дикий мёд золотого августа

***

В этот раз Птицу даже не пришлось будить — его защитник по первому же взгляду Мастера определил, что без него Лис не справится, и вступился. Завтрак Мастер устроил скромный: несколько перемен блюд, три широких клинии, арфа в углу залы и танцы — даже Алтана не дождались. Гостей и того меньше — кроме самого Мастера удовольствий на триклинии возлежали двое знатных патрициев. Август Хольт — молодой, черноглазый и дерзкий, приходящийся дальним родственником Императору. Даже в имени его был вызов: титул Августа, Цезаря или Императора был, по сути одним и тем же, и принадлежал только Константину. Вторым был казначей Альбертус — грузный, седеющий мужчина, обильно потеющий от вина и сытной пищи. Троица обсуждала что-то вполголоса, но Птице было не до этого. Половину слов танцовщик не слышал из-за звона своих украшений, а другую половину расслышать и не пытался. Унести бы ноги и не нарваться на наказание — вот будет удача. Мастер еще злился на него за тот случай с Волком, и это настроение передалось гостям. Птица уже давно не удивлялся тому, как похабно патриции могли вести себя на закрытых приемах — как раз он, а не Лис, знал об этом всё — но сегодня гости превзошли самих себя. Они смотрели не так, как обычно, а так, словно им всё можно. Алчно. Голодно. Хлопали пониже спины, когда Птица в танце проходил мимо. Отпускали грязные словечки, недостойные их высокого общества, и непристойные намеки: Птица отшучивался, мысленно представляя, как здорово будет воткнуть им в глаза ножик для разделывания устриц. Иногда даже дерзил, но под кожей у него всё равно клубился страх. Он танцевал, а потом вдруг замер. — Птичка, — Альбертус дернул его за подол платья, и Птица остановился, чтобы не порвать дорогую ткань, — а правду говорят, что тебе перышки уже потрепали? Птица с опаской глянул на Мастера. Ох, он бы ответил этому нахалу — например, что если его так привлекают пернатые, пусть наведается в курятник. — У меня был шанс вступить в благочестивый, угодный Богам брак, но, как видите, господин, я всё еще с вами, — нашелся танцовщик. Альбертус засмеялся, но кулак не разжал. Дернул ткань вниз, вынуждая Птицу сесть рядом с ним на клинии. — Леонтиус, ты же не против? — обратился он к Мастеру и, не дожидаясь ответа, перехватил потными ладонями запястья Птицы. — Если гладиатору можно, то и нам тоже. Танцев на сегодня достаточно, правда, Август? — Не в моём вкусе, — лениво отозвался молодой патриций, раскалывая тонким ножиком ракушку с устрицей внутри. — Уж очень бледен. Жаль, Гладиолуса нету. Хватка у Альбертуса железная — пальцы танцовщика занемели, он знал, что останется след, но даже не пытался убрать руки. С этим боровом — как с дворовым псом. Побежишь прочь, и он кинется вдогонку — просто из охотничьего азарта. — Птичка, — Мастер поставил кубок с вином на место и махнул рукой в сторону выхода, — сбегай вниз, позови… Фелисию, Марианну и, пожалуй, Клитуса — скажи, сам Август ждет его. — А ты разве не евнух, Леонтиус? — усмехнулся Альбертус, с неохотой разжимая руки. — Зачем и тебе девица? — Это не мне, — вежливо улыбнулся Мастер, и в изгибе его губ Птица прочитал угрозу, — это чтобы ты, дорогой Альбертус, истратил свой любовный пыл до остатка и не портил мой товар — тот, что дороже прочих. Птица, воспользовавшись тем, что его запястья выпустили, подскочил и, насколько мог спешно, покинул пиршество. Он испытал даже что-то вроде благодарности Мастеру — тот мог и не вступаться за него. Мастер удовольствий дорожил дружбой с этими двумя, они были самыми частыми его гостями. Вступился — и на том спасибо, хотя плечо от его кнута еще болело. Исполнив поручение, Птица поднялся к себе в спальню и переоделся в чистое. Долго мыл руки: ему казалось, что липкий пот с ладони Альбертуса въелся ему под кожу. Только растерев запястья до красноты, он разбудил Лиса и отступил. Алтан лежал в полудреме на вышитых подушках, его курительные травы на столике рядом источали тонкую струйку дыма, убегавшую под потолок. — Ты сегодня не пил маковое молоко? — спросил Лис. — Пока нет. Запасы кончились, а лекарь — пёсий сын, не хочет мне его давать. Я пригрожу ему немилостью Крысы, но… позже. Пока посплю. — А не хочешь… прогуляться? Я хочу сходить в одно место, но один не решусь. — Там будет маковое молоко? — Алтан приоткрыл один глаз, подведенный углем. — Не обещаю, — задумался Лис. — Но там будут гладиаторы. Алтан от удивления даже распахнул второй глаз и часто заморгал. — Ты пойдешь на сегодняшнее представление? Ты же говорил, не любишь смотреть на кровь. — Не люблю. Но есть один раб, он будет драться сегодня, и я хотел зайти пораньше и пожелать удачи. Гладиолус хмыкнул, проглатывая колкости, на которые был до крайности щедр. — Это тот брюнет с волевой челюстью, Волк, да? Ты хочешь увидеть его снова? Лис знал, что отпираться бессмысленно. Он ничем другим не мог объяснить свое желание спуститься в гладиаторские ямы, чтобы найти Волка перед боем. — Алташ, ну пожалуйста. Крыса не узнает, а потом мы пойдем смотреть бой — это точно не запрещенно. Без тебя я не отважусь. — А зачем? — Гладиолус сел и поправил волосы в тонких косичках. Когда ему случалось быть трезвым, он становился просто невыносимым. Колючим, почти злым и чрезмерно, удушающе рациональным. — Нет, Лис, я серьёзно спрашиваю. Замуж он тебя не возьмёт, как мудро заметил Император. Хочешь интрижку — хорошо, но будь готов получить от Крысы порку, каких не видывал, и переехать на первый этаж, когда он узнает. А Крыса узнает, обязательно узнает. — Я не собираюсь с ним спать! — запротестовал Лис. — Ни за что! Я хотел пожелать ему удачи и поблагодарить за тот раз. Алтан вздохнул. — Я не пойду без тебя, — пообещал Лис, — Если скажешь, что я дурак наивный — не пойду. Но, послушай, Алташ, есть в этом гладиаторе что-то особенное. Я как подумаю о нем, то улыбаюсь, но не здесь, — он коснулся рукой своих губ, — а здесь, — опустил ладонь на сердце. Гладиолус закатил глаза, но с кровати встал. Гладиаторские ямы располагались в подземельях Колизея. Не зная об их существовании, невозможно было наткнуться на них случайно, и тем более попасть внутрь. Плечи там прошивало холодом, идущим от земли. Сырость оседала на белых одеждах танцовщиков, когда они пробирались вглубь ям, ища при свете факелов Волка. — Гладиолус! — окликнул их хриплый голос. Дракон, один из прошлых победителей, которого Лис мельком видел на пиру, подскочил к ним с необычайной для его массивного тела прытью. — Как неожиданно и приятно вас здесь застать, сам Гладиолус — среди таких помойных крыс, как мы! — Я не знаю твоего имени, — Алтан окинул бойца раздраженным взглядом. — Дракон, к твоим услугам, — тот расплылся в нахальной улыбке. — Ты выглядишь скучающим, так у меня есть лекарство: проведи со мной ночь, и скука тебя оставит. Выразительно глянув на Лиса, Алтан шагнул чуть ближе к Дракону и, не отводя от него презрительного взгляда, произнес: — Не глупи, ящерка, лучше попытай счастья в портовом борделе. Ты даже на мой танец будешь копить всю жизнь. Одним этим разговором ты загнал себя в долговую яму. — У меня есть пять тысяч динариев, — озорно блеснул глазами Дракон, — но ты мне даром отдашься, Гладиолус. — С какой такой радости? — С того, что такого члена, как у меня, во всей Империи не найти. Лис не выдержал — рассмеялся в голос, и даже сдержанного Алтана пробрало. — Ты жалкий, — сообщил Гладиолус, успокоившись, — но смешной. Надеюсь, тебя не убьют сегодня на арене. — О, так ты всё-таки не хочешь, чтобы меня убили? — Подскажи, пожалуйста, где найти Волка? — встрял Лис. Их словесную перепалку пора было заканчивать: до первого боя оставалось всего ничего. Дракон, не отводя от Гладиолуса жадного взгляда, махнул куда-то к стене. Там Лис и нашел своего бойца. Волк стоял к нему спиной, одетый в одну только набедренную повязку, и держал в руках трезубец. Это было оружие ретиариев — того типа гладиаторов, чьим преимуществом была не сила, а ловкость. Кроме трезубца, их оружием считались сетка и кинжал, и сражались они без туники. — Волк, не отвлекаю? Поворот — и Лис замер, завороженный темными зрачками на красивом смуглом лице. Волк, смутившись, кажется, в его присутствии, отложил оружие и выпрямился. — Не думал, что увижу тебя здесь, Лис, но это хороший сюрприз. Буду думать, что это счастливый знак от Богов, несущий мне победу. — Не знаю, зачем я сюда пришел, — признался Лис. — И мне влетит, если в Доме об этом узнают, но я хотел пожелать тебе удачи. — Тогда она будет со мной. Глаза Волка улыбались, а губы — нет. За спиной Лиса сновали слуги, звенели оружием другие бойцы, неслись обрывки словесной перепалки Алтана с Драконом, а он только смотрел. Даже скудного света факелов хватало, чтобы сказать, что всё его тело — раскаленная плавкая медь, зовущая коснуться и обжечься. — Кто это сделал? — Волк, нахмурившись, кивнул на запястье Лиса, где след от лапищи Альбертуса уже наливался лиловым. Ожог от кнута Мастера скрывала туника, а вот браслеты он надеть забыл. — Это случайность. — Ты не умеешь лгать. Не понимаю, как кто-то может так по-варварски хватать — такого красивого и тонкого… — Тебе, может, помочь чем-то? — спросил Лис, опомнившись. — Когда твоя очередь? — Еще есть время. Мне бы не помешало… нет, неважно. — Что? — быстро переспросил Лис. — Говори, я же сам предложил помощь. — Я обычно не сражаюсь вот так, — он неловко махнул рукой, обозначая свою раздетость. — В тунике, доспехах и с молотом и щитом мне привычнее, но спонсоры посчитали иначе — спорить я с ними не могу. В прошлый раз мне помогал слуга, а сейчас он куда-то запропастился, а сам я не могу — если руки будут скользить, я не продержусь на арене и минуты, сам понимаешь. — Хорошо, — Лис наклонился и поднял с пола глиняный кувшинчик, хотя просьбу Волк так и не озвучил. — Повернись. Волк медленно повернулся, поднял руки и чуть развел их в стороны. От этого движения его лопатки сдвинулись, мышцы сменили положение. Лис, заглядевшись, едва не забыл налить немного масла в ладонь, перед тем, как приступить к делу. Мазать нужно было не густо — так, чтобы за намасленную кожу не мог ухватиться противник, но самому гладиатору это бы не мешало. — Ты не обязан, — отозвался Волк, когда руки Лиса взлетели ему на плечи. — Я позову слугу и… — Не вертись, — шикнул на него Лис, хотя боец и не шелохнулся. — А то на руки попадет, и трезубец выскользнет. Закончив с верхней частью спины, он налил в ладонь еще немного масла и перешел к пояснице. В гладиаторских ямах было холодно, но под ладонями у него горело живое красивое тело, блестящее в свете факела. Он принюхался к маслу и распознал в нем самое обычное, оливковое. Им с Алтаном давали пользоваться душистым розовым. — У тебя очень нежные руки. — Стой ровно, — строго повторил Лис, присев, чтобы добраться до ног. Там, где начинались высокие сандалии, он не трогал — еще ремешки соскользнут во время боя, что тогда будет? Так же и с руками: остановившись на середине предплечий, где начинались плотные кожаные браслеты с железными заклепками, Лис замер, не торопясь убрать ладони. Оставалась еще грудь. — Повернись, — тихо сказал Лис. Волк послушался. Выражения его лица не было видно — Лис смотрел на собственные руки, белые на загорелой груди, и взгляда не поднимал. От физической работы его щеки горели, дыхание участилось. Лис был уверен, что дело именно в работе, но деньги на это не поставил бы. — Закрой глаза, — Лис легко царапнул его грудь ногтями, придвинулся ближе, — и держи руки по сторонам, а то масло попадет. Первым делом он возвёл на него глаза: приподнятые в удивленном изломе черные брови, подрагивающие веки и ресницы. Сжатая челюсть и твердая линия подбородка. Темные мелкие родинки на скуле, шее и плечах. — Не подглядывай. — Я не подглядываю, — отозвался Волк, — но хотя бы скажи, что за тайны… Лис привстал на носочки и поцеловал его, а потом, оторвавшись, потянул за плечи вниз, чтобы тот чуть наклонился. Их губы встретились вновь. Это было прекрасно, потому что было на условиях Лиса — Волк не трогал его нигде, был только контакт губ с губами, а вот сам он мог цепляться за шею и плечи гладиатора сколько душе угодно. И он цеплялся — гладил, царапал, прослеживал звездные карты на горячей гладкой коже — от одной родинки до другой, от Ориона до Андромеды. Идиллия разрушилась, когда выросший словно из-под земли Гладиолус дернул Лиса за одежду. — Совсем страх потерял? Тут повсюду соглядатаи! Лис разочарованно вздохнул, отпуская Волка. Тот смотрел на него выразительным, потемневшим взглядом, но молчал, и его кожа блестела в свете факелов. — Идем, — Алтан, не слушая возражений, потянул Лиса за собой, и он больше не оборачивался.