* * *
«Борода Старсвирла, с чего бы мне начать, а?.. Хочешь узнать кое-что безумное? Я даже понятия не имею, сколько мне лет. Правда-правда. Чистая правда. Вот так долго я всем этим и занимаюсь — должно быть, ещё с тех пор, как Эквестрия, которой я правлю, вообще не существовала. Я не знаю, где я родилась, кто были мои родители, есть ли у меня вообще родители. Один культ несколько веков назад, я уже забыла его название, Новый Солнечный, как-то так, считал, что меня родило солнце… ну, там была целая заумная мифология. Даже сегодня многие думают, что я появилась откуда-то извне, что я какая-то бессмертная, всезнающая богиня, ниспосланная править народом пони какой-то непостижимой высшей силой. А правда вот она, ты её теперь знаешь. Честно говоря, я просто не помню. Я слишком много всего видела и слишком долго прожила, чтобы всё удержать в голове. Моя память вполне прилично хранит в себе примерно одно последнее столетие. Ещё два века перед ним так-сяк, а до того… Ничего. Ни лиц, ни имен, ни даже крупных событий. Иногда я читаю книги по истории и заглядываю в первоисточники — о переговорах, которые я вела, о битвах, которые я выигрывала, и… и ничего. Как будто время — это большой длинный поезд, и я иду по нему, а сзади меня просто отцепляют пройденные вагоны. Этого нельзя избежать, когда живёшь так долго. Какая-то часть меня — смертная часть, наверное, — она просто постепенно исчезает, переплавляется в эту внушительную оболочку, под которой мне приходится прятаться. Видят звёзды, я пытаюсь этого избежать. Всё ещё пытаюсь. Я ничего не могу с собой поделать. Я не одиночка, ты же знаешь, я… я много общаюсь с другими. Это всё, что у меня хорошо получается, потому что только это меня утешает. Это единственное, что заставляет меня чувствовать вокруг себя реальный мир, а не просто сон, в котором я хожу во сне, который снился мне уже много раз. Теперь представь: ты много общаешься с другими, видишь много всяких вещей, много раз наблюдаешь жизнь от начала до конца, и вдруг всё это опять ускользает. Те, с кем я общаюсь, сначала откуда-то появляются, а потом взрослеют, женятся, стареют и умирают в… буквально в мгновение ока по моим ощущениям. И всё равно я с ними общаюсь. Всё равно приходится, хотя это разбивает мне сердце. Хотя каждый друг, которого я теряю, и каждый спутник, который оставляет меня, навсегда и необратимо забирает с собой частичку меня. И знаешь, как я с этим справляюсь? Я планирую. Я думаю, я общаюсь, и я планирую, как бы сделать так, чтобы мне всегда было с кем общаться. Ибо с голодными и напуганными общаться не о чем. И они не смогут прожить единственную данную им жизнь, если не передавать им эти частички себя, чтобы те передавали их другим, уходя. И вот так появился этот план — План-с-большой-буквы-П, — тот, который для всего, для всех и для каждого. Всё началось с Лу́ны… звёзды в небесах, поистине всё. Луна была моей второй половиной, водой моего огня. Она всегда была организатором, это-то я точно помню… той, кто всё всегда продумывал, у кого на всё был ответ и для кого ответ всегда существовал. Я думала, что смогу справиться с делами без неё. Думала, что после её обращения в Найтмэр смогу править королевством одна не хуже, чем мы вдвоём. И, сказать по правде, пусть даже это прозвучит эгоистично, — хвала звёздам, что я сама не помню, сколько налажала! Сколько жизней было потеряно, сколько вообще не прожито из-за моего высокомерия, глупости или откровенной некомпетентности. Лет двести назад… да, почти ровно двести лет… я, наконец, просто сорвалась. Я от всех заперлась, не ела, не спала. Предоставила королевству жить, как ему вздумается. Убедила себя, что так будет лучше. И знаешь, что́ я поняла? Я была отчасти права. Не в том смысле, как думала тогда, но в более общем, и это-то заставило меня выйти из своих покоев и вернуться в мир. Дав мне цель, без которой я прежде обходилась веками. В этом-то и вся суть Плана. На полу в тесной тёмной комнате рядом с камином, который я не захотела разжигать, до меня дошло: я не в состоянии. Не в состоянии править Эквестрией в одиночку. Я не была достаточно сильной, или достаточно умной, или достаточно способной к обучению, чтобы восполнить образовавшийся недостаток. Я не была той принцессой, которую заслуживают пони Эквестрии… но я была единственной, что у них вообще была. И всё, что я могла сделать для них, то единственное, на что я была способна — это найти им лучшую. Кого-то лучше меня. Так что я начала искать. Не в открытую, не так, чтобы можно было заметить… но про каждого пони, которого я встречала, про каждое новое лицо и имя в моём сознании, я задавала себе вопрос: «Не ты ли это? Не ты ли то избавление, которое я ищу?» И, конечно же, никого не находила. За многие годы я встретила много хороших пони — немало умных, несколько таких, на которых другие смотрели как на величайших гениев… все они были не те. Никто из них не был лучшим в том смысле, который меня интересовал. А потом — Кейденс… Я её даже не искала. К тому моменту у меня это стало чуть ли не рефлексом — просто взглянуть на кого-то и подумать «нет», даже толком не вспоминая причину. Но всё-таки после ста восьмидесяти шести лет поисков она нашлась. Маленькая худющая пегаска, сплошные коленки и суставы, она стояла в сторонке, пока ее родители обращались с прошением о… уже не помню. У меня и тогда-то в одно ухо влетело, из другого вылетело. Одного взгляда хватило: я даже ещё не была уверена, что́ именно ищу, а никаких сомнений уже не было: у этой худышки оно есть. И, звёздами клянусь, оно у неё действительно было. У неё было всё, что я искала, и даже больше: доброта, ум, упорство, смелость… огонёк в глазах и свет тысячи солнц, горящих в душе́. Она многое пережила: в жеребячестве от неё отказались родители, потом голод и мор, две войны, нападения монстров… потом, наконец, нашлась семейная пара, взявшая её к себе, и после всего этого она не озлобилась на весь белый свет. Она никогда не переставала верить в чужую доброту и в то, что она сама может быть доброй к другим. Я… мне всегда было неловко рядом с ней, честно говоря. Я взяла её в Кантерлот, дала ей всё, что могла дать, даже официально назвала своей родственницей, когда её приёмные родители умерли, и единственным недовольством, которое я когда-либо слышала от неё, было: «Тётя, почему не сделать больше? Почему мы не можем сделать больше, чтобы помочь тем, кто в этом нуждается?» И только то, что она была так хороша, а малышка Ми Аморе Каденца была лучшей, кого я нашла во всей Эквестрии, позволило мне понять суть проблемы. Потому что я видела, как она лезла из кожи вон, как отдавала каждую частичку себя Эквестрии и ничего не ждала взамен… и я поняла, что с ней будет точно как со мной. Что когда-нибудь она будет править, как я, и её будут любить, как меня, и когда-нибудь — неизбежно, неотвратимо — она сорвётся. Когда-нибудь расколется последний кусочек её сердца, и она сломается так же, как и я. Потому что никто, будь то аликорн или нет, великий или ужасный или что-то среднее, не потянет такое в одиночку. Кейденс сама нашла себе пару задолго до того, как это сделала я. Она хотела какую-нибудь подработку во второй половине дня после школы, и подрабатывала няней для жеребят по всему городу. А я, глупая, тупая я, всё искала — вот, дескать, ещё лет двести, и я отыщу пони, равного ей хоть наполовину, — и даже не заметила, как она привязалась к семье, которая нравилась ей больше всех. Семья из Западного квартала с парочкой детей — её тормозным ровесником и шустрой кобылкой лет пяти-шести. Нет, а что я должна была подумать? «Ой, надо же, у парнишки, в которого явно втрескалась Кейденс, есть младшая сестра-заучка, упёртая рогом в книжки? Так вот же она, будущая всепонячья спасительница!» Смешно. Особенно сейчас смешно. Я бы на неё и внимания не обратила, не запиши её родители в школу, которую, что ещё смешнее, я специально учредила для поиска кандидатов — и хрен я там кого нашла среди более чем десяти тысяч выпускников, между прочим. Ещё одна маленькая деталь, показывающая мои безбрежные таланты в таких вещах… И даже когда она туда поступила, даже когда я проверила её и обнаружила, что она буквально — после этого осталась изрядная воронка — взорвала метод, который мы использовали для измерения магического потенциала, я ничего не сказала ни ей, ни Кейденс. Потому что мне нечего было им сказать, кроме правды. Сказать подростку-неофиту и буквально книжному червю-переростку, что «личные ученицы Селестии» — это такой эвфемизм для «избранных принцесс, которые унаследуют всё королевство, если, точнее, когда я им его сдам»? Ага, щазз. Потому что вместе с этим пришлось бы ещё кое-что говорить: «Эй, ребятки! Ужин в семь, потом будете спасать планету, только копыта помыть не забудьте, а ещё я когда-нибудь сдохну! Я, ваша бессмертная вечная принцесса, без которой никто и нигде не представляет себе ничего! И это, блин, будет очень неожиданно, вы, блин, ни разу не будете к этому готовы, когда оно случится, и это, блин, будет отстойно! Но это всё когда-нибудь потом, а сейчас давайте веселиться!» Нет. Хрена с два. Меньше знают, крепче спят. И чем меньше с ними откровенничать, тем меньше вероятность того, что я привяжусь к ним и начну смотреть на них просто как на пони, а не как на особо ценные заготовки, с которыми работать и работать. В чём я себя искренне и убедила, потому что: а) я самодовольная, эгоистичная стерва, привыкшая на всю Эквестрию смотреть свысока незнамо с каких пор; и б) я ещё и дура набитая. Потому что, если до тебя ещё не дошло, всё вот это сегодня… Ну, это древнее пророчество, «звёзды помогут ей сбежать», вечная кошмарная ночь… Это и моя вина тоже. Моя вина в том, что я тогда психанула и тупо ударила самыми могущественными артефактами всех времён по своей единственной сестре, изгнав её на луну на тысячу лет. Моя вина в том, что из эгоистичного желания забыть о случившемся я позволила другим думать, будто всё это легенда, вместо того, чтобы чисто конкретно подготовить их к неизбежному. А ещё моя вина в том, что я не стала сама разбираться с проблемой, как, знаешь ли, положено поступать нормальной правительнице. Нет, я подумала: «Эй, а что если вместо меня это сделает Твайлайт? Что, если из конца этого ляганного мира устроить ей экзамен на семинаре „Как стать полубогом на всю жизнь“?» И потратила годы на поиски пони, которые будут ей такими хорошими друзьями, что Элементы не смогут на них не откликнуться… хотя у неё уже были лучшие друзья, о которых я бы знала, если бы стоила того, чтобы на меня смотрели как на принцессу, мать или что-то такое! Наверное, я заслужила это. Всё, что сегодня случилось. Больше, чем кто-то другой. За свою самоуверенность, что, дескать, всё понимала и всё контролировала. Потому что ни рожна я не понимала, видишь? Ни тогда, ни сейчас, ни вообще когда-либо. Всё, что я поняла, так это простую правду о себе: что никакая я не принцесса, что за всеми регалиями, пылью в глаза и звёздным троном я всего лишь маленький испуганный жеребёнок. Ни семьи, ни цели, только вечные импровизации и разрушение всего, к чему я прикасаюсь. А сейчас… что я, по-твоему, делаю? Трачу время. Снова болтаю впустую. Потому что нет никакого Плана. И никогда не было. Просто глупая идея глупой дуры, пытавшейся заставить кого-то сделать за неё её работу. Вот и всё, что было…» Селестия закончила с шумным вздохом, самым близким к рыданию, который она могла себе позволить. Протёрла глаза и уставилась на солнце, которое за время рассказа ещё чуть опустилось к горизонту. Сколько времени осталось до заката? Может, час, может, полчаса. И сколько времени пройдёт, прежде чем оно снова взойдёт из-за кое-чьего глупого высокомерия? Её внимание привлекло негромкое покашливание — привлекло и отвлекло от самобичеваний, так что следующие слова кобылки возле неё она разобрала. — Это… ну нифига ж себе… — прошептала Синька, с явным напряжением пытаясь осмыслить всё то, что выдала сейчас принцесса. — Я как бы хотела узнать, не налить ли ещё чаю, но… я ничего такого раньше и думать не думала. Мне-то нафига это было рассказывать? Селестия чуть задумалась и даже не нашла, чем бы отмахнуться от вопроса. — Не знаю, — наконец ответила она. — Наверное, просто кому-то нужно было. — Чё я скажу, — хихикнула Синька, игриво ткнув Селестию копытом в бок. — Вам, ваше высочество, просто офигеть как нужен отпуск! И, чтоб уж не останавливаться на полпути, ещё психиатр. Я бы вам всю эту… фигню… запускать не советовала. Селестия невольно усмехнулась. В эти минуты мрачного отчаяния — самого мрачного за последние двести лет — непосредственность юной единорожки была, наверное, самой забавной вещью за весь этот день. — И чё ещё щас скажу, — продолжала та, взяв копыто Селестии в свои. — Скажу, что вы гораздо умнее, чем сами думаете, и гораздо лучшая принцесса, чем думаете о себе. Я вот нифига никого не знаю, кто бы старался сделать так много даже для кого-то одного, не говоря уже о всех. И делать всё, что вы делаете… хотя вам страшно и вы не уверены, что всё это правильно… ну, это реально самый смелый поступок, о котором я слышала. И, как ни посмотреть, наверное, самый самоотверженный. «Ну, просто здорово. После всей этой исповеди, всего сегодняшнего стресса и, кажется, синдрома сотрясения мозга, сейчас ещё и ВОТ ЭТО. Шикарно. Кажется, вот это то, что называется катарсисом или типа того.» — Это… ну, спасибо, — прохрипела Селестия, в свою очередь берясь за протянутое копыто юной кобылки. — За самые приятные слова, что мне когда-либо говорили. На физиономии Синьки расплылась нагловатая ухмылка: — А сейчас, принцесса Селестия, раскройте мне своё подсознание. — Не дождёшься, — принцесса одним движением вытерла слёзы и прикрыла ответную усмешку. — Столько я на тебя не вывалю, это и для двоих многовато будет. Тут она осознала нечто, заставившее её сначала замолчать, а потом покраснеть. Призналась: — Вообще-то, кое-что я тебе напоследок открою. Я понятия не имею, как тебя зовут, и всё это время мысленно называла тебя просто Синькой. О чём очень сожалею. Представься, пожалуйста? Синька рассмеялась — солнце-луна-звёзды, какой приятный, мелодичный звук! — Я Менуэтт, — сказала она, — и не стоит беспокоиться о прозвище. Мама меня с детства зовёт Минькой, вот ЭТО реально бесит. — Запомню, — кивнула Селестия и посмотрела на горизонт, заставив себя снова соображать. До заката оставалось где-то полчаса с небольшим, максимум час. Не так уж много времени… но, возможно, не так уж и мало. — Кстати, ваша новая подруга Менуэтт никому ничего не расскажет, ни единой живой душе. Она сохранит ваши секреты, и они останутся при ней, правда-правда. Селестия бросила быстрый взгляд — шестерёнки мыслей уже вращались у неё в голове, но на губах всё ещё была улыбка. — Правда-правда, — повторила Менуэтт, чуть покачиваясь. — Через сердце на луну. Селестия иронично вздела бровь. Кобылка выдержала её взгляд секунду или две, потом со вздохом отвела глаза. — Попробовать-то стоило… — пробормотала она. Селестия засветила свой рог и подтвердила: — Да. Пожалуй, стоило…* * *
— Принцесса Селестия! Вы… — Здесь у вас на вечеринке, — закончила Селестия за Менуэтт. — Подойдите-ка все сюда… и ты тоже, Твайлайт. Это касается тебя больше всех. Твайлайт и её подруги оставили свои тарелки с объедками торта и подошли. (Селестия и Рейвен решили, что после всех сегодняшних итераций «плана» девчонки заслужили угощение, а на королевской кухне всё равно было уже наготовлено много всего такого, от чего никто бы в здравом уме не отказался.) — Итак, — начала Селестия, когда все окружили её, — мой вопрос покажется странным, но можете не сомневаться, что скоро он обретёт актуальность. Кому из вас, мои маленькие пони, когда-либо доводилось сражаться? Все шестеро завозюкали копытами по земле и забормотали себе под носы — всех их вопрос принцессы явно озадачил. — Мне, честно говоря, конфликты как-то не очень… — первой призналась Твинклшайн. — Да, мы как-то больше… э-э-э… не по силовой части, — согласилась Лемонхартс. — Я, я, я! — замахала копытом Менуэтт. — Я давеча полаялась на улице, насчёт кто правильно переходит дорогу! Это считается за сражение? — На самом деле, почему бы и нет, — с улыбкой кивнула Селестия. Маленькая ложь для большой белой лошади, всё равно в суд не подадут… — В любом случае, то что произойдёт примерно через три с половиной часа, точно превзойдёт всё, с чем вы шестеро сталкивались за всю свою жизнь. Это определённо привлекло их внимание, хотя и не самым лучшим образом. — Что вы имеете в виду? — нерешительно спросила Лира. — Я имею в виду, Лира, — объяснила Селестия, — что сегодня в полночь, на исходе самого длинного дня тысячного года, Найтмэр Мун вырвется из своего лунного заточения и вернётся в Эквестрию, как предсказывает древнее пророчество… Твайлайт, сядь прямо и протяни в мою сторону передние ноги. Хотя Твайлайт была ошарашена не меньше других, она сделала то, что ей сказали. — Вот так? — уточнила она, и вместо ответа на её протянутые копыта шмякнулась потерявшая сознание Мундэнсер. — Да, именно так, — кивнула Селестия. — Там возле пунша есть пузырёк с нашатырём, воспользуйся им по назначению, а потом возвращайтесь сюда. Твайлайт неловко утащила Мундансер прочь, а Селестия вернулась к изначальному вопросу: — Итак, лучшим способом одолеть Найтмэр Мун является возрождение Элементов Гармонии и использование их силы. А поскольку сейчас здесь присутствуют шесть Элементов и шестеро друзей, я бы сказала, что всё сходится математически точно, до мелочей. — П-п-подождите, что?! — воскликнула Лемонхартс, у которой дёргались оба округлившихся глаза. — Вы хотите… чтобы мы призвали Элементы Гармонии?! Почему не вы? Вы же принцесса! А мы самые обычные единороги! — Потому что, Лемонхартс, я абсолютно точно знаю две вещи, — сказала Селестия. — Во-первых, если я и могла бы использовать Элементы сама, такие вещи лучше не делать в одиночку по простому хотению. А во-вторых, если сегодняшний день чему-то меня и научил, так это тому, что вы шестеро — отнюдь не самые обычные единороги. Заметив, что за спинами слушающих Мундэнсер начинает приходить в себя (хотя вряд ли Твайлайт сыграла в этом заметную роль), Селестия жестом раздвинула Менуэтт и Лиру и направилась туда. Опустилась на колени, чтобы их с Твайлайт глаза оказались на одном уровне. — Я слишком много от тебя требовала, Твайлайт Спаркл, — тихо сказала она. — Большего, чем имела право требовать по твоим знаниям, которых дала тебе меньше, чем ты имела право знать. Я сделала всё, что могла, дабы всё происходило по-мо́ему, но я не могу заставить тебя быть тем, кем ты не являешься, и я не стану приказывать тебе делать то, чего ты не можешь. Тяжёлый вздох, и принцесса продолжила: — Поэтому я хочу, чтобы ты знала: несмотря на всё то, что я тут наговорила, ты не обязана это делать. Одно слово, и тебе ничего не будет угрожать, что бы ни случилось со мной… я что-нибудь придумаю, потому что точно знаю ещё одну третью вещь: во всей Эквестрии нет больше никого, кому бы я могла сейчас доверить правильный выбор, даже если я сама не уверена, что поступаю правильно. Твайлайт задумчиво опустила взгляд. Селестия потянулась было дотронуться до плеча своей ученицы, но отдёрнула копыто. — Это твой выбор, Твайлайт, — сказала она. — Можешь ли ты сделать это для меня и готова ли ты на это? Прошла секунда, потом ещё две, а потом Твайлайт подняла взгляд, и Селестия увидела это — в её глазах, в её сердце, в каждой частице её существа. Всё то главное, чего принцесса когда-либо ожидала от неё. Надежду. Решимость. Смелость. Огонь. — Я готова, — сказала Твайлайт. — Мы не подведём вас, принцесса. Селестия кивнула и встала с улыбкой сквозь слёзы: — Ты никогда не сможешь подвести меня. Даже если бы ты попыталась. Твайлайт по очереди переговорила с подругами — начиная с Мундэнсер и заканчивая Менуэтт (эта дольше и задумчивей всех смотрела на принцессу, словно пытаясь что-то припомнить). — На причале ждёт небесная колесница, — сказала Селестия. — Она доставит вас вглубь Вечнодикого леса к развалинам моего старого за́мка. А уж там вас ждут Элементы… и Найтмэр Мун. — Вас поняли, ваше высочество! — отрапортовала Менуэтт, отдавая честь. — Команда эквестрийских героев к заданию готова! Селестия усмехнулась про себя и помахала вслед этой разношёрстной «команде», когда они двинулись в путь (Мундэнсер постанывала, ей приходилось опираться на Твинклшайн). Но перед тем, как стих цокот их копыт, в голове мелькнула мысль, тут же оформившаяся вскриком: — Твайлайт, подожди! Твайлайт Спаркл — её ученица, её надежда, её маленький книжный червь-переросток — обернулась. — Что, принцесса? — спросила она. «Ничего. И всё. Всё, чем ты являешься для меня. Чем я для тебя.» В гаснущем свете Твайлайт выглядела вдвое моложе себя — словно жеребёнок, вырядившийся в костюм воина. Это было слишком опасно, но для этого она была рождена. Этого нельзя было допустить, но это нужно было дать ей попробовать. — Просто… будь осторожна, — сказала ей Селестия. Кивнув и улыбнувшись, Твайлайт скрылась за углом. Солнце зашло в тишине, и Селестия осталась одна.* * *
Селестия не знала, насколько это иронично, но в любом случае она не помнила, как заснула. Вот она шла в за́мок, намереваясь дождаться возвращения Твайлайт, а вот она проснулась, скрючившись на троне — спина затекла, подкопытник обслюнявлен, а во все окна шпарит солнце. Солнце. Солнце взошло. Было утро. Звёзды в небесах, План сработал! Селестия примчалась на причал как раз к прибытию небесной колесницы, которую уже встречала многочисленная толпа. За ночь — тут явно поработала Рейвен — успела распространиться новость о группе из шести кобылок, которые отважились встать против Найтмэр Мун на защиту Эквестрии и спасти страну от вечной ночи, и теперь оставалось только дождаться момента, когда можно будет поприветствовать вернувшуюся команду эквестрийских героев, как назвала их Менуэтт. Колесница едва коснулась земли, как Твайлайт выпрыгнула из неё и помчалась к принцессе, уворачиваясь от встречающих. Селестия встретила её на полпути и обняла, и в душе́ её ярко светило солнце посреди бескрайнего ясного неба, и впервые за много веков она чувствовала себя по-настоящему живой, за что благодарить следовало вот эту кобылку — эту удивительную, невероятную маленькую пони… и её друзей, конечно. — Принцесса, вы не поверите, сколько всего произошло! — воскликнула Твайлайт, чуть освободив голову и получив возможность открыть рот. — Мы это сделали!!! Мы возродили Элементы, мы остановили Найтмэр Мун, мы даже освободили принцессу Луну! Она прибудет следующей колесницей… мы пытались впихнуть её в нашу, но она просто не вле… Селестия стиснула её ещё крепче. При всех её достоинствах у девочки была склонность непреднамеренно портить торжественные моменты. — Ты прекрасно справилась, Твайлайт! — шмыгнула носом принцесса. — Я так горжусь тобой! — Ну, — пискнула Твайлайт из недр королевских объятий. — Не то чтобы мне не помогали… И действительно, помогали, и Селестия знала, что делать с помощницами. Сначала, очевидно, парад, затем бал в их честь, затем… а, пусть что хотят, то и делают! Раньше она пыталась предусмотреть каждую мелочь, и что из этого вышло? Пусть уж всё идёт своим чередом, так гораздо лучше. Эквестрия спасена, Твайлайт счастлива, с ней её друзья, и ничто не может испортить этот замечательный мо… Один момент… — Надо сказать, вы, принцесса, действительно знали, что делали, — сказала Твайлайт. — Оказалось, что мы все прекрасно сочетаемся с Элементами! Один момент, минуточку, секундочку, подождите-подождите-подождите… — Мы бы не справились без честности Лиры, доброты Твинклшайн, щедрости Лемонхартс и смеха Менуэтт… ну, и мы с Мундэнсер, конечно, тоже поучаствовали… «Она… ты…» — И это действительно было хорошей идеей — пойти вчера на вечеринку к друзьям, — сказала Твайлайт, выпячивая грудь, на которой у неё сверкало блестящее, усыпанное драгоценными камнями ожерелье. — Раз уж я в итоге стала Элементом Верности и всё такое… То есть это означало… Лягать, именно это оно и означало! Сойдя с колесницы, среди своих подруг стояла Мундэнсер — Элемент Магии, — и на её голове красовалась золотая диадема с розовым драгоценным камнем. — На самом-то деле, всё вполне логично, — сказала Менуэтт, обнимая её и явно пытаясь успокоить (Мундэнсер уже начинала краснеть от всеобщего внимания). — В конце концов, это же ты собрала нас всех вместе на вечеринке, и именно ты сделала нашу дружбу крепче. Без тебя ничего бы этого не случилось, и мы бы никогда не… э-э-э, принцесса? С вами всё в порядке? Да. Селестия была в порядке. В полном, абсолютном, офигительном порядке. Всего-то делов! Пони, которую она выбрала своей преемницей — кобылка, с детства назначенная на роль будущего лидера, которого заслуживает Эквестрия, — даже не подумала возглавить своё первое большое приключение, уступив эти полномочия психованной обморочной интровертке! А в остальном, прекрасная принцесса, всё хорошо, всё… — Всё с ней в порядке, — ответила за неё Твайлайт. — В конце концов, это же она всё с самого начала сама и спланировала. Толпа вокруг восторженно взревела, и у принцессы задёргался глаз.