Бесповоротно влюблён и не более

      Уже три дня в городе было очень холодно. И за всё это время я ни разу не появился ни дома, ни в университете. Как раньше, так и сейчас я часто любил уходить в себя и подолгу гулять в одиночестве, решая таким образом свои проблемы. Нужно было переосмыслить случившееся, ведь никогда раньше я не испытывал таких сильных чувств. Я не мог описать их словами, поэтому особенно долго старался их принять. Мои перепады настроения достигли своего апогея, меня постоянно бросало из крайности в крайность. Порой я ненавидел себя за это и ещё за пустоту внутри. Я бесцельно ходил среди людей, укутанных в шарфы и вязанные шапки, а мой телефон разрывался от звонков, в конце концов просто разрядившись. Холодный воздух ночами рвал мне грудь, вспарывая лёгкие. Я уже почти не чувствовал рук, однажды заблудившись в любимом парке. Но мне всё равно было очень хорошо, потому что так я хотя бы чувствовал себя живым. Одиночество придавало мне сил. Хотелось вечно сидеть долгими прохладными вечерами на улице в полном уединение с собой. В состоянии абсолютного равнодушия мне вполне хватало звёздного неба, которое постепенно собирало меня из осколков в единое целое. Изо дня в день жизнь слишком уж быстро ломала меня своими внезапными переменами, к которым я был совершенно не готов. Но, несмотря ни на что, я всё равно выживал. В общем, пока ещё было чем гордиться.       Я сам вёл себя глупо, поэтому злиться на Одетту, которая не знала о моих чувствах, было бесполезно. Авалон я тоже ни в чём не винил. Однако тихая война за сердце Сэма растирала меня в мелкую пыль. У меня не было сил, чтобы жить, я почти не мог игнорировать, как мне показалось, суровую реальность. Всё было слишком сложным. Особенно для меня. Я чувствовал себя самым большим глупцом на этой земле, потому что сам себе придумывал проблемы, а теперь не мог их решить. Вся моя жизнь внезапно стала абсурдом, и мне нужно было скорее выбраться из этой пучины. Ощущение свободы не могло наложить швы на раны в моей душе. Наверное, никто не в состоянии это сделать, настолько глубоко я смог себя закопать. А самым ужасным и странным было то, что это именно я усложнял жизнь, которая была вполне себе простой. Моей осознанной влюблённости не было ещё и недели, но я уже решил для себя, что пора бояться и страдать. Разве так поступают здравые люди?       Проходя мимо магазина игрушек, я засмотрелся на витрину, за которой толпились дети и их родители. Было интересно наблюдать за тем, как какой-то ребёнок сияет от восторга, а другой надрывисто плачет из-за мелочи. Ненароком я понял, что когда-то и моя жизнь была тесно переплетена с плюшевыми мишками и машинками, но сейчас в моей голове это всего лишь туманная завеса. Я смутно помнил детские годы, поэтому казалось, словно я наблюдал за чужой жизнью. Странно улыбнувшись, пошёл дальше блуждать среди серых многоэтажных зданий, которые не выпускали меня из своего лабиринта. Сейчас моё настроение не позволяло мне наблюдать за теми, кто ещё плохо знает жизнь. Странно, но я мысленно стал переживать за этих детей, и мне естественно захотелось поведать им о нелёгкой жизни, что встретит их едва ли им стукнет лет так 14. По крайней мере, моё состояние начало ухудшаться примерно в те годы, когда нужно было познавать себя и свои чувства. По сей день никак не могу понять своих желаний, поэтому о сильных чувствах в принципе не стоит даже не заикаться. На данном этапе я могу понять лишь то, что меланхоличность въелась мне в кожу, поглотила разум и растеклась по венам. Больше ничего для меня не имело значения. Сейчас я вёл себя как настоящий безумец.       Было уже обеденное время, когда я пришёл во двор нашего дома. Для чего и почему я пришёл именно сюда, я не понимал, потому что ноги сами вели меня. Выбора куда идти, впрочем, у меня и не было. Я побывал в каждой части города и нигде не нашёл покоя, смог лишь ненадолго оторваться от суеты в пустых дворах под металлическими крышами беседок. Ветер жестоко бил мне по лицу, волосы закрывали обзор. Тогда я понял, что определённо нужно сделать перерыв. Похоже я сам не заметил, как устал размышлять.       Я сел на лавочку у подъезда, подобрал под себя замёрзшие ноги в ботинках и попытался нащупать в кармане кофты оставшиеся сигареты. Я сидел на никотине несколько дней, курение у меня было на завтрак, обед и ужин. За последние сутки я переосмыслил жизнь ровно на половину и в конце концов понял, почему медлил два года с курением. Я прекрасно знал, что слезть с табака будет сложно. И если первое время я буду управлять им, то совсем скоро сигареты будут указывать мне, когда принять очередную роковую дозу. Так и произошло, но сейчас я ни о чём не жалел. К тому же с чувствами к Сэму произошло то же самое. Изначально мне казалось, что я смогу разорвать свою привязанность к нему так же просто, как она появилась. Потом я стал разглядывать его черты лица, с трепетом сохраняя эти моменты в памяти, чтобы в моих фантазиях у нас всё было хорошо. А затем меня по инерции захлестнуло в самый эпицентр симпатии, которая, как мне кажется, крайне быстро переросла в искреннюю любовь. И сейчас меня мучило двоякое отношение к судьбе: любила ли она меня настолько сильно, что до 20 лет берегла от чувств или же настолько сильно ненавидела?       Я нашёл пару сигарет в портфеле, но передумал курить. Хотелось чего-то большего, что могло подарить мне ещё более сильное расслабление. Уйти из дома было спонтанным решением, которое просто выделило мне время на раздумья, а сейчас нужно было сделать что-нибудь по правде резкое и необдуманное. Я менялся на глазах и отступать назад было уже поздно. Закрыв лицо руками, задумался о путях решения, которые предложила Вивиан, и внезапно осознал насколько плохо знаю свою сестру. Мало того, что она познала всю глубину своего сознания, она смогла ещё и меня изучить. У меня всегда были проблемы с принятием решений, поэтому Вивиан предоставила мне только два самых радикальных варианта: оставить тайные желания при себе или открыто рассказать о них. Меня передёрнуло то ли от холода, то ли от младшей сестры.       Я невольно склонялся к варианту с вечным молчанием. Не знаю почему, но такой поворот событий меня располагал к себе больше всего. К тому же умолчать о своих чувствах не означало отпустить Сэма навсегда. Мне предстояло просто радоваться за его счастливую жизнь из тени. И это, впрочем, был не самый худший вариант. Всё равно ничего особенного предложить я ему не мог, да и сам был всего лишь одним из миллиона студентов. Как бы тяжело не было без Сэма, наши шансы на счастливое будущее исчезали так же быстро, как рассыпается песок сквозь пальцы. Нужно было учиться жить без него и без его поддержки. Я радикально менял свою жизнь и крушил её, а это по любому означало, что в ней не будет Сэма. И, вероятно, не будет ничего хорошего… Было очень больно, но мне всё-таки необходимо оставить ложные надежды и двигаться дальше. Теперь я перелистну страницу жизни и стану новым человеком, хоть это и звучит максимально абсурдно. И все эти решения, которые переворачивают мою жизнь вниз головой, я почему-то принял меньше чем за полчаса, сидя на лавочке. Оригинально и смело, однако. Зато теперь меня не будет пожирать ревность, когда обаятельные девушки будут тянуть к нему свои руки. Но всё же я болен и буду болеть им долгое время, и это неизлечимо. Кажется, я постепенно сходил с ума.       Я сглотнул ком и вспомнил о том, что у меня болит горло. Этот факт постоянно отходил на второй план, стоило мне задуматься о трудностях существования. Но поскольку я сидел возле дома и был готов перешагнуть через все свои слабости, можно было наконец вернуться к обычной жизни. Хотелось изложить свои мысли в заметках телефона и добавить пару моментов в фанфик. Всё-таки писателем я был до мозга костей, а парнем, который впадает в крайности — от корней волос до кончиков пальцев ног.       Оглядевшись, я всё же зашёл в квартиру. Было тихо. Сэм, наверное, уехал на очередные гонки, а Симон спрятался за диваном из-за пасмурной погоды. Так было даже лучше. Без самых любимых обычно проще отходить от стресса. Я повесил куртку на крючок и в спешке снял ботинки. Мои носки насквозь промокли, но сильнее меня разочаровало то, что я потерял серёжку, когда-то подаренную мне Сэмом. Впрочем, это было неудивительно, потому что в моей голове творился бардак. И если изобразить это в виде графика или схемы, то получится одна большая клякса.       Чайник быстро вскипел, и я налил себе чай в любимый стакан Сэма. Кажется, я отчаянно цепляюсь за любой шанс быть ближе к нему. Накинул на плечи одеяло и спрятался от всего мира в гостиной. Впервые в жизни я самостоятельно принял действительно важное решение, и теперь у меня совершенно не было сил. Чувствовал себя абсолютно опустошённым. Не было той эйфории, о которой рассказывают. Может, я где-то ошибся, а может сделал всё правильно, но совсем не так, как чувствовало сердце. Его я вообще почему-то не слушал.       Быстро выпил чай и прикрыл глаза буквально на пять минут. И как это обычно бывает, проснулся почти ночью. Сэма всё ещё не было дома, поэтому я сильно занервничал. Ему было уже 23, а мне до сих пор хотелось опекать его как раньше. Не умел я отпускать прошлое, всё время держался за него и ругал себя за это.       Телефон вдруг зазвонил. Вздрогнув, я совершенно равнодушно принял звонок и даже не задумался о том, кто по другую сторону провода. Фантазия в ту же секунду обрисовала мне ситуацию, где я разговариваю с маньяком, который вот-вот совершит моё убийство. Хотя, наверное, это был бы лучший вариант развития событий, и я правда хотел, чтобы ко мне в гости заглянул наёмный киллер. Дуло пистолета у виска сейчас выглядело куда привлекательней, чем дальнейшая длинная и счастливая жизнь. Не понимаю, откуда во мне столько ненависти к существованию? — Слушаю, — произнёс я. Глаза ещё не привыкли к темноте, а очки во время сна упали куда-то на пол, поэтому я видел лишь мутные очертания мебели. — Слушаешь? Прекрасно! В кои-то веке услышал что-то подобное от сына! — приятный баритон, что обжигал слух каждым произнесённым словом, вдруг окончательно разбудил не только меня, но и Симона.       Был бы я чуть внимательней и сообразительней, то от меня осталось бы одно имя, да внешность. Я точно понял, что в моей жизни всё не может идти как надо, потому что я сам препятствую этому. Вот и сейчас я испортил свой вечер, просто не посмотрев на знакомый номер, который мало того, что был подписан, я еще и наизусть знал. — А, пап… — я немного замялся. — Привет. — Здравствуй, Сноу. Вот учишься не пойми на кого, поэтому совсем от рук отбился. Никогда не слушаешь умных людей, вот никогда! Из дома ушёл, семью свою совсем забыл, наверное. Взрослый парень, как-никак 20 лет уже, а в голове ветер гуляет!       Спорить с папой не было ни сил, ни желания, а седьмое чувство подсказывало, что всё будет не так уж плохо. — Ладно, до тебя всё равно не достучишься, ты же у нас не от мира сего, — выдохнул папа. Он как обычно не изменял привычкам: высказал своё мнение и отмахнулся. — Звоню тебе, чтобы… — Узнать, как у меня дела? Всё отлично!       «Лучшая защита — это нападение» — я уже давно сделал для себя такие выводы и всячески пытался пользоваться этой стратегией. Прижав к груди подушку, с замиранием сердца стал ждать папиных слов. Ночь бесшумно опустилась на город и зажгла мириады серебряных звёзд, а в противовес ей вспыхнул свет в окнах квартир. Мне жутко захотелось есть. — Не перебивай, что за манера?! — он откашлялся и продолжил. — Тебе уже почти 21 год, Сноу, и я в твоём возрасте уже задумывался о семье. А ты, как я понимаю, совершенно не шевелишься. Я считаю, пора бы тебе задуматься, как минимум, о девушке. Я не говорю уж о серьёзной работе! А к семейной жизни тебя всё равно допускать страшно.       Я на мгновение выпал из реальности. Папа внезапно уничтожил мою маленькую опрометчивую мысль о том, что я никогда не постарею, как минимум, душой. Размышления о юности поселились в моей голове на постоянной основе, и я совершенно не думал о семье и будущем в целом. Я жил моментом, то есть здесь и сейчас, как не умел делать ещё несколько недель назад. К тому же все мои мысли были заняты Сэмом. Но папа настолько бесцеремонно разрушил моё крошечное счастье, что я даже засомневался в правильности моей повседневной рутины. — К чему ты клонишь? — спросил, поджав потрескавшиеся губы. — Помнишь моего старого приятеля из университета, который жил в соседнем доме? Ну так вот, у него ведь есть дочка, Давида, с которой тебе стоило бы поближе познакомиться. Прекрасная девочка: отличница, много читает, играет на гитаре и мечтает быть адвокатом. Может, хоть она образумит тебя, балбеса. Только вот ей 17 лет. Но я надеюсь на твоё благоразумие. Не зря же я тратил время на твоё воспитание, а? — Да-да…– рассеяно бросил я.       У меня внутри всё похолодело. Слова папы отдавались эхом в голове, но меня почему-то вдруг осенило. Может, мне действительно стоило начать встречаться с девушкой? Быть может это правда отвлечёт меня от Сэма? Перспектива вступать в отношения с девушкой меня, конечно, совершенно не радовала, но иных вариантов у меня всё равно не было. Я хотел сделать Сэма счастливым, не нагружать лишний раз своими трудностями и тем более не хотел навязывать ему свою симпатию. Да, я мог обречь себя на вечные страдания рядом с Давидой, которая так нравилась отцу, но зато я не разочарую ни его, ни Сэма. Свои чувства интересовали меня в последнюю очередь. Как сказала Ви, нужно решать проблемы по мере их поступления, поэтому я решил, что сейчас мне нужно соглашаться даже на свадьбу с малознакомым человеком. Иногда я просто сливался во едино с тем течением, по которому плыл, не сопротивляясь. (Впрочем, никто не говорил, что мне обязательно быть с Давидой до гробовой доски. Раз мне за всю жизнь не удалось встретить никого, лучше Сэма, то можно попытаться найти ту девушку, которую интересуют отношения и брак «ради галочки»). — Я согласен! Назначай дату и время! — Хороший настрой, Сноу, — его голос слегка изменился, и на устах, вероятно, появилась лёгкая улыбка. — Всё, поговорим об этом чуть позже.       Телефон выпал из рук на диван. Не было ни восторга, ни разочарования, я ничего не чувствовал. Меня словно изолировали от всего мира. Симон вдруг спрыгнул на пол, зевнул и убежал в коридор. А я и этого не заметил, просто смотрел куда-то в даль и в очередной раз старался понять в какой момент свернул не туда. Сэм тихо захлопнул входную дверь и зашёл в зал. Он с облегчением выдохнул и улыбнулся. По нему было видно, что он переживал за меня всё это время и что я для него что-то значу. Это сильно радовало, но я запрещал себе проявлять даже мимолётный интерес к нему. Он поднял мои очки с пола и убрал их на полку с книгами, потом сел рядом со мной. Его одеколон до сих пор опьянял. — Как ты, дружок? — Нормально. — Что-нибудь произошло? — Да. Я иду на свидание с девушкой, которую почти совсем не знаю, — сказав эти слова, я понял, насколько противно это звучит. А я даже предложение не закончил, не упомянул, что она мне совсем безразлична. И снова промолчал о том, насколько он важен для меня.       Послышались раскаты грома, и Сэм тут же ушёл на кухню, чтобы закрыть окна. Так я понял, что уже наступил ноябрь.