Малахитовый лорд

Шэнь Цинцю неспешно прогуливался по территории пика, лениво помахивая веером в такт своим шагам, когда заслышал за своей спиной громкое топанье. Обернувшись, он увидел, что к нему бежит, спотыкаясь, Ло Бинхэ, прижимая к груди библиотечные свитки. Юный, гордый, уже сейчас имеющий все задатки для того, чтобы стать прославленным заклинателем… Как хорошо, что раздражение ему более неведомо, а то на близлежащих деревьях слишком много листвы подходящей формы. — Куда вы так торопитесь, адепт Ло? — когда подросток поравнялся с ним, скрыв лицо за веером, задал Шэнь Цинцю вопрос. — Этот адепт спешит отблагодарить учителя за его доброту и возможность учи… — Не заблуждайтесь, адепт Ло, голословно заявляя о моей доброте. Этот учитель просто устал от того, что вы ведете себя неподобающе для того, кто пришел совершенствоваться в сей орден, — не дал Шэнь Цинцю вылиться потокам благодарности из уст Ло Бинхэ. — Неподобающе? — чуть приподняв склоненную в почтении голову, непонимающе посмотрел на него Ло Бинхэ. Шэнь Цинцю подошел к сколоченной под ближайшим деревом резной лавке и величаво присел на нее. Ничего не понимая, Ло Бинхэ, поплелся следом, но, сесть на лавку рядом с Шэнь Цинцю не осмелился, впрочем, тот и не приглашал. Начиналась новая история, а их стоя не рассказывают. — Ну как же, адепт Ло. Вы ведь разжигаете ссоры с другими адептами, не посещаете библиотеку и занятия. Вы на кухне, на заготовке дров, таскаете камни, воду для купален, чистите конюшни, но, абсолютно не стремитесь начинать заниматься самосовершенствованием, — с едва заметной усмешкой произнес Шэнь Цинцю глядя Ло Бинхэ прямо в лицо, когда тот подошел к расположившемуся на скамье наставнику. — Вы здесь уже год, а до сих пор не продвинулись ни на одну ступень культивации, что меня весьма разочаровало. Вы не хотите учиться, адепт Ло? Тогда, зачем вы пришли в наш орден? — Не-неправда, учитель, я…этот адепт хочет учится, — затараторил Ло Бинхэ. — Просто…просто этого адепта…ему… — Если хотите учиться, учитесь, — взмахнул Шэнь Цинцю веером. — Вместе с остальными адептами, а не прося таскать украдкой адептку Нин свитки из библиотеки. Так стать настоящим заклинателем, достойным того, чтобы о нем говорили, что он из ордена Цан Цюн, не выйдет. Такой заклинатель — пятно позора на репутации ордена. Почему вы не хотите прилежно учится, мне неведомо, но вот то, что не сумели вы сойтись с другими адептами, целиком ваша вина. Ло Бинхэ подавился от заявления Шэнь Цинцю воздухом. Он то прекрасно знал, что не сделал ничего, чтобы заслужить черную злобу своих старших, которой те одаривали его постоянно, стоило им лишь завидеть его. Да и, если уж на то пошло, это ведь учитель приказал не пускать его с остальными на занятия. Мин Фань именно так ему и сказал, когда Ло Бинхэ попробовал как-то раз пройти вместе с остальными в зал на занятие. — Но, мною было принято решение дать вам шанс, адепт Ло, — дождавшись, пока Ло Бинхэ придет в себя от столь вопиющего заявления, произнес Шэнь Цинцю. — Шанс? — Ло Бинхэ, все еще не понимая, но искренне надеясь на положительный исход, посмотрел на учителя. — Да. Скорее всего, вы опять занимались какими-то своими важными делами и не слышали, что адепт Мин говорил всем вчера, верно? — веер лениво качался в руках Шэнь Цинцю в такт его размеренной речи. — Простите этого адепта за его невнимательность, — Ло Бинхэ опустил голову, давя неуместную обиду на колкие слова учителя. Полусонная Нин Инъин выпустила его из сарая только поздно ночью, втиснув свитки в руки со словами, что это от учителя ему. Никаких объявлений он, естественно, слышать не мог, а сегодня, натаскав с утра дров для кухни и перебрав рис, сразу же отправился на поиски учителя, который, как Ло Бинхэ долгое время казалось, не любил его, но, который именно для него подобрал свитки для обучения. И вот, он его встретил, но, учитель снова во всем обвиняет его…. — Это свойственно юнцам, вы не исключительны в этом, — произнес Шэнь Цинцю с легкой усмешкой. — На недавнем задании, которое мною было взято, если вы слыхали об этом за свистом топора, я был тяжело ранен ввиду того, что демонов было много, а мою спину прикрыть было некому. И, я задумался, а не ожидает ли подобное и тех адептов, что обучаются под моим началом? Какой пример я подаю, выделяя кого-то среди прочих, как когда-то выделяли меня? Хвастуны не кончают жизнь добром, лишь позоря взявших их под опеку. Ведь, для того, чтобы орден процветал, все его адепты, без исключений, должны быть едины! Должны быть готовы завсегда прийти друг к другу на выручку. Как вы думаете, адепт Ло, как этого можно достичь? — Эм…любить и холить каждого, учитель? — робко спросил Ло Бинхэ, подмечая меж тем в уме, что в ордене добрых людей самые крохи. Никто ведь не пошел вместе с учителем на задание, хотя оно было сложным и, учитель вполне мог погибнуть! — Это орден, адепт Ло, а не школа для избалованных девочек и изнеженных мальчиков, чтобы тут носились с каждым, как с отпрыском императора, — в речи Шэнь Цинцю послышалась ехидная насмешка. — Подумайте еще. — Этот адепт не знает ответа, — через пару минут обдумывания самых невероятных предположений, все же решился сказать Ло Бинхэ. — А это значит, что ко всем должно быть единое отношение, адепт, — изящные взмахи веера в руках Шэнь Цинцю приковывали к себе взгляд. — Все адепты ордена, отныне, будут совершенствоваться вместе, жить, принимать пищу. Будут учится прикрывать друг другу спину, ходить на задания и, совместно, без разделения на правых и виновных, получать наказание. Вам это, я питаю надежду, понятно? — Да, учитель, этот адепт все понимает, — почтительно произнес Ло Бинхэ. — Поэтому, я даю вам, адепт Ло, еще один шанс на то, чтобы вы доказали, что способны не посрамить наш славный орден. Я позволяю вам остаться и обучаться дальше, несмотря на то, что ваши ранние результаты не вызывают ни малейшего восторга. — Спасибо, учитель я… — засиял Ло Бинхэ. — Тогда, почему вы все еще здесь, а не вместе с остальными адептами на занятиях? — Шэнь Цинцю чуть приподнял одну бровь глядя на это неприкрытое счастье. Один из безликой толпы. Ни лучше в его глазах, ни хуже. Теперь, просто ученик, а не напоминание об загубленных возможностях. С каждым прожитым днем, от совершенного им деяния, проявляются одни плюсы. — Я сейчас же пойду учитель! — заявил Ло Бинхэ, завидев легкую тень недовольства на лице учителя. — Идите. — Эм…учитель… — В чем дело, адепт Ло? Вы решили пренебречь своим последним шансом на возможность самосовершенствования? — Нет, учитель, просто, этот ученик подумал, может быть, он мог бы что-нибудь сделать для этого учителя? Я, я готовить умею, вот. Для матушки гото… — Вы можете отправиться на занятия, адепт Ло и, более не пренебрегать возложенными на вас обязательствами, — оборвал его Шэнь Цинцю. Конечно, его уверяли, что ничего не будет, но, лишний раз пересекаться с тем, кто вызывал болезненные думы, не стоит. — Лично мне не нужно ничего ни от вас, ни от остальных адептов. Ваша задача, коль жаждете похвалы своих деяний, не подводить орден, прилежно совершенствуясь во славу его. — Но, но… — все никак не мог угомониться Ло Бинхэ, пытливо вглядываясь в учителя и подмечая то, до чего другим особо дела не было. А именно то, что несмотря на пылкость речи, на нервные, словно взмахи крыльями бабочки движения веера, взгляд учителя оставался неизменным, выражая, несмотря ни на какие слова лишь полную отстраненность и равнодушие. Ему и правда не было дела ни до Ло Бинхэ, ни до остальных. Но, вот почему?! Что произошло во время его стычки с демоном такого, что учитель так разочаровался в людях?! Предали его? Подставили? Передали в руки демону, из-за чего он решил отгородится ото всех пеленой равнодушия? Ло Бинхэ не знал правильного ответа, да и учитель вряд ли скажет, даже если задать вопрос в лоб. Вон как спроваживает подальше. Нет, с одной стороны, такой перемене отношения Ло Бинхэ был рад. Ему дали еще один шанс дабы он сумел стать заклинателем, его больше не будут запирать в сарае, топить в грязи, подвешивать за руки к веткам, и огромный булыжник на ноги над пропастью. Он сможет спать, если все равны, в общей спальне, а не на поленьях, к тому же, ему более не будут выливать чай в лицо. Но с другой стороны, от осознания, что теперь все будет не так, в груди что-то начинало болезненно ныть. Теперь, когда все в глазах учителя равны, ему больше никогда не получить чего-то только для себя. Ему более не отвесят подзатыльника, не скривят презрительно губ, более никогда не сорвется «отродье» на выдохе. Более никогда учитель не будет высматривать его взглядом в толпе. Ведь какой в этом деянье смысл, коль все равны? Более никогда не будет язвительных, болезненных слов, после которых хочется часами реветь в укромном уголке. Более никогда тот, ради похвалы кого он так отчаянно старался стать лучше, не взглянет в его сто…. — Что, но? — ворвался в мысли Ло Бинхэ голос Шэнь Цинцю. Учитель старался придать своему лицу сердитое выражение и, если взгляд бы не остался прежним, Ло Бинхэ бы даже поверил, что смог своей непочтительностью его разозлить. — Ничего, — Ло Бинхэ почтительно поклонился, прижимая свитки к груди. — Этот адепт просит прощения за то, что занял время учителя. Он пойдет и будет прилежно обучаться, дабы прославить наш орден заклинателей. — Не подведите меня, адепт Ло, — кивнул Шэнь Цинцю подростку и полностью перестал обращать на него внимание. Вздохнув, Ло Бинхэ поплелся прочь от резной скамьи. Он был расстроен, подавлен и…и внезапно, проходя через бамбуковую рощу, его постигло озарение. Учитель пережил нечто настолько страшное, что теперь замкнулся в себе, запечатал все свои чувства на замок и отказался от любых дружеских контактов с кем-либо. Пережив предательство тех, кто попросил о помощи, решил полностью посвятить себя не людям, так подло кинувшим его в лапы демона, но ордену, великим лордом которого он был. Но то, что принесло ему предательство, все еще с ним, оно все еще гнетет его, и учитель не верит, что кто-то сможет принять то, через что ему довелось пройти и, не сломаться. Он, после того предательства, вероятно считает, что даже его товарищи и ученики ордена слишком слабы, чтобы с ними делиться тем тяжким грузом, что лег на плечи учителю в той битве. И, чтобы переубедить его, слов недостаточно. Нужны поступки, что убедят учителя, что именно с этим человеком он может поделится и, этот человек его примет безоговорочно. И, если он хочет стать для учителя этим человеком, если хочет вновь получить хоть толику эмоций Шэнь Цинцю, ему надо самосовершенствоваться изо всех сил! Да так, чтобы учитель это заметил, чтобы понял, что ему есть на кого положиться. Окрыленный пришедшим к нему осознанием, Ло Бинхэ едва ли не вприпрыжку кинулся к залу, в котором один из наставников проводил занятие для младших учеников. Он станет самым сильным и самым достойным! Он станет тем единственным человеком, с кем Шэнь Цинцю сможет поделиться своей бедой, не боясь быть непонятым. Он клянется! *** Дождавшись, пока Ло Бинхэ скроется с глаз долой, Шэнь Цинцю сделал глубокий вдох и едва заметно потер себе грудь. Даже так, смотреть на парня было не особо приятно. Впрочем, тактика, которую он избрал, дабы избежать невольных раздражений, обязана сработать. Сейчас же, когда с делами ордена на сегодня покончено, и, еще одна из многочисленных заноз в его жизни, удалена, можно смело направиться в библиотеку. Там, среди прочих любопытных книг, есть один занимательный трактат по контролю с помощью духовной силы, над водой. Он долгое время боялся его читать, опасаясь, что из-за этого может ослабеть контроль над огненными печатями, но теперь, когда сомнения более его не одолевают, перед ним нет препятствий. Библиотека встретила Шэнь Цинцю мягким полумраком (окна, ради сохранности хранящихся древних манускриптов, сделанные почти под потолком давали мало света) и приятной прохладой. Чуть кивнув на приветствие библиотекаря, Шэнь Цинцю прошел вглубь зала. Нужный стеллаж нашелся очень быстро, он еще не забыл, где именно было то, что так долго бредило его ум. По счастью, трактат стоял на своем месте. Он не заинтересовал ни главу, ни брата Му, ни сестру Ци, что изредка заглядывали на Цинцзин. Это несказанно радовало. Когда он снял трактат с полки, и, пролистав, осознал, что эта техника ему по силам, от нахлынувшего счастья захотелось запеть. Запеть не удалось. Как он не старался, а даже нормально промурлыкать себе под нос мотив самой незатейливой песенки, и то не удалось. Шэнь Цинцю вздохнул. М-да, скудновато эмоций у него осталось для выражения того, что на душе. Но, жалеть он не собирался. Да, ему больше никогда не запеть, но он и ранее таким не занимался, поэтому не опечален. Ему больше никогда не улыбнуться по-настоящему, не разозлится, ни, смешно звучит, влюбится, но, это все, право такой пустяк. Ведь, вместе с этим, он потерял весь тот груз, что камнем лежал на душе, душил, занимал разум, не давая трезво, без пелены дурмана перед глазами, оценивать мир. Теперь, он наконец-то свободен от этого и, может заняться самосовершенствованием в полной мере. Заполнив бланк и пожелав библиотекарю хорошего дня, Шэнь Цинцю, ощущая удовлетворение внутри, вышел на улицу и…услышал шум драки. Драки — дело обычное, когда в одном месте собирается слишком много молодых, дерзких юнцов, но, Шэнь Цинцю в эту решил вмешаться. На это было две причины. Первая: несмотря на молодость и горячность учеников, вот такие вот открытые драки, когда слышно, кажется, на другом конце пика, в ордене не одобрялись. Вторая, и для Шэнь Цинцю самая весомая: шум драки шел со стороны его любимого места для тренировочных медитаций и это его, даже со всеми предпринятыми мерами, весьма раздражало. Шэнь Цинцю отправился на звуки. Скоро, его взору предстала его любимая небольшая поляна в глубине бамбуковой рощи. А вместе с поляной, перед взором предстал клубок катающихся тел, испуганно пищащая в сторонке Нин Инъин, около каменной плиты, на которой Шэнь Цинцю предпочитал сидеть, концентрируя потоки, валялся небольшой топор и несколько свитков, которые он, не далее нежели час назад, видел в руках Ло Бинхэ, на кустах то там, то сям, виднелись клочки одежды и пара нефритовых подвесок, одна дорогая, из цельного нефрита, вторая же, выполненная в форме маленькой фигурки Гуаньинь, из дешевого кускового. Картина ясна: два подарка, пустоголовая девица выбравшая не того, и обиженный воздыхатель, решивший проучить более удачливого соперника. Вначале, Шэнь Цинцю хотел остановить драку словесно, но потом, ему в голову пришла более интересная и занятная идея. Нин Инъин завизжала словно базарная торговка, вызвав у Шэнь Цинцю желание поковыряться пальцем в ухе, когда по поляне во все стороны брызнула кровь, а мальчишеский клубок распался на отдельные, стонущие тела, старающиеся зажать полученные раны и унять кровотечение. «Эр Кан, Сои Хон, Мин Фань и Ло Бинхэ. Ну кто бы сомневался в том, что даже несмотря на мое заявление о равенстве и поддержке, мальчишки просто так не смогут отставить в сторону свои обиды» Выглядели четверо парней весьма неважно. И, если извечные спутники Мин Фаня отделались легкими порезами, то вот Ло Бинхэ, и, в особенности Мин Фаню досталось по полной. Наполненные духовной энергией листья просто пробили им обоим навылет правое плечо, которым, в пылу драки, они, видимо, соприкасались друг с другом. При этом, Ло Бинхэ, кривясь от боли старался как-то перетянуть рукавом своей рубашки полученную рану, идущая из которой кровь уже почти наполовину пропитала оную, в то время как Мин Фань, плюхнувшись на задницу, просто истерично выл, держась за рану. Выглядела она у него, кстати, весьма серьезной: лист не просто прошел сквозь плоть, проделав дыру, но еще и неплохо ее покромсал из-за чего из кровоточащей раны торчали куски плоти. «А я уже и забыл, что Мин Фань как раз из богатеньких, изнеженных мальчиков» отстранено подумал Шэнь Цинцю, прислушиваясь к себе. Он только что намеренно серьезно ранил несколько своих адептов, хотя такие глубокие, сквозные раны наносить и не планировал, но, не чувствовал ни малейших угрызений совести, не испытывал страха, сомнений. Не ощущал и капли беспокойства за этих, в сущности еще детей, сейчас скулящих от раздирающей их плоть боли. И, находил это…великолепным! «Теперь, когда меня более не донимает излишняя жалость и милосердие, задания будут выполняться еще легче». Вслух же Шэнь Цинцю произнес, выступая на поляну: «Что тут произошло?» — Учитель, А-ло и другие шисюны, — бросилась тут же к нему Нин Инъин, но, не рассчитав своих сил, запнулась о собственные ноги и, шикарно проехалась лицом по земле. Когда она подняла свое лицо, у нее был ободран нос и щеки. Пару раз моргнув, Нин Инъин разревелась. Вначале драка, потом серьезные раны ее товарищей, и, как довершение всему, она испортила собственное лицо. Для Нин Инъин это все было уже слишком. — Мы спаринговались, учитель, — осознав, что от Нин Инъин не будет никакого толку, неожиданно подал голос Ло Бинхэ. — А потом внезапно ощутили острую боль, пронзившую наши тела. Остановившись, мы обнаружили, что были ранены каким-то острым, чуть продолговатым предметом, по форме разреза, напоминающим нож. Ножей, у ни у одного из нас, учитель, разумеется не было и быть не могло. — Спаринговались? — Шэнь Цинцю в притворном изумлении приподнял бровь. — Да, учи… — начал было говорить Ло Бинхэ, как его прервал истеричный вопль Мин Фаня. — Аааа, я умираю! Учитель, я умираю! Это все этот мерзавец Ло Бинхэ! Он заколдовал эту поляну! Накажите его! Спасите меня! Умираю! Как много крови! Я умираю! — Что ж, мне все ясно, — сложив веер, которым Шэнь Цинцю все это время прикрывал свое лицо, он повесил тот себе на пояс. — Вам всем следует как можно быстрее пройти в лазарет. Адепт Эр, помогите адепту Мину, адепт Сои, на вас адепт Ло, адептка Нин, ваши раны не столь серьезны, поэтому, на мой взгляд, вы вполне в состоянии дойти до лазарета самостоятельно. — У-ученики благодарят этого учителя за оказанную поддержку и милосердие, — нестройным хором произнесли подростки и, медленно направились прочь с поляны. — Ах, да, вспомнил, — вздохнул Шэнь Цинцю, когда парни, и бестолково крутящаяся возле них Инъин, почти доползли до кромки деревьев, — после того, как подлечитесь в лазарете, вас всех ожидают главные ворота. Там есть несколько чудных валунов, на которых так удобно будет стоять на коленях без ужина, прямиком до отбоя. — Ч…зачем, учитель? — осмелился подать голос Сои Хон. Этот ленивый ученик, только делал вид, что помогает Ло Бинхэ идти, поэтому, соответственно, у него нашлись силы задать вопрос. — Как зачем? — притворно изумился Шэнь Цинцю, — вы все, включая адептку Нин — наказаны. — Иии, учитель, за что вы наказали Ин-эр и ее шисюнов? — взвизгнула Нин Инъин. — За несогласованную с наставниками тренировку, в простонародье именуемую обычной дракой, которая, если вы читали правила ордена, у нас запрещена, — с мстительным наслаждением произнес Шэнь Цинцю. — А в том, что она была у вас несогласованной, я убежден. За вас, пока я шел сюда, не поручился ни один наставник, что свидетельствует о том, что этому учителю адептом Ло была только что озвучена весьма искусная ложь. — Но меня то за что?! — Нин Инъин не могла угомониться. — За то, что, заприметив назревающее противостояние, вы не сумели успокоить своих шисюнов, адептка Нин. И, даже не подумали о том, чтобы подать сигнал наставникам. А, ведь если уж осознали, что разнять драчунов самостоятельно вам не под силу, должны были, — произнес Шэнь Цинцю, чувствуя невероятное удовлетворение от лицезрения напуганных, обиженных лиц своих учеников. Это для него означало, что даже лишившись большей части эмоций, он, тем не менее не разучился получать удовольствие. Во всяком случае, от сотворенных пакостей так точно. Что-то сказать в свое оправдание Нин Инъин не смогла, ибо в правилах ордена и правда значилось нечто подобное, а, она этим, пусть оно и получилось само собой, пренебрегла. Расстроенно шмыгнув носом, она поднырнула под здоровое плечо Ло Бинхэ и, под скрип зубов Мин Фаня, начала помогать своему приятелю идти. Когда дети скрылись из виду, Шэнь Цинцю, усевшись на плиту, открыл трактат, расположив тот на своих коленях. Техника контроля «сорванные листья, летящие цветы» как обычно не подвела его. Теперь же, пришло время для изучения еще одной техники: «парящего дождя, танцующей воды». Шэнь Цинцю был убежден, что у него получится за сегодня той овладеть. А если вдруг нет, то он просто придет к главным воротам и, до самого ужина, будет успокаивать себя за неудачу, лицезрением стоящих на коленях провинившихся учеников.