***
Я почему-то совершенно не нервничал. Вот совсем. Ни советы по снятию стресса, ни полупустая баночка успокоительного, спрятанная в кармане брюк на всякий случай, мне не пригодились. Я просто начал свой вечер с сигарет. Всё-таки Давида была ещё несовершеннолетней и прививать ей дурные привычки было рано, ну и я в общем-то в этом не был заинтересован. В конце концов хотелось бы доносить свою голову на плечах до окончания университета. На своё светлое будущее, переживания о котором внезапно обострились, у меня были некоторые планы. В ресторане, совместно выбранном нашими отцами, было мало людей, что меня приятно удивило. Не знаю, специально ли папа посодействовал этому или случайно, но теперь я не так сильно был возмущён его словами о ветре в моей голове. Эту истину я и сам прекрасно знал без чьих-либо напоминаний. Сел за забронированный столик, накрытый по всем законам этикета, от которых я был слишком далёк, и принялся изучать меню до прихода своей спутницы. Правда, Давида оказалась пунктуальной и ждать её совсем не пришлось. — Здравствуй, Сноу, — она сдержанно улыбнулась и села напротив меня. — Привет. Спасибо, что согласилась на эту встречу, — я совершенно не знал, о чём говорят с девочками-подростками, которые хорошо учатся и мечтают быть высококвалифицированными адвокатами. В моём окружении, увы, не было ни одного столь целеустремлённого человека. В моём окружении вообще почти не было людей. — Это тебе спасибо, я не думала, что ты согласишься на встречу со мной. В детстве ты был очень застенчивым и неразговорчивым, — она тоже опустила глаза в меню. Я бросил на неё взгляд, чтобы постараться запомнить её лицо для последующих встреч. Оказывается, она была совершенно такой же, как в детстве: каштановые кудрявые волосы, карие глаза с вечно широкими зрачками, тонкие бровки-ниточки, острые скулы. Я видел её лишь пару раз, но ещё тогда запомнил её изящную внешность на долгие годы, словно чувствовал, что нам предстоит еще раз встретиться (а может и не раз). Только теперь передние пряди её волос были покрашены в ярко-розовый. Это, наверное, был единственный бунтарский поступок, который она сама себе смогла позволить. Даже её маникюр был бежевого цвета, чтобы не привлекать к себе внимания. Давида достала из сумочки маленькое зеркальце и проверила свой макияж на наличие подтёков туши или чего-то ещё. Пока что всё шло довольно гладко, не считая неловкого молчания, нависшего над нашим столиком. Но это были лишь мелочи. — Ты выбрал что-нибудь? — спросила Давида. Всё же она кардинально отличалась от Сэма даже манерой речи. Он бы действовал вкрадчиво. — Я обойдусь кофе. — Я буду чай. К нам подошёл официант, и мне пришлось осмелиться, чтобы сделать заказ. Благо, парень оказался молчаливым и понятливым. Только вот после его ухода нам с Давидой пришлось просто сверлить друг друга глазами до его очередного появления. Я не понимал, о чём с ней можно и нужно говорить. Обычно люди вытягивают из меня слова сами. — Расскажи что-нибудь о себе. Должно быть студенты живут интереснее, чем старшеклассники, — в её глазах было целое море неподдельного интереса, который просто не мог не напугать. Лучше бы мы дальше молчали до окончания вечера. Так бы я был уверен, что не сделаю ничего лишнего. Прикусил губу и почувствовал металлический вкус. Всё-таки мне стоило принять успокоительное. Но я же хотел брать от жизни всё, поэтому такие нервные минуты тоже были бесценными экземплярами в моей коллекции. — Это зависит от студента, — сказал я, сложив руки в замок перед собой. Сейчас я примерял на себя какой-то странный образ. — Я всего лишь хожу на лекции, сдаю экзамены и зачёты, пишу конспекты. Никаких тусовок и баров. — Вот как, так ты примерный ученик, — подметила Давида, оставив бледно-розовый след от помады на чашке. — Наверное, можно и так сказать. Мы лишь изредка перебрасывались общими фразами на протяжении долгого времени. Обсудили погоду, немного рассказали о наших отцах. В моменты затяжного молчания Давида пожимала плечами, прикрытыми тканью белого платья, и постоянно заправляла волосы за ухо. Потом неожиданно заиграл лёгкий джаз, и она как-то оживилась, легонько раскачивая головой в такт музыке. Люди постоянно приходили и уходили, официанты лавировали между столиками, убирая чистые бокалы для вина или наполняя их. Сейчас мне определённо не хватало хорошей книжки и бокала полусладкого. На улице всё также шёл редкий снег. Кофе был совсем невкусным и больше никаких выводов я для себя не сделал, хоть и пришёл сюда совсем не ради него. — У тебя есть какие-нибудь планы на будущее? Конечно, как же мы могли обойтись без таких вопросов? Я задумался. Естественно, у меня была мечта работать в издательстве писателем или редактором, хотелось досконально изучить произведения своих любимых авторов, но сейчас я сомневался в том, что хоть одно из моих желаний исполнится. Единственными приоритетами было выжить и быть счастливым. Ну и, конечно же, я хотел так же сносно провести остаток вечера: застенчивая Давида молчала, а и не думал лишний раз поддерживать диалог. — Закончу университет, устроюсь на работу. Может, заведу таксу или карликового пуделя, — я пожал плечами. — Что насчёт тебя? — После окончания школы я планирую учиться на адвоката или юриста. В общем, хочу связать свою жизнь с законом и юриспруденцией. Закончу обучение и поеду набираться опыта за границу, мне к тому времени уже будет 22. А, может быть, поступлю в магистратуру. Моя цель — стать высококвалифицированным специалистом, который будет пользоваться спросом. Планирую выйти замуж в 24 года, чтобы к двадцати пяти годам у меня уже был первый ребёнок. Потом можно получить и второе образование в области естественных наук. Кто знает, может, мне больше понравится работать в лаборатории, чем с соприкасаться с законом? Когда я из вежливости задал ей этот вопрос, то не ожидал получить настолько развёрнутый и подробный план на её ближайшую жизнь. Она меня просто растоптала своими амбициями и серьёзным настроем. Я на фоне Давиды просто в облаках летаю, мечтая всю оставшуюся жизнь писать романы, да драмы с трагедиями. Ведь нутром же чувствовал, что не стоит поднимать такие темы, а всё равно наступил на те же грабли… — Ого, интересно, — лишь бросил я. — Боюсь, что мои планы никогда не станут такими грандиозными. Она тихо хихикнула, прикрыв улыбку ладонью, а потом немного покраснела. Ей наша беседа доставляла намного больше удовольствия, чем мне. — Папа часто рассказывает, как мистер Циммерман жалуется на тебя. — В конце концов у него ещё есть Вивиан. В неё верю не только я, но и он сам, — она вновь улыбнулась моим словам. Давида неожиданно стала серьёзной, от быстрых улыбок не осталось и следа. Отодвинула белоснежный чайник от себя и смущённо отвела глаза в сторону, неоднозначно поджав губы. Ничего хорошего такое обычно не предвещало, но, как мне казалось, удивить меня или повергнуть в шок не было ни единого шанса. Бледно-розовая помада на её губах уже почти стёрлась, она стала чувствовать себя чуть спокойнее. — Сноу, — стараясь начать издалека, заговорила она. — Ты когда-нибудь думал о семье? — Я считаю, что я человек, который не создан для семьи. Не отрицаю того факта, что, возможно, свяжусь с кем-нибудь однажды, но не уверен, что принесу счастье, — от меня так и повеяло лютым холодом, какой можно встретить лишь там, где от души уже почти ничего не осталось. — Но как же… — Давида, недоумевая, смотрела на меня, и музыка, что успела опутать всё помещение, её, кажется, больше не интересовала. Зал понемногу наполнялся людьми. Мне не нравились её вопросы. Они начинали злить меня, ведь в точности цитировали отца. Я, в конце концов, шёл на свидание с семнадцатилетней девушкой, а не с сорокалетним мужчиной, чьи слова въелись мне в кору мозга. Ему настолько сильно хотелось объять необъятное, что он надрессировал даже Давиду. Хотя наверняка я говорить не мог, ведь не знал, кого из себя представляет её отец. Вся эта тема мне уже осточертела. Хотелось глотка свежего воздуха и чтобы в нём не витало даже духа этой «нормальной» жизни. И почему я должен хотеть того же, что и все люди того поколения?! Моему негодованию не было предела, однако я ловко скрывал его под восковой маской, которую звал своим лицом. Я нащупал в кармане пиджака рассыпавшиеся сигареты и достаточно громко сглотнул, слегка ослабив галстук. Мне категорически не хватало никотина. Чем больше я курил, тем сильнее мне хотелось сделать очередную затяжку. В конце концов я стал заложником привычки, как и предполагалось. Откинувшись на спинку стула, бросил на Давиду максимально дружелюбный взгляд. Она до сих пор была в замешательстве, и мне её стало жаль, ведь сопротивляться стереотипным стандартам она, кажется, не могла. — А как ты будешь жить без любимой девушки? — её голос, наполненный невинностью и наивностью, был громом среди ясного неба. В моём сознании что-то резко перевернулось, и я даже не успел заметить этого. Просто начал говорить, не задумываясь о последствиях. — Мне не нужны девушки. — То есть? Выпрямившись, я упёрся локтями в стол и немного ссутулился. Во мне проснулся тот самый вечно спящий демон, который любит безжалостно срывать розовые очки. Даже в моих зелёных глазах что-то изменилось, стало совсем иным. Были бы мы в каком-нибудь фильме, у моей тени определённо появились бы рога. — Давида, как бы странно сейчас для тебя это ни звучало, но я — гей. Меня интересуют парни и никто другой, — медленно, с расстановкой, чтобы убедиться в том, что она всё расслышала, сказал я. В ней волнами билось непонимание. Всё было ясно без слов. Несколько минут мы просто смотрели друг другу в глаза и молчали. Длинные секунды не были блаженством, но и в пытку не превращались, поэтому я, точно хищник на охоте, затаился и ждал. Наша беседа неожиданно приобрела не самый лучший оттенок. Предыдущие разговоры о чём-то повседневном и попытки сблизиться теперь казались лишними. — Тогда зачем этот вечер? То, что тебе нравятся парни, мерзко и противоестественно, Сноу, — исподлобья взглянув на меня, наконец тихо, но с ужасным презрением произнесла она. — Боже, ты мне противен. Я жалею, что оказалась здесь. Похоже я слишком заигрался. Всё это время мне казалось, что именно я здесь задаю правила и диктую законы, но как выяснилось в этот момент, я глубоко заблуждался. Пол подо мной исчез, и мне казалось, что я падаю в тёмную бездну. От её слов я почувствовал почти физическую боль, плавно переходящую в агонию, от которой меня едва ли не рвало кровью и всем тем, что я скрывал. Бежевые стены давили на меня, люстры становились виселицами. Я чувствовал себя ничтожно маленьким по сравнению с каждым присутствующим. Находиться под пристальными и осуждающими взглядами, которые вскрывали мои внутренности, нельзя было. Я резко встал с места и бросился к выходу, совсем забыв обо всём, кроме слов Давиды. Не понимая куда идти и где нахожусь, я с трудом отыскал машину Сэма. Пальто постоянно соскальзывало с плеч. Истерзанное сердце всё ещё вырывалось из груди. Я крепко цеплялся за всё, что попадалось под руку, чтобы не забывать о реальности, но порой меня накрывала паника, и я задыхался. Так близко желание умереть и страх перед смертью ко мне ещё не подбирались. Совсем потеряв счёт времени, я шёпотом стал считать уличные фонари, которые ярко освещали полупустые дороги. Было очень больно. Обычное существование приносило мне лишь огорчения. Телефон зазвонил, и как бы далеко я ни был от реальной жизни, всё равно немедленно принял звонок. Эти противные звуки рингтона были для меня маяками, которые вытащили меня со дна безумия. — Что это значит, Сноу?! Что за хрень ты наплёл бедной девочке?! Немедленно скажи, что это всё ложь, вернись и попроси прощения у Давиды! — в бешенстве кричал отец, вновь уловив момент, когда мне было абсолютно плевать с кем я говорю. — Живо говори! — Это правда, пап, — тихо произнёс я, не в силах больше скрывать истинный облик. В уголках глаз скапливались слёзы. Но они были вовсе не от обиды, мне почему-то было стыдно перед папой. В носу сильно кололо. — Что ты сказал, сукин сын?! Ты хочешь сказать, что я воспитал гея? Прекрати это и немедленно признайся, что ты нормальный! Мой сын не может быть грёбанным голубым! Все его слова, точно лезвия, вонзались в меня. Я испытывал огромную гамму эмоций. Мне было стыдно и страшно, однако и гнев имел отклик в душе. Во мне на время появился какой-то стержень, и всё живое на одно мгновение остановилось: — Боюсь, тогда я не смогу быть твоим сыном! Если я вам противен, то с этого момента вся семья может забыть моё имя и о том, что я существую. Так будет лучше, — я закончил наш разговор, не дав ему ничего добавить. Папа и не стал мне перезванивать. Похоже, так действительно было лучше. Ещё несколько месяцев назад я бы ни за что не поверил в такие повороты судьбы. Но, вероятно, Вселенная решила, что именно в ноябрьский вечер мне суждено лишиться своих родных. Я просто принял это, как принимал всё, что она преподносила. Как-либо сопротивляться и действовать не было смысла, потому что под рукой сейчас была только баночка успокоительного, а в салоне машины сидел совсем опустошённый парень, у которого теперь не было даже фамилии.Глава 8.
28 января 2022 г. в 09:37
Последние сорок минут перед свиданием я хотел провести лёжа
на диване, совершенно не думая о том, что меня ждёт. Впрочем, мысли сами не
шли в голову. Да и к свиданию было кому готовится — Сэм взял все хлопоты на
себя. Он вытаскивал из шкафа водолазки и спрашивал моего мнения о том, какая
лучше, потом снова убирал их на место и цеплялся за очередную вещь, лишь бы я
по-божески выглядел на первом свидании. Ему хотелось продумать всё до мельчайших
деталей, у моей фантазии не было ни единого шанса для полёта. Не то чтобы мне
это не нравилось… Просто… мои грандиозные планы были немного иными. Во-первых,
я хотел на свидание с парнем, а во-вторых, мне не хотелось, чтобы Сэм даже
косвенно связывался с Давидой. Это я должен был сейчас выглядеть, как глупый
влюблённый, а не он! Один из немногих шансов почувствовать экстаз от первого в
жизни свидания не увенчался успехом, и я просто-напросто смирился. Из раза в
раз повторяя, что с Давидой у меня есть будущее, надеялся поверить в это сам.
Но вот только зачем я цеплялся за первую попавшуюся мысль и человека, понять
было тяжело. Фактически невозможно.
Погода как на зло была сырой. Дул промозглый северный ветер, и под ногами чавкала грязь. Лучше бы сегодня небо затянули серые тучи и весь день лил дождь. Я был из тех людей, которые тяжело переносят холод, но обожают короткие осенние дни, наполненные горячим чаем и тоскливыми пейзажами. Радовали только одинокие снежинки, что изредка падали с неба, точно крошечные звёздочки. Когда Сэм вышел из спальни, я встал с дивана довольно бодро и тут же сел обратно от того, что в глазах потемнело. Мне показалось, что это вещий знак, так как суеверности во мне было куда больше, чем трезвого рассудка. Волосы упали на глаза, и я тяжело вздохнул. Выбирать между отутюженной рубашкой и жилеткой а-ля «я интеллигент» уже не было времени, тем более, что в нашей квартире и не было подобных вещей. Я быстро надел то, что Сэм оставил на столе в модном порыве, и собрал волосы в мальвинку, чтобы не мешали. Время бежало с неимоверной скоростью.
— Ну можешь же поторопиться, когда захочешь, — сказал Сэм с кухни, когда я вышел в зал.
Я не придавал его колким словам никакого значения. Я слишком сильно любил, чтобы уделять внимание мелким недостаткам, которые вовсе не портят его. Он иногда колючий, а я ядовитый: мы идеально дополняли друг друга. В коридоре ненадолго пришлось остановиться у зеркала, чтобы совладать с галстуком, который мне в итоге завязал Сэм. Он ещё настоял на том, чтобы я воспользовался его одеколоном и надел его пальто. Как я и думал, оставить темноволосого парня полностью дома не получилось, так как каждый его жест я всё равно носил в сердце. А тут ещё и его вещи будут со мной. На самом деле, так было даже лучше. Не любил я изменять привычкам, поэтому быстро принял свою судьбу, ведь знал, что в жизни ничего не случается просто так, и забрал у Сэма ключи от машины. Честно говоря, я уже потерял всякую надежду на то, что мои водительские права хоть раз смогут покинуть пределы портмоне. Быть может, мы с Давидой прокатимся по ноябрьскому городу и забудем всё то, что было в сентябре.