Поворот

Армин добежал до двенадцатого помещения. Сама мысль о том, что Энни в морге, была жуткой. Последний раз они виделись на следующий день после инцидента, а с того момента прошла неделя и перевели её сюда. Армин зашёл в помещение. Это была большая комната с белыми выкрашенными стенами. Лишь в самом углу стояла единственная больничная койка. Под самым потолком было маленькое оконцо, а под ним – икона. Армин медленно приблизился. В глазах мелькали яркие кадры недельной давности: шумный бар, злой Эрен, грустная Микаса, оживленная улица, спящий корпус, висящая на петле Энни. Слезы подступали. Маленьким калачиком на койке лежала бледная девушка, накрытая больничной простыней. Юноша сел на пол и облокотился спиной на стену. Потом сказал: Извини, что не приходил больше..., – Армин пытался подобрать слова. – Я-я сегодня был на могиле Эрвина... Наверное, ты не помнишь уже этого, к тому же я упоминал совсем вскользь... После той битвы с Райнером, Бертольдом и Зиком, надо было делать выбор, кому отдать инъекцию, кто больше будет полезен человечеству... – слова не хотели лезть: их словно сдерживал какой-то барьер. – И выбор встал перед тем, чтобы спасти жизнь либо мне, либо капитану Эрвину. И кажется, я до сих пор не смирился с этим решением... – Армин затих. Лунный блеск падал на светлые волосы девушки, которая неподвижно лежала. Армин глубже вдохнул и продолжил – мне до сих пор кажется, что Эрвин заслуживал этой инъекции больше чем я. Он – самый умный, талантливый и храбрый капитан на Парадизе. Был... Ну а я... Я и рядом с ним не стою и никогда не буду... Я никогда не был храбрым, или, может быть, отважным. – Ком в горле мешал говорить,  – всю жизнь, сколько я себя помню, я всегда был трусом и слабаком, которого защищали Эрен и Микаса... Знаешь, я думаю, что если бы тогда, в тот день... Ты убила меня, то я не смог бы сейчас никому причинить столько боли и неприятностей...