— Я приду убить тебя во вторник. — Хорошо. Я свободен во вторник. — Какой-то ты не такой. Как-будто с войны вернулся. — Почти. — Я…а знаешь…во вторник мне неудобно. Можно я перезвоню? — Давай. Я всегда здесь. — Я знаю.
«7 психопатов»
***
Нить молнии разрезала почерневшее небо, в воздухе запахло озоном. Молодой человек поёжился, укутавшись в потёртый плед. Кусок ткани помнил слишком много, прошёлся по сотням рук. Наверное, Каминари мало отличался от него — так ему думалось. Худая рука зашлась мелкой дрожью, поднеся огромную кружку со сколотым краем к высохшим губам. Молодой мужчина ненавидел грозу, молния вызывала в нём неприятные воспоминания, а тело куда-то хотело бежать. Вся его сущность взывала к слиянию с блестящими нитями, разряжающим кислород. Многие советуют в случае пережитой травмы отпустить прошлые события, не думать о нём, зациклиться на том, что имеешь на данный момент. Но что предпринять, если твоё настоящее — это вечно преследующее прошлое? Денки был заперт во временной петле, не зная, что ему нужно больше — принятие или новая пачка сигарет. От тяжёлых затянувшихся дум его спас звонок. Маленькая раскладушка запищала, вибрируя интенсивнее, чем все игрушки, используемые его клиентами. — Господин Каминари? — Мужской голос звучал вежливо, перекликаясь с помехами, — Прошу прощения за столь поздний звонок, не хотел вас тревожить, — полицейский замялся, подбирая слова. Работник клуба не спешил отвечать, подмечая то, как ему нравится слушать чей-то голос через маленький динамик. Светлая голова мягко легла на подлокотник провонявшего кресла непонятного цвета, а розовеющие губы томно выпустили пар. — О, мистер полицейский? Кажется… Киришима? — На другом конце хмыкнули совсем непрофессионально, — Вы запомнили? Это славно. Мне нужна ваша помощь с расследованием, — Денки слегка нахмурился — ему совсем не нравилось то, что сказал мужчина. Возможно, ему хотелось бы, чтобы ему звонили чаще. Чаще просто поболтать.***
Рёбра нещадно ломило, ссадины на лице и руках щипали. Изуку поморщился, набирая в сложенные ладони ледяную воду — чёрт бы побрал коммунальщиков, признавших дом, в котором живёт доктор, аварийным. Отопление пока радовало раненого уличного героя, а вот газ работал через раз. Мидория тяжело вздохнул, опираясь о треснувшую раковину. Подогретая мутная вода капала с кончиков зелёных волос, бледного лица, некоторые юркали под пожелтевшую майку, вызывая мурашки. Дрожащие ладони накрыли уставшие глаза. Внутри их болота извивались черти ночных воспоминаний, ведьмы жгли костры, а лягушки почему-то издавали рёв сирен пожарной службы. Мидория уже в тысячный раз ловил себя на мысли, что будто специально ищет встречи с этим оранжевым монстром. Он понимал, что бесполезно волочиться за ним, твердя о справедливом суде, человечности и совести. Вчера погибло больше людей, чем могло. Изуку осознал фатальность ситуации только тогда, когда наёмник встретился с ним взглядом: словно искра зажглась в тех тёмных пепелищах. Убийца всегда будет таковым, как зверь, вкусивший человеческую кровь, жаждая её и на смертном одре. — Никогда не видела тебя таким рассеянным, — Урарака встретила друга у кофейного автомата. Близился обеденный час, — Изуку! — Оппонент отчего-то не отвечал, пялясь внутрь машины, а кофе уже лился на руку, крепко сжимающую пластиковый стакан. Доктор моргнул, мутным взглядом смотря на облако пара от напитка, покрывающего кожу, и видел в нём отдаляющуюся гарь склада. Искусанная нижняя губа зашлась в тике. Отсчитывая про себя до десяти, Мидория залпом выпил четверть жидкости, выбросив остальное в мусорное ведро. Кожа после ожога покраснела, ороговение окрашивало белесые шрамы, а Изуку начал задыхаться, держась за белые стены. В холле с автоматами замигал свет — электрик обещал проверить проводку ещё на прошлой неделе. Вдали запищал аппарат искусственной вентиляции лёгких. Измученное сознание «героя» держалось лишь за ледяные пальцы Очако. Девушка обеспокоенно глянула на друга — тот выглядел ещё бледнее, а над губой и на лбу проступили бусинки пота. Доктор покачивался и через раз выдыхал сквозь стиснутые зубы. Урарака резко остановилась и развернулась, её глаза пылали от гнева, однако обеспокоенность в резких словах давала о себе знать, — Послушай, я знаю, как тебе важно доказать себе и всему миру, какой ты хороший и классный, — от жгучего сарказма собеседник дёрнул уголком губы, — Но если ты умрёшь прямо за операционным столом, зашивая очередную жертву обстоятельств — никому не будет с этого легче. Изуку хотел было снова начать спорить о том, что подруга не права, что он выдержит, что никогда не допустит подобной ситуации. Но сознание начало расширяться и лопаться, превращаясь во всепоглощающую пустоту, и звонкая тишина накрыла его уши, как в детстве, когда он прятался от ссор родителей под пуховую тяжёлую подушку. Как тогда готовый сжаться в комок мужчина просто шмякнулся грузным телом на керамику, пропахшую хлором. Очнулся доктор поздно вечером — больничные шторы контрастировали с давящей тьмой за окном. Лоб сморщился от головной боли, мышцы левого глаза поддёргивались в тике в такт часам. Оглядевшись, он заметил уснувшую рядом Очако, у её ног валялись больничные карты. Видимо, она снова пожертвовала своим временем ради его спасения. Мидория прикусил нижнюю губу — он понимал, что девушка права по всем пунктам, только вот сердце не хотело останавливаться, а он был слишком слаб, чтобы остановить эту эмоциональную зависимость от игры в спасателя. — Привет, — хриплый заспанный голос слева порвал натянутую полночную тишину, — Тебе принести что-нибудь? Воды? — девушка потянулась до хруста и уставилась внимательными карими лазерами. — Нет, спасибо. Я снова подвёл тебя, — ком в горле мешал говорить, думать, дышать. — Нет, ты снова чуть не умер, — Очако вздохнула, — Тебе требуется госпитализация. — Всё настолько серьёзно? — от волнения мужчина двинулся, пытаясь сесть. Сбоку прострелило болью до немоты кончиков пальцев. Его замутило. — А ты сам не понимаешь? Я думала, у тебя достаточно квалификации, чтобы осознать своё положение, — медсестра сложила руки на груди, как бы сдерживая себя от грубости. — Мне нельзя… — дыхание Изуку на секунду спёрлось, а в глазах раздвоилось. Перед ним возникли две недовольные им Урараки, — Ты же знаешь. Ты же знаешь, что я просто не могу. В прошлый раз, когда ты вызвала скорую, найдя меня у порога своего дома… — он прервался, услышав тяжёлый вздох коллеги. Ей по-прежнему было тяжело вспоминать ту ночь. Это была одна из вылазок повёрнутого друга, закончившаяся его бессознательным телом у порога её квартиры. Естественно девушка вызвала неотложку, которая сразу же увезла его на госпитализацию. После иные органы заинтересовались его ушибами и шрамами. Даже выдвинули требования об изъятии доказательств непричастности доктора в подпольных боях. Дело замяли, но Мидорию всё же записали карандашиком в список отребья с нижних районов. Она понимала, что в этот раз его точно прессанут конкретно, ведь их доблестной полиции только дай повод. Коллега снова села, не обращая внимания на обронённые документы. — В таком случае я сама тебя госпитализирую. Ты прямо сейчас напишешь больничный. И это не просьба, Изуку.***
У наёмников довольно скучный распорядок дня. По крайней мере, так считал Бакуго, тщательно пережёвывая кусок вчерашней пиццы. Подъём с рассветом, тренировка, душ, кофе, бесконечные заказы, зализывание ран. Сейчас он как раз был занят рассматриванием документов, которые были вручены ему заказчиком. Мысли отчего-то не хотели концентрироваться на деле, возвращаясь то в бар, то к горящему складу. Он понимал, почему мозг всё норовил уйти в другое русло, задав ориентир на события прошлого месяца, но признавать собственный интерес не желал. Чертыхнувшись, Кацуки швырнул досье на очередного сточного выкидыша, вскочил со стула и потянулся. Взор тёмных глаз обратился к стопке аккуратно сложенных бумаг и папок. Среди досье на ублюдков разного разлива лежала особенная папка. В ней не было чего-то запредельного или взрывного. Обычная информация, собранная по кусочкам — кто, с кем, куда и откуда. С фотографии ему улыбалась девушка: ямочки на щеках, короткие каштановые волосы — достаточно простая внешность, подходящая под её род деятельности. Он совсем не понимал, что сердобольная медсестричка нашла в абсолютной дряни Химике Тоге. Возможно, Урарака была либо наивна, либо глупа, а может, и все одновременно. Ему стоило допросить медсестру, чтобы нарыть что-то на его бывшую ебанутую напарницу. Прошёл целый месяц со дня налёта на склад химической промышленности на окраине промышленного района. Заказ был выполнен гладко: без следов, никто не выжил. Однако мысли наёмника постоянно возвращались к нему. Заказчик его не интересовал, тот был обычным воротилой — шестёркой кого-то выше в их тараканьей иерархии. Мысли возвращались к зелёным глазам горящим из прорези в дурацкой маске. Местный герой был одним из тех ребят, которые не выпрыгнули из сопливых ползунков, грезя о том, как расправятся со злом в два счёта, станут народным достоянием, как гребанная несуществующая легенда. По крайней мере, так считал сам Кацуки, ухмыляясь образам мультяшных героев, возникшим в голове. Он не понимал или не хотел ту тягу внутреннюю к этому доморощенному спасателю, будто какая-то гиперфиксация*. Но Бакуго не был болен в психологическом плане, мужчина знал себя чуть больше, чем нужно обычному наёмнику. Возможно, виной повышенного внимания к Зелёному была его неожиданная пропажа. Ведь после первой их встречи тот словно гончая преследовал, нагонял и вмешивался. Мужчина смял в руках пустой бумажный стаканчик, потерев переносицу — черные очки немного давили. Выбросив вместе с мыслями о мужчине в разорванной зелёной форме тару из-под кофе, наёмник плавно двинулся по направлению движения своей жертвы. У девушки был незамысловатый маршрут, всё, как и описывал тот трусливый мужичок за баром. Наверное, так и живут обычные люди: вот она вышла из больницы после тяжёлой смены, забежала за замороженной едой и консервами для бездомной кошки, которую та кормит, но не заберёт из-за аллергии. Медсестра останавливается возле подъезда, чтобы поздороваться с пожилыми жителями дома. Супружеская пара, как по расписанию, вышли подышать вечерним воздухом у клумб с полумёртвыми цветами. Наёмник бегло осмотрел многоэтажный дом. Обшарпанные перила, потресканная штукатурка, исписанные маркерами и баллонами стены — типичный муравейник, коих миллионы в этом проклятом городе. Удивительно, Бакуго думал, что врачам платят больше. Присев на низкий заборчик вокруг импровизированной детской площадки, он стал внимательно наблюдать за мельканиями в окнах — мужчина знал, где живёт Урарака, с какой стороны взорвёт темноту одинокая кухонная лампа, задёрнется тщедушный голубой тюль. Толстые мозолистые пальцы порылись в карманах кожаной куртки в поисках курева. Чиркнула зажигалка, разрезав сумерки, затлела сигарета. Кацуки ждал.***
Вообразить трудно, что мыслит человек, сидящий в пижаме на стеклянной крошке в собственном доме, когда его глаза завязаны, а руки саднят от жгута. В месте, которое должно быть самым безопасным для него, хранящем уют и счастье, теперь царит хаос. Минуту назад подросток лежал под пуховым одеялом, кидая смешные картинки в школьный чат. Полночь взорвалась и наполнилась звуками разрушения: его не спасло закаленное двойное стекло, разлетевшееся по комнате. Молит ли он о спасении? В панике ли? А, может, он из тех извращенцев, которые втайне мечтали оказаться в подобной ситуации? Вряд ли. Если бы незнакомец, устроивший этот хаос, имел возможность знать, что творится у других в извилинах, он бы услышал только звуки выстрелов. Мерные шаги на кухню, два быстрых выстрела. Мельтешения падающих тел и шуршание крошек просыпавшихся хлопьев. Тяжёлая приближающая поступь и лязг. Незваный гость медленно перезаряжает. Раз, два, три. Мыслей больше нет. — Это я настоящий! Я — настоящий! — растекающееся удовольствие по венам заставляет человека с пистолетом трепетать и повторять, — Я — настоящий, я — единственный! Это всё ты — ты копия! А я живой! Я здесь! — убийца смотрел в отражении растекающийся лужи крови, подсвеченной луной. Мёртвые глаза убитого им подростка ожили, а рот исказился в усмешке, — Урод! Урод! Ты не существуешь! Ха! Думаешь, ты — оригинал? Такой ублюдок просто не может быть настоящим! — из лба плюющего словами парня сочилась темная кровь, перемешанная с извилинами и черепной крошкой, но он всё продолжал повторять мерзость, копируя голоса в голове. Тяжелые ботинки ночного гостя в такт его ручным часам опускались на скалящееся лицо, давя воспоминания из прошлого, глуша сумасшедший и глумящийся смех. Превратив светлую голову на полу в фарш, тот успокоился, осознав, что смеётся он сам. *гиперфиксация — это сильный интерес определенной темой, проектом или ЛИЧНОМ (даже человеком) в течение длительного периода времени. Она занимает все свободное время, а все остальное навязчиво напоминает о себе, мешая как-либо сосредоточиться на другой задаче.