Малахитовый лорд

Каждый его шаг, как и всегда, изящен и легок, каждое движение отточено до мелочей. Поворот головы, взмах веера, разлет одеяний. Исчезло только презрение из взгляда, пропала витиеватость колких речей. Шэнь Цинцю вернулся с задания другим. Стал собранным, спокойным и сосредоточенным. «Я, пережив столкновение с ужасной тварью, тем не менее, все же отыскал свой путь для дальнейшего самосовершенствования. Чего желаю обрести и вам, вместо пустой траты времени на бессмысленные расспросы», — отвечал он удивленным ученикам, братьям и сестре. Его губы улыбались, но не было и отблеска счастья в глазах. Попытки выявить подменыша не принесли плодов. Это все тот же человек, что и всегда. Просто отбросивший доселе присущую ему нетерпимость и горячность. Столь резкая перемена изумляет, настораживает, но ничего с этим поделать нельзя. Шэнь Цинцю изменился. К лучшему? К худшему? Рассудить могло лишь время. Или глава ордена, что спустя несколько дней по возвращению Шэнь Цинцю, вызвал того к себе на разговор. — Что с тобой произошло? — произнес Юэ Цинъюань, чуть хмурясь, когда Шэнь Цинцю зашел к нему в кабинет и, поклонившись в знак приветствия, присел. — Ты стал другим, шиди Цзю. И не говори мне о демоне, в жизни не поверю, что он один способен так изменить человека. — Вы правы, не только он один повлиял на меня, было еще пару вещей. Но это не столь важно, чем осознание того, что я уже давно вышел из юношеского возраста, когда стоит сучить ногами и пакостить всем, кто оказался тебе неугоден, — просто ответил Шэнь Цинцю. Прямая спина, спокойный взгляд, сложенный веер чинно покоится на коленях. А ведь они одни в покоях, тут можно и без формальностей. — Остановив бег своих мыслей на миг, пока врачевали мои раны, я понял, что все это время лишь в пустую растрачивал жизненные и духовные силы. Занимался не тем, не так, думал не о том. Завидовал, ревновал, тосковал, оскорблялся, унижался, возвышался за счет тех, кто слабее, глупее, мягкосердечнее. Не видел «леса за деревьями», растрачивал себя по пустякам. Упорно твердил день ото дня, что достойного совершенствующегося из меня не выйдет, ибо слишком поздно взялся за ум. Но вы ведь знаете, что «бывает только неправильный путь, но не бывает безвыходного положения». Я нашел свою стезю дальнейшего развития: прилежание при совершенствовании, осознание и расчет своих возможностей, трезвость мышления без застилающих взор эмоций. Как видишь, она дает плоды: более ничто не может поколебать меня. — Да, но…но теперь ты, — глава помял край своего рукава, — ты на себя не похож! — Я всего лишь решил вырасти, шисюн. В том числе, и над собой. Я переступил через собственные обиды, огорчения и глупость. Осознал, что, бессмысленно гоняясь за одаренными молодыми адептами, я так никогда их не смогу догнать. Мой путь более долог, более упорен, но, идя по нему, не пытаясь свернуть на протоптанные иными тропы, я действительно достигну результатов. Я — лорд пика Цинцзин, я должен соответствовать сему посту, дабы не опозорить тебя, как главу, дабы подавать достойный пример тем, кому повезло стать адептами нашего ордена. Я сумел это осознать, и, сейчас, этот шиди невероятно доволен, что стал намного ближе к своим чаяниям, нежели раньше. — Ты, неужели, и правда доволен? — Юэ Цинъюаню было сложно поверить в то, что его брата, сидящего сейчас в его покоях, действительно все теперь устраивает. Слишком уж спокойное для этого у Шэнь Цинцю лицо. — Абсолютно, — чуть кивнув, Шэнь Цинцю изящной рукой выложил на стол небольшой кожаный мешочек, перевитый печатями. — Эта вещь, что сейчас покоится на твоем столе, причастна к изменениям во мне. Именно из-за нее я и вступил с демоном в схватку. Но это того стоило. Эта вещь изменила меня, помогла открыть глаза на собственное несовершенство. И заполучив ее в свои руки, я открыл для себя новый путь самосовершенствования. Она — залог моего дальнейшего развития, долгой, счастливой жизни, моего труда во имя ордена. Она очень важна для меня шисюн. — Что это? — Юэ Цинъюань внимательно осмотрел появившийся перед ним на столе предмет, перевитый печатями, подавляя неуместное желание потыкать в него пальцем. — Насколько оно опасно, раз интересовало демона и, не может ли оно служить причи… — Она не опасна и не принесет вреда ни лично тебе, ни ордену, я ручаюсь, — с легким шорохом Шэнь Цинцю раскрыл свой веер. — Я просто не могу хранить ее сейчас у себя. Малейшая ошибка при развитии духовной силы может стать плачевной, и, искажение Ци — наименьшее, что может случится с нерасторопным совершенствующимся. Поэтому, она сейчас и на твоем столе. Я решил передать ее тебе на сохранение, ведь это самое сокровенное, что у меня есть, было и будет. Прими пожалуйста. Просто, если она будет у меня и в дальнейшем, то, я постоянно буду отвлекаться на нее, беспокоится за сохранность. О какой концентрации будет идти речь? А так, она будет под твоей защитой и, я смогу дышать спокойно, ничего не опасаясь. — Что это такое? Спрашиваю тебя в последний раз, — кажется, Юэ Цинъюань не удержался и выпустил часть духовной энергии. Слишком уж странные, слишком уж сильные печати на этом небольшом мешочке. — Это знание так необходимо? — насмешливо ухмыльнулся Шэнь Цинцю. — Моих слов, что эта вещь безопасна, и, что важнее, ценна для меня, недостаточно, чтобы ты принял ее на сохранение без лишних расспросов? — Нет. — Нет. Нет. Всегда нет, глава. Ваше постоянство огорчает этого шиди. — Прекрати! — Что прекратить? Огорчаться? Осознавать свою никчемность пред главой Ордена? — Замол… — Сядьте и успокойтесь, глава, вы уже давно не ребенок, — Шэнь Цинцю даже не повысил голоса, но слова били словно плетью наотмашь. И вновь «глава». Как же ему вымолить прощение? Тяжело вздохнув, Юэ Цинъюань сел обратно. Он даже не заметил, как вскочил. — Всем объяснениям обычно наступает свое время, но, сколь вы так нетерпеливы, то я скажу: в этом мешке нефритовая сфера Ши-Цзи, запечатленная на меня. — С…сфера Ши-Цзи? — глава ощутил, что ему хочется ущипнуть себя. — Сфера, позволяющая развивать духовную энергию, даже если ее у него отродясь не было, тому единственному, кто первым возьмет ее в руки? Она же была утеряна многие века назад. — Верно, — кивнул Шэнь Цинцю, — но все утерянное, рано или поздно, вновь приходит в сей мир. Я столкнулся с глупым демоном, что нашел древнее сокровище, но не зная ни что это, ни как им воспользоваться, использовал ту в качестве подставки. Я отбил сферу, слил свою энергию с ее, тем самым запечатлев ту на себя и выбрал неспешный путь развития. Сокрыл ее в мешке, и запечатал, дабы никто, особенно знающие порождения тьмы, не учуяли, что одно из легендарных сокровищ вновь обрелось под луной. Благодаря силе сферы я смогу стать сильнее, но, так как люди подвержены порокам, всегда присутствует соблазн распечатать мешок и подсмотреть, а правильно ли я все делаю? Не ошибся ли в чем-то? Сам понимаешь, что одолеваемый такими думами, оставлять сферу и дальше у себя я не могу. А, распечатанная, она своей силой привлечет знающих о ее существовании демонов, да и просто подлых людей, которые не погнушаются даже вырезать адептов в погоне за нею. При этом, если вы еще помните, сама по себе, сфера не несет опасности, она не убивает, не дурманит разум, не изменяет убеждения человека. — Помню, — подтвердил Юэ Цинъюань. — Поэтому, я решил передать ее главе на сохранение, уверенный в его силах. Ибо, сам я еще слаб, а ценность такого порядка в столь ненадежных руках, влечет страх: не украли б. Не поняли б, чем ты обладаешь, — произнес Шэнь Цинцю. — И ты решил отдать ее мне, дабы страх был со мною? — хмыкнул Юэ Цинъюань. Это слабо походило на его сяо Цзю. Пожалуй, стоит собрать глав и устроить ему полную провер… Но следующие слова Шэнь Цинцю разбили в пух и прах его уверенность, что тот был подменен демоном, с которым имел неосторожность пересечься. — И, я решил отдать самое ценное, что обрел за годы жизни, тому единственному, кто сможет защитить это, если кому-то станет известно, что я заполучил. Тому единственному, кто, как я надеялся, не станет задавать неуместных вопросов, а поймет и примет. Примет, и будет защищать от всего. Даже, коль потребуется, то ценой своей жизни. Ведь, я слил всю свою силу со сферой. Случись что-нибудь с нею, это отразится в полной мере на мне, — веер чуть трещал в руках Шэнь Цинцю, выдавая Юэ Цинъюаню все те чувства, что сейчас испытывал его хозяин. — Это… — Я не хотел обременять главу излишними, бесполезными для него подробностями о ненужной ему вещи, ибо боялся быть непонятым. Я ошибся, решив, что он согласится поверить мне без лишних расспросов, понимаю. Что ж, тогда я заберу и… — Шэнь Цинцю потянулся к мешку, но Юэ Цинъюань опередил его, схватив первым за тесемки и подтянув к себе. — Я сохраню сферу, шиди, ты можешь положиться на меня! — Точно? — на миг колкая насмешка проскользнула во взгляде Шэнь Цинцю. Казалось, сейчас взъярится, фыркнет, а то и с кулаками кинется. Но насмешка пропала быстрее, чем Юэ Цинъюань успел ее толком заметить. При этом, Шэнь Цинцю даже не сдвинулся, как натянутая струна. — Сколько раз вы уже обещали нечто подобное? Юэ Цинъюань от этих слов ощутил себя так, словно его ударили по горлу, настолько это оказалось неожиданно и больно. — И, всякий раз обещанное не сбывалось. Обстоятельства всегда стояли непреодолимой стеной меж вами и вашими словами мне. — Я ведь уже просил прощения! — И я вас простил, иначе, не пришел бы и не попросил бы о таком. — Не простил, — Юэ Цинъюань вскочил-таки со стула. — Простив, ты…ты бы не выкал мне, когда мы наедине! — Дань уважения статусу, Ци-гэ, — чуть склонил голову Шэнь Цинцю, в его взгляде промелькнула насмешка. — Ты…ты…уф, — Юэ Цинъюань прикрыл глаза рукой. — Зачем ты так… — Но простить — дело одно, а довериться — совсем другое. Доверь я тебе безликую, но ценную мне вещь, ты защищал бы ее, не терзаясь сомнениями. Но теперь, когда ты знаешь о том, что действительно сокрыто, сумеешь ли ты сохранить ее? Не поддашься ли соблазну взглянуть на сферу? Не поддашься ли соблазну сделать сферу своей? Я не знаю ответа на эти вопросы. Впрочем, как и на многие дру… — Я знаю. — Юэ Цинъюань встал со своего места и, подойдя к Шэню Цинцю, положил свои руки тому на плечи. Он натворил многое, и, взять эту вещь себе на сохранение — это самая малость его долга пред преданным братом. Он обязан взять сферу! Взять, вновь тем самым начав отстраивать тот хрупкий мост отношений, который он когда-то расколол на осколки. — Я клянусь своей жизнью, что никогда не нарушу целостность печатей сферы, клянусь оберегать ее! Клянусь, что никогда не возжелаю причинить тебе вред и заполучить сферу себе! Больше, Цзю, я никогда не подведу тебя! — Что ж, хорошо, гла… Ци-гэ, — Шэнь Цинцю снял руки Юэ Цинъюаня со своих плеч и встал со стула, — я доверюсь твоим горячим заверениям. Доверюсь в последний раз. Но, не потому, что у доверия есть размеры, а потому, что сфера связана с моей духовной энергией и, если кто-то другой привяжет сферу на себя, то моя энергия иссякнет и, я умру. Это не обида за детские недомолвки, это не шрамы из-за невыполненного обещания, это будет неисцелимо ни временем, ни хорошим отношением. — Я клянусь, что не допущу, чтобы с доверенным тобою мне сокровищем что-то произошло! — произнес Юэ Цинъюань, ощущая горечь во рту. Как же ему вымолить прощение? — Ты поклялся, — Шэнь захлопнул веер и развернувшись пошел на выход. У двери он остановился и, обернувшись повторил: — ты поклялся. Не подведи меня на сей раз, хорошо?

***

Прошло еще полтора месяца, и уже практически каждому обитателю Цанцюн стало ясно, что изменения, произошедшие с горным лордом — не временная блажь. Он не стал добрее, не стал менее колким на язык, но, он словно успокоился. Посещал библиотеку, медитировал, занимался бумагами пика и, что для многих стало самым удивительным, больше не срывался на окружающих. Еще неожиданней, Шэнь Цинцю «вспомнил» о своих обязанностях старшего наставника и, стал проводить с учениками занятия, спарринги и тренировки. За совсем малое количество времени он умудрился доказать всем на пике, что звание Учителя присвоено было ему не зря. При этом, что очень больно задело Мин Фаня, для него больше не было любимчиков и изгоев. Теперь, все были адептами, без оговорок. А все потому, что учитель, пережив смертельное столкновение, едва не стоившее ему потери всего, во время лечения твердо решил измениться и стать взрослее в своих суждениях и отношении к окружающим. Это все Мин Фань узнал лично от него несколько дней назад. На дворе тогда стоял погожий денек, когда учитель, собрав всех молодых учеников (Ло Бинхэ, Мин Фань перед этим, лично поколотив, закрыл в сарае, чтобы тот не думал о себе слишком многого) в библиотеке, решил ознакомить их с бытием одного из великих заклинателей ордена. Несколько часов захватывающего приключения, в которое погрузил их спокойный голос учителя, пролетели как один миг. — Что ж, на сегодня все, можете быть свободны, — дочитав последнюю строку, учитель аккуратно и осторожно закрыл ветхий фолиант, оглаживая тому обложку. — Это…это…это было восхитительно! — Мин Фань соскочил со скамьи, потрясая кулаками, — как он, перекрыл ему меридианы и… — Адепт Мин, я рад, что жизнеописание основателя ордена Цанцюн затронуло глубинные струны вашей души настолько, что вы решили разучить танец бабуинов, но наш орден не занимается этим направлением. Выражайте свой восторг не так рьяно, — учитель не повышал голос, не скрывал за веером лицо в притворном осуждении. Это восторгало, но, одновременно, от чего-то было жутко неудобно. — Простите, — Мин Фань склонился в почтительном поклоне, — этот адепт позволил себе лишнего. — Что ж, смею надеяться, что впредь, если вам захочется выразить переполняющие вас чувства, вы трижды подумаете о том, как это сделать, не уронив статус нашего ордена хотя бы в своих собственных глазах, — произнес учитель, глядя куда-то мимо него. Мин Фань обернулся. Учитель смотрел на Нин Инъин, пытающуюся вытащить из стоящей корзины со старыми, черновыми рукописями, одну из них. — Шимэй, шимэй, — попытался незаметно привлечь Мин Фань ее внимание, но, девочка, слишком занятая добычей свитка, не обратила на его потуги никакого внимания. — Адептка Нин, похвально, что вы начали проявлять тягу к знаниям, но самосовершенствование по непроверенным рукописям, содержащим незаконченные методы для развития духовной силы, могут обернуться не взлетом, а падением, после которого собрать себя уже не выйдет. Для саморазвития возьмите с первой по четвертую свитки Шун-ли-Цзи на третьей полке, восьмого стеллажа, если считать от окна в восточной части орденской библиотеки, — гам других адептов и шиканье самого Мин Фаня перекрыл спокойный голос учителя. Вот на него Нин Инъин тотчас обернулась и, заметив взгляд Шэнь Цинцю, направленный на рухлядь в ее руках, стыдливо раскраснелась. — Эм, Учитель, это…это я не для себя, — смущенно пролепетала она, теребя оранжевую ленточку в косичке. — А-ло, то есть, я хотела сказать, адепт Ло, не смог посетить занятие и, я…я просто хотела, дабы и он приобщился к знани… — Ах, адепт Ло, — учитель позволил себе легкий вздох, прикрывая лицо веером. Сердце Мин Фаня возликовало. «Сейчас, вот сейчас Учитель скажет, чтобы шимэй не забивала свою голову этим неудачником и занялась самосовершенствованием! Вот сейчас…» — Адепту Ло старые свитки не подходят для развития тем паче, ибо, придя в орден Цанцюн, он отчего-то решил, что самосовершенствование здесь заключается в пререканиях с наставниками, подмогой на кухне и тяжелой физической работе. «Словно мы выпускаем не заклинателей, а свинопасов», — произнес Шэнь Цинцю, начиная обмахиваться. — Да, Учитель, — Мин Фань просиял. — Он просто невоспитанный дурачок, который позорит собою наш ор… — Возьмите свитки Ли-ли-Цзи на второй полке восьмого стеллажа, адептка Нин, — спокойно произнес Шэнь Цинцю, словно и не услышав слов Мин Фаня. — Адепту Ло, чтобы догнать других адептов на стезе саморазвития, которую он, по собственной же глупости, решил игнорировать, иные не подойдут. — Правда?! — у Нин Инъин даже косички встопорщились от счастья, пока Мин Фань пытался поймать свою челюсть. С чего учитель вдруг решил озаботится свитками для этого ублюдка?! — Да, и, будьте добры напомнить ему, что в нашем ордене ценят преданность и готовность развиваться, а не самолюбование и гордыню, которую он демонстрировал доселе. — Да, в нашем ордене не любят таких задавак, верно, учитель?! — подбоченился Мин Фань, старательно давя в себе желание спросить, почему вдруг учитель решил к чему-то приобщить мальчишку? Разве ему, Мин Фаню, не было дано четкое распоряжение использовать полудурка лишь для отработки своих техник, не позволяя ему заниматься чем-либо окромя черновой работы? Ладно, сейчас учитель оставит его для поручений и, он спросит, чем именно вызвана такая перемена в отношениях. — Верно, — чуть кивнул Шэнь Цинцю закрывая веер и вешая его к себе на пояс, — поэтому, данное изречение касается всех собравшихся в этой комнате и, тем паче, в этом ордене. Этот учитель решил прикладывать максимум усилий, дабы сделать Цанцюн самым лучшим среди остальных орденов горных пиков и, надеется, что и адепты станут на тот же путь, без прежних различий. — Да! — нестройным хором выкрикнули все собравшиеся адепты. — Все свободны, — произнес учитель. После этого, довольная Нин Инъин, схватив порекомендованные свитки, убежала к своему «обожаемому А-Ло», а сам учитель…просто ушел, не сказав Мин Фаню и словечка. Это несколько обидело, но Мин Фань решил, что учитель просто забыл. Книга была интересной, учитель погрузился в оную с головой и упустил из внимания поручения для этого ученика. Ничего, Мин Фань учителю поможет! Решительно заварив ароматного чая и, прихватив с собою вкусные пирожные, что вчера доставили из города, Мин Фань принес все это в хижину учителя. Вот только, вместо благодарности и похвалы за свои действия, он получил тяжелый вздох и выговор. — Адепт Мин, будьте добры объяснить, зачем вы пришли ко мне со всем этим? — осмотрев поднос произнес Шэнь Цинцю, откладывая кисточку и заполняемые ранее свитки в сторону. Мин Фань вытянул заинтересовано шею и увидел печати на листах, вероятно, это были важные для ордена документы. — Эм, ну…это… — Мин Фань замялся. Раньше, учитель никогда такого не говорил. Он благосклонно принимал его чай, выдавал задания, они вместе смеялись над глупым мальчишкой Ло Бинхэ. — Чай и сладости прямо на важных документах ордена. Благодарю вас за наблюдательность, адепт Мин, — несмотря на обходительный тон, Мин Фань буквально кожей ощущал язвительную насмешливость учителя. — Мне вот только непонятно, зачем они мне сейчас? Время ужина еще не подошло. Желание выпить чаю я так же не изъявлял. Но, вы притащили все это мне. Вот я и интересуюсь адепт, с какой целью? — Как это с какой? — Мин Фань аж вскинулся! — Чтобы вы выпили чая и вкусные пирожные съели. Учитель, что это с вами?! Вы меня больше не зовете, поручений не даете, насчет того, что делать с этим уродцем Ло Бинхэ молчите, а сегодня даже дали свитки шимэй для него! Что с вами случилось, учитель?! — Повзрослел, — посмотрел Шэнь Цинцю ему в лицо. — Чего желаю и всем остальным представителям ордена Цан Цюн. — Че-чего?! — Мин Фань от этого заявления буквально опешил. — Сколько вам лет, адепт Мин? — веер лениво двигался в руках учителя. — Эм…шестнадцать, учитель, — ответил Мин Фань, не вполне понимая, причем тут его возраст к заданному им вопросу и начальным ответам Шэнь Цинцю. О том, что безликое обращение «адепт Мин» звучало обидно, а ведь раньше учитель звал его, да и остальных, без всего этого, Мин Фань сказать не решился. — А мне, как вы думаете, сколько? — в голосе Шэнь Цинцю не было и капли заинтересованности. — Эм…ну… — что ответить на этот вопрос учителя, Мин Фань понятия не имел. Не имел уже хотя бы потому, что этот вопрос никогда ранее не занимал его ум. Да и, если уж на то пошло, по его мнению, совершенствующиеся могли выглядеть абсолютно на любой возраст, который только возжелают. — Всяко поболее, нежели вам, адепт Мин, — учитель откинулся на своем стуле, веер, описав в его руках полукруг, аккуратно лег на специально отведенную для него подставку на учительском столе. — Но, до недавнего момента, я вел себя несоответственно своему возрасту. Нет, сохранение юности души в любом возрасте конечно, похвально, но, если дурачится постоянно, у лекарей могут возникнуть серьезные опасения за душевное здоровье этого человека. На своей недавней миссии я едва не погиб… — Едва не погибли?! — Мин Фань подскочил к столу учителя, пытливо вглядываясь тому в лицо, — ваши раны…они… — Благодаря своевременной помощи лекарей, затянулись, — спокойно произнес Шэнь Цинцю. — Но, для меня, пока шло врачевание, было главным осознанием не то, на сколь тяжелы были мои раны, а то, как я их получил. Я оказался слишком невнимательным для этой миссии, не имея опоры за спиной, позволил сомнениям завладеть моим разумом и, как итог, едва не распрощался с самым дорогим, что у меня было, пересекшись с демоническим отродьем. — Демо… — Мин Фань округлил глаза. Это какая же по силе тварь выбралась с той стороны, что учитель пострадал от ее лап? — Да, адепт Мин, демоническое отродье и его сородичи, — Шэнь Цинцю кивнул. — Жестокие, коварные, умеющие бить по самым уязвимым местам, как физическим, так и духовным. И, я пострадал, адепт Мин. Повелся на злые, жестокие речи, ослепленный собственным негодованием, гордыней, желая одолеть «обидчика» во что бы то не стало, бросился в бой. Не видя ничего вокруг себя. И предостеречь было некому. — А…а дальше? — Мин Фань внимательно посмотрел на учителя. — А дальше, я угодил прямиком в ловушку, расставленную демоном и его приспешниками. Пока он насмехался надо мною словесно, он, используя свои силы и помощников, незаметно для меня, слишком сосредоточенного на переживании эмоций, вызванных его речами, создал настоящий кошмар для любого заклинателя. Кошмар, из которого я смог выбраться, получив тяжелые раны, оставшись без гордости и головы демона, которую, будучи ослепленным собственным самомнением, я хотел привезти с собою на пик. Счастье мое, что демон был сильным, но, как и его приспешники, трусливым и, не сумев благополучно провести свою первую атаку, предпочел сбежать, забрав свое отребье с собою, а не проверять духовный потенциал этого учителя. Реши он проверить и, кто знает, быть может голова именно этого учителя красовалась бы трофеем в одной из демонических пещер. Мин Фань сжал руки в кулаки. Да, Шэнь Цинцю не был светочем среди наставников, но, он все равно был его учителем, пусть и не родным, но, Мин Фань смел надеяться, близким человеком поэтому, даже допущение мысли, что он бы не вернулся, стал бы трофеем, вызывала у Мин Фаня состояние сродни страху. Учитель, завидев его состояние, подвинул чай и пирожные. Мин Фань не стал отказываться, хоть это и было принесено им для Шэнь Цинцю, но, раз учитель сам предлагает, то смысл махать руками, пренебрегая его добротой и обижая его? — Добравшись до города, я направился прямиком к лекарям, — продолжил свой рассказ Шэнь Цинцю, пока Мин Фань сербал чаем. — И там, лежа на кушетке, утыканный иглами, измазанный мазями, я стал думать, из-за чего же я, один из горных лордов потерпел такое поражение, подвел свой орден? И, после многочасовых раздумий пришел к тому, что потерпел я поражение из-за собственной небрежности, невнимательности, горячности, нелюдимости. Я позволил эмоциям одержать верх надо мною, позволил «юности души» управлять моими действиями именно в тот момент, когда со мною не было никого из моих шиди или моих адептов. Поддался страхам, сомнениям, поддался неприятным воспоминаниям, что неизбежны в бытие каждого, но, которые, если ты взрослый и рассудительный человек не должны мешать тебе совершенствоваться и исполнять свой долг. Мне помешало. А это значит, что я слаб, что недостоин звания лорда. Недостоин, несмотря на все приложенные мною усилия на данном поприще. — Это не так! — Мин Фань едва не вылил на себя содержимое чашки. — Вы — один из самых сильных лордов на всех двенадцати пиках, нет никого равного вам в применении своей духовной силы к окружающим вас предметам и тем, как вы филигранно после этого ими управляете! — Но если вести себя при этом, как неоперившийся юнец, то, от этого не будет толку, — чуть качнул Шэнь Цинцю головой, проигнорировав неприкрытую лесть. — Я, осознав, что причина моего поражения, да и многих других моих бед, в том числе касающихся дел в ордене, сокрыта в моем неподобающем статусу поведении, решил, что приложение усилий по самосовершенствованию не будет полным без самого самосовершенствования. — Эм, вы, о чем, учитель? — Мин Фань все еще не мог понять, о чем же толкует Шэнь Цинцю. — Я о том, что более того поведения, присущего дерзкому юнцу, тех деяний, на которые я был так падок еще совсем недавно, не будет, адепт Мин, — повинуясь духовной силе Шэнь Цинцю, в воздух взмыли чашка, опустевшая стараниями Мин Фаня тарелка, и поднос. Собравшись в воздухе, поднос со своим содержимым мягко, под восхищенным взглядом парня, впечатленного контролем учителя над своей духовной силой, опустился Мин Фаню на колени. — Более я не буду выделять одних, принижая старания иных, более, я постараюсь соответствовать занимаемому мною месту в ордене. Я собираюсь не пренебрегать своими обязанностями лорда! А, это означает, что мне следует перестать устраивать нелепые чаепития лишь ради того, чтобы обсудить недостатки или же достоинства своего ближайшего и дальнего окружения, следует уделять больше времени прилежному самосовершенствованию, нежели мелочным распрям. Прилежание, послушание и, отношения меж старшим и младшими без деления на любимчиков и изгоев — вот мой нынешний путь, ежели, однажды, я не хочу умереть, будучи уличенным демоном в каких-то деяниях, не подобающим гордому, горному лорду одного из самых прославленных орденов гор Тяньгун. Мин Фань кивал на каждое слово учителя. Да, именно таковыми ему и представлялись умудренные опытом заклинатели, одним из которых он и хотел ста… А потом, в голосе Шэнь Цинцю зазвенела сталь. — Поэтому, адепт Мин, и, я очень надеюсь, что вам хватит ума это запомнить: более не стоит вламываться ко мне ежели я не позвал, дабы дать задание, одобренное главой и советом для адепта вашего уровня владения духовной силой, более никаких совместных чаепитий с пространными рассуждениями о том, чтобы вы сделали, будь вы менее ленивы и более прилежны, пусть эти слова о себе вы никогда и не произнесете вслух и, даже мысли не допустите, что в том, что вы не перешли на следующую ступень, виноваты не вы, а продавец персиков, на ругань с которым вы и тратили отведенное на тренировки время. Более никаких отработок навыков на чем-то не понравившихся вам, адепт, шиди я давать не буду, как и не буду самолично срывать злость, недостойную заклинателя моего уровня, на своих учениках. Более, никакого угнетения неугодных вашему мироощущению адептов — не обойду своим вниманием каждого участника столкновения, выговор заслужат все, без выяснения, кто именно был изначальным зачинщиком. Да, кстати никаких не заслуженных поощрений ради нравится/не нравится так же уже не будет. Прилежны — вы получите одобрение своим усилиям, считаете, что все с небес должно падать вам без усилий — будете наказаны. Мин Фань слушал слова учителя, ощущая себя так, словно его окатили холодной водой. Шэнь Цинцю говорил четко, жестко, настолько по делу, что даже такому приземленному в чем-то человеку, как Мин Фань, было ясно видно, что эти слова были результатом тщательного осмысления после весьма непростого периода в жизни. Но, слушать, что теперь ничего не будет, как прежде, слушать, что из любимчика ты низведен до уровня прочих, даже более, полудурок Ло Бинхэ из недостойных стал таким же учеником было почти физически больно. Больше не будет чаепитий, его больше не позовут поговорить о пустяках, его больше не назовут самым достойным, не спустят шалости и не согласованные вылазки в город с рук. Учитель больше не отдаст распоряжение насчет избиения и лишения всех благ Ло Бинхэ, ведь он теперь такой же ученик, как и остальные. — Вам все ясно? — ворвался в его разум, поглощенный думами о дальнейшем, голос Шэнь Цинцю. — Д-да, учитель, — произнес Мин Фань. — Тогда, будьте добры покинуть мое обиталище, и как самый старший, а должно, самый ответственный адепт, донести изменения в отношениях до младших шиди и шимэй нашего ордена, — произнес Шэнь Цинцю, вновь беря в руки кисточку и, предвигая к себе свитки. — Пожалуй, чтоб было не так скучно идти от меня, поднос с посудой, так и быть, я одолжу вам для компании. Мин Фань шмыгнул носом, но с места не двинулся. — Позволю себе поинтересоваться, что вам, несмотря на все ваши заверения, что все мною сказанное было принято и будет донесено, мешает покинуть мое nприбежище? — заметив, что Мин Фань не двигается, осведомился Шэнь Цинцю, на сей раз не выпуская кисточку из рук. — Не-неужели мы все теперь для вас будем на одно лицо? Неужели, больше никогда вы никому из нас не скажете доброго слова просто так? — Мин Фань сжал руками края подноса. — Доброго слова просто так? — учитель чуть сощурился. — Я — не ваша матушка, чтобы говорить кучке ленивых бездельников, получивших все возможности для самосовершенствования, но не желающих ими воспользоваться, добрые слова просто за то, как они великолепно плюют в потолок. Добрые слова, когда против тебя демоническая тварь, не подспорье для победы, адепт Мин. И, рассыпаясь в милостях направо и налево, этим я не помогу вам, своим ученикам стать более подготовленными к тому жестокому миру, что окружает Цинцзин со всех сторон. Едва не умерев, я понял это с хрустальной чистотой. Мин Фань потупил взгляд. Он читал в трактатах, что дыхание смерти порой, меняло людей и, меняло очень сильно. Но, доселе, вживую, он с этим не сталкивался. На фразу о ленивых бездельниках он не обиделся, многих как старших так и младших братьев, на его взгляд, стоило только и гонять палками. — Мне, когда я совершенствовался, будучи адептом, говорилось слишком много добрых слов просто так, из-за чего, я возгордился настолько, Мин Фань, что рассорился практически со всеми шисюнами и шидзе пика, — со вздохом произнес Шэнь Цинцю. — И пребывая в гордыни длительное время, не сумев изыскать слов, дабы объяснится, закономерно пришел к тому, что никто не возжелал вместе со мною пойти на важное задание. Не было никого подле, дабы прикрыть мою спину. Мин Фань вздрогнув, посмотрел на учителя. Выглядел тот расстроенным и задумчивым. — У-учитель, э-этот адепт не знал, — залепетал Мин Фань. — Именно поэтому, дабы ты, шимэй Инъин и остальные не оказались впоследствии в ситуации, подобной моей, я и решился на подобное. Воздавать каждому по заслугам, а не потому, насколько сладко он может петь. Не создавать любимых, не создавать не любимых, чтобы каждый получал столько же внимания, сколько и остальные, дабы, в будущем, никто не оказался в ситуации, подобной той, в которой оказался недавно этот учитель. — З-значит, — Мин Фань утер нос рукавом, — вы решили так относится к нам ради нашего же блага? — Именно, адепт Мин, — кивнул Шэнь Цинцю. — Я понял, учитель! — посуда на подносе загремела, но, не свалилась. — Я сейчас же всем расскажу, что теперь надо прилежно учится и совершенствоваться всем вместе, дабы в будущем мы смогли быть настоящим барьером для демонических отродий. — Какая отрада для этого учителя, что его адепты стали на путь благоразумия, — улыбнулся Шэнь Цинцю уголками рта. — А потом, когда мы на общем собрании через пару лет покажем всем, насколько мы, под вашим чутким обучением смогли развиться, вы сможете помириться с другими лордами! — Ну, разумеется. Мин Фань, окрыленный речами учителя, выбежал из домика, едва ли не размахивая подносом. Мин Фань не знал всего. Когда ученик скрылся вдалеке, Шэнь Цинцю аккуратно отложил кисточку в сторону и едко ухмыльнулся. Ну разумеется он не собирался ни с кем мириться, но прелесть историй в том, что их можно рассказывать до бесконечности.