Думай о море

― Представляешь, стадион все-таки снесли. Первое, что говорит Артем, открыв дверь. Лебедев проходит в квартиру неторопливо, зыркает выразительно, но молчит. Он, конечно, за всеми новостями следит даже на выездах. Но как не поддразнить? Только брови приподнимает в ответ: ― Это именно то, что ты хотел мне сказать? ― Ага. Чуть не смеется. Внутри легко-легко, будто и не было двух недель разлуки, каждодневных созвонов и разъедающей изнутри тоски. Сумка с вещами падает на пол с тихим шорохом. Валя головой качает. Шаг навстречу делает. Горячая, чуть шершавая ладонь ложится на шею, ближе притягивает. Холодные губы накрывают его собственные, сминают обманчиво мягко. А потом, потом горячий язык ласкающе скользит внутрь приоткрывшихся губ, и Артем мигом забывает, как дышать. Жарко, влажно, охуенно. Как же он по этому… ― Ну, еще, что скучал пиздец как, ― между быстрыми смазанными поцелуями. Широкие ладони Вали под домашнюю футболку забираются, оглаживают жадно, нетерпеливо. Вызывая бег мурашек по коже. ― Что я тебе про мат говорил? ― охуенно горячо, охуенно опасно. До слабой предвкушающей дрожи в коленях. До насмешливого взгляда в темные, искрящиеся глаза. ― Что-то точно говорил, но вот что… ― нарывается, а как можно не, когда он рядом такой невыносимый? Глазами этими своими прожигает так, что Артем забывается мгновенно. Только и способный шумно дышать, опаляя горячим дыханием его губы. Шлепок по заднице сильный, ощутимый, заставляет прижаться ближе. Артем крепче за чужие плечи цепляется, выдыхает громко сквозь зубы. ― Выпорю. Стон сам срывается с губ, стоит только Лебедеву легко толкнуть его к стене, вжимая всем телом. Артем успевает лишь ладонь между их телами протиснуть, коснуться его сквозь ткань джинсов. Так не терпится скорее прочувствовать ― ладонью, губами, всем собой. Ощутить привычный вес, нетерпеливое скольжение… Горячий рот вновь требовательно накрывает губы, лишая последних связных мыслей. Позволяя только чувствовать. Кажется, на одних чувствах Артем, много позже, собирает ужин. Тело ленивое, заласканное на каждое движение отзывается приятной тянущей болью. Больше всего на свете хочется завалиться в постель и просто целоваться. Изредка прерываясь на разговоры. Но сначала неплохо бы пожрать ― зря он, что ли, рецепт фирменного мяса у Любови Васильевны выпросил? Валя из душа выходит, на ходу вытирая волосы полотенцем, за пояс привычно приобнимает, через плечо заглядывает. ― Это что? Юлькина тарелка с оранжево-красным лучистым солнышком и чуть кривой, но искренней надписью «Звезда по имени Солнце» по краю тут же привлекает внимание. Артем для нее даже подставку купил ― потом можно и на стену повесить, а пока так. Чтобы всякие приезжие любовались за завтраком. ― Это у вас, ВалентинЮрич, надо спросить. Не я ей Цоя вместо колыбельных пел. Молчит. Выдыхает. И вдруг мягко, нежно в шею целует. Губами вверх скользит неспешно, задумчиво даже. И лучше отложить нож ― не то Артем уронит его себе на ногу. Недорезанный салат глядит на него осуждающими зелеными кругляшами огурца. Но как же… ― Валь… ― Тем. Тихо так, ласково. И ничего больше не надо, чтобы сердце привычно заполошно зашлось в груди. Еще один короткий поцелуй в шею, и Валя отстраняется, в ящик за столовыми приборами забирается. Абсолютно, бл… ин, невозмутимый. Вот так всегда ― раздразнит, а потом… Артем рассеянно звук на телеке прибавляет. Может, хоть новости отвлекут от полупорнушных образов, раз уж Лебедев никак не помогает. ―…«Совсем скоро откроется первая выставка Артема Ткачева ― не только хоккеиста, но и фотографа. «Это наш район» ― выразительный и небанальный взгляд на…» Это ж надо было. Вот тебе и сюрприз, блин. А так старался ведь ― нигде, никому ― теперь не отвертится. Валя поворачивается, смотрит пристально: ― И когда ты собирался сказать? ― На открытии. Типа удивить хотел. ― Артем, ― шаг ближе делает, ладонью щеки касается, заставляя зажмуриться. ― Когда ты уже поймешь, что удивлять меня не надо? ― А что надо? ― Быть рядом. Поцелуй короткий ― всего лишь нежное касание губ, но такой… Глаза у Вали темные, теплые. Смотрит не моргая, наблюдает, как Артем стремительно краснеет, как всегда, когда… ― Ну, раз рядом, то считай, я с тебя, пока Юлька с Любовью Васильевной не вернутся, не слезу, ― отчаянно пошлит, пытаясь скрыть… Но Валя-то знает. Понимает. Улыбается едва заметно ― как умеет только он один. И столько в этой улыбке обещания, что Артему не остается ничего кроме как широко улыбнуться в ответ. Запоминая еще одну его тихую, любящую улыбку навсегда.