***
На первый бой они опоздали. Когда Алтан с Лисом пролезли на трибуны, то забрались повыше и подальше от Крысы, сидящего неподалеку от императорской ложи. Толпа бесновалась. Тут были и высокородные патриции, занимавшие места ближе к арене, и те, кто победнее: ремесленники, ветераны-легионеры, комедианты, свободные горожанки с детьми. Оживление на их лицах, смех и разговоры в полный голос свидетельствовали о том, что бои гладиаторов были любимым зрелищем римлян. Пестрая и шумная толпа наполняла весь амфитеатр громким гулом — словно бы вместо людей на трибунах расположились пчелиные ульи. Солнце раскалило арену и каменные стены Колизея, в воздухе плыло марево. С арены уводили двух гладиаторов, тяжело раненых, но живых. На песке чернела кровь. Лис выглядел бледнее обычного. — Ты только Птицу не буди, — предупредил его Алтан, усаживаясь рядом в проходе. — Нам еще попасть в скандал не хватало. — Не буду, — отозвался Лис, втирая в лицо и шею остатки оливкового масла с рук, — я же сам сюда пришел. Кожа у рыжего кельта — белая, как молоко, к солнцу Рима непривычная, и Лису ее приходилось увлажнять чаще, чем Алтану и всем прочим южанам. На необычном оттенке кожи странности Лиса не заканчивались. Когда ему было что-то не по нраву, он становился другим человеком, и это не было простой фигурой речи. Его синие глаза зажигались золотым, и отзывался он в такие минуты лишь на имя Птица, придуманное для сцены. Лучше бы, по мнению Алтана, вовсе не отзывался. Птица, в отличии от Лиса — сварливый, несносный и драчливый мерзавец. Алтан терпел его лишь потому, что Птица всегда защищал своего Лиса, ограждал его от тягот рабской жизни, наказаний и лишений. Он был кем-то вроде его старшего брата, воспитанного жестокими римскими улицами в бедных кварталах — если не считать того, что два таких разных человека — грубиян Птица и мечтатель Лис — делили одно тело. — Когда у твоего Волка бой? — спросил Алтан больше из вежливости, нежели из интереса. Ему казалось дикостью, что Лис так привязался к этому гладиатору — да, тот поступил благородно, не воспользовался им, хотя имел на это право, данное самим Императором, но вместо того, чтобы порадоваться и пойти дальше, Лис придумал себе какую-то любовь. Сначала пришлепал в гладиаторские ямы — опасное место, пусть даже и с другом! — потом любовно обмазывал его маслом, а под конец еще и поцеловал на глазах у всех. Алтан бы никогда не позволил себе такой необдуманности, даже если бы питал симпатию к кому-то из гладиаторов. Он, конечно, не питал. — Его бой следующий или третий, я забыл спросить. — Да, ты был занят, засовывая язык ему в горло, — фыркнул Алтан. — Понимаю, дорогой, дело непростое, требует внимания. — Ну хватит издеваться! — застонал Лис. — Я уже раз десять пожалел, что взял тебя с собой. — Лучше бы сказал мне спасибо. И извинился за то, что мне пришлось выслушивать похабные шуточки этого Дракона. — Извини за него. По блондину сразу видно, что никакой порядочности в нем нет и никогда не было. Пока Алтан болтал с Лисом, на арену вышли двое. — Это же твой Волк, — он пихнул друга в бок, — и чертов Дракон! — О, Боги, — выдохнул Лис, — ведь эта громадина убьет его! Их имена и происхождение объявили громогласно, перечислили оружие и назначили награду: лавровый венок и боевой конь гнедой масти. Дракон был родом из варварских германских племен, а Волк — из Колхиды. — Не убьёт, — Алтан махнул рукой, удерживаясь от улыбки, — он выскользнет — вон как блестит на солнце. — Раздобудь себе макового молока и не капай ядом, — оборвал его Лис, — ведешь себя, как змея подколодная. Против такой горы мышц… И, посмотри, у Дракона кольчужный жилет и тяжелый длинный меч, а у моего Волка — лишь сеть да трезубец! Алтан хотел огрызнуться, заметив, что по части яда Птице нет равных, но сказал только: — Уже «твой» Волк? Лис не ответил. На арене тем временем соперники сходились. Всё затихло: взгляды зрителей обратились на двух гладиаторов. Дракон был в шлеме, изображавшем раскрытую пасть древнего ящера. Щит отражал солнечный луч, а меч был уже в руке. Все снаряжение Волка, напротив, оставалось легким, не стесняющим движений. Набедренная повязка, кинжал на портупее, сеть и трезубец — Лису действительно стоило переживать. Алтан же смотрел на всё происходящее ровно. Победит Дракон — хорошо, и Алтан спустится к нему в ямы, чтобы поздравить с победой. Проиграет — тоже неплохо, может, впредь не будет так задаваться. Первым двинулся Волк. Он подскочил к Дракону, набросил на него сеть, но тот увернулся. Осознав свой промах, Волк отступил, направил на него трезубец, но ударить не успел. Зубцы только царапнули по начищенной поверхности щита Дракона, когда его владелец бросился вперед, и сопернику пришлось уворачиваться и бежать, чтобы поднять свою сеть. Трибуны недовольно загудели. Алтану тоже было заметно, что Волк плохо управлялся с этим оружием. Именно с этим, поскольку, если бы он вовсе не умел драться, то попросту не дожил бы до этого дня. Они сошлись снова. Дракон, подняв левую руку, отбил удар щитом и проскользнул под ним — меч оставил на груди Волка красную полосу, быстро наливавшуюся кровью. Плебеи одобрительно закричали, а Лис схватил Алтана за руку, белый, как его туника. — Это не глубокая рана, — успокоил его Алтан. — Она просто зрелищная, для плебса. Смотри, Мастер поединков кричит на них с трибун: он знает, что Дракон ударил не в полную силу. Волк отскочил, собирая силы для нового удара. Он обернулся к трибунам с приветственным жестом и громким криком: «Пустяки! Как перышком пощекотал!» Этим он немного поправил зрительское мнение о себе — кто-то засмеялся, и смех подхватили даже на императорской ложе. Тех, над кем смеешься, обычно не хочешь убить. Дракон, ослепленный чужой кровью и боем, размахивал мечом, словно киркой на каменоломне. — Боги, когда это закончится...? — простонал Лис, с силой сжимая ладонь Алтана. — Разве ты не хочешь, чтобы твой мужчина победил? — Хочу, чтобы бой прекратился, — отозвался Лис, сцепив руки на коленях. Его мольбы остались без внимания Богов. Волк в очередной раз набросил на Дракона сеть, и снова неудачно. Этот раз оказался последним: Дракон прорезал ее мечом и выбросил, втоптав ногой в песок. Пока он был занят порчей чужого имущества, Волк изловчился и полоснул его кинжалом по плечу, у самой кольчужной жилетки. Дракон в последний момент отбросил его щитом назад, и удар, который мог навсегда изувечить ему руку, потерял часть своей смертоносной силы. Толпа рукоплескала. Исход боя теперь зависел от воли Богов. Взбешенный, северянин кинулся на Волка, тот отбил удар меча трезубцем, и достаточно ловко. Ударил и сам, но Дракон отразил выпад щитом. А дальше — Алтану пришлость прищуриться, чтобы рассмотреть что-то в сплетении железа, тел и поднявшихся с арены клубах песочной пыли — Дракон отбросил щит и свободной рукой перехватил трезубец Волка, ударил его мечом. Если бы удар был колющий, тот бы не выжил, но так меч лишь полоснул его; хлынула кровь. Лицо Волка исказилось от боли, Дракон толкнул его, попав по кровоточащей еще ране, оставленной в самом начале, и тот упал на спину. Дракон приставил ему к животу острие меча и поднял взгляд на трибуны. Плебс требовал смерти, разочарованный в том, как сражался этот гладиатор, но решающее слово было за мастерами и спонсорами. Лис закрыл руками лицо и, кажется, не дышал. Алтан смотрел вместо него: как Волка уводят с арены, прихрамывающего на раненую ногу. Как Дракон получает из рук Мастера поединков венок, и как ему подводят под уздцы гнедого коня. — Жив твой ненаглядный, успокойся. — На арене столько крови… — слабым голосом произнес Лис. — Иди домой, не трави себе душу, — предложил Алтан. — Я загляну в гладиаторские ямы, поздравлю победителя и узнаю, что там с твоим Волком. Ты же, если что, прикроешь меня завтра утром перед Крысой?***
Он нашел Дракона в ямах — тот перевязывал неглубокую рану полотнищем, смоченным в горячем вине, морщился и грязно ругался. — Я загадал, что если ты одержишь победу, то я увижу тебя снова, — вместо приветствия начал Алтан, — и ты свой шанс заслужил. Настроение у него было куда лучше, чем утром. После боя он подловил придворного лекаря и пригрозил ему, что «всё знает и расскажет Императору Константину». Алтан решительно ничего не знал о лекаре, но тому, видимо, было что скрывать: побледнев, седобородый всунул ему пузырек с маковым молоком, и в благодарность Алтан, конечно, пообещал, что ничего никому не расскажет. Это ведь несложно — не рассказывать того, чего не знаешь. — Гладиолус, — с торжествующей улыбкой, Дракон отставил в сторону вино и убрал неиспользованные ткани для перевязки. — Я знал, что ты придешь. На грязно-белых лоскутах у него на плече просочились бурые пятна — не то вино, не то кровь. Алтану не должно было это нравится, но ему нравилось, и даже слишком сильно. По мощной шее и плечам змеились татуировки, волосы липли к вискам, мокрым от пота. Загар ложился на его кожу ровно, совсем иначе, чем у Лиса, который тоже был северянином. — И не жалко тебе бедного Волка? — спросил Алтан, чтобы поддержать разговор. Ему было не жалко, но Дракон вроде как дружил с Волком и с Громом — тем парнем со шрамом на брови, которого приняли из гладиаторских ям прямиком в легионеры. — Нет, а должно быть? У меня теперь есть лошадь. Красивая, гнедая. Покатать тебя? Или на чем-нибудь другом поскачешь? — Ну наконец-то ты перешел к делу, — Алтан растянул губы в улыбке и немного прищурился. — Таверна «Ливийское золото», через час после захода солнца. — Зачем же, если ты и сам живешь в самом роскошном борделе города? — Затем, что там — нельзя. У тебя лошадь теперь есть, — усмехнулся Алтан, — значит, доедешь, куда прикажу. — Хочешь снять там комнату? — Какой ты догадливый, — Алтан покачал головой. — Сам хвастался перед боем, что у тебя много денег — вот и используй их по назначению. Хочу комнату с террасой и видом на реку.***
Алтан заранее решил, что опоздает на встречу на три четверти часа — просто так, чтобы Дракон не воображал о себе лишнего. Он расплел волосы и умастил их душистыми розами и пачулями. Одолжил у Лиса не то тогу, не то халат из сливочного шелка с открытыми рукавами и расшитым подолом. Алтан надел его на голое тело, а сверху закутался в неприметный серый плащ. Лис, наблюдавший за его приготовлениями со своей кровати, молча штопал исподнее, и мог бы многое сказать о поруганных принципах Алтана и его рациональности. Мог — но не сказал. Попросил лишь вернуться к полудню, на случай, если Крысе от них что-то понадобиться, да еще просил не пить много макового молока. На это Гладиолус хотел было огрызнуться, но тоже не стал. Город, обласканный теплым вечерним светом, не затихал, как стоило бы ожидать от других городов в такую пору суток, а лишь разгорался. Оживали фасады домов, подсвеченные факелами дозорных, зажигались окна в городских тавернах и борделях. Парочки всех полов и возрастов ласкали друг друга в укромных уголках узких улочек. В открытых окнах ругались, мирились, готовили пищу или громко стонали. На площадях фокусники приручали змей и огонь, а лицедеи в пестрых туниках кривлялись на помостах, изображая то правителей, то богов, то знатных патрициев. Алтан собирался опоздать, но пришел почти вовремя. Римские улочки в бедных кварталах становились после захода солнца опасным местом, и долго разгуливать по улице ему вовсе не хотелось. «Ливийское золото» мало чем отличалась от прочих таверн в этой части города. Рядом с ней на причале сновали рабы, разгружая тюки с небольшого суденышка. Сигнальные огни отражались в реке, золотыми змейками танцевали на ее поверхности. Комната, которую снял им Дракон, действительно была с террасой, и та выходила на реку. Дракон пришел раньше и ждал его, жуя абрикосы из большого медного блюда. — Здесь мало света, — с порога заметил Алтан. — Тогда сними одежду — и сам засияешь ярче солнца, Гладиолус, — Дракон отложил фрукты и поднялся с кровати. Он был уже раздет — только свежая повязка пересекала его плечо, а кроме нее — ничего: ни исподнего, ни обуви, ни широких кожаных браслетов, которые он носил на арене. Алтан пригляделся к полосам незагорелой кожи на запястьях и на бедрах — там, где его не касалось солнце. Дракон приблизился, снял с него шерстяной плащ, и Алтан благодарно выдохнул; ночь была теплая, и он успел в нем перегреться, пока шел. — Тебе идет белый, и волосы — вот так, как сейчас. На плечи легли чужие ладони, но Алтан не собирался упрощать гладиатору жизнь. Он вывернулся из его объятий, взял кубок с вином со стола и легкой походкой вышел на террасу. Интересно, Дракон выйдет вслед за ним или сперва оденется? — Не знал, хочешь ты красного вина или белого, цветочек, взял оба. — А здесь — какое? — Алтан обернулся, и волосы красивой волной стекли ему на спину. — Красное. — Значит, ты угадал. Алтан подошел к ограде, увитой ползучим белым виноградом, и снова попал в кольцо рук Дракона. Они смотрели на воду. На противоположном берегу носились огненные шары, но из-за темноты и дальности, невозможно было рассмотреть, запускал ли их фокусник, или же огонь этот жил сам по себе, повинуясь лишь законам этой ночи. А законов у ночи не было. — Эй, Гладиолус, — позвал Дракон, — цветочек? — Чего? — Можешь передать своему другу, что Волк в порядке. Рана только выглядела страшно, кровь давно остановилась. Через пару дней он вернется в строй. — Честно? Мне сейчас так плевать, что там с Волком, — хихикнул Алтан, допивая вино, — ты бы расплакался, если бы узнал, насколько мне плевать. Вино зажигало изнутри то, что тлело угольками после небольшой порции макового молока, выпитой перед выходом. Это сочетание сносило голову, делало его тело легким, звенящим и поющим. Алтан развернулся в чужих объятиях. Конечно, он не был привязан к Дракону. Точно нет. Но тот был мощным, плечистым и, должно быть, отличным любовником. — Даже кровь с себя не смыл, — выдохнул Алтан, забрасывая руки Дракону на шею, чтобы не задеть рану. — Мне нравится. Он поцеловал гладиатора требовательно и прямо — так сварливый торговец раскладывает свои сокровища на рынке, не пытаясь лебезить и не стремясь подружиться с покупателем. Берите или уходите. Дракон взял. Прижал его к себе, запустив руку в волосы и чуть отведя голову в сторону, чтобы впиться поцелуем-укусом в шею. — Не вздумай оставить засосов! — предупредил Алтан. Он внутренне похвалил себя за то, что вспомнил об этом сквозь пелену жара, окутавшего его — от макового молока, вина и горячего тела Дракона напротив. С улицы раздался свист — это портовые грузчики, заметив на террасе обжимающуюся парочку, заулюлюкали и закричали непристойности. — Зависть отравляет душу, мальчики, — громко ответил им Алтан и увел любовника внутрь комнаты. — Им и правда есть чему завидовать, — усмехнулся Дракон, садясь на кровать и широко разводя ноги. — Такая красота им и во сне не приснится. — Не загордись смотри, — полушутливо предостерег его Алтан, — тебе тоже чудом перепало. — Пока не перепало, — тем же тоном ответил ему Дракон, — пока ты только манишь, обещаешь и путаешь следы. - Ах, так я путаю следы? Сливочный шелк стек к его ногам, Алтан переступил ненужное теперь одеяние и шагнул вперед. Когда он подошел к сидящему Дракону, тот времени даром не терял. Глаза его — серые, кажется, но в полумраке почти черные, грозовые — светились самодовольством. Ладонь Дракона скользнула с тазовой косточки Алтана на внутреннюю сторону бедра, а вторая собственнически — и очень нахально! — легла на ягодицу. Алтан плавал в винно-маковом тумане, его член налился, затвердел, и при взгляде на пах Дракона кровь отхлынула от головы почти вся. — Забирайся мне на колени, цветочек, — гладиатор отсел немного дальше от края кровати и подал ему руку. Алтан постарался сделать это грациозно и плавно, но переоценил свою ловкость, утраченную из-за опьянения. Упасть Дракон ему не позволил: крепко удержал за бедра, не забыв немного полапать — что ж, он это вполне заслужил. Целовался Дракон жадно, смотрел на него с вызовом и вожделением, и Алтан плавился от этой первобытной, дикой силы. Варвар — он и есть варвар, но когда ты вскружил ему голову и можешь вить из него веревки? Бесценно. — А у вас в Доме удовольствий и игрушки, наверное, самые разные есть? — Есть, — невнятно кивнул Алтан. — У нас вообще много чего есть. Отвлекшись на разговор, танцовщик не сразу почувствовал чужие пальцы у себя на заднице; тело было легким и плавким, кровь кипела как море, подожженное греческим огнем. — Ох, так ты уже готов, — Дракон толкнулся пару раз, на пробу, и Алтан подался бедрами назад, насаживаясь на его пальцы. — Представь себе. Хватит болтать — давай к делу. Он немного передвинулся, приподнялся, чтобы направить член Дракона внутрь, и гладиатор придержал его за бедра, помогая. — Вот так, цветочек, давай осторожно, медленно. — Ха! — отмахнулся Алтан, насаживаясь в одно движение. — Да не такой уж он и большой… А-ах! Он замер, восстанавливая дыхание и привыкая, не желая признавать свой просчет. Ещё загордится, такой нахал — зачем Алтану это допускать? Он сидел сверху, и потому мог контролировать движения сам — и частоту, и глубину. Дракон его не торопил; держась за распущенные по спине смоляные волосы, вылизывал рот Алтана, а затем переместился на шею. Удержаться от стонов не получилось: с таким размером, как у Дракона, каждое движение было ударом молнии. Свободной рукой гладиатор попробовал довести до разрядки Алтана, но тот знал, что не сможет. Точно не так. Не сможет из-за вина и мака, но и это тоже неплохо — даже очень, очень хорошо. Дракон кончил быстро, с хриплым стоном, прижав танцовщика к себе, словно его собирались отобрать. Отдышавшись, он поменял их местами и взял у Алтана в рот, позволяя вплести пальцы в короткие светлые волосы. — Не знал, что ты такое делаешь, — с сомнением заметил танцовщик. Он имел в виду не столько ласки ртом, сколько позу. Дракон стоял перед ним на коленях, как жрец — перед божеством, как раб — перед мастером. Фыркнув, любовник выпустил член изо рта, чтобы ответить. — Я тоже многого о тебе не знал, цветочек, — Дракон облизнулся и наклонился, обхватил губами блестящую от смазки головку. Алтан сжал пальцы у него в волосах так сильно, что и самому стало больно, а Дракону уж тем более, но он не жаловался, только гортанно застонал. Юноша едва сдерживался от того, чтобы не податься бедрами навстречу умелому рту, а потом стало совсем невыносимо. Алтан задрожал, стискивая волосы еще сильнее, и так кончил — громко, остро, почти болезненно. Проглотив всё, Дракон прихватил губами чувствительную кожу на внутренней стороне бедра, прикусил, и Алтан нервно отпихнул его голову от себя. — Хватит уже. Даже если след от зубов никто не увидит… Все тело его после оргазма звенело натянутой пружиной, и любая стимуляция приносила боль. — Прости, цветочек, — Дракон забрался на кровать и внаглую улегся на единственной подушке. — Вкусный ты — не оторваться. — Хочу вина, — изрек Алтан, укладываясь рядом. В отместку он забрал единственное одеяло и завернулся в него, как в кокон, хотя в комнате не было холодно. — Принесу, если заплатишь поцелуем, — ухмыльнулся Дракон. Алтан, закатив глаза, поцеловал его снова, и тот отошел к столу за вином. — Хочу заметить, цветочек, для того, кто только танцует, ты отлично трахаешься. — А у тебя не такой уж и большой, — соврал Алтан, не задумываясь. — И вообще, при императорском дворе есть любовники и получше тебя. — Например, кто? — отдав ему вино, Дракон лег на бок и подпер голову кулаком. — Да я разве помню? — хихикнул Алтан. — Это же Крыса решает. Его клонило в сон, мысли заплетались, силуэты окружающих его предметов теряли четкость. Кубок в руках Алтана опасно покачнулся, и Дракон забрал его себе. — А Крыса — это…? — Мастер удовольствий. Мы его с Лисом так зовем. Крыса он и есть: вечно шастает по городским катакомбам, вечно у него тайны, пароли, интриги; то встречается с наемными убийцами, то яды какие-то кашеварит — я не знаю, свечку не держал. — Но как связаны Крыса и твои любовники? Он же не… — Он сам — нет, — зевнув, пояснил Алтан, — но он иногда подкладывает меня под своих друзей — патрициев самого высокого положения. Только Лису не говори — это страшная тайна, вообще никто не должен знать, особенно Лис — он мне как брат, а я скрываю от него такое. Не скажешь? — Не скажу, цветочек, Лис не узнает, — Дракон потянулся к нему и оставил короткий поцелуй в уголке губ. — И кто из этих патрициев был лучшим любовником? — Август, наверное… — Не могу поверить, — присвистнул Дракон. — Крыса тебя подкладывал под самого августа? — Нет, — пьяно усмехнулся Алтан, — Константин — примерный семьянин, его такое не интересует. Я говорю об Августе Хольте. Ответ Дракона донесся до него, как сквозь толщу воды. Комната кружилась вокруг Алтана, он закрыл глаза, чтобы прекратить это вращение, и сам не заметил, как провалился в сон.