чего тебе? — тяжело выдохнула она, молясь, чтобы кто-нибудь из учеников или учителей появился на горизонте. — Машуль, я понимаю, что тебе не понравилось то, что ты услышала, но я могу всё объяснить, — он взял её руку, чуть сжимая. Сердце билось так, будто его жизни угрожает опасность. Хотя, она действительно угрожает — без неё он погибнет. Володя не представляет себе и дня без этих глаз, которые являются источником его счастья. Странное чувство — понимать, что весь твой мир заключается в одном человеке. Но Володю греет это чувство. — Что? Придумал, как всё объяснить? — нервная пауза. — Странно… Обычно, чтобы ты придумал отговорку, тебе нужно несколько дней, а тут и за пару тройку часов справился! — она выдернула руку, подходя к своей тележке. Сейчас она стоит на распутье дорог: одной правит женское любопытство — почему соврал? зачем придумал другое имя? а другой — обида. — Маш! Ты же прекрасно понимаешь, что в этой школе опасно! Тут слишком много плохих! — он сократил расстояние между ними, говоря слишком громко для такой тишины. — И ты один из них! — прошипела Маша в ответ, снова уходя от него. Похоже, то желание наконец-то помириться было простой нехваткой внимания, которую она легко могла пережить. Она не готова его прощать, особенно после услышанного утром. — Да нет же! — Маша стояла спиной к нему, не решаясь повернуться. Только уходить не хотелось, хоть и лестница в метре от неё. Почему-то хочется выслушать его. — В этом мире есть многое чего нам, людям, знать не стоит, — она повернулась к нему, раздражённо смотря в его глаза. Ей хочется знать всё и сейчас, только так не бывает, и она это понимает. — Маш, я не один из них, — Володя подошёл к ней, и его голос вновь стал нежным. — Да, меня и вправду зовут Илья, но никому из людей этой школы нельзя об этом знать. — А тот человек, — почему-то слова давались с большим трудом. Она ведь хотела этой правды. Хотела ведь? — Та девушка, почему она знает? Кто она? — не ответит — она знает. Володя молчал. Как рассказать про тех, кто должен остаться тайной? — Понятно! Значит, не успел придумать, но ничего страшного, — она положила руку на его плечо. — У тебя ещё неделя до конца четверти. Может, чего придумаешь.***
— Завтра вторник, — констатировал Артем, сидя за столом во время ужина. Он, как и все остальные за столом, жаждил этой встречи с Вульфом, — нам нужна эта встреча с Колчиным, он многое знает. — Рядом с ним всегда море охраны, нас могут заметить, — Сергей говорил ровно, от чего складывалось впечатление, что ему глубоко все равно до этой миссии, как и до его работы в целом. Спокойный, даже скрытный, характер не позволял ему проявлять малейшие эмоции, показывая безучастным. Наверное, тяжёлое детство, которое он провел в бегах, спасая свою жизнь после сделанного Иваном, сильно сказалось на характере маленького мальчика. Всю жизнь он не понимал предательства матери, которая бросила Серёжу и Захара, когда отцу пришлось бежать из страны, беря вместе собой семью. Тогда ещё совсем молодая Людмила посчитала, что не готова прощаться с родным домом. Это был трудный выбор, который смог показать приоритеты девушки. Ни Сережа, ни Захар никогда не осуждали женщину, ведь не будь они сыновьями Князя — никогда бы не смогли согласиться на такую жизнь. Прошло десять долгих лет, и они смогли вернуться в Россию, где их ждала ещё более опасная жизнь — месть. Долгая разлука с домом показалась ужасной только после того, как они вернулись. Но несмотря на все трудности, Сережа был благодарен этому повороту событий, ведь там, в Австрии, зародилась их новая семья — теперь у него есть новая мама, которая обнимет, когда плохо; пожалеет, когда больно; поможет, когда непонятно. А ещё появилась маленькая сестрёнка, встречи с которой оба мальчика ждали все эти десять лет. Вера действительно стала для них родной. Парадокс: они уезжали даже не подозревая, что маленькая девочка, когда-нибудь сможет стать для них семьёй, зато сейчас они были уверены — в них течет одна кровь, хоть это и не так. Он полюбил эту семью и собственноручно собирался пойти набить лицо Вадиму, когда тот посмел испортить жизнь Вере. Правда, его никто не пустил — Назаров слепо верил в смерть супруги, не замечая постоянных телефонных разговоров дочери, огромных счетов, которые появлялись из-за звонков в другую страну. — А могут и нет, — возразил Захар. В отличие от старшего брата он не был столь тих и скрыт. Может потому, что его воспитанию уделялось куда больше внимания, ведь у него был старший брат, который в это страшное для их семьи время смог заменить всех? Сережа всегда был примером для Захара, который не просто пытался равняться на него, а во многом даже копировал. Конечно, это очень раздражало Серёжу, но тот воспринимал это как должное и старался объяснить, что он не сможет быть как он, потому что он — это он и никто другой. Только тогда Захар этого не понимал, заворожёнными глазами смотря на брата, когда тот делал по пятьдесят отжиманий, и обещал себе, что сможет также. Мальчики выросли, и подражание брату ушло куда-то в прошлое, забываясь. Захар возмужал и похорошел. У него появились поклонницы, на которых ему было все равно, ведь он был очарован одной, совсем непохожей на остальных. Аня смогла стать для него миром и подарить дочь. А его брат смог разглядеть в нем настоящего мужчину, которого так надеялся воспитать в себе с самого детства. Захар обошел его во многом, чем он сильно гордился, хоть и по-доброму завидовал. Сережа тоже, конечно, смог создать семью: женился на прекрасной девушке, которую звали Настей, а после у пары родился сын, которого назвали Семёном. Но к сожалению, не всегда семейным парам удается встретить старость вместе — они не ругались, не изменяли, а просто поняли, что остыли и пришла пора начать новую, свободную, жизнь. Уже повзрослевший сын спокойно отнёсся к такому решению родителей. — Нам стоит обдумать план, а не импровизировать на месте, — вступил в разговор Князь. — В парке будут охранники, в этом я уверен, но мы можем взять количеством… — Но ведь в этом парке могут оказаться дети! — Аня редко позволяла себе перебивать кого-либо, но сейчас она была уверена — не скажет она, не вспомнит никто. — Вы хотите устроить стрельбу прямо на глазах у малышей? А если вы кого-нибудь заденете? Или хуже — лишите жизни! — Анют, никто никого не ранит и тем более не убьёт, — Захар положил свою руку поверх её, мирно лежащей на столе, и ласково погладил. — Аня права, — обратился ко всем Князь, — дети не заслуживают поплатиться жизнью за злодеяния этих нацистов. Нам нужно всё организовать так, чтобы ни один человек не пострадал — всё равно никто из нас не захочет пачкать руки в крови этого мерзавца.***
— Я случайно попала на страницу Харитонова, — будто невзначай, бросила Вера, открывая на своем ноутбуке нужную страничку ВКонтакте, а затем и фотографию. — На одном из снимков, сделанного за пару десятков минут до праздничного ужина, я заметила Крылова, — Вера повернула ноутбук к своим напарникам, которые с интересом начали разглядывать изображение: холл «Логоса», где по резной деревянной лестнице спускается отряд сыщиков во главе с Машей. Все красиво наряжены: девочки одеты в вечерние платья, волосы уложены в элегантные прически, будто вот-вот на бал, на лицах — праздничный макияж, непривычно заметный для такого учебного заведения; парни в строгих костюмах, точно прямо сейчас будут участвовать в дебатах, от которых будет зависеть многое. В нижнем углу можно было заметить старика в сером пиджаке. Его белые волосы находятся в лёгком беспорядке. Он целенаправленно движется куда-то вперёд, неся перед собой коробку из красного дерева. Даже по фотографии легко было заметить с какой тревогой он вцепился в неё, будто от одной коробки средних размеров зависит вся его жизнь. — И что тут того? Вот Крылов, а что с ним не так-то? — спросила Лина, отходя от стола, где все стояли большой кучкой. Она упала на кровать Веры, рассматривая белый потолок: «Прям как в больнице» — усмехнулась своему сравнению, которое пришло в голову спонтанно. — Алин, я понимаю — трудный день, конец четверти, куча контрольных, Рома, — выделил Илья последнее слово, будто говоря, что всем уже давно известно о них, как о паре. Лина привстала, упираясь согнутыми в локтях руками о мягкий матрас. Алина только недовольно закатила глаза, решив, что будет лучше, если она промолчит, — но, пожалуйста, будь повнимательнее. — Что это за коробка? — задала риторический вопрос Нелли, не ожидая ответа. — Шахматы, — спокойно ответила Аня, садясь рядом с Алиной на кровать. На девушку тут же обернулись пять вопросительных взглядов, — у меня часто уроки проходят в библиотеке, а там, как известно, много настольных игр. Митя с Надей постоянно просят у меня взять шахматы, — пожала плечами, говоря тем самым, что нет ничего удивительного в её ответе. — А. О. — произнес Паша, от чего все сразу перевели свои взгляды на него. На экране монитора вместо прошлой фотографии был красно-бордовый экран с желто-бежевыми буквами: две заглавные гласные красовались в уголке. — Нужно отправить эту фотографию Князю, пусть поручит Артёму покопаться в интернете, — зевая, протянул Илья и переслал по почте эту фотографию Борису, — Думаю, пора всем расходиться, — вставая со стула сказал он. — Завтра сходим в библиотеку и посмотрим живьём на эти шахматы.***
Игорь тихо зашёл к себе в комнату, кивком здороваясь с друзьями, которые о чём-то переговаривались. Он подошёл к окну, вглядываясь вдаль. Ему не особо хотелось вникать в разговор Вани и Кирилла. Игорь просто стоял, размышляя о услышанном тогда у порога кабинета Нелли. Почему он не решался признаться Ване, что слышал о каком-то Васе, которого, похоже, Нелли очень любит, он не знал. Это не давало покоя, но и уверенности в её предательстве тоже не прибавило. От чего-то ему показалось, что слышал он далеко не всё и выводы о Вере он сделал слишком рано, не узнав об этом Васе фактически ничего. «Может, он вообще её брат! — мучали мысли. Игорь до последнего надеялся на верность Нелли, — Но тогда зачем ей бояться рассказать про него Ване? Может бандит какой?», — хоть ему и трудно верилось этим мыслям, он принял решение, что судить о поведении Нелли стоит Ване и никому больше, всё-таки это касается только их двоих. — Вань, — Игорь не видел своего лица, которое от этих раздумий стало мрачнее тучи. Мужчины, до этого разговаривающие о чём-то своем, перевели на него свое внимание, — возможно, это покажется бредом, или ты подумаешь, что у меня опять появилось недоверие к Нелли, но ты должен об этом знать, — Ваня нахмурился, из-за чего появились длинные морщины на лбу. Игорь за день успел достаточно раз прокрутить в голове этот разговор, и постоянно он приходил к одному исходу — Ваня останется на стороне Нелли. А после это всё приведёт к разладу между ними, и они больше не будут ни общаться, ни расследовать дело о их с Кириллом сестрах, — мне кажется, что у Нелли есть ещё кто-то. — Чего? — эту бурю эмоций, которую Ваня излил в одном слове, нужно было видеть. Он и понимал, что Игорь никогда не сможет опуститься до такой степени, чтобы нагонять на человека, который пусть ему и не приятен, клевету; и не хотел верить его словам, ведь это его Нелли, та девушка, которая так открыто признается ему во всем, даже в том, что он ничего о её жизни не должен знать… «Если вправду это и было то, из-за чего я мог ее бросить, когда она бы мне призналась?» — мысли, будто на зло, начинали перебирать не самые приятные предложения. Верить в что-то хорошее уже не хотелось. — Я слышал их с Верой разговор, — Кирилл оживился, внимательнее начиная слушать друга, — они говорили о каком-то Васе, о котором тебе не стоит знать. — Что за Вася? Что они про него говорили? — буря далеко не самых приятных эмоций начала окутывать его — как она могла так поступить? Зачем врала? Встречалась с двоими? — Я слышал пару реплик, — почему-то сейчас приходит осознание, что он глубоко ошибается насчёт Нелли, ещё и друга толкает на эти же мысли, которыми он забивал голову целый день. Но ведь и его тоже можно понять — он просто очень переживает за Ваню, не хочет, чтобы та, которую он так сильно любит, всадила ему нож в спину. — Вера спросила, как у вас дела, а Нелли сказала, что всё как обычно. Потом Нелли ответила что-то про Васю… — Что именно она ответила? — было видно — Ваня на гране. — «Ты же знаешь, я не могу рассказать ему про Васю», — слово в слово процитировал Игорь Нелли. У Вани сжалось сердце, хоть и лицо старалось не показать той боли, царящей внутри. — Вера сказала, что не понимает, почему Нелли так уверена, что, узнав про Васю, ты её сразу бросишь. Дальше я ушел — не хотел это слушать. — Получается, у неё есть какой-то Вася, с которым она давно вместе, а я так, — голос дрогнул, и Ваня замолчал, — временная замена, — он не выдержал, и по его щеке скатилась слеза, зовя за собой всё новые и новые слезинки. Он быстро вышел из комнаты, направляясь к себе. — Я уже не уверен, что я всё правильно понял, — Игорь сел за стол, опуская голову на руки. Он испытывал вину перед Ваней. А вдруг она имела ввиду кого-то другого, не возлюбленного, а он вбил ему в голову, что она изменяет. — Перестань, — Кирилл подошёл к нему, кладя руку на плечо, — зато это будет прекрасный шанс поговорить, может чего выяснит… Кириллу не дал договорить стук в дверь. Он моментально замолчал, направляясь к двери, чтобы впустить в комнату незваного гостя, которым оказалась Тамара. Обменявшись кивками, Кирилл поспешил удалиться. — Нужно внести данные о твоём сочувствии за день, — улыбаясь, напомнила она. Игорь устало улыбнулся — хотелось выть от несчастья и в тоже время радоваться её приходу. — Как ты себя чувствовал? Были ли отклонения от нормы? — она села напротив, снова заглядывая своими большими глазами прямо в душу, от чего по спине у Игоря пошли мурашки. — Всё как и всегда, — выдохнул он, всё ещё улыбаясь. Все проблемы куда-то улетучились, оставляя место только для неё. Он внимательно следил, как Тамара что-то записывала, не отрываясь. В этот миг она была чересчур серьезной, что, казалось, совсем не свойственно для неё. Сделать раньше, чем подумать? Совсем не свойственно для Игоря, но почему-то именно сейчас он, отбросив все мысли, накрыл её руку своей. Тамара, не ожидая этого действия, положила ручку на стол и перевела на него удивленный взгляд. Игорь потянул её за руку, приподнимаясь со стула. Несколько секунд он смотрел в её глаза, где читалось напряжение и лёгкое недопонимание, а после решился и сократил расстояние между их губами, затягивая в поцелуй.