Долги и подарки

Хуа Чэн наблюдал. По коридорам Дома Блаженства тихо прокрадывалась демоница, мягко и быстро ступая по полированным каменным плитам. Простое черное платье, надетое на ней, никак не вязалось с прекрасной фигурой, зато подчеркивало лицо: черты можно было бы назвать красивыми, но они получились немного мелкими, чуть более острыми, чем того требовали правила гармонии. Демоница явно торопилась — но не выбраться наружу, а попасть внутрь. Конечно, Хуа Чэн не станет ей препятствовать, лучше понаблюдает еще немного. Он вытянул ноги, почти лежа в кресле, и прикрыл глаза, наблюдая за демоницей при помощи одной из бабочек, которая порхала за ее спиной и успешно пряталась, когда та оборачивалась. Женщине повезло: кроме бабочки ее не заметил никто из слуг. Кажется, демоница отлично знала, куда идти: она двигалась быстро и уверенно, не оглядываясь на развилки коридора и сразу, без раздумий выбирая нужный путь. Наконец она пришла туда, куда хотела, с размаху открыв дверь в одну из простых кладовок и тут же захлопнув ее за собой. Хуа Чэн усмехнулся — как скучно! — и поднялся на ноги. Пора было навестить нежданную гостью и поинтересоваться ее планами. Тем более и бабочка, которая следила за ней, не успела порхнуть за дверь и осталась снаружи. Он шел, не торопясь, давая женщине больше времени для того, чтобы та успела сделать то, что задумала. Он даже немного постоял за дверью, не заходя в кладовку. Еще немного… Когда он зашел, то увидел, что демоница стоит напротив огромного, в полный рост зеркала в тяжелой серебряной раме и критически оглядывает себя. Слева от нее на инкрустированном перламутром столике был разложен рядами целый арсенал красок, притирок, тонких кистей и мягких пуховок для пудры. И блеклое раньше лицо стало заметно ярче. Демоница обернулась и недовольно поджала губы, когда увидела его. И снова уставилась в зеркало. Хуа Чэн подошел к ней сзади — она даже не потрудилась отвернуться от своего отражения — и обнял за талию, прижимая спину демоницы к груди. Вторая рука скользнула по талии, забралась под верхний халат и сжала полную грудь. — Укушу, — услышал он тихое предупреждение. Голос показался Хуа Чэну до смешного высоким. Обычный женский голос, конечно, но слышать все равно было весело. — Что за вид? — спросил Хуа Чэн насмешливо. — Ты еще не был девицей? А если и решил обрядиться, то почему так скучно? — Забыла спросить тебя, — отозвалась демоница, но вырываться не спешила, пока Хуа Чэн ощупывал ее грудь. — Но тебе вроде бы нравится. — Интересные ощущения, — согласился он и сжал между пальцами сосок. — Тебе идет. Так ты становишься хоть немного мягче. — Зачем тебе моя мягкость? — Трахаться с деревом — небольшое удовольствие. — Тебе нравилось, — хмыкнула демоница. — Как насчет разнообразить мой досуг? — усмехнулся Хуа Чэн и поцеловал в шею, когда демоница наклонила голову набок, оценивающе глядя в зеркало то ли на себя, то ли на них обоих. — Обойдешься. Это не для тебя. — И для кого же? Дай полюбуюсь. Хуа Чэн повел рукой вниз, развязывая слабо затянутый пояс, и распахнул полы одежд. Демоница была обнаженной снизу, и Хуа Чэн, не ожидавший этого, на мгновение остановился, а затем тихо усмехнулся. Посмотрел в зеркало, где они отражались вдвоем. Фигуристая женщина, сверкающая белоснежным телом, обрамленным черными одеждами, — и его юное гладкое лицо. Красные рукава и широкие серебряные наручи касались нежной нефритовой кожи, посылая прохладу и ощущение силы по всему телу. Он видел в зеркале, как его собственная рука двинулась вниз: по плоскому животу с выпирающими ребрами, по лобку к внутренней стороне бедра. — Не для тебя, — повторила демоница равнодушно-усталым голосом. В зеркале ее отражение пошло мелкой рябью, как вода, если бросить в нее камень. Черты лица и тело начали меняться, а когда все успокоилось, в объятиях Хуа Чэна стоял уже мужчина. — Ну вот, — Хуа Чэн сделал вид, что разочарован. Конечно, никто из них этому не поверил. Хэ Сюань просто не хотел, чтобы кто-то трогал это тело, даже Хуа Чэн. По крайней мере, пока он сам не обживется в нем достаточно. Тело было непривычным, он никогда раньше не наряжался девушкой и от этого чувствовал себя не то чтобы неловко, но немного скованно. Он надеялся, что по нему этого не заметно. В конце концов, он не зря столько времени входил в образ Хуа Чэн продолжал обнимать его сзади, но теперь не делал ничего больше. Просто смотрел на отражение, прямо в глаза. И ждал. Лучше было бы трахаться, чем что-то объяснять. — И чего ты ждешь? — А куда делась прекрасная демоница? — спросил Хуа Чэн и прикусил мочку уха. — Или я перепутал, и у Повелителя Земли появился новый облик? Хэ Сюань вздохнул. И прикрыл глаза. — Я угадал, — Хуа Чэн мурлыкнул около уха, как тигр, который предвкушает сытный обед. Хэ Сюань не хотел быть его обедом, но… Было какое-то «но». — И для чего уважаемому Повелителю Земли потребовалось отрастить такую внушительную грудь? Хэ Сюань снова вздохнул. Интересно, что окажется менее унизительным: признаться самому или позволить Хуа Чэну вновь угадать? — Потому что Повелитель Ветров любит обряжаться девушкой, и сегодня он позвал меня с собой в столицу на праздник драконьих лодок в женском облике, — сообщил он скорбным тоном. Хуа Чэн хмыкнул. — Как будто ты не рад. — Просто помолчи, — отрезал Хэ Сюань. Он действительно был рад — немного — и поэтому предпочел сменить тему разговора на более спокойную. — Мы будем сегодня трахаться, или я продолжу прихорашиваться? У меня мало времени. — Ты совсем охренел, — Хуа Чэн в отражении покачал головой. — Это вообще-то привилегия. — Да, — Хэ Сюань усмехнулся. — И я говорю, времени у тебя совсем немного, не трать его на пустые разговоры. Обычно Хуа Чэн не злился на подобные высказывания: они могли его только подстегнуть. Если ему не понравится сейчас… Хэ Сюань учтет и впредь станет шутить осторожнее. Но судя по тому, как сжались крепче руки у него на поясе, Хуа Чэну понравилось. Хэ Сюань повернул голову и коснулся носом его щеки, втянул воздух и прикрыл глаза. Немного нежности, которую он мог себе позволить. Ровно столько, чтобы выпустить то, что постоянно жгло грудь, но не больше. Прокол иглой в огромной плотине заделать не так-то сложно, но если в плотине не будет хватать хотя бы камушка, напор воды, который устремится в дыру, не даст залатать ее. По крайней мере, не сразу и с большими потерями. Хуа Чэн ждал, пока он откроет глаза, и не торопил. Наверное, тоже думал о чем-то своем. Это только казалось простым. На деле каждый из них надеялся получить свою каплю удовольствия, не разрушив существовавшего между ними хрупкого равновесия. Хэ Сюаня до сих пор удивляло, что они сошлись на этом. Раньше он полагал, нет демона свободнее Собирателя цветов под кровавым дождем. Сам он постоянно чувствовал себя связанным. Он должен был оправдать ожидания сначала. Он должен был отомстить потом. Хуа Чэну он хотя бы не должен был ничего, кроме денег за еду. И еще был Ши Цинсюань. Была. Нет, лучше он будет думать о Хуа Чэне. Он открыл глаза и встретился с внимательным, заинтересованным взглядом. Судя по всему, Хуа Чэну было весело. — Задумался, — пояснил Хэ Сюань коротко. — Ну ты и урод, — произнес Хуа Чэн с долей восхищения в голосе. — Прекрати. Хэ Сюань первым поцеловал его. Болтать надоело, думать тоже. В женском облике он постоянно чувствовал себя на взводе и сейчас был только рад, что сменил его на привычный. Ему нужно было расслабиться, просто критически необходимо. Хуа Чэн целовал его сразу глубоко, как будто у него тоже не было времени. Хэ Сюань чувствовал его руки на своем животе, на груди, ногти цепляли соски и царапали ребра. Хэ Сюань запустил пальцы ему в волосы, другой рукой поймал его руку и направил к своему паху. Пока он не был возбужден достаточно, но это должно измениться, Хуа Чэн умел это делать. — Краска на твоих губах на вкус такая… — сказал тот задумчиво, когда поцелуй закончился, снова положив подбородок Хэ Сюаню на плечо и глядя в зеркало. Хэ Сюань смотрел в ответ. Хуа Чэн был красивым всегда, даже с губами и щеками в темных разводах. Он сам — не очень. — Как тухлая рыба? — подсказал он с усмешкой, чувствуя, как пальцы медленно, лениво, будто нехотя обхватывают и сжимают его член. — Как каменная пыль, — сказал Хуа Чэн и облизал в отражении губы. Пришлось закрыть глаза на мгновение от нахлынувшего возбуждения, такого острого, что Хэ Сюань застонал и требовательно толкнулся бедрами в кулак. — А тухлая рыба — это ты. Но и тухлая рыба, как видишь, иногда оживает. Мне нравится. Хуа Чэн говорил не так уж много и в основном по делу, но Хэ Сюаню все равно казалось, что тот болтает слишком много. Он развернулся для того, чтобы развязать одежду Хуа Чэна, лаская его член, сначала через слои ткани, а потом — уже без. Закинул ногу ему на бедро, обхватывая, прижимаясь, намекая. Хуа Чэн подхватил его и поднял. Хэ Сюань подтянулся, удерживаясь за плечи и чувствуя, что его куда-то несут, — недалеко, всего лишь на пару шагов, — и его спина прижалась к стене. Коротко, быстро его растянули влажными скользкими пальцами — Хэ Сюань не любил этот этап, потому что именно в эти моменты он казался себе отвратительно раскрытым, как будто мог доверять полностью, — и наконец почувствовал, как его отверстие растягивается вокруг головки члена. Это было правильно. Именно этого он и хотел, и принялся насаживаться до конца так быстро, как только мог. Хуа Чэн называл его жадным. Говорил, что он трахается так же быстро и бессмысленно, как и жрет. Хэ Сюаню было плевать, его устраивало. Он и был жадным, ему хотелось получить как можно больше и сразу, чтобы закончить как можно скорее. Он подгонял Хуа Чэна, приподнимаясь на его члене и опускаясь вниз, а тот хотел медленнее, придерживал бедра, навязывал свой ритм. Сначала Хэ Сюань поддавался, потому что сопротивляться не хотелось. Потом Хуа Чэн ускорился сам, и это было именно то, что нужно. Дойти до предела, еще чуть дальше, выше — и разбиться вдребезги. Осыпаться осколками, которые спустя пару мгновений вновь соберутся в Хозяина черных вод. Вспомнить, кто он такой, что он здесь делает. И снова принять женский облик. С Хэ Сюанем, по крайней мере, было не скучно. Тот мог сколько угодно не шевелить ни одним мускулом на тонком бледном лице или отворачиваться, или замирать, точь-в-точь как одна из его араван, пока ее не двинет течением. Хуа Чэн сам был течением, и ему нравилось наблюдать, как Хэ Сюань покачивается, подстраиваясь понемногу, нехотя и даже не осознавая этого. Дальше Хуа Чэн не думал. Стоило остановиться на том, что ему немного интересно. Отвлекало от собственных мыслей, в которых он варился днями. Хэ Сюань снова стояла перед зеркалом и рассматривала себя. — Ты мне весь макияж испортил, — сказала она, но это прозвучало равнодушно. Впрочем, ничего необычного — эмоции в голосе Хэ Сюаня вообще проявлялись нечасто. — Ты можешь сделать любое лицо, — напомнил Хуа Чэн, стоя у стены в отдалении. Все равно в зеркале видно было их обоих. Хэ Сюань посмотрела на него и дернула вверх уголок рта, что означало улыбку. — Так интереснее, — ответила она. — А еще волосы. — Не забудь про нижнюю одежду, — усмехнулся Хуа Чэн. — Хотя кто знает, может быть, Повелителю Ветров так понравится больше. — Это просто прогулка, — сказала Хэ Сюань после некоторых размышлений. – И он не такой. — А какой тогда? — Не твое дело, — Хэ Сюань снова улыбнулась, это выглядело почти ласково. Предупреждающе: не лезь дальше. Хуа Чэн пожал плечами и не стал лезть. Не настолько ему это было нужно, праздное любопытство снова могло сослужить дурную службу. Однажды он попытался залезть чуть глубже, узнать хотя бы немного из прошлого Хэ Сюаня. Но тот не захотел говорить и продемонстрировал это очень ясно. Хуа Чэн навсегда запомнил картинку, очень уж яркой она была: как челюсти тонкого, сдержанного, безэмоционального Хэ Сюаня раскрываются широко, как у акулы, разрывая бледные щеки, и как несколько рядов острых зубов впиваются ему в плечо, ломают кости и — самое неприятное — вытягивают мощным потоком его духовную силу. Хуа Чэн тогда запомнил урок и еще несколько дней восстанавливался, а Хэ Сюань ходил довольным, сверкая темными глазами. Поэтому Хуа Чэн предпочел сменить тему: — Хочешь, я помогу с прической? — спросил он. Хэ Сюань даже обернулась через плечо, посмотрела на него с интересом. «И все же лицо можно было бы немного подправить…» — Не знала, что ты умеешь. — Я все умею, — Хуа Чэн улыбнулся широко и подошел к нему — к ней — и снова обнял. Хэ Сюань сбросила его руки со своей талии. — Я же сказал, мало времени. — Сказала, — поправил Хуа Чэн. — Сказала, — повторила Хэ Сюань. — Сначала соберем твои прекрасные волосы, сделаем прическу, достойную Повелительницы Земли… — предложил Хуа Чэн, отойдя на шаг в сторону. — Потом сделаем что-нибудь с твоим лицом. Хэ Сюань посмотрела на него с недоверием, но все же села на резной стул с низкой спинкой, накрыв его пышной шелковой подушечкой с белой атласной вышивкой, которую вытащила из кучи ей подобных у стены. Было время, Хуа Чэн их коллекционировал. Созданные одной из прославленных заклинательниц прошлого, они несли в себе разные свойства. Подушечка с драконом приносила в дом золото, вышитый тигр приносил храбрость и страсть, а змея была знаком мудрости. Поэтому драгоценные расшитые подушечки хотели иметь все вокруг, но мало кто знал, что вшитые внутрь каждой четыре мышиных черепа несли скорую смерть тем, кто заполучил эти богатства. Хэ Сюань, не глядя, вытянула подушку со змеей. Хуа Чэн хмыкнул: думал, что опять будет рыба, в этой горе можно было найти и такую. Он поднял со столика черепаший гребень и принялся неторопливо разбирать волосы. Тяжелые пряди струились и ниспадали на спину черным водопадом. Вот оно — настоящее сокровище, которое Хуа Чэну посчастливилось держать в своих руках. Расчесывать волосы одного из непревзойденных демонов… Было в этом что-то намного более ценное, чем долбить его белую тощую задницу. Хотя и это тоже было совсем неплохо. — Чему ты улыбаешься? — спросила Хэ Сюань недовольно. — У тебя прекрасные волосы. — Это не мои. Хуа Чэн усмехнулся. Конечно, не его. Что вообще принадлежало Хэ Сюаню, кроме кучки праха и ненависти? Волосы текли под пальцами, рассекаемые частыми зубцами гребня, как водная гладь — веслами лодок. Хэ Сюань сидела ровно, выпрямив спину и гордо неся голову, подобно настоящей богине, но Хуа Чэн чувствовал, что ее плечи и спина напряжены, словно пружина, которая вот-вот должна была распрямиться. Хуа Чэн хотел, чтобы она распрямилась. Лучше уж сейчас, чем когда Хэ Сюань отправится на свое свидание. Было бы любопытно посмотреть на этого Повелителя Ветров, Ши Цинсюаня, хотя бы раз, но Хэ Сюань не хотел приводить его в Призрачный город, не хотел даже случайно встретиться с Хуа Чэном под чужой маской где-нибудь на земле. Хуа Чэн мог бы сделать это сам, но ему было неинтересно делать это скрытно. Намного приятнее будет когда-нибудь получить вознаграждение за свое долгое ожидание. Он не сомневался, что это «потом» наступит рано или поздно. Впрочем, зная Хэ Сюаня, — скорее поздно, чем рано. Хуа Чэн отделил часть волос и перехватил на макушке. Потянулся за тяжелой золотой заколкой, чтобы собрать волосы в прическу. — У тебя была младшая сестра? — Хэ Сюань подала голос неожиданно, в тот момент, когда Хуа Чэн уже погрузился в свои мысли достаточно глубоко для того, чтобы просто заплести ей волосы и отпустить на волю. А теперь рыбка сама пришла в его сети. Он дотянулся до шпильки, инкрустированной редкими опалами — черными с золотыми всполохами, — и закрепил прическу. — Не помню, — ответил он, в точности копируя равнодушную интонацию Хэ Сюань. Увидел легкий всплеск разочарования в ее взгляде. Хуа Чэн намеренно создавал впечатление, что и он тоже не хочет говорить о прошлом. Он действительно не хотел, но темы собственной семьи никогда не трогали его душу. Поэтому он продолжил, всем своим видом показывая, что делает исключение: – Только два старших брата. А у тебя была сестра. — Да, — Хэ Сюань коротко кивнула. — Я заплетал ей волосы, почти как ты сейчас. Ей нравилось, когда я расчесывал ее и делал прически. Она говорила со мной в это время. Она была почти влюблена, но еще не понимала этого сама. — А ты понимал? — Хуа Чэн старался говорить как можно нейтральнее, чтобы не сбить настрой своими эмоциями. Он охотился, он тоже был жадным, но не как Хэ Сюань. Ему нужны были чужие страсти, чужие эмоции, чужая боль. Хуа Чэн питался ими, заглушая свою собственную. — У меня была невеста. Мы любили друг друга. Да, я понимал. Хуа Чэн продолжал разглаживать волосы гребнем, раскладывать их по спине. Пряди уже давно лежали волосок к волоску. — А потом они умерли, — сказал он. — Да, — сказала Хэ Сюань. На самом деле она не произнесла этого вслух, сказала одними губами, но это можно было понять даже без отражения. — Что с ними стало? — Забрали в гарем, пока я был в тюрьме и ничего не мог сделать. Моя невеста покончила с собой сразу. Сестру убили за то, что она сопротивлялась. — Хэ Сюань закрыла глаза, потом снова открыла. Эмоции улеглись, и взгляд стал почти спокойным. Почти. — Если бы Ши Уду не помешал, я мог бы вознестись. Они жили бы на средних небесах, как и все семьи небожителей. У них были бы такие же драгоценные заколки, я собирал бы им волосы. Вместо этого они стали кучками праха на моем алтаре. Все, что я смог им дать — это драгоценные вазы. Хуа Чэну хотелось погладить ее по голове. Или оторвать эту голову и выкинуть куда-нибудь подальше. Боль некоторых он принимал слишком близко к сердцу, и она вставала поперек горла. — Та внешность, которую ты видишь в зеркале — это твоя сестра или твоя невеста? — сообразил он. Долго думал. — Сестра, — ответила Хэ Сюань. — Мне пора. Благодарю за помощь. Она хотела подняться, но Хуа Чэн не дал, надавил руками на плечи, удерживая на месте. Злость поднялась внезапно мощной волной и почти захлестнула, перед глазами потемнело, и он впился взглядом в белое лицо в отражении, чтобы сконцентрироваться. — Может быть, ты оставишь свою сестру в покое хотя бы сейчас и дашь ей спокойно оставаться мертвой? — спросил он веселым тоном. Слишком веселым. И улыбнулся Хэ Сюаню, показывая зубы. — Ей было больно, когда она еще оставалась живой. Очень больно. Ее насиловали, избивали, пытали, потом снова насиловали, не прекращая, давая ее телу восстановиться только для того, чтобы оно снова могло кричать от боли и стыда, и так по кругу, пока она не подчинится или не умрет. Она умерла и наконец-то осталась в покое. А ты снова вытаскиваешь ее обратно на свет. Убери! Хуа Чэн замолчал, продолжая сжимать пальцы на плечах. Слишком тонких, слишком хрупких, он не привык иметь дело с изящными девушками и почти почувствовал себя неловко, но быстро вспомнил, кто застыл в его руках на самом деле. Хэ Сюань вполне могла бы напасть сейчас, но она просто сидела и смотрела на их отражения с мертвенно-бледным, ничего не выражающим лицом. Даже не приказала ему замолчать. — Почему я должен тебя выслушивать? — наконец сказала она. — Почему мне есть больше дела до твоей сестры, чем тебе самому? — Отвяжись от нее. — Сам отвяжись. — Хуа Чэн отошел от него — нее — на несколько шагов назад, продолжая наблюдать за зеркалом. — Что, не хватает фантазии на что-то другое? Хэ Сюань встал — встала — и повернулась к нему. — Мне нужно помнить, — сказала она. — Как будто ты можешь забыть. Хэ Сюань подошла к двери — Хуа Чэн не стал ее останавливать, хватит и того, что он уже сделал, — и посмотрела на него темными глазами, слишком черными и для смертной девушки, и для бессмертного божества. — Я могу, — сказала она и скривила губы. Наверное, это должно было стать улыбкой, если бы губы ее слушались. — В этом все дело. Я могу. Хуа Чэн полагал, что сейчас Хэ Сюань откроет дверь и уйдет. Но она стояла и продолжала смотреть на него прямо, не моргая, не отрываясь. Хуа Чэн не боялся, но волосы на затылке зашевелились. Он не знал, чего ждать от Хэ Сюаня сейчас, и совершенно не хотел сцепляться с ним. В прошлый раз, когда Хэ Сюань оторвал ему половину плеча, то контролировал себя. Сейчас он может сорваться и разнести весь Призрачный город. Но и что с ним делать, Хуа Чэн не знал. Оставалось просто подойти вплотную — Хэ Сюань в женском облике была ниже его почти на целую голову, — обнять крепко за плечи и поцеловать в лоб. Такого Хэ Сюань точно не ожидала. Она замерла и не двигалась. — Хорошая девочка, — усмехнулся Хуа Чэн в ее волосы и подул на них. Волосы пахли ароматным маслом, но из-под сладкого запаха пробивались запахи тины и мертвой, стылой воды. — Расслабься, все давно закончилось. — Он погладил по спине, разминая пальцами застывшие мышцы. — Ты никогда не забудешь, придет время, и ты отомстишь, твоя месть будет сладкой и кровавой. А пока развлекись немного, ты заслужил. Заслужила. А хочешь, я подарю тебе золотые серьги, такие красивые, что ты посмотришь и обо всем на свете забудешь? Он не знал, что подействовало, слова или поглаживания, но Хэ Сюань понемногу расслабилась в его руках. И в конце начала смеяться ему в грудь. Нормально смеяться, а не своими загробными короткими смешками. — Что тебя так развеселило? — Хуа Чэн, ты же непревзойденный, князь демонов и дальше по списку. Когда ты успел научиться утешать девочек? Расскажи мне. — Ты первая, — он ухмыльнулся. — Я расскажу тебе, что захочешь, но только после того, как ты покажешь мне Ши Цинсюаня. — Обойдешься, — Хэ Сюань все же оттолкнула его. — Мне пора. Хуа Чэн думал, что она выйдет за дверь, но Хэ Сюань опустилась на пол, достала из рукава кусок мела и начала рисовать Сжатие тысячи ли прямо на полу. — И серьги, — напомнила она, не отрываясь от своего занятия. — Я помню, ты обещал.