Захудалое королевство

Из письма Вазиза бну Сулема, Уважаемого брата общины дервишей-шатунов, отправленного с исследовательской миссией в Западные Земли, Старшему брату Али бну Аль-Хасану, смотрителю Целебных Грядок. «Дорогой и любезный мой брат! Как обычно, находясь в пределах туземных городов, спешу воспользоваться теми крохами цивилизации, коими располагают западные варвары. К вящему моему удивлению, столица королевства, где твой покорный слуга пребывает ныне, при всей простоте и безыскусности быта, обеспечивает связь достаточно надежную со странами как соседствующими, так и отдаленными, и это дает мне упование в том, что послание мое достигнет тебя до начала сезона горячих ветров, то есть в то благословенное время года, когда на грядках твоего огорода все, что угодно, тянется ввысь и стремится к солнцу, или, как незамысловато выражаются здешние обитатели, «палку ткнешь — и та прорастет». Но начну по порядку. Королевство, где пребываю я ныне, именуется Захудаловым, что в приблизительном переводе означает «пришедший в упадок, обедневший, потерявший общественное значение». Трудно спорить с тем, кто скажет, что по пышности убранства городов, включая королевскую столицу, держава сия весьма уступает ближнему соседу своему, Великому Герцогству Блястящеву, куда, как тебе известно, и лежал изначально мой путь — дабы собственными глазами узреть великое искусство придворных садоводов герцога, соорудивших на диво всем западным землям шатер из прозрачного стекла, где сладчайшие фрукты и ягоды, включая диковинные сосновые яблоки, произрастают круглогодично, невзирая на холод, стоящий тут и зимой, и даже летом (по крайней мере, тот краткий промежуток времени года, когда деревья покрыты зеленой листвой и путешественник может выйти из дому, не рискуя отморозить себе живот, вдыхая замерзший ледяной воздух, именуется здесь именно так). Шатер, как и полагается верному своей задаче брату-шатуну, я узрел. И много дивного узрел я помимо шатра. Повелитель Блястящева, Великий Герцог, муж большого достоинства (особенно в области живота) много внимания уделяет украшению своей державы. Денег, я полагаю, тратится на это также немало. В первый же день моего пребывания в Блястящеве был удостоен я подробнейшего рассказа об устройстве стеклянного шатра (они, о брат мой, называют его «теплицей», полагая наивно, что там — тепло), о секретах подведения воды к растениям, о создании воздушных потоков, именуемых вентиляцией — все это интересно весьма и тщательнейшим образом записано мною в дневник странствия. Далее, видя мое искреннее любопытство и заинтересованность, меня водили по разнообразным достопримечательным местам, показывая то одно, то другое. То изваяние какого-то предыдущего герцога, то картину, выложенную обломками разноцветного стекла, то золоченые крыши столичных домов, то зеркальные фонтаны загородной усадьбы. И все это блестело и переливалось, так что уже к концу второго дня своего там пребывания я страдал неимоверно от сильной головной боли и почти непреодолимой тошноты. Так что, по здравом размышлении, неброское и скромное убранство королевства Захудалого не только недостатком не является, но и к первейшим его достоинствам должно быть отнесено, ибо есть там и за что глазу зацепиться, и на чем ему отдохнуть. Но ты спросишь меня, о мой любезный брат, зачем отправился я в Захудалово? Причиной тому были слухи, во множестве гуляющие по Блястящеву, о якобы проживающем у короля Захудалова синем драконе. Причем, как говорили, дракон живет там по своей доброй воле, никакого ущерба не причиняя ни королю, ни его подданным, питается с королевского стола и даже вроде бы считается другом самого монарха. Другом! Слухи до того неправдоподобные, что заставили меня тут же собраться и идти в Захудалово, тем более, что до него не более двух часов ходу быстрым шагом, а от Блястящева меня и наутро все еще подташнивало. Опускаю подробное описание Захудаловской столицы дабы сберечь место для рассказа о событиях куда более занимательных. Королевский дворец, который тут именуют замком, стоит на окраине столицы и окружен оградой, за которой располагается изрядной величины парк или, скорее, сад, ибо деревья растут там без особого порядка, высаженные не по линейке, но притом каждое деревце ухожено и довольно. Не будучи званым гостем, я тем не менее осмелился постучать у главных ворот, дабы получить аудиенцию у короля Станислава и просить его дозволения посмотреть на синего дракона. Но, к сожалению моему, на воротах обнаружил я табличку с кривоватой надписью: «Закрыто на медовый месяц». Удивленный сверх меры, я был вынужден обратиться к первому встречному прохожему захудаловцу — что значит сие? Оказалось, что король Станислав не более недели назад женился. По обычаям здешних мест новобрачные сразу же после церемонии отправляются в путешествие, называемое, что логично, свадебным, где и наслаждаются прелестями брака сутки напролет, питаясь в основном молоком и медом — поэтому и месяц после свадьбы называется у них медовым. Король же захудаловский пошел дальше прочих: на время своего медового месяца он распустил всех придворных, выплатив им при этом двойное жалование, а сам отбыл в неизвестном направлении вместе с молодой женой — на драконе. Поэтому замок стоит пустой, но если мне непременно хочется его осмотреть, хотя бы снаружи, то можно зайти и прогуляться по саду, там в ограде есть калитка. И добрый горожанин, не церемонясь, взял меня за руку и отвел прямо к калитке, каковая оказалась закрытой, но он, ничуть не смутившись, просунул руку меж кованых прутьев забора и, немного повозившись, отодвинул щеколду, на которую калитка была заперта. «Проходите-проходите», — сказал горожанин, будто к себе домой приглашая. — «А уходить будете, щеколду задвиньте. Чтобы свиньи в сад не набежали». И с этими словами он пошел дальше по своим делам, а я отправился осматривать сад и замок, сожалея однако о том, что дракона мне увидеть не придется. Двор перед замком был пуст. Сразу скажу, что замок не произвел на меня сильного впечатления: видно было, что строился он не по плану, а как в голову взбредет очередному правителю, хотя в целом здание добротное и даже не лишенное некоторой гармонии. Внимание мое сразу же привлекла одна башня, выделяющаяся свежей кладкой серых камней: окно в ней представляло собою картину, выложенную из кусочков цветного стекла с превеликим искусством. Но разглядеть картину так, как она того заслуживала, я не успел. Виною тому гостеприимство герцога Блястящего: два дня напролет меня, в перерывах между посещением достопримечательных мест, потчевали всевозможными яствами с герцогского стола, и я, ничтожный шатун, не смел отказаться. И вот теперь пришла расплата: живот скрутило так, что я, не раздумывая, пустился бежать по лужайке в дальнюю часть сада, где деревья и кустарники могли бы даровать мне столь необходимое в этот момент укрытие. Через некоторое время, когда, справившись с напастью, я, утирая взмокшее лицо размотавшимся в спешке тюрбаном, выбирался из кустов, случилось то, ради чего я и пишу к тебе, о дражайший брат мой, это письмо. Ибо среди зарослей кустов смородины и кружовника обнаружил я то, чего не видел никогда прежде. В траве виднелись явные следы когда-то существовавших там грядок, ныне полуразрытых и забросанных сорванной травою (если я правильно помню твои уроки об устройстве огородов, то это, скорее всего, была компостная куча, а значит и я, со своей неожиданной потребностью, не оскорбил гармонии королевского сада). Так вот, посреди одной из этих грядок увидел я необыкновенное растение! Довольно толстые зеленые побеги его, причудливо извивающиеся, были жестко-шершавы и волосисты, они стелились по земле и цеплялись за любую попавшуюся опору при помощи ветвистых усиков и покрыты были крупными лопастными листьями. Все это, а также сидящие пучками крупные чашечки колокольчатых цветков, говорило за то, что растение это относится к широко растространенному роду кукубритов, сиречь тыкв. Но обычною тыквою я не стал бы занимать твое драгоценное внимание! Эта же тыква была необычной. Колокольчатые цветки, а также многочисленные мелкие плоды, усеявшие ворсистые граненые стебли, были небывалого черного цвета! А когда я, преисполнясь научного любопытства, потянулся и сорвал один из этих черных плодов, он, этот плод, — верь мне, о мой многомудрый брат! — укусил меня за палец до крови. Испуганный, отбросил я проклятую тыкву в траву, как вдруг остальные плоды на побегах ощерились злобными улыбками, а потом — заговорили хором, как один человек. — Сунешь палец — откусим руку! — сказало адское растение, захихикав гнусно. — Дайте только срок, я всем вам покажу! Дальше слушать я не стал, подхватил полы халата и припустился бегом обратно к замку — до того, к стыду своему, испугался! Когда же, достигнув замка, я остановил свой стремительный (и постыдный) бег, оказалось, что во дворе я не один. Какой-то человек, не достигший еще возраста мудрости и полный сил, одетый в простую и удобную одежду, рубил дрова на траве двора. При виде его я сразу успокоился, хотя и удивился: мне думалось почему-то, что в замке никого нет. Человек же при виде меня тоже удивился немного, но тут же, поняв, что я чем-то напуган, спросил учтиво и любезно, что случилось. Выслушав же мою сбивчивую повесть, он не засмеялся, не отмахнулся, но нахмурился и помрачнел. — Идем, — сказал он, подкинув в руке топор. И мы пошли. Более всего, брат, я боялся, что все это мне померещилось и я сейчас окажусь перед этим достойным человеком лгуном и полным дураком, бросив невольно тень на весь наш орден. Однако опасения мои были напрасны. Мы дошли до компостных грядок, и человек этот, назвавшийся Стасом, убедился вместе со мной в правдивости моего рассказа. Не знаю, кем он служит при захудаловском дворе, но с топором он обращается так, что залюбуешься. Не прошло и пяти минут, как все тыквы, пищавшие мерзкими голосами что-то малопонятное, но явно угрожающее, и длинный зеленый стебель были посечены на куски. — Вечером запалим костер и сожжем всю эту дрянь дотла! — сказал господин Стас. — А сейчас прошу вас отобедать с нами. Жена будет вам рада! Мы тут одни, все разъехались. Да, дракон тоже улетел. Нет, не один, с ним целых три сопровождающих. Ну что вы, он обязательно вернется. Идемте обедать! Но я, несколько опасаясь за свой непредсказуемый желудок, вынужден был отказаться. А еще, видя столь доброе к себе отношение, я тем не менее не сказал ему о той тыкве, что валялась, отброшенная, в траве. Я подобрал ее украдкой: пока господин Стас выкорчевывал растение, она успела подсохнуть и уже не производила столь жуткого впечатления. А потому я, улучив минутку, разбил ее оземь и выбрал с дюжину самых крупных семян. Кои и посылаю тебе с этим письмом. Сколь бы сильно я ни испугался, кощунством было бы не изучить досконально такую редкость, как говорящее растение. Посади же эти семена среди своих целительных грядок, но умоляю: будь осторожен с ними! Ибо по собственному опыту знаю, что плоды, из них произрастающие — кусаются!»