Долги и подарки

На этот раз Хэ Сюань пришел без предупреждения — просто заявился в Дом блаженства. Хуа Чэн обнаружил его только под утро, когда вернулся к себе. Хэ Сюань сидел на полу в центре огромного зала в позе для медитации и, кажется, был занят именно ей. По крайней мере, те несколько минут, пока Хуа Чэн смотрел на него издали, он не сдвигался с места и не открывал глаз. У него даже ресницы за все это время ни разу не дрогнули. Когда любоваться на это надоело, Хуа Чэн все-таки подошел. Хэ Сюань открыл глаза сразу же, как только услышал шаги — нарочно громкие, чтобы не застать его врасплох. — Мог бы предупредить, — сказал Хуа Чэн, глядя на него сверху вниз, когда подошел. — Так даже лучше, — ответил Хэ Сюань и поднял голову, чтобы посмотреть на него. — Здесь тихо. Хорошо. Хуа Чэн не мог припомнить, чтобы Хэ Сюань хоть когда-то и чем-то был доволен. — Привел мысли в порядок? — спросил он и сел напротив. Говорить с Хэ Сюанем, глядя на него сверху вниз, было неудобно, да и не хотелось. — Да, — тот кивнул и слегка улыбнулся. — Я должен поблагодарить тебя. — Благодари, — позволил Хуа Чэн милостиво. — Спасибо, — Хэ Сюань кивнул еще раз и снова закрыл глаза, сделал глубокий вдох. Он опять собрался уходить в медитацию? Хуа Чэн смотрел на него. Любовался. Он просто привык, или Хэ Сюань стал выглядеть лучше? Он всматривался и все же не мог понять, что именно изменилось. Дело в энергии? Хэ Сюань все же смог сбалансировать себя? — В прошлый раз ты сбежал, — сказал Хуа Чэн, когда просто сидеть и молчать ему надоело. Хэ Сюань посмотрел на него и снова улыбнулся. — Истинный Божок-пустослов оказался ядовитым, — ответил он. — Ты перевариваешь яды лучше, чем кто-нибудь еще. — Именно, — Хэ Сюань кивнул. И снова замолчал. Просто сидел и улыбался уголками губ. Обычно Хуа Чэна устраивала его неразговорчивость, но иногда он был слишком медленным. Или Хуа Чэну сегодня просто не терпелось узнать, чем его подарок — сделанный от всей души, между прочим, — настолько не понравился. — Хочешь рассказать мне что-то? — попытался Хуа Чэн еще раз. — Я обещал тебе подарок. — Я опасаюсь твоих подарков, — усмехнулся Хуа Чэн. Хотя сердце, вопреки его словам и мыслям, как будто забилось снова. Ударилось несколько раз о грудную клетку, напоминая о том, что оно еще живо. — Не бери, — Хэ Сюань теперь улыбался широко, показывая белые зубы — острые, Хуа Чэн помнил. — Но ты пожалеешь. — Хорошо, — кивнул Хуа Чэн. – Я рискну. — Но сначала я познакомлю тебя с Повелителем Ветров. — Вот даже как, — протянул Хуа Чэн. — И что же случилось? Хэ Сюань наклонился вперед и, протянув руку, ухватил Хуа Чэна за тонкую косичку, мягко притягивая к себе. Прижался лбом к его лбу. Хуа Чэн потянулся за поцелуем, даже не задумываясь о том, что делает. Губы встретились — поцелуй получился спокойным, как приветствие. — Смотри, — сказал Хэ Сюань, отстранившись. Хуа Чэн усмехнулся — понял. Кивнул и прижался указательным пальцем к виску, произнес пароль — и провалился. Он видел небо — бескрайнее и синее, с грядами белых облаков. Он видел Хэ Сюаня, сидящего на кушетке, и… Повелителя Ветров? Юноша в светло-зеленых одеждах, расшитых золотыми нитями и сияющими драгоценностями, лежал на коленях Хэ Сюаня и улыбался. Высокая заколка и шпилька валялись на полу возле ног Хэ Сюаня. Рядом с кушеткой стоял каменный столик, на котором Хуа Чэн обнаружил кувшин с вином и блюдо, полное красных кусочков спелого арбуза, бархатистых даже на вид. — Ты не хочешь говорить о себе, я не буду спрашивать, хорошо? — сказал Ши Цинсюань. Хэ Сюань ловко подцепил пальцами кусочек арбуза и поднес к его губам. Ши Цинсюань осторожно принял его, потянувшись за рукой, чтобы слизнуть сок с белых пальцев, но Хэ Сюань убрал руку быстрее. — Мне вообще-то очень повезло, — продолжил говорить он, — но путь на небеса обычно не усыпан розовыми лепестками. Вспомнить даже четыре Прекраснейшие картины… Я просто счастливое исключение! Один сломал свой меч, перед этим убив всех своих солдат. Вторая убила себя сама. Третий… — Ши Цинсюань задумался. — Ну, в первый раз его вознесение было идеальным, но то, что случилось потом… Вряд ли судьбу посмешища можно назвать счастливой. Хэ Сюань смотрел не на Ши Цинсюаня, а куда-то в сторону, и неплохо держал себя в руках – по крайней мере, его напряжение выглядело вполне естественно. Зато упоминание Се Ляня привлекло его внимание. — Почему он до сих пор считается одной из Прекраснейших картин, если он уже давно не бог? — спросил Хэ Сюань. Ши Цинсюань заулыбался еще шире и поймал в кулак прядь Хэ Сюаня, гладя себя по губам и говоря одновременно. Если бы Хуа Чэну не было так интересно то, что именно тот скажет, он точно засмотрелся бы на эти яркие розовые губы, испачканные сладким соком. Хэ Сюань именно так и сделал, хоть и продолжал слушать. — Когда я стал одной из Прекраснейших картин, брат собирался устроить по этому поводу шумный праздник и пригласил всех небожителей порадоваться за меня. Но Небесный Император предложил отпраздновать в его дворце. Ши Уду это было не по душе, но он, конечно же, согласился. Но я сейчас не об этом хотел тебе сказать, ведь так? — и он стрельнул глазами из-под полуприкрытых ресниц. Хэ Сюань вытащил свои волосы из его руки и коротко погладил по губам. Кажется, все-таки расслабился. По крайней мере, перестал сжимать зубы. — Говори. — Когда я напился достаточно для того, чтобы подойти к Владыке Шэньу, я спросил у него точно то же самое. Почему Наследный принц под маской бога все еще учитывается в этом списке картин? Кажется, Владыку рассмешил мой вопрос. По крайней мере, он смеялся. И сказал мне, что Его Высочество наследный принц просто изволит отдыхать в мире смертных. Что придет время, и он вознесется снова, займет свое законное место на небесах. Ну как, я ответил на твой вопрос? Хэ Сюань кивнул и наклонился к нему. Картинка пропала. Хуа Чэн продолжал прижиматься ко лбу Хэ Сюаня и не отпускал. Цзюнь У сказал, что Его Высочество вознесется снова? В третий раз? Хуа Чэн сглотнул. Звучало похоже на сказку, даже второе вознесение было невероятным. Но у него не было повода сомневаться в словах Императора. — Спасибо, — сказал он. Вернее, он собирался сказать, но не нашел в собственном горле голоса. Наверное, нужно было спросить Хэ Сюаня о том, как его дела. Посмеяться над тем, что он отдает свою драгоценную еду Ши Цинсюаню. Что Ши Цинсюань уже ест с его рук. Хотя бы позавидовать, что хоть кому-то повезло. Но сил не было. Его Высочество вернется на небеса, и тогда Хуа Чэн сможет увидеть его. Хотя бы увидеть еще один раз… — Это был не тот подарок, — сказал Хэ Сюань тихо. — Есть еще кое-что интересное для тебя. Нашел в одном из обычных Пустословов, парочку таких я тоже поймал. Ты готов? Хуа Чэн кивнул скорее машинально, чем понимая, о чем его спрашивают. Нужно было прийти в себя. Почему Хэ Сюань держал себя в руках лучше него? Он прикусил щеку изнутри так сильно, как только мог. Боль отрезвила, хоть и не до конца. — Да, — сказал он. Ну, хотя бы голос вернулся. — Давай еще раз. И это действительно была прекраснейшая картина. Его Высочество наследный принц заливался смехом, стоя на улице под дождем в ночной темноте и глядя на горящую хибару. Хуа Чэн не мог понять, что в этом такого веселого, но об этом он даже думать не хотел. Он смотрел и смотрел, и смотрел на тонкую фигуру в белых монашеских одеждах, сейчас полностью мокрых. И не мог насмотреться. Голову Его Высочества закрывала ветхая шляпа из соломы, с полей стекали струи воды. Хуа Чэн видел только белоснежный силуэт в темноте и сияющее от веселого смеха прекрасное лицо. Счастливая улыбка освещала весь мир ярче солнца. Освещала в прошлом, сейчас — и на сотни лет вперед.