fuck boy

      Интересно, наступит ли тот момент, когда первое сентября станет обычным днём, а не ярким праздником, который по факту означает лишь конец беззаботной и лёгкомысленной летней поры и начало нового учебного года, который, безусловно, высосет из всех энное количество нервных клеток.       В школе я уже не учусь пару лет, а эти вьетнамские флешбэки всё равно одолевают моё сознание под конец августа. И неважно, что зимний семестр в университете заграницей, куда я поступила, дабы свалить куда подальше, начинается в середине сентября, неважно, что там нет никаких линеек и прочей официальной лабуды, я всё равно каждый раз думаю, как вырядиться в первый учебный день, что непременно нужно сделать до конца лета, и как подготовиться к этой эмоциональной мясорубке морально. Тем не менее, школа, слава тебе Господи, несильно травмировала мою психику, так что в основном, вспоминая эти годы жизни, на душе становится тепло и уютно.       Именно поэтому, почувствовав в последнюю неделю августа постепенно накрывающую меня волну эдакой ностальгии, тревоги и сладкого предвкушения от грядущего осеннего сезона, я решила сходить в праздничный день в родную школу и навестить парочку любимых учителей. Главной задачей было дождаться, когда громкие линейки и первые классные часы закончатся, и детишки в компании родителей свалят отмечать день знаний в ближайшие бары-рестораны. Потому что, как истинная студентка, на этих малолеток школьников я смотрела слегка с высока и пересекаться с ними лишний раз не хотела. Школота не нужна, только педсостав, только хардкор.       Школа под конец первого сентября и в правду встретила меня сравнительной тишиной и мнимым спокойствием, за которым скрывалась вся суета, творившаяся здесь в последние дни, а именно, кропотливая и немного нервная подготовка к новому учебному году. Об этом кричали и бумажные украшения на окнах и дверях, и несколько новых кресел рядом с какими-то коробкаии в фойе, которые, видимо, так и не успели унести в кабинеты, и доносящиеся с актового зала голоса — судя по всему, старшеклассников опять запрягли убирать стулья и уносить технику, устраняя следы праздника, и я невольно вспомнила, как сама учавствовала в торжественных линейках первого сентября, а потом мы дружно убирали и класс, и школу в целом.       Вдоволь наболтавшись с любимыми женщинами, которые вбивали невсегда самые нужные и полезные знания в мою голову на протяжении многих лет, я, убедившись, что делать в этих стенах больше нечего, вышла из учительской, где, к моему счастью, на скромный банкет собрались все, к кому я в принципе и пришла, и, прибывая в состоянии эйфории, направилась на выход. Вот оно, первое сентября, которое мы заслужили: прийти в школу под конец рабочего дня, выпить с учителями пару бокальчиков игристого по случаю встречи и абсолютно не париться о расписании на завтра и необходимости ставить штук шесть будильников. Какова жизнь.       Но судьба явно решила напомнить мне, что я нахожусь в суровой реальности, а не каком-то ситкоме. Возможно, кому-то сверху просто нравится смотреть на мои страдания, а может просто удача отвернулась от меня в самый последний момент. Поэтому, завернув за угол, тут же слышу, как кто-то зовёт меня по фамилии, и мне даже оборачиваться не нужно, дабы узнать обладателя этого до тошноты противного писклявого голоска, который так часто портил моё настроение в школьные годы.       Алла Михайловна Котерникова — учительница истории, которая одновременно умудрялась любить меня всем сердцем и ненавидеть всей душой. Эта женщина каждый год отправляла меня на городские олимпиады, конкурсы и мероприятия разного масштаба, при этом на уроках не упускала возможности унизить меня перед всем классом, отчитывая за нешаблонный ответ или внешний вид, который, между прочим, никакого отношения к моим знаниям по истории не имел. Котерникова была единственной учительницей, которая стабильно раз в несколько месяцев звонила моим родителяи для того, чтобы высказать своё безумно важное мнение о моём поведении, в конце непременно уточняя, что меня, судя по всему, плохо воспитали. К концу школы я была на сто процентов уверена, что у этой женщины не просто недотрах, а как минимум беды с башкой, может даже раздвоение личности. Благо, никто из остальных учителей и администрации школы её сумасшедшие заявления всерьёз не воспринимал, так что на моей репутации прилежной ученицы и просто хорошей девочки её притензии никак не сказывались. Мне кажется, единственной причиной, почему все закрывали глаза на выходки этой дамы, был тот факт, что желающих горбатиться за гроши, вдалбливая в неугомонных подростков исторические даты и факты, в нашем городе не было и по прежнему нет от слова совсем.       Понимая, что сбежать незамеченной уже не удастся, я натягиваю самую ехидную улыбку из своего арсенала и оборачиваюсь на голос своей истерички. Ой, исторички. С губ слетает тихий смешок, стоит мне заметить, что волосы этой миниатюрной женщины теперь фиолетового оттенка. Видимо, осеннее обострение, не иначе. Стоит сделать её новой причёске комплимент, при этом неприменно напомнить, как она отвела меня к директору за разноцветные искуственные пряди года так четыре назад. Ох, как она причитала, как причитала. Но, как говорится, никогда не говори никогда. Или тут больше подойдёт "и на старуху бывает проруха". Не понятно.       Образ милой и добродушной девчули окончательно покидает меня, когда я замечаю компанию Аллы Михайловны — Кристину и Олесю, а точнее главных крыс нашей параллели и по совместительству моих бывших одноклассниц. Кто-то явно решил сделать из меня сегодня главную суку района, раз послал на мою голову этих трёх представительниц прекрасного пола. Что ж, побыть злюкой тоже полезно, тем более сарказм в таких случаях — оружие массового поражения. – А вот и моя любимая олимпиадница, – тянет Котерникова, обнимая меня и, зачем-то, сжимая своими ручонками мои щёки, словно мне пять лет и я её внучка.       Ало, женщина, на трогай меня, я не для того делаю уход за кожей в любом состоянии и при любых условиях, чтоб ты своими грязными пальцами тыкала мне в лицо. – Как же приятно видеть тебя, деточка, вот это настоящий подарок, – тараторит моя бывшая учительница, всё ещё удерживая меня за предплечья. Про личные границы она так и не почитала, а жаль. – Да уж, – мой голос звучит максимально неестественно, а на лице красуется такая же улыбка, – Просто обожаю такие сюрпризы. – Мы как раз вспоминали с Кристиночкой и Олесенькой ваш класс, – я даже не пытаюсь скрыть гримасу отвращения, переводя взгляд с Аллы Михайловны на двух змеюк, которых эта взрослая женщина пригрела у себя на груди ещё в классе седьмом, – Вот девочки мне рассказывали, у кого как жизнь складывается, кто где обустроился, кто замуж уже вышел. Так приятно, что вы сейчас можете находясь на разных концах планеты и поддерживать связь, в наше-то время это сложнее было. И всё равно все встречались, письма писали, не забывали друг друга, одним словом. – Не знаю, не знаю, – беспардонно перебиваю интереснейшую историю Аллы Михайловны о жизни и "её" времени, которую до сих пор помню наизусть, – Лично я рада, что о существовании некоторых людей после окончания школы можно просто забыть, даже живя на соседних улицах. Приятно, что со временем ненужных персонажей в жизни становится всё меньше и меньше.       Аллу Михайловну мои слова нисколько не смущают, я, в принципе, даже не уверена, что она слушала, так как эта женщина вновь погружается в ностальгическую тоску по прошлому и сетование о нашем будущем, но на этот раз её слова пролетают мимо моих ушей. Сейчас гораздо интереснее наблюдать за двумя особами за спиной исторички. Лица Олеси и Кристины, сначала выражавшие полную незаинтересованность в моей скромной персоне, вытягиваются, сменяя одну эмоцию за другой. Они явно что-то хотят сказать, но без умолку болтающая учительница не даёт им и слова вставить, от чего они начинают медленно, но верно закипать. Я же продолжаю смотреть на них в упор без всякого стеснения, чуть ли не пища от радости — как же мне, чёрт возьми, нравится выбешивать людей. Особенно таких, как эти.       Это шоу продолжается недолго: смотрю на часы на запястье и понимаю, что сейчас самое подходящее время покинуть этот цирк — бегство всегда являлось единственным рабочим способом закончить разговор с Аллой Михайловной, а нахождение в такой близости с Кристиной и Олесей неприменно приведёт к открытому конфликту, что мне, откровенно говоря, нахуй не сдалось. Хочется просто уйти и снова забыть об их существовании. Желательно навсегда. – Алла Михайловна, я пойду, а то дела сами себя не сделают, – говорю я, аккуратно скидывая с себя руки исторички, вцепившейся в меня словно пиявка, – Хорошего учебного года, – разворачиваясь по направлению к выходу, кидаю я, и, отойдя на пару метров, останавливаюсь, добавляя: – И вам не хворать, девчонки.       Спускаюсь по лестнице, чувствуя на спине прожигающие взгляды как минимум двух пар глаз, и лишь усмехаюсь — дьявол во мне ликует, ему эта моя сторона нравится гораздо больше, чем та приличная с высокими моральными принципами. Спустившись в фойе осознаю, что хоть морально я и ощущаю приток сил и воодушевления, физически мне просто необхожимо расслабиться — неожиданные встречи с дьяволёнком забирают много энергии, знаете ли.       Тут, видимо, удача решает снова повернуться ко мне лицом, а не пятой точкой, и я замечаю ещё одно знакомое лицо, которое как обычно треплется с добродушным охранником дядей Толей. Секунду подумав, направляюсь в их сторону, и настроение автоматически поднимается ещё выше. Главное сегодня не сойти с ума от передоза эндорфином, ей богу.       Подхожу к рабочему месту дяди Толи, привычно здороваюсь с ним, отвечаю на стандартные вопросы про жизнь и женихов, вспоминая, сколько раз мы обсуждали и первое, и второе, когда я прогуливала скучные уроки или какие-нибудь контрольные, и, наконец, обращаю своё внимание на парня, которого и приметила ранее. – Есть сигареты? – Лукаво смотрю на бывшего одноклассника, который всё это время отмалчивался, не влезая в наш с Анатолием разговор. – А ты что, хочешь покурить? – Он отвечает с тем же налётом лукавства и неподдельного интереса, так что приходится сдерживать расширяющуюся улыбку. Не нужно ему раньше времени знать, как сильно я рада его видеть. – Просто нуждаюсь в никотине. Так что?       Он молчит, с интересом разглядывая меня с головы до пят, а затем смотрит прямо в глаза, будто пытаясь понять, что творится у меня в голове. Конечно, в школе прилежная ученица и просто хорошая девочка курила только по пьяни, а с ним мы употребляли разве что чай в столовой. Усмехнувшись каким-то своим мыслям, парень облизывает губы и, попрощавшись с дядей Толей, говорит: – Ну, пошли, покурим.       Как и в старые добрые времена мы даже не утруждаемся выйти за территорию школы, так что если вдруг нагрянет полиция — получим штраф. Хотя рейды скорее всего начнутся через пару дней, когда школьники в полной мере вернутся в эту обитель знаний.       Мой бывший одноклассничек становится в тени старого клёна и достаёт из кармана джинс полупустую пачку сигарет, протягивая её мне. Из другого кармана вытягивает зажигалку и, подойдя чуть ли невплотную, прикуривает мне сигарету, доставая затем и себе одну.       Блаженно прикрываю глаза после третьей затяжки — никотин, поступивший в лёгкие, и расслабляющий тело, постепенно приносит наслаждение и в мозг, от чего я каждый раз дико кайфую. Не алкоголь, конечно, но тоже неплохо. Очередная затяжка, очередной выдох отравляющего дыма, очередная доза никотина. Открываю глаза и усмехаюсь, встречаясь с пристальным взглядом карих глаз, но парня напротив это нисколько не смущает, и он продолжает откровенно пялиться на меня. Я нисколечко не удивлена.       Максим Матвейчук или же просто Макс, а в редких случаях даже Максимка, не просто мой бывший одноклассник и парень, которого я знаю буквально с пелёнок, а настоящий ловелас и донжуан, похититель девичьих сердец, дамский угодник или же, проще говоря, fuck boy не только нашей параллели, но и всей школы в принципе. Обладая самой что ни на есть среднестатистической внешностью — рост выше среднего, телосложение спортивное, шевелюра тёмная, глаза карие, Максим влюблял в себя всех и каждую, кто с ним когда-либо пересекался. Явно не обделённый интеллектом, он был заядлым троечником и постоянно влипал в непонятные ситуации из-за своего своенравного характера. Большинство учителей, причем, в том числе, и редкие представители мужского пола: химик с директором, относились к Максу весьма положительно — несмотря на частые выходки, постоянные прогулы и наплевательское отношение к учёбе, этот парень был добрым, ответственным и порядочным человеком. Но только в тех случаях, когда хотел этого сам. Те же, кто выводил его из себя, встречались с его демонами и были твёрдо убеждены, что этот мальчик само исчадье ада.       При том, что мы были знакомы почти всю жизнь, назвать нас с Максимом друзьями язык не поворачивается. Да, мы ходили в один садик; да, мы почти всё время учились в одном классе; да, наши родители знакомы и неплохо общаются, но почему-то вне стен школы мы с Максом никогда не виделись намеренно. На переменах мы могли перекинуться парой слов, если только были в одной компании, диалоги в соц.сетях ограничивались ответами на контрольные и всё. При этом он всегда здоровался первым, а потом говорил "до скорой встречи" с такой тёплой и естественной улыбкой, что настроение молниеносно улучшалось.       Девушки, которые были знакомы с Максом, обычно делились на три группы: те, кто с ним уже переспал; те, кто планировал это сделать в ближайшем будущем; и те, кто понимал, что рассматривать его кандидатуру в романтическом ключе лучше не стоит. Максим сам неоднократно заявлял, что для длительных отношений явно не создан, и стоит отдать этому парню должное — он никогда не играл с девчонками, всегда прямо говорил, что их общение только про секс, а не про чувства, никому не клялся в вечной любви и верности. И это, чёрт возьми, делало его ещё более привлекательным. Конечно, добрая половина его поклонниц, явно обделённая серым веществом, мечтала, что после совместного вечера и бурной ночи Максим Матвейчук резко поменяет свои взгляды, и они будут жить долго и счастливо, и всё в таком духе. Я же, слыша такие разговоры в коридорах или столовой, лишь закатывала глаза и умилялась их глупой наивности. Жизнь, зачастую, не похожа на сладкую сказку от слова совсем, и не замутить с Максимом Матвейчуком — не самая страшная потеря, уж поверьте.       Но будем честны, сама я рассматривала идею переспать с Максом лишь теоретически, не практически. Хотя, если бы не дистанция, которую Максим всегда держал при общении со мной, или же другие, не менее восхитительные кавалеры, крутившиеся под боком, возможно я бы уже давно проверила свою теорию на практике.       Частенько в женской раздевалке после или перед физкультурой мы обсуждали секрет такого успеха Макса среди девушек и каждый раз приходили к выводу, что сама мать природа создала этого ахуенного самца, чтобы улучшить свой генофонд, и я искренне надеялась, что к этому вопросу парень отнесётся более ли менее серьёзно. На сколько я могла судить, в планы Матвейчука никогда не входило обрюхатить половину города, чтоб потом тратить все деньги на алименты, и это радовало. Участниц для "Беременна в 16" и без него хватает.       И всё же находиться в непосредственной близости от Максима было очень приятно и волнующе. Все мои школьные недочувства вновь заиграли красками, будоража фантазию и распаляя внутри меня давно зародившееся желание, а мозг как нельзя кстати вспомнил все рассказы о навыках бравого ловеласа, подарившего этому городу не один оргазм.       Спустя несколько минут молчания, Максим наклонился к моему уху, от чего я моментально напряглась, и промурлыкал словно мартовский кот: – Смотрика, твои подружки тоже здесь. – Мы уже виделись, – холодно бросаю я, пытаясь скрыть своё замешательство, пока он продолжает опалять чувствительную кожу шеи своим дыханием, – Заодно перекинулась парой ласковых с Аллой Михайловной. – Значит, ты уже успела оценить преображение этой старой грымзы, – Макс тихо смеётся, а у меня табун мурашек от лёгкой хрипотцы в его голосе. – Наверное, всё ещё пытается подцепить какого-нибудь сладкого мальчика, – наконец поворачиваю голову и встречаюсь с его хитрым взглядом, – Так что будь начеку. Не хотелось бы обнаружить твоё имя в списке её жертв, – хлопаю Макса по плечу и чуть отстраняюсь, ожидая его реакции. Парень прикрывает глаза, давясь смехом, а затем так сексуально закусывает нижнюю губу, что хочется приблизиться и провести по ней языком. Это как минимум. – Если что, они идут сюда, и явно не по мою душу, – Максим выкидывает затухший бычок и кладёт руки в задние карманы, приготавливаясь к предстоящим событиям, которые, безусловно, будут очень интересными.       В следующий момент воздух разрезает возмущённый голос Олеси, от чего я рефлекторно скорчиваю рожицу и закатываю глаза — кому-то точно доставляет неописумое удовольствие сталкивать меня с тупыми людьми. – Судя по всему, за эти два года ты окончательно скатилась, дорогая. Я, конечно, всегда знала, что ты не подарок, но ты стала конченной сукой.       Эти особы стоят сбоку от нас, но ни я, ни Макс так и не взглянули на них, продолжая играть в наши непонятные гляделки. Он стоит на расстоянии вытянутой руки, и было бы непростительно смотреть на двух клуш, вместо этого греческого бога. Может у него феромоны какие-то особенные, ну, реально. – Максим Романович, неужели я и в правду стала конченной сукой, а Вы мне даже не сказали? – Смотрю на парня с максимально невинным выражением лица, гадая, какой эффект на него произведёт отчество. На моей памяти к нему ещё никто не обращался так официально. – Не знаю, – честно отвечает он, вскидывая плечи и поднимая взгляд вверх, – На мой взгляд, ты как была королевой, так ей и осталась.       Чёрт.       Чёрт, чёрт, чёрт.       Я, кажется, забыла как дышать. Конечно, мне и раньше говорили комплименты, но Максим назвал меня грёбанной королевой с такой лёгкостью и уверенностью, будто говорит это каждый день, и я не знала, как успокоить разбушевавшийся внутри пожар. Чёртов ловелас.       Благо, от этого заявления я опомнилась быстрее, чем мои бывшие подружайки, которые так и глазели на него с открытым ртом, пока его взгляд был направлен лишь на меня. – Ох, Максимка, а ты знаешь, как потешить моё самолюбие, – вспоминаю, что в моей руке всё ещё есть недокуренная сигарета, но сделать спасительную затяжку не получается — она уже давно потухла, и никотин не поможет мне справиться со сложившейся ситуацией. – Обращайся, – Макс прикуривает сигарету, которую я держу между губ, задерживая на них взгляд, и, будто вспомнив что-то важное, поворачивается к Кристине и Олесе, – Никогда не пробовали подметать своими длинными языками улицы? Или хотя бы школьные коридоры? Уверен, вы бы с лёгкостью заслужили почётное звание лучшей поломойки.       Я еле сдерживаюсь, чтобы не закашляться, поперхнувшись дымом, и пытаюсь сохранить максимально безэмоциональное выражение лица, пока всё мое нутро просто ахуевает от услышанного. Вот они, демоны Максима Матвейчука. Здравствуйте, давно не виделись, так сказать. Проходите, располагайтесь. Мы стоим сейчас как в немой сцене в кино — Макс вопросительно смотрит на Кристину с Олесей, ожидая хоть какой-то словесной реакции; они же, в свою очередь, пытаются осознать происходящее, открывая рты словно рыбы, выброшенные на берег; я просто тихо курю в сторонке. – Макс, – зову его я, с лёгким порицанием в голосе, – Звание лучшей уборщицы мы отдадим тёте Любе, она его, в отличие от некоторых, заслужила тяжким трудом, – парень поворачивается ко мне с выражением нескрываемой гордости и восхищения, и я продолжаю: – Да и та светловолосая женщина, вроде Ирина, мне симпатизирует больше, чем эти две кандидатуры. С чего ты вообще взял, что они достойны каких-то наград? Глаза разуй.       Жёстко? Скорее всего да. Некультурно, некрасиво и неприлично? Определённо. Гордились бы мной родители? Точно нет. Но, сука, как же приятно смотреть на ничего не понимающие лица этих девиц, отчаянно пытающихся придумать достойную ответочку. Пускай я буду плохим человеком, пускай буду гореть в аду, но вот они земные радости — засрать бесячего человека. Точнее сразу двоих. – Пошла нахуй, курва, – практически кричит Кристинка, когда мы с Максом взрываемся хохотом, наваливаясь друг на друга от смеха. – Ты ещё пожалеешь, что вообще рот открывать научилась, – добавляет Олеся, но её угрозы лишь сильнее смешат нас, и я чувствую слёзы, скатывающиеся по щекам. – Девчули, – пытаясь успокоится, начинает Макс, – Вам лучше пойти домой от греха подальше, а то, боюсь, эта конченная сука вас точно уничтожит.       Прежде чем уйти, Кристина и Олеся ещё что-то говорят, возмущаясь моим поведением, и, наверняка, пытаются придумать, кому пожаловаться. Конечно, ведь трахнуть им хочется Макса, а не меня, так что к нему вообще ноль претензий. – Чего расхохотались на весь двор? – Мы озираемся, услышав знакомый голос, и наконец поднимаем головы наверх, замечая в окне третьего этажа Инну Владимировну, нашу математичку и просто ахуенную женщину, в которой мы души не чаяли, – Приходите к нам, у нас тут продолжение банкета, – чуть тише добавляет она, но суть нам ясна, а цель очевидна и понятна.       Мы с Максом направляемся в кабинет математики, но там нас ожидают не учебники с калькуляторами и циркулями, а алкоголь и беседы со взрослыми на равных. Я уже говорила, что это то самое первое сентября, которое мы заслужили? *** – Что? – Чуть раздражённо спрашиваю я, устало выдыхая и прикрывая глаза, забираясь на подоконник в коридоре первого этажа, после того, как Макс полвечера не сводил с меня глаз, смущая перед учительницами. – Ничего, – спокойно отвечает парень, и, клянусь, я еле сдерживаюсь, чтобы не рассвирепеть, ведь это явная ложь, – Просто думаю, правильно ли я делал, что постоянно сдерживался и соблюдал дистанцию между нами, – он подходит ко мне сбоку, наклоняется, упираясь руками по обе стороны от моих бёдер, и еле слышно продолжает: – Ты бы знала, как часто я хотел затолкнуть тебя в первый
свободный кабинет и оттрахать так, чтобы ты ходить нормально не могла.       В нас неизвестное количество шампанского и вина, которое мы почти не закусывали, поэтому такие откровения ни меня, ни Максима не смущают. Да и кого теперь смущаться? Мы в этой школе практически единственные выжившие, помимо нашего общего друга Анатолия, но пост охраны далеко, а значит он ничего не видит и не слышит. – Что-то мне подсказывает, что я не первая и не последняя девушка, которой ты так говоришь, Максим Романович, – открываю глаза, смотря на бывшего одноклассника опьянённым взглядом. Проблема заключается в том, что я больше не могу отличить, где в этом вина алкоголя, а где — близости Макса, еле слышного аромата его парфюма в перемешку с запахом табака и алкоголя, и этих его особенных феромонов, из-за которых его хотят поголовно все девушки и, я уверена, некоторые парни. – Возможно, – уклончиво отвечает этот змей искуситель, вновь прикусывая нижнюю губу, и я непроизвольно повторяю это незатейливое движение, – Но, видит Бог, ты единственная, кто так и не выходит из моей головы вот уже сколько лет. – Воу-воу-воу, Максимка, – бормочу я, приставляя к его губам палец, дабы он заткнулся, – Ты бы такими заявлениями не бросался. Если Бог есть, то он реально знает, что творится в твоей башке, а врать нехорошо. – А я и не вру, – оставив короткий поцелуй на моём пальце, говорит Макс, чуть сводя руки, так что теперь его запястья касаются моих ног, – Видишь ли, я привык всегда получать желаемое, особенно с учётом того, что оно всегда само идёт в мои сети. А тут я сам выстроил между нами стену из ограничений и принципов, и который год из-за этого мучаюсь. – Почему? – Моя ладонь скользит от его плеча к кисти, пока я буквально тону в омуте его карих глаз: радужки почти не видно из-за того, как сильно расширились зрачки, но даже так я умудряюсь заметить зелёные вкрапинки, так выгодно подсвечивающиеся закатным солнцем. – Потому что я хотел тебя, но не хотел портить нашу дружбу, – я усмехаюсь, прикрывая глаза, и Макс, поняв, что из сказанного вызвало у меня такие эмоции, выпрямляется, отсраняясь от меня, и продолжает, но уже в весёлой, а не соблазняющей манере, – Ладно, ладно, нашу недодружбу. Знакомство? – Поднимая брови, уточняет он, видя, что это всё меня смешит, – Наши отношения. Устраивает? – У нас тут другой вид отношений, Макс, – улыбаясь, добродушно говорю я, откидываясь на оконное стекло, чувствуя освежающую прохладу даже через ткань одежды. – Ты бы знала, как сильно я хочу наплевать на все свои правила и таки взять тебя на столе в каком-нибудь кабинете, – хрипит Макс, раздвигая мои ноги и притягивая за талию ближе к себе, – Но ещё сильнее я хочу, чтобы этого было твоим желанием, а не моей больной фантазией. Так что, если ты скажешь нет, я тут же верну ту стену и вновь стану приличным мальчиком. – А что делать, если я всегда западаю на неприличных мальчиков? – Практически в губы спрашиваю я Макса, проводя пальчиками по его шее, от чего он блаженно прикрывает глаза. – Тогда нам понадобятся незакрытый кабинет и презервативы, – шепчет парень, накрывая мои губы своими, сминая их в долгожданном для нас обоих поцелуе, – И если со вторым проблем не будет, то с первым придётся повозиться, – он вновь целует меня, оттягивая нижнюю губу, проводя языком по верхней, и я чувствую, как опьянение накатывает новой волной. Значит это точно не алкоголь.       Макс хочет отстраниться и податься на поиски кабинета для перепихона с бывшей одноклассницей, но я не даю ему уйти, смыкая ноги у него за спиной, и углубляю поцелуй, притягивая его ближе за воротник рубашки. – Считай, что прелюдия уже началась, – говорю я, переходя поцелуями на его шею, и победно улыбаюсь, когда вытягиваю из Максима первый хриплый стон, прикусив пульсирующую венку на загорелой коже.       Он хватает меня за подбородок, приподнимая мою голову, и целует, но уже совсем не так, как по началу. Сейчас его движения резкие, дикие, он будто наконец-таки дорвался до обещанного после обеда десерта и, не в силах остановиться, берёт всё и сразу. Как он и привык. Одной рукой удерживая меня за шею, второй он, очерчивая каждый позвонок, спускается к пояснице и одним движением притягивает меня вплотную к себе, вжимая в свой пах. – Это на тебя я так реагирую, малышка, – говорит Максим, когда я ахаю, почувствовав его возбуждение внутренним бедром, – И ты не представляешь, сколько раз я сваливал с уроков, чтобы просто снять напряжение и подрочить в туалете, когда ты заявлялась в школу в коротеньких юбках или обтягивающих платьях. А эти твои голубые джинсы, в которых жопа как орех, – его ладони тут же оказываются на моих ягодицах, сжимая их и сминая, заставляя меня выгибаться словно кошка и тихо охать, уткнувшись Максу в плечо.       Мы вновь целуемся, попеременно перехватывая инициативу друг у друга, и я тянусь к пуговицам на мужской рубашке, желая поскорее прикоснуться губами к его коже. Спустя энное количество лет, мне выпал шанс проверить свои теоритические мечты о сексе с местным Казановой на практике и упускать такую возможность я не планировала. – Нам срочно нужен свободный кабинет, – хрипит Макс, когда мои руки, покончив с рубашкой, достигают его ремня. – Согласна.       Я спрыгиваю с подоконника и мы расходимся в разные стороны: я — направо, Макс — налево (хах, интересное совпадение), проверяем каждую дверь, пока одна из них не открывается передо мной, являя мне Богом забытый кабинет астрономии. – Макс, – зову его, заходя внутрь класса, и не успеваю опомниться, как оказываюсь прижата к учительскому столу, – Найди ключ, – сквозь тихие стоны прошу я, пока Макс упирается в меня сзади, блуждая руками по моему телу и стягивая с плеч кардиган.       Он не прерывает своих ласк, но, тем не менее, умудряется найти ключ от кабинета и за секунду закрыть дверь, на случай, если к нам решать зайти непрошенные гости. Макс разворачивает меня и усаживает на стол, предварительно скинув с него какие-то бумаги. Его рубашка падает на пол, он стягивает с меня футболку и застывает, любуясь видом моей груди в полупрозрачном лифе. Мы оба тяжело дышим и хотим одного же, но это не значит, что мы просто перепихнёмся за три минуты и свалим в закат. Неа. Когда ж ещё мне выпадет шанс заняться сексом в школьном кабинете астрономии с самым горячим парнем моего выпуска? Я планирую максимально насладиться этим вечером, и что-то мне подсказывает, что у Максима Романовича такие же намерения.       Тянусь к застёжке бюстгалтера и, сняв эту бестолковую вещицу, кидаю его на стул — сильно расбрасывать вещи не хочется, а то потом, не дай Бог, какой-нибудь малолетка найдёт за партой мои носки или ещё чего поинтереснее.       Максим вовлекает меня в поцелуй, сжимая в руках мою грудь, прокручивая между пальцев соски, и теперь я не сдерживаю стонов, полностью расслабляясь в руках этого умельца. Он медленно опускается поцелуями ниже, переходя сначала на челюсть, потом всё дальше по шее, чуть прикусывая кожу на ключицах. Затем укладывает меня спиной на стол и наконец-таки его язык проводит по ореолу соска, заставляя меня прогнуться. Я метаюсь по горизонтальной поверхности, вжимаясь ногами в ягодицы Макса, притягивая его ещё ближе за волосы и шею, пока он покрывает поцелуями каждый участок моего тела, безжалостно сводя с ума. Он отстраняется лишь для того, чтобы снять с меня джинсы и трусики, и вот его вообще не заботит, как мы потом будем собирать наши вещи. Но сейчас это не заботит и меня, ведь Макс ведёт поцелуями от груди по рёбрам и животу, целует внутреннюю поверхность бедра и притягивает меня за щиколотки к краю стола. – Обопрись на локти и смотри как я буду тебя вылизывать, – голосом, не терплящим возражений, говорит Макс, и я исполняю его приказ, чувствуя, как теку от одного вида этого красавчика у себя между ног.       Его язык собирает мои соки, кружа по клитору, и я со всей силы вцепляюсь в столешницу, запрокидывая голову назад и инкстинктивно отодвигаюсь, на что Макс, лукаво улыбнувшись, буквально припечатывает меня к столу, положив руки мне на живот. Он практически трахает меня языком, и я понимаю, что все рассказы девчонок, какой он бог в постели, просто фуфло. В жизни это раз в сто лучше, и я боюсь представить, как хорошо мне будет, когда вместо языка он начнёт использовать свои пальцы, а затем и член.       Он не останавливается даже когда я кончаю, продолжая это оральное безумие, только теперь к языку добавляются пальцы, и, есть вероятность, что дядя Толя всё-таки услышит, как мастерски Максим Романович умеет ублажать женщин. – Макс, – хнычу я, трясясь от каждого толчка его пальцев внутри меня, – Макс, пожалуйста... – Нет, детка, – не даёт договорить мне молодой человек, – Сначала ты кончишь от моих пальцев и только потом можешь рассчитывать на член.       Я не спорю, прекрасно осознавая, что все бразды правления сейчас в руках Максима, и вскрикиваю, стоит его ладони снова сжать мою грудь. Я вся сжимаюсь, теряясь в ощущениях, а в ушах звенит.       Пока я возвращаюсь с небес на землю, Макс успевает избавиться от своих джинс и трусов и надеть презерватив, ведь он обещал, что с этим проблем не будет. Он целует меня, поднимая и вновь усаживая на стол, но потом ставит на ноги, придерживая, чтоб я тут не свалилась, и разворачивает к себе спиной, ставя раком. Головка члена скользит между складок и я подаюсь назад, но Максу это не нравится, и в качестве наказания я получаю смачный шлепок по попе. Я вся сжимаюсь и вскрикиваю, чувствуя, как горит кожа на ягодице, но тут же боль уходит на второй план, когда Макс резко входит в меня, наматывая волосы себе на кулак и вдавливая меня в поверхность стола. Слава богам, нам больше не нужно ходить на уроки астрономии, потому что сидеть сорок пять минут в кабинете, где тебя так жёстко трахали, и думать о чём-то помимо секса, было бы просто невыносимо сложно. – Ты любишь быть сверху? – Спрашивает Макс, продолжая вколачиваться в моё тело, выбивая из меня стоны в перемешку с криками. – Да, – выдыхаю я, сгибая пальцы на ногах, чувствуя приближение оргазма. – Тогда теперь ты сверху.       В миг всё прекращается, с моих губ срывается стон разочарования, и я чуть ли не плачу, не в силах пошевелиться. Максим, уже сидящий на учительском кресле, бережно берёт меня за локоть, помогая подняться, и усаживает к себе на колени, обхватавает лицо руками и целует, жадно, но не агрессивно, вновь заставляя растечься перед ним огромной лужицей. – Мне кажется, я кончу, как только ты опустишься на мой член, – говорит Макс, тяжело дыша, гладя мою спину и поясницу. – Как только, так сразу, – улыбаюсь я, направляя рукой его член, и мы оба шипим от удовольствия, когда я опускаюсь на всю длину. – Как же хорошо, чёрт возьми, – бормочет Макс, когда я начинаю двигать бёдрами, и вскоре он сам задаёт нужный темп, подхватывая меня под ягодицы.       Я скачу на нём, удерживаясь за его плечи, на которых теперь есть следы моих ногтей, и мы одновременно кончаем, стоит Максу оставить засос на моей шее. Он выходит из меня, снимает презерватив, также отбрасывая его куда-то в сторону, и обнимает меня, целуя куда-то в волосы.       Через какое-то время мы одеваемся, устраняем следы нашего приключения в кабинете астрономии и покидаем стены родной школы, радуясь, что на выходе никого нет, и дядя Толя не стал свидетелем наших довольных рож, явно отойдя перекурить.       Вот оно, первое сентября, которое мы заслужили.