В Алвасете

В камине уютно потрескивал огонь, прогоняя навязчивую тоску осени, которая на рубеже Волн и Молний начинает казаться почти бесконечной. Приятно сидеть у огня после длинного и суетливого дня. Приятно пить подогретое с пряностями вино. Приятно чувствовать, как по утомленному телу разливается долгожданное тепло, почти забытое здесь, так далеко от юга. Приятно… Если еще сохранена способность получать эти мелкие удовольствия. В медленно-вечных изгибах каминного пламени, в неярком мерцании северных звезд, в далеких окликах замерзших часовых, в каждом мгновении каждого неумолимо наступавшего вечера он слышал немой вопрос. И не хотел отвечать. Глупо ощущать бессмысленность вдохов и окружающей суеты, исполненной задач и целей. Он жил в подергивающемся мареве, пронизанном привычной сетью слов, связей, нужностей и обязанностей. Эта сеть стала спасительной опорой, за которую он держался, не давая поселившемуся внутри холодному морю затопить его с головой. Закрывая глаза, он слышал роковые перекаты голодных волн – они заменили отступившую головную боль, поэтому окружающие не замечали перемены. Он чувствовал себя живым, только когда пускал Леала кентером, оставляя далеко за спиной положенную маршалу свиту. Море отступало под порывами встречного ветра, и хотелось бесконечно нестись вперед, стать птицей, вся жизнь которой – полет перед очами вечного неба. И он слышал зов, на который невозможно было не откликнуться. Горячее вино приятно горчило – привычка, которую он перенял от кого-то из служивших в Торке знакомых. В том краю всегда шла война, и было понятно, кто друг, а кто враг. Возможно, там он мог бы найти исцеление. Но северная война не должна отличаться от южной, а южная… Южная не принесла облегчения. Легкие шаги совсем близко к двери в его комнату. Госпожа Луиза, у которой он остановился на время, в течение которого его корпус должен был быть расквартирован внутри Кольца Эрнани, ходила по-другому. Он успел запомнить звук ее походки – самое большое, что он мог сделать для этой женщины. Для женщины, которая искала внимания неженатого и грустного маршала, вероятно, слишком настойчиво. Шаги чуть помедлили перед закрытой дверью. Несколько тягуче-плавных вдохов, которых не хватило на то, чтобы оформить в слова вращающуюся в голове мысль. Полированное дерево уступило нерешительному толчку. Она стояла на пороге, откинув на плечи капюшон темно-серого дорожного плаща, выбившиеся из прически локоны спускались на воротник – и золотились в свете свечей. - Дор Хорхе… Звякнуло стекло падающего на пол бокала. - Уезжая, Вы просили позвать, если когда-нибудь Вы мне понадобитесь. Я пришла сама.