Punto di non ritorno

      В кои-то веки тихая обитель Галлагеров. И эта тишина и спокойствие для единственного, находящегося здесь — самое лучшее, что он мог бы вообще пожелать. Время подумать. Подумать в тишине, наедине с собой, в тепле…       Второй этаж. Комната мальчишек. Йен сидит на своей кровати и крутит в руках кубик Рубика, инструкцию по сборке которого он недавно нарыл в интернете. У него всё получалось ровно до тех пор, пока он не взбесился и не начал крутить грани кубика в хаотичном порядке. Слепая надежда в том, что чем больше он совершает движений — тем лучше, рушилась, кажется, со скоростью света. Тому вторила и инструкция. Он точно помнил, что было написано обратное — были необходимы уверенные и взвешенные движения, чтобы добиться успеха.       Галлагер разочарованно откидывает кубик в сторону, и прижимает ладони к глазам. О нет, он не мог себе признаться, что последнее время всё чаще думал о Милковиче. Хотя почему не мог? Он это осознаёт, признаёт и продолжает думать об этом неотёсанном придурке. В какие-то моменты мысли о нём становятся уж больно сокрушительными и даже болезненными. Йен действительно не понимает почему Микки так поступил? Что он, блядь, сделал не так? Почему это так не понравилось брюнету, что он так резко оттолкнул?       Окей, он мог бы просто пойти и спросить, но у рыжего, всё же, инстинкт самосохранения хоть чуть-чуть, но присутствует и хоть как-то работает. Милкович явно будет не рад этому разговору. Но, блядь, куда Йену-то деваться? Мысли доканывают безбожно.       Последнее время он пытался сравнить их секс, которого по факту и не было, со сбором гребанного кубика Рубика. Да, это звучит как-то странно. Йен прокручивает воспоминания в голове снова и снова:       Он делал всё неуверенно? — Нет.       Он двигался хаотично? — Нет.       Он не знал как и что и куда девать свои руки? — О нет, это он точно знал.       Так что да, Йен уверен на все сто процентов, что делал всё правильно!       Хотя, может это было неправильно для Микки? Да, Милкович чётко дал понять, что нужно сделать всё «по-быстрому». Может Йен и не следовал этому, но он ведь хотел, чтобы парень чувствовал себя нормально. Бля, да какое «нормально»?! Галлагер хотел всё сделать так, чтобы Микки было хорошо. Разве это плохо?       Йен вспоминал, думал, как и что он делал, что говорил. Он буквально выстраивал в памяти всю цепочку своих действий в тот день. Вот идиот, конечно. Делать больше нехуй, как загоняться из-за одного провального раза. Но он не мог найти ни одной, достаточно веской, причины. За всю его жизнь не было ни разу такого, чтобы парень предлагал ему секс, а после, даже толком не начав, просто брал и отталкивал его, матеря при этом.       И слёзы. Блядь. Йен в какой-то момент совсем забывает про это. Но нет. Слёзы. Ему не могло показаться. Боже, какая же он мразь, он довёл человека до слёз в самый уязвимый момент. Но так и не понимал, как именно это произошло, что он сделал не так?!       В итоге Йен приходит к мысли о том, что ведь не только тот момент может претендовать на название логической загадки. Сам Милкович… та ещё загадка. Эдакий зеркальный кубик Рубика 3×3. А это, блядь, ещё хуже — ведь Йен не может разобраться даже со стандартным кубиком, куда уж ему замахиваться на зеркальный? Но нет же, мысли не хотят отступать, не хотят оставлять в покое. Да и Йен как-то не хочет выбрасывать Милковича из головы. Засел же, засранец! Рыжий понимает, что парень сидит глубоко в шкафу. Блядь, было бы удивительно, если бы он был открыт грёбанному миру — его папаша бы уже грохнул его. О его не любви к геям, кажется, знает весь Чикаго. Ну, по крайней мере, весь Саут-Сайд уж точно.       Возможно, ему стоит поговорить с Мэнди? Спросить её совета, не особо вдаваясь в подробности. Ведь рыжий не был уверен в том, в курсе ли сестра Микки что тот гей. А Йен не хотел бы рисковать…       Галлагер поднимает кубик Рубика и осматривает его в который раз. Этот вариант головоломки был определенно самым дешёвым из всех возможных, Лип подарил Йену кубик на прошлое Рождество. Плохого качества чёрный пластик (который до сих пор источал не самый приятный запах). На кубике — разноцветные бумажные наклейки, цвет, на паре из них уже немного выцвел, остальные потерты, с царапинами… даже кое-где облупилась краска. Механизм из рук вон плохой. Стороны с трудом проворачиваются, что стоит приложить немного усилий — кубик развалится в твоих руках, а не повернёт свои грани. Он собирался всего несколько раз, самим Липом…       Возможно ли такое, что на душе Милковича были такие же царапины? Что он так же с трудом поворачивался и воня…       «О нет, всё это край, так и кукухой поехать можно» с этой мыслью Йен протирает ладонями лицо, отгоняя роящиеся мысли. Ему пора завязывать со всей этой недофилософией. Определённо.       Парень поднимается с кровати и, опустив на тумбочку кубик, направляется вниз, на кухню — предложить свою помощь Фионе в подсчёте долгов за воду. Ему просто нужно занять свою голову чем-нибудь другим.

***

      — Что за хуйня? Тест на беременность? — брови Милковича медленно ползут вверх, показывая всё удивление юноши, а пальцы цепляются за пустую картонную упаковку, так неосмотрительно оставленную на столе.       В этом грёбанном доме есть только один человек, кто может пользоваться такими штуковинами. И, блядь, будь он проклят, начало этого дня Микки чертовски не нравится. Он сжимает челюсти и с минуту (а может и меньше, определённо меньше), пялится на буквы на пустой коробке.       — Что? — Мэнди буквально влетает на кухню, заслышав его голос. Без раздумий вырывает упаковку из рук брата, — нет, это… Откуда ты вообще знаешь как выглядит тест на беременность?       — В душе не ебу как они выглядят. Но читать я умею, — заявляет, наблюдая за тем, как Мэнди старательно запихивает скрученную инструкцию внутрь и, открыв дверцу под раковиной — отправляет коробку в мусорку.       — Мало ли что там было написано, — девушка с громким хлопком закрывает дверцу — И вообще, это не твое дело, — она разворачивается, чтобы уже отправиться в свою комнату, как перед ней вырастает брат. Определённо от него сейчас хер отделаешься. Понабивал себе всякого в голову.       Девушка шумно выдыхает, слыша следующий за действиями вопрос:       — Менди, что за хуйня? — Микки понижает свой голос до едва различимого шёпота, даже несмотря на то, что дома всё равно никого не было, — блядь, только не говори, что…       — Блядь, чего тебе не говорить? — повышением тона защищается девушка — Я тебе вообще ничего говорить не хотела!       — Ты залетела? Кто этот уёбок?       — Не твоё дело. Пропусти меня, — брюнетка делает попытки обойти брата, но тот не уступает.       Милкович упрямо стоит на своём, скрещивает руки на груди и смотрит на сестру в упор. Одним этим взглядом говорит: «Расскажи мне, сучка. Выкладывай!»:       — Почему ты защищаешь его?       — Блядь, с чего ты решил, что я защищаю именно его?! — даёт ему намёк сестра и тут Милковича кроет окончательно.       — Блядь, я убью эту скотину! — он уже готов рвануть с места, как сестра вцепляется в его руки останавливая на одном месте:       — Да, это он! — в полный голос выпаливает Мэнди — И знаешь что, — продолжает: — это не твоя вина. И не твоя забота. Так что больше не поднимай эту тему. Я сама всё решу. Справлюсь как-нибудь — на последних словах голос девушки предательски дрогнул. Она должна быть сильной, но быть сильной, когда на тебя смотрят эти большие, полные сожаления и тревоги глаза. Блядь, от одного этого взгляда вся сила рушится.       Мэнди опускает голову вниз, чтобы брат больше не видел её глаз, которые предательски наполнились слезами. Они вдвоём находились в одной лодке, но девушка была стойко уверена в том, что её проблемы, по сравнению с проблемами Микки — сущий пустяк. Вот в чём были похожи эти двое — какое-то упрямое чувство важности проблемы близкого человека, и уверенное игнорирование грозовой тучи, которая нависает над собой.       — И что ты собираешься делать с… этим? — неопределённо спрашивает Микки круговым движением руки в воздухе, очерчивая живот девушки.       Мэнди в ответ лишь пожимает плечами. Она прекрасно знает что нужно сделать. Покончить со всем раз и навсегда. Но для этого нужны деньги. И не маленькие. Это тебе не пачку сосисок в продуктовом украсть. И Микки, конечно же, понимает мысли девушки. Именно по этому он стоит сейчас напротив и покусывает изнутри нижнюю губу, чувствуя, как через прокусы начинает просачиваться кровь.       — Эй… — брюнет замечает, что у девушки начинают мелко дрожать плечи, поэтому он опускает на них свои ладони — закрой свой водопровод, сучка. Не из такого дерьма выгребали… — мягко сообщает Микки, на что Мэнди только кивает, всё ещё не поднимая взгляда.       — Не подходи к нему, я не хочу, чтобы ты из-за этого ублюдка попал в тюрьму… или в больницу, — на этих словах она едва слышно всхлипнула.       — Мэндс, ну что за хуйня? Ну?.. — недолго мешкая брюнет притягивает Мэнди к себе ещё ближе и как-то неуклюже обнимает.       Лёгкое замешательство девушки не становится преградой, чтобы она сразу же обняла брата за талию, утыкаясь лицом ему в плечо. Девушка ни за что не откажется от такого проявления братской любви. Микки никогда не обнимал её первый, в основном инициатором была она. Хоть Мэнди и удивлена такому порыву, но всё же чертовски приятно чувствовать сильное плечо и иметь возможность побыть слабой хоть немного. Побыть в конце концов девочкой. Той, которой не видят на улицах или в школе. Просто побыть собой. А под «собой» может скрываться и не частое проявление слабости и беззащитности.       — Ну всё, ладно? — произносит Микки чуть севшим голосом и отодвигается — придумаем что-нибудь. Как всегда, верно? — спрашивает как-то слишком мягко — И только бля попробуй сказать «я сама со всем справлюсь», — на этих его словах Менди едва заметно улыбается, наконец ловя в интонации брата легкое возмущение.       — Переночую сегодня у подруги.? — мельком взглянув в глаза Микки, спрашивает. Теперь очередь Микки для удивления. Мэнди Милкович никогда не спрашивала разрешения. Тем более у него.       — У той рыжей подружки? — ухмыльнулся он, зная, что нет ни одного человека, у которого его сестра могла бы остаться на ночь. Не было настолько доверительных отношений ни с одной из её подруг. Кроме одной. Рыжей такой. С тучей веснушек по всему лицу. И с членом между ног.       — Мик, — предупреждающе и с некоторым нескрываемым укором произносит Мэнди.       — Ой, блядь… да ладно тебе! — отмахивается он тоном а-ля «Уже и пошутить что ли нельзя?». И брюнетка сразу узнаёт этот тон и улыбается:       — Если что, ты знаешь, где меня искать, верно?       — Тронет тебя — я ему яйца по откручиваю, так ему и передай, — задумавшись над своими словами он хмурится, соображая насколько по гейски это сейчас прозвучало — Можешь не передавать, этот гомик, наверное, только и ждёт, чтобы его полапали. Фу, блядь… — он старательно напускает на свои слова как можно больше враждебности. На эти его слова Мэнди лишь хмыкает и всё-таки просачивается в свою комнату.       — Мы придумаем что-нибудь, верно? — спрашивает он, прислонившись к косяку двери, ведущей в комнату девушки и наблюдая как так закидывает в рюкзак вещи.       — Да… — с неуверенностью в голосе произносит Мэнди и, закинув на плечи небольшой рюкзак, останавливается возле брата — Спасибо, Мик… — на этих словах она целует брюнета в щёку, и слыша в ответ недовольное «Фу, блядь!» вновь едва заметно улыбается.       Всё же факт того, что старший брат её поддерживает — не может не радовать девушку. Видимо она стоит и созерцает этого неотесанного придурка слишком долго, что вскоре слышит недовольное:       — Так ты валишь или нет?       — Ой, завали, мудила, — толкнув брата в плечо она оставляет Микки одного.