...зовут меня края, что гибнут и горят.

…Среди жуков бытует одна очень старая и красивая легенда: будто бы Тьма и Свет — брат и сестра, и реальность, в которой мы с вами обитаем, возникает на стыке двух сталкивающихся противоположностей. Свет — согревающий, освещающий, путеводный, испепеляющий, выжигающий, — и Тьма, обволакивающая, укрывающая, мягкая, душащая, топящая в себе, соприкасаюсь, бросают друг на друга отблески и тени. Концепт Гримму нравился — и, памятуя о светлейшей сестре, нравился как сказка. Некоторые тайны этого мира способны раздавить одним своим существованием, так что если кому-нибудь смертному, чье тело дряхло, а жизнь подобна искре, взвивающейся в воздух над пламенем, проще описывать мир через призму замысловатых образов — что ж, так тому и быть. В конце концов, домыслы тоже бывают чертовски хороши. К Перепутью он спускается один — даже Брумма с собой не взял, хотя мог бы. Идея тащить за собой в руины мертвого королевства, пусть и очищенного от гнева его, Гримма, светлейшей сестры, Маэстро хорошей идей не кажется. Пыль под ногами такая, что становится ясно — по Перепутью самое меньшее уже неделю не проходила ни единая живая душа; теперь здесь царствует не богиня или бог, но тишина, пустота и старость медленно дряхлеющих пещерных сводов. Гримм на мгновение задумывается о том, что, когда Халлоунест еще агонизировал и бился в своей последней предсмертной конвульсии, эти тоннели выглядели куда более живыми, чем сейчас. Хотя бы из-за постоянного фонового шума и движения того, что уже давно мертво, и мертвым оставаться и должно. — …Только не говори, что скучаешь. — раздается со спины хрипло; Гримм почти на месте подскакивает — больше от неожиданности, чем от реального страха, — и оборачивается: — Вы только поглядите, — он усмехается невесело, — кому захотелось внезапной экскурсии по мертвому королевству. Что, в Кошмаре закончились дела, которые требуют неотрывного надзора Его Величества? — Я бог, — авторитетно заявляет Король, присаживаясь на воздух, — и ничто жучиное… — …Но ты даже не жук, — скис Гримм. — …мне не чуждо. И вообще, — багровый фыркает, — ты что, не рад меня видеть? Маэстро глубоко вздыхает и натягивает нарочито показательную и очевидно фальшивую улыбку, мол, «ты и представить себе не можешь, как я тебе рад, сдохнуть просто» — выходит не только весьма… стремно, но еще и неубедительно в довесок. Король кисло и скептически смотрит на это, ступает прямо по воздуху и пристраивается за плечо Мастера: — Выглядишь так, будто Сияние увидел. — Боюсь, — бухтит Гримм, зыркая через плечо и закатывая глаза, — я уже вижу кое-что похуже… Судя по выражению лица Короля, тот оскорбился. До глубины души. Ладно, пожалуй, у богов нет души, но он обязательно бы сделал это, если бы она у него была. — Не сравнивай меня и эту инфантильную божественную истеричку. — В таком случае не говори, что я внезапно решил по ней соскучиться, — ровно тем же тоном отвечает Гримм, дергая плечом, и спрыгивает с уступа. — Уел. — Мне стоит считать это своим личным достижением? — Тебе стоит считать своим личным достижением факт того, что у тебя невообразимо длинный язык без костей. — Я учту. Мимо Храма Гримм проходит, не поведя и ухом; ему глубоко наплевать на то, что здесь (и не здесь одновременно) кончила свой путь вышеупомянутая богиня. Умер ли Старый Свет с концами или это — всего лишь очередная временная спячка перед новым циклом, и Гримму, и Королю Кошмара мало интересно. Иногда лучший выход — дать событиям идти своим чередом. А если Лучезарности и в самом деле крышка — ну так все рано или поздно должно принять свой конец. Даже боги. — Честно говоря, — начинает Король, — я думал, ты направишься в Храм. — Нет, — коротко отвечает он. — что я там забыл? Мне совершенно неинтересно смотреть на продукты потуг Черва оттянуть неизбежное. — Куда в таком случае ты идешь? — …Король, скажи мне, — игнорируя вопрос, Гримм неожиданно поднимает голову: — Прямо сейчас этот домен — он ничей или чей-то? — Чей-то. — слабо понимая, причем тут это, отвечает он. — Вот ты и сам ответил на свой вопрос. Судя по тому, что я чувствую, — в голосе Гримма появляются не то печальные, не то нарочито равнодушные нотки, — пустышка милого Черва уже… доиграла свой спектакль. На мгновение Королю кажется, что в голосе Маэстро сквозит какая-то потаенная печаль. Странно даже: неужто с Призраком драться было настолько интересно, что теперь могучее-и-кошмарное-во-всех-смыслах существо из-за этого так по-смертному… печалится? — Его роль исполнена. — продолжает он почти мрачно. — Жертва принесена. Дело сделано. — И ты… — И я хочу увидеть, — Гримм распихивает в стороны высокую и бледную поросль, — куда завело его его новое амплуа, если оно есть. А исходя из его происхождения… — …Стало быть, ты идешь в Бездну. — Король хмыкает. — Пойдешь со мной, что ли? — Я и так всегда с тобой, где бы ты ни был. Пожалуй, в этом Кошмар и правда прав. — Да и так… На это, должно быть, будет интересно посмотреть. Маэстро с подозрением ловит в его голосе интерес — не интерес перед неизведанным, но перед его, Гримма, реакцией. Таким тоном просят развернуть подарок родители, когда вручают его жучишке на его день рождения — будто скорее хотят увидеть реакцию своего чада на дар. — Мне стоит поостеречься? Твой тон мне уже не нравится. — Нет, не думаю, — легкомысленно отвечает кошмарный бог и вальяжно откидывается на воздух, — у Него и Бездны нет ни единой причины тебе вредить. — «У Него»? — не понял Гримм. — Увидишь сам. В голову к Гримму начинает закрадываться нехорошее предчувствие. *** Гул Бездны — низкий, замогильный, древний, хтонический, — он начинает слышать задолго до того, как спускается к подходам ко дворцу. Дорожки, будто сами по себе появившиеся в темном камне, и тут покрыты толстым слоем пыли — после исчезновения заразы их стало банально некому топтать. Тишина и пустота. Все, как сверху — добавился только давящий на мозг гул, который почти чувствуешь какой-то низкой-низкой вибрацией в теле вместо того, чтобы в самом деле его слышать. — Тут стало тише, — говорит Гримм первым, будто хотя нарушить эту мертвенную неуютную тишину, — с момента нашего последнего визита. И отрешеннее, что ли. — Иди дальше, — распоряжается Король, будто Мастеру и впрямь нужно на это его разрешение, — по пути ты все равно никого не встретишь. Он прав: Маэстро не наткнулся даже на какого-нибудь захудалого ползуна по пути к выбитой двери в царство кромешного мрака. Металлические мостки скрипнули под сухими тонкими ногами — и перед Гриммом раскинулась Она. Бездна. Он бывал здесь всего дважды или трижды: первый раз — в компании спровадившего его сюда Черва (или как его там зовут местные? Бледного короля?), который нес какую-то совершенно восхитительную (с точки зрения что Гримма, что Короля) околесицу и пытался перетянуть Кошмар на свою сторону. Не получилось. Он сам не замечает, как улыбается сам себе — наблюдать за чужими потугами было даже несколько забавно. Второй раз Гримм был здесь, когда все-таки соизволил оценить якобы Чистый сосуд. ха. пустотная пустышка. все было предрешено. Гул Бездны проникает в мозги и, кажется, резонирует там с чем-то ниже сознания, ниже инстинктов. С чем-то животным, с чем-то первобытным. Черв… что хорошего в том, чтобы предвидеть неминуемую погибель? Когда Гримм, задумчиво вглядываясь куда-то в черноту внизу, всерьез погружается в воспоминания давно минувших дней, откуда-то с кажущегося бесконечно далеким дна вдруг раздается рев и гул такой, что, будь Маэстро простым смертным — тут же, не раздумывая ни секунды, подчинился примитивному инстинкту самосохранения и рванул со всех ног обратно. Туда, к свету. К гипотетическому спасению. Свет. Свет. Свет — значит, безопасность. Свет… как бы не так. в этом королевстве и свет, и тьма означают только одно: с м е р т ь. Но Гримм не был смертным. Гримм был дитя Кошмара. Он не шелохнулся, когда из бездны вверх взметнулась живая чернота; когда темень открыла восемь совершенно белых глаз на манер паучьих, безразлично взирающих на него сверху вниз; когда над ним нависла целая громада уходящей ввысь темной хтонической фигуры, почти неотличимой от черных монументов, разбросанных по королевству тут и там. Пахнуло тьмой, холодом, безразличием и… — Ну здравствуй, — ухмыляется Гримм почти уставше: — …Пустышка. — Лорд Теней. Они стоят вот так вот: он — огромный, темный, страшный, созданный для того, чтобы перед ним падали ниц и не жаждущий поклонения, и Гримм — маленький, хрупкий и все же относительно, но смертный в сравнении с этой громадиной. — что тебе здесь нужно, Мастер? — Ничего. — честно отвечает Гримм. — зачем же ты тогда явился? алый клан никогда не приходит бесцельно. — За малым. — он улыбается. — Всего лишь взглянуть. — на что? — На тебя, Пустышка. На то, каким ты был, — он делает жест рукой, задирая голову, — и каким ты стал. Признаться честно, новая форма тебе к лицу. — нам. мы обрели новое единение, Мастер. — По меньшей мере, это определенно лучше, чем быть трупами. — Маэстро улыбается одними уголками зубастой пасти. — Признаться честно, я почти рад за вас. — Бездна примет своих детей хотя бы так. — Что насчет королевства? Он чувствует, как Его взгляд становится напряженнее. — почему нам должно быть дело до того, что там происходит? — Потому что оно — твое прошлое и твой дом в том числе? Ты спас его или убил — это уже неважно… Жизнь еще теплится, но теперь у них всех никого нет. — взгляд Гримма становится острее: — Никого — кроме тебя. — какое это имеет значение? — В этом мире тяжко выжить без веры… Им нужен бог. Им нужна власть, нужен кто-то, кто направит и покажет им новый путь посреди разрухи. — власть… — Лорд Теней приспускает голову. — слишком громко. Бездне не нужна власть над смертными. — Тем не менее, все, что я сказал — правда. — возможно. но они — не ты. — Это тоже правда. — если им будет нужно — они придут сами. — Лорд опускается, — а сейчас — звуки утомительны для Бездны… прощай, Мастер. — Прощай, Пустышка. Гримм уходит, не оборачиваясь. Король подтягивается следом — но замирает на пороге: — Лорд. — да, Кошмарный бог? — Я тут послушал… Знаешь, я сказал это Сиянию много лет тому назад, и скажу тебе то же самое. — он улыбается: — Чему быть, тому не миновать. Даже если ты бог. Перед судьбой все равны. — так или иначе, не вмешивайся. — О, я не собирался, — Король складывает руки за спиной. — не бойся, мы не будем мешать. Оставим вас доигрывать заключительный акт… — иногда конец — всего лишь новое начало. — Время покажет. — Король пожимает плечами и говорит, отворачиваясь: — В любом случае, я буду наблюдать… Друг.