Поцелуй, ожог и свитер

Линейка начинается как обычно, с одним лишь исключением: макушка Риты не маячит среди толпы школьников. А еще совсем рядом, но чуть позади, стоит Олег. Хочется отступить на полшага и прижаться плечом к Олеговой груди. В толпе одноклассников это, конечно же, неосуществимо. Прошлогодние штаны ему явно коротковаты, и Сережа не может отделаться от мысли, что все на это глазеют. Сердце колотится как бешеное. Справедливости ради, он и сам исподтишка разглядывает одноклассников: некоторые девчонки надели туфли на огромных каблуках, парни нацепили костюмы. Вся эта «нарядная» одежда выглядит настолько нелепо среди толпы из детей, учителей и родителей с цветами и шарами, что собственные штаны уже не кажутся чем-то значимым. Одноклассники то и дело подходят, здороваются, бегло оглядывают Сережу, жмут Олегу руку, хлопают друг друга по плечам и обмениваются пустыми фразочками. Многие из ребят прилично вымахали за лето. Сережа пропускает директорскую речь мимо ушей. Его интересуют лишь два отсутствующих на линейке человека: ни Тамары Яковлевны, ни Влада не наблюдается. Если первую увидеть хочется как можно скорее, то второго Сережа предпочел бы и вовсе не встречать. Три дня назад Борзый выцепил Олега в общей и передал, что у ворот ждет Влад. Вернулся от бабки, значит. Сережа тайком наблюдал из окна на лестничном пролете, как Олег вышел к Владу и почти час торчал с тем по разные стороны забора. И о чем можно было столько общаться? Сережа уверен: если бы не запрет Клумбы, Олег уперся бы с Владом и прошатался бы до ночи. — Волков! — Лиза выскакивает, как чертенок из табакерки. Даже в монструозных туфлях она едва достает Сереже до носа. — Что с лицом? По улыбке, растянувшей накрашенные губы, Сережа понимает, что Лиза крайне довольна своей шуткой. Девчонки, сгрудившиеся в кучку чуть поодаль, заинтересованно смотрят на них, ожидая подробностей. — На тренировке врезали, — дергает плечом Олег. Лиза явно разочарована односложным ответом. Вздыхает, цепляется взглядом за Сережу. — О, новая прическа? — улыбается она. Сережа поджимает губы. Он бы ответил что-нибудь остроумное, но, как назло, ничего не может сообразить. — Мне больше нравилось как раньше было, — беспардонно сообщает Лиза. — Приму к сведению, — цедит Сережа. Как же хорошо было на этом ущербном празднике жизни с Ритой. В младших классах она держала его за руку, а потом просто находилась где-то неподалеку. Становилось проще даже от одного взгляда на нее. Сережа стискивает зубы, запихивает поглубже всколыхнувшуюся тоску и напоминает себе, что сейчас Рита на пути к исполнению мечты. А ему осталось всего-то вытерпеть последнее первое сентября — и все. Меньше чем через год он уже будет свободен и тоже уедет. — Волков, — Наталья Николаевна, их классная руководительница, оборачивается с первой линии, — после речи Зои Михайловны надо будет пронести на плечах первоклассницу с колокольчиком. Сможешь? — Ага, — отзывается Олег. — Господи боже, — Наталья Николаевна, видимо, приглядывается к Олегу внимательнее. — Нет, так не пойдет, спортсмен ты наш. Где Смыков? — Пронесло, — хихикает Лиза. — Вот она, польза тренировок, — подхватывает Аня. — А Смыкова нет, он еще из Черногории с родителями не вернулся, — откликается Оля, которая про всех все всегда знает и периодически этим Сережу подбешивает. — Да что ж такое-то! — Наталья Николаевна раздосадованно цокает. — И что мне с вами делать? Волков, а Бунин где? Олег пожимает плечами: — Не знаю, Наталь Николавна. Не пришел еще. — А вы Разумовского запрягите, — гогочет Данила. — Ага, — Матвей лыбится, — ток вы ему первоклашку поменьше выберете. А то уронит еще. — Дятлов, я тебе сейчас «запрягу»! — Наталья Николаевна грозит придурку кулаком. — Вот ты и понесешь. Давай-давай, иди к Ларисе Юрьевне. Все, включая Матвея, довольно ржут. Данила растерянно зыркает на Сережу и плетется в сторону трибуны, продираясь сквозь толпу. Обойти сзади, видимо, не судьба. Сережа косится на Олега и замечает, что тот стоит с каменным лицом, напряженно всматривается в ряды учеников и будто вовсе не слышит разговор с классной руководительницей. Сережа почти уверен, что Олег высматривает Влада. В груди неприятно екает. На территории школы все ощущается иначе, и даже вчерашняя уверенность, что ничего между ними с Олегом не изменится, тает с каждой минутой. «Не вешай нос раньше времени, — подбадривает внутренний голос. — Может, Влад вообще под машину попал и не появится?» Сереже такой расклад по душе. Становится чуть легче, хоть умом он и понимает: маловероятно. Но вдруг Влад заболел и в самом деле не придет? Или решил прогулять? Он оборачивается и застывает. Ну конечно, не могло так сказочно повезти. Влад явно подрос, но эти широченные, перекаченные плечи и темный бесящий затылок Сережа все равно узнает из тысячи. Влад и Леха стоят рядом с 11 «А» и болтают с одноклассниками Лехи. В течение нескольких секунд Сереже кажется, что его вывернет наизнанку от накатившей тошноты. По телу прокатывается неприятная горячая волна, низ живота тревожно скручивает. Если он отпросится с линейки, это будет полный позор? «Даже не думай, — рявкает внутренний голос. — Стой спокойно и держи лицо. Ты не доставишь этим шакалам такой радости». По виску и между лопаток мучительно медленно скатываются капли пота. Сережа до боли впивается ногтями в ладони. Почему так чертовски страшно? Он же… Все ведь хорошо. Такого, как в прошлом году, больше не повторится, Олег не позволит, Олег… «Ты сам себя защитишь, — обрывает внутренний голос. — А я помогу. Перестань дрожать, тряпка, и пойми наконец: что бы эти ублюдки ни решили сделать, мы отомстим во сто крат». Сережа вздрагивает, когда чужое дыхание опаляет ухо, и отшатывается, рефлекторно вжимает голову в плечи, зажмуривается. Зачем чувствует, как чьи-то пальцы больно вцепляются в подбородок и дергают вверх. «Смотри прямо, — приказывает голос. — Не смей выдавать страх». Сережа распахивает глаза и беспорядочно ощупывает горло, подбородок, лицо — ничего. — Ты че дерганый такой? — Аня недоуменно щурится. — Не выспался? — Лиза улыбается с пониманием. — Ага, — Сережа торопливо кивает и убирает назад лезущие в глаза короткие пряди. — Соседи спать не дают. Он ловит встревоженный взгляд Олега и глушит желание подойти ближе. От невозможности дотронуться или хотя бы перекинуться парой слов жжет в груди. Хочется так сильно, будто Сережа сейчас свихнется, если не сделает этого. Может, что-то проскальзывает на его лице, потому что Олег шагает к нему с таким видом, словно собирается что-то сказать, но сбоку доносится довольный возглас Матвея: — Владос! Приперся все-таки! — Сережа бегло оглядывается на приближающегося Влада. Матвей срывается тому навстречу. — А я думал, забил на эту муть. — Соскучился по вашим рожам, прикинь? — Влад усмехается и с размаху пожимает Матвею руку. — А Даня где? — Да там, — Матвей тычет пальцем в сторону трибуны. — Ну ты охуеть загорел, — из-за спины Матвея подваливает Дима. Влад снисходительно усмехается, протягивает руку, и Дима еще больше оживляется, радостно жмет в ответ. Сереже от этого зрелища блевать охота. — Под Калугой солнце шпарит покруче, чем в Турции, бля. — А ты-то где так загорел? — завистливо интересуется Матвей у Лехи, когда пожимает тому руку. — С сестрой у тетки в Одессе были. Матушка отправила, — Леха по очереди здоровается с пацанами. — Пиздец, думал, со скуки подохну. Дима говорит что-то еще, но Сережа больше не слушает. Снова смотрит на Олега, который так и не подошел к нему, застыл между двумя неровными рядами. «А вы с Владом встаньте по разные стороны улицы, одновременно позовите Олега и посмотрите, к кому он пойдет», — издевательски тянет внутренний голос. Сережа морщится и чуть не произносит вслух «заткнись». — Волк! — окликает Леха и первым движется в их сторону. — Ты, бля, куда ваще пропал? — Олег улыбается, шагает навстречу, и они жмут руки. — Я к те приходил, мне сказали, ты в лагерь свалил. — Самуил Валентиныч путевку подогнал, — Олег дергает плечом. — Ага, пацаны передали, что ты заглядывал, но директриса устроила мне домашний арест. — Хуя. За что? — Да там, — информативно выдает Олег. — Забей. — Бля, только не говори, что она до сих пор тебя пасет, — раздосадованно хмыкает Влад. — Вроде нет, — Олег с усмешкой сжимает Лехе плечо и шагает к Владу. — Здорова. Они с размаху жмут руки и приобнимают друг друга за плечи, хлопнув по спинам. Сережа не может удержаться от того, чтобы брезгливо наморщить нос. Пацаны вконец ломают и без того нестройные два ряда, сбиваются в кучку и начинают что-то шумно обсуждать, но Наталья Николаевна почти сразу отправляет Леху к своему классу, а остальных заставляет встать ровнее и притихнуть. Когда Данила тащит на плече первоклассницу, Сережа тихонько сбегает с линейки. Зайдя за спины собравшимся, обходит Наталью Николаевну по широкой дуге и направляется ко входу. Олег, кажется, и вовсе не замечает, что он ушел. Весело перешептывается о чем-то с Владом, зыркая то на одного, то на другого одноклассника. Ну и плевать, Сереже не до Олега: надо отыскать Тамару Яковлевну. В раздевалке кто-то неосмотрительно оставил букет белых астр, и Сережа, недолго думая, присваивает цветы. На четвертый этаж буквально взлетает, стучится в угловой кабинет. На счастье, тот оказывается открыт. — Заходите-заходите! — Тамара Яковлевна отзывается из комнаты, вход в которую расположен в углу кабинета. Сереже нравится там бывать: в небольшом помещении сплошные стеллажи с книгами, какие-то старые баннеры, прислоненные к стене, стол, чайник и неиссякаемый запас печенья. Судя по слухам, раньше здесь был кабинет физики, а в той комнатке — лаборантская, но Сережа этого не застал. — Здравствуйте! — кричит он, и улыбка сама растягивает губы. Он шустро пересекает пустой кабинет и заглядывает в открытую дверь боковой комнатки. Пахнет кофе. Тамара Яковлевна улыбается немного устало, но лучезарно. — Как вырос-то, а, как вырос! — Это вам, — Сережа вручает цветы. — Все в порядке? — Давление, — она машет рукой, будто это что-то незначительное. — А ты чего вдруг не на линейке? — и сразу продолжает, не дожидаясь ответа на вопрос: — Ну красавец! И прическу сменил, смотри на него! А ну-ка вазу тащи теперь. Вон оттуда возьми. Сережа прослеживает за направлением, на которое ему указали, выуживает с полки вазу, похожую на хрустальную. Он споласкивает вазу от пыли и набирает воду из раковины в углу кабинета. — А ножницы есть? — спрашивает, вернувшись в комнатку. — В том ящике, — Тамара Яковлевна указывает ему за спину. — Ну что, как прошло лето? Пока Сережа отрезает концы стеблей, как учила Рита, он в общих чертах описывает свои летние приключения. О многом, конечно, умалчивает, поэтому рассказ получается сбивчивым. — А вы как? — он неловко улыбается, наконец окончив попытки изложить цензурную версию событий, и приподнимает вазу. — Куда поставить? — А вот, на подоконник. Внука ко мне привезли, убегалась за лето, — сварливо сетует Тамара Яковлевна. — Думала, шею свернет! Только отвлекись — уже куда-то залез. С вами-то, взрослыми, привыкла, а с маленьким… Не понимает ничего толком. Сын у меня куда спокойнее был. Сереже становится не по себе — будто случайно подглядел в чужое окно. Он переминается с ноги на ногу. — Понятно, — вздыхает, чтобы сказать хоть что-то. — Ну ничего, вырастет. — Ой, куда денется, — улыбается Тамара Яковлевна. — Дети быстро растут. Я, вон, и тебя помню первоклашкой. Взмыленный, лохматый, как врезался в меня на перемене! А потом так перепугался, ух! — Сережа этого эпизода не помнит, но все равно чувствует, как жар приливает к щекам. — А теперь смотри, какой красавец вымахал, скоро небось женишься, — веселится Тамара Яковлевна. — Да не скоро, — отмахивается Сережа, чувствуя себя невообразимо глупо. Носки туфель кажутся совсем ободранными, хотя он начищал их накануне. — Это правильно, сначала отучиться надо. Учиться, учиться и еще раз учиться! — громко декларирует Тамара Яковлевна. Видимо, ей и правда становится получше. — А Всеволод Анатольевич звонил? — напоминает Сережа. Старается казаться непринужденным, а сердце все равно заходится в два раза быстрее. — Звонил, Сереженька, звонил! — кивает она. — Шестнадцатого ждет после уроков. Сказал, маме твоей получше, просил приходить с цветами. Сережа обмирает. За всей этой историей с лагерем он совсем забыл про мамин день рождения. Двадцатого августа — все равно бы не смог поздравить, но сам факт, что не вспомнил… Стыдно. «Шестнадцатое сентября — это чуть больше чем через две недели», — встревает внутренний голос. И правда. Всего лишь через две недели он увидит маму! Обнимет ее, а может, даже поговорит. Совсем-совсем скоро. Хочется широко улыбнуться, сгрести в объятия Тамару Яковлевну и покружить по комнате. — Спасибо, — от души благодарит он. Из коридора раздается звонок. Восторг от скорой встречи с мамой греет душу всю литературу. Сережа занимает первую парту перед учительским столом и даже почти не прислушивается к шумным задним рядам, откуда то и дело доносится веселый бубнеж Олега с Владом. Людмила Ивановна не задерживает: следующей по расписанию стоит еще одна литература, поэтому со звонком класс разбредается и взрывается болтовней. Все спешат поделиться друг с другом всякой хренью, произошедшей за лето. Кто-то недоволен отпуском, кто-то жалуется на родителей, а кто-то, как и Сережа, нашел летнюю подработку и теперь с гордостью трещит об этом. Сережа остается на месте: идти никуда не хочется, да и незачем. Рассказывать о своих делах ему здесь все равно некому. Он надеется, что Олег подойдет перекинуться хоть словечком, но тот, усевшись на последнюю парту у раскрытого окна, увлеченно переговаривается с Владом и Данилой. «Он нам не нужен, — воркует внутренний голос. — Вот увидим маму, представь только, как чудесно будет!» Сережа сцепляет руки в замок и улыбается. Действительно, чего это он? Все ведь так хорошо: и с мамой он встретится, и с Олегом вечером поболтает. А сейчас лучше не отвлекаться от учебы: все же учиться — было и остается первостепенной задачей. «Правильно, — довольно шелестит внутренний голос, — у нас есть цель, и ради этой…» Сбоку вылетает вперед и чуть не падает Влад. В последний момент хватается за Сережину парту и удерживается на своих двоих. — Э, — Влад сердито зыркает на Сережу. — Че шмотки разбросал? — пинает рюкзак, об который, видимо, и споткнулся. Сережа каменеет. Сердце бьется в горле, руки слабеют. — Убрал, бля, сумку свою, Разумовский. «А не пойти бы ему на хуй?» — ядовито подначивает внутренний голос. Вот именно. Сережа запоздало вспыхивает злостью. Шок неожиданности отпускает. Какого хрена Влад пинает его вещи? Сережа хочет напомнить придурку, что надо смотреть, куда идешь, но его останавливают внезапно всплывшие в памяти слова: «Я тебе помогаю, а ты делаешь все, что Владос говорит, молча и без выебонов». В животе леденеет. Уговор с Олегом. Он должен слушаться ебаного Влада, даже если хочется выдавить тому глаза. Сережа стискивает зубы. Он обещал, они с Олегом пожали руки. И Олег свою часть сделки выполнил честно. Все так изменилось между ними с начала лета, но обещание есть обещание. Он непроизвольно косится на Олега. Тот сидит вполоборота к нему и по-прежнему разговаривает с Данилой. Сережа опускается на корточки, собирает вывалившиеся из рюкзака учебники и под самодовольным взглядом Влада садится обратно, а рюкзак устраивает на соседнем стуле. Снова сцепляет руки в замок и глядит вперед, на свои пальцы. Внутри шевелится колючее раздражение. — Разумовский, че, язык проглотил? — в голосе Влада легкое замешательство. — Э, на меня смотри. Сережа медленно переводит глаза со своих рук на Влада. Тот оглядывает его с макушки до пят, явно разыскивая, к чему прицепиться. Господи, ну только не сейчас. Почему этот идиот не мог просто пройти мимо? — С-слушай, — голос подводит сам собой, — я тебя не трогал, рюкзак убрал. Что еще? Влад ничего ему посреди класса, полного людей, не сделает — Сережа это отлично понимает. Отчего же тогда так беспокойно? — А ты че, карешку решил бахнуть? — Влад наконец находит, до чего доебаться. — Че, парень бросил? — тот мерзко гогочет над собственной шуткой, а у Сережи ком в горле встает. Так и хочется снова обернуться на Олега, но он заставляет себя опустить глаза обратно на руки. Если сделать вид, что Влада тут нет, этот еблан отвалится сам собой. Нужно лишь не обращать внимания. — Штаны какие-то короткие у тя, — задумчиво тянет Влад. Сережа прикусывает щеку. Вот же сука. Обидно практически до слез, охота встать и толкнуть урода изо всех сил. Он представляет, как Влад падает и приземляется затылком на крючок для сумок, приделанный к парте в соседнем ряду. Становится полегче. — Слышь, Разумовский, ты меня не игнорь давай. Забыл, че за хуйню всякую бывает? Так я те сегодня напомню, — понизив тон, шипит Влад. — Владос, — голос Олега — как мгновенное обезболивающее. Тело наконец расслабляется, Сережа с надеждой оборачивается. Олег на него не смотрит. — Пошли покурим, оставь, — Олег хлопает Влада по плечу и подталкивает вперед. — Пошли, че, — усмехается тот. Про Сережу моментально забывают. Влад с Олегом просто уходят, Данила плетется следом. Сережа провожает взглядом Олегову спину, пока та не скрывается за дверью, и не верит своим глазам. Олег даже не обернулся. Разочарование прокатывается по телу, обида жжет изнутри, подступает удушающей волной к горлу. «А чего ты ждал? Он тебя не выберет». Но Олег уже выбрал — выбрал его! Сережа больно кусает верхнюю губу и пораженно таращится в парту. Олег должен был… Сережа толком не знает, что именно, но произошедшее ощущается по-уродски неправильным, несправедливым. «Он должен был тебя защитить, но не защитил, — подсказывает внутренний голос. — Но в глубине души ты знал, что так будет, верно?» Сережа смаргивает непрошеные слезы и зажмуривается. Нет, не здесь. Нельзя давать слабину у всех на виду. «Правильно, — одобрительно воркует голос. — Ничего страшного, забудь о них. Они — ничто. Ты просто убедился, что я, как всегда, был прав». Сережа медленно выдыхает через нос и пытается успокоиться. Выходит, откровенно говоря, паршиво. В груди начинает что-то предательски подрагивать, словно он вот-вот разрыдается. Что делать? Уйти с урока и пересидеть в туалете? Или вовсе свалить в «Радугу»? Сережа в панике озирается по сторонам, но, кажется, никто не замечает его состояния. Воздуха не хватает. Хочется подойти к окну и распахнуть шире, но стремно привлекать к себе лишнее внимание. Если сидеть неподвижно, может, Сережу и не заметят. От обиды и злости мелко колотит. Паршиво, как же паршиво. Почему Сережа вообще должен мучиться наедине с отвратительными эмоциями? Они ему нафиг не нужны. В его жизни и так полно боли — теперь еще учиться справляться и с этим? Целый год наблюдать, как Олег раз за разом предает то странное, но безумно важное, что между ними было? Да лучше и вовсе ничего не чувствовать, чем так. Жаль, нельзя отказаться от этих эмоций, выкинуть их куда-нибудь к чертям собачьим. Может, если притвориться, что это случилось не с ним, а с героем из книжки, будет чуть легче? Не принимать близко к сердцу, отрешиться от происходящего или постараться в принципе не думать об этом. Сережа делает еще один глубокий вдох, затем медленный выдох. Он должен попробовать сосредоточиться на других вещах. В конце концов, это не так уж и сложно: у него действительно полно забот. Остаток дня никто его больше не трогает. Он специально не смотрит на Олега и компанию, садится как можно дальше, не прислушивается к их голосам, гонит прочь совместные воспоминания, от которых больше не хорошо — скорее рыдать охота. Пошел Олег в задницу. Тот толком ничего не сделал, а в груди уже разрастается зияющая дыра. Что же будет, когда возникнет ситуация серьезней? Сережа не хочет узнавать — он и так ошибся, позволил всему этому зайти слишком далеко. Чем скорее закончатся их с Олегом непонятные отношения, тем лучше. Рвать надо резко, с корнем. Звонок с последнего урока — как выстрел «на старт». Сережа молниеносно забрасывает вещи в рюкзак, и, пока одноклассники неспешно собираются, выскальзывает из класса. До «Радуги» доходит почти бегом. Не охота проверять, исполнит ли Влад утреннюю угрозу, и совсем не хочется думать о том, что Олег реально позволит тому издеваться. У «Радуги» его встречают громким лаем: Рыжик подбегает, обнюхивает руки и беспрестанно машет хвостом. Малышня на площадке за воротами играет в «Зеленое стеклышко», и до Рыжика явно никому нет дела. — Про тебя тоже все забыли? — Сережа присаживается на корточки и треплет пса по голове, забив на то, что шерсть грязная. Жалко себя, жалко Рыжика. Пес радостно гавкает, привстает на задние лапы и кладет передние ему на плечи. Из пасти воняет, но черные глаза блестят так счастливо, что Сереже хочется обнять Рыжика в ответ. «Распустил сопли, — фыркает внутренний голос. — Рубашку испортишь». Он отмахивается и играет с псом. Рыжик радостно лает, небольно прикусывает руки. Пасть слюнявая, горячая, но Сереже почему-то совсем не противно — даже когда он весь пачкается в шерсти, а ладони начинают вонять мокрой псиной. Последний раз он возился с Рыжиком в классе четвертом. Вместе с Ритой. Сережа давит тяжелый вздох. Интересно, помнит ли Рыжик Риту? — А говорил, брезгуешь его трогать, — весело тянет Олег позади. — Ты чего так быстро ушел? Я искал. Сережа чувствует обиду настолько остро, что стискивает зубы, сбрасывает с себя лапы и резко встает, разворачиваясь. Олег лыбится как ни в чем не бывало. — Почему я ушел? — выплевывает Сережа ядовито. — Ты правда не понимаешь, почему я сматываюсь, как только заканчиваются уроки? — тянет Олегу двинуть, чтоб у того хоть немного мозги на место встали. — Да так, пустяки: просто не хочу, чтоб об меня сигареты тушили, — шипит он, задыхаясь от досады и ярости. — Да ты чего? — Олег смотрит с идиотским сочувствием. — Владос о тебе больше не заговаривал. Он сто пудов просто так ляпнул, а не по серьезке угрожал, — Олег подшагивает к нему. — Никто о тебя никакие сигареты больше тушить не будет, Сереж. — Правда? — он отшатывается и приподнимает брови. Рыжик тычется носом в коленку и тревожно скулит. — И что же помешает твоему дружку меня изводить? Олег открывает рот, хмурится, закрывает. — Ну я помешаю, — говорит угрюмо. Сережа тянет губы в улыбке, хочет рассмеяться фальшиво, но смех застревает в горле. Олег той треклятой сделкой лишил его последней возможности защищаться, сам не вступился за него перед Владом сегодня, а теперь под дурака косит. Сережа чувствует, что начинает задыхаться от поступающих гнева и раздражения. — И вообще, — Олег снова приближается на полшага, — я уверен, вы с Владосом поладите. Я ему объясню, что ты — нормальный пацан. Вон, пошли завтра после школы с нами на пути, сам увидишь — вы подружитесь. Он не такой плохой, как тебе… Господи. — Заткнись, — шипит Сережа. Как Олег может не понимать таких простейших вещей? От этого настолько отчаянно плохо, что язык не слушается, слова подбираются с трудом. — Я не «нормальный пацан», — он обозначает пальцами кавычки. — Думаешь, подружусь с ним и меня примут в твою веселую компанию? А когда они будут отворачиваться, — он понижает голос, — будешь меня за жопу лапать, так, что ли? — выплевывает он яростно. Олег сжимает челюсти и оглядывается в поисках лишних ушей. Сережа видит, как на лице у того ходят желваки. — Да за какую жопу? Успокойся, — тоже переходит на шепот. — Просто с нами будешь, и никто до тебя не станет докапываться. Изо рта вырывается сдавленный горький смешок. Сережа закрывает руками пылающее лицо и качает головой. Этот разговор не может происходить взаправду — слишком абсурдно и нелепо. Хочется заткнуть уши, повалиться на землю и разрыдаться от тупого бессилия. — Олег, — голос срывается, — ты не понимаешь. Ты ни черта не понимаешь! — Сережа судорожно хватает носом воздух, отнимает руки от лица и смотрит Олегу в глаза. — Я к этим недоумкам не приближусь ни за что на свете. Мне даже смотреть на твоего Влада противно. Слышишь? Про-тив-но, — голос дрожит сильнее, подступающая истерика бьется где-то в верхней части груди. Еще немного, и окончательно сдавит горло. — Тебе… — Сережа осекается и замирает от осознания, что сейчас произнесет это вслух. Страшно до ужаса, но он продолжает: — Тебе придется выбирать: либо я, либо они. Иначе никак. Олег каменеет. Смотрит на Сережу растерянно, абсолютно дезориентированно и молчит. Кровь набатом стучит в ушах, ледяные пальцы дрожат, и Сережа сжимает их в кулаки. Доходит с позорным опозданием: Олег не выбирал его. Наивно думал, что удастся усидеть на двух стульях, подружить их с Владом — но не выбирал. В груди неприятно сжимает. А что, если выберет не его? Еще пять минут назад Сережа не сомневался, что лучше сжечь все мосты, чем мучиться в неизвестности и делить Олега с Владом, а теперь… Страшно и больно. — Чего ты молчишь? — едва справляясь с удушающим отчаянием, выдавливает из себя Сережа. — Ты серьезно не думал об этом? Олег шумно выдыхает, отмирает и глядит в ответ уже более осмысленно. — О чем? — хрипло уточняет тот. — Сереж, он мой лучший друг. Бля, конечно, я о таком не думал, ты че ваще? — у Сережи словно что-то обрывается внутри. — Я не могу перестать с ним общаться, — Олег смотрит на него, как на умалишенного. — Нахера такие крайности? — продолжает чуть громче и быстрее, явно заводясь. — Не могу я выбирать, это, блядь, совершенно разные вещи! А если б я тебе выдвинул: я или Ритка? И что, послал бы Ритку? Сережа от изумления приоткрывает рот. — Ты сейчас сравнил этого урода и Риту? — Блядь, завязывай так говорить о Владе, — лицо Олега мрачнеет. — Он мой друг, ясно? Я его знаю как облупленного, и, если говорю, что вы можете поладить, значит… — А может, я сам решу, с кем мне ладить, а кому желать в канаве сдохнуть? — взвивается Сережа. Гнев обжигает изнутри, дышать становится сложно. — Если ты правда думаешь, что я буду общаться с Владом, то у тебя совсем мозгов нет. Боже мой, — у Сережи в голове услышанное не укладывается, — вы оба — просто конченые! — Олег буравит его тяжелым взглядом и ничего не отвечает. Замечательно. Просто, блядь, чудесно. Сережа зло улыбается. — А знаешь, не парься. Я облегчу тебе задачу: иди на хуй, Олег Волков. И Владоса своего прихвати. Оба и-ди-те на-хуй, — по слогам произносит он, показывает фак, разворачивается и шагает к воротам. Если Олег ринется догонять, Сережа точно двинет тому в челюсть. Но никто его не останавливает. Сбоку хохочет малышня, у крыльца спального корпуса стоит группа ребят, среди которых он краем зрения выцепляет Настю с косичками. Сережа, ни с кем не здороваясь, заходит внутрь, быстро поднимается по лестнице и идет к себе. Слава богу, в комнате никого. Он швыряет рюкзак на пол, подпирает дверь стулом, бросается на кровать и наконец дает волю слезам. В приямке подвальной двери пахнет гарью. Влад блестит глазами, острые черты перекошенного от ярости лица пугают. Сережа не может сделать полный вдох и хоть как-то сориентироваться в пространстве. Вокруг так мало места — и одновременно так много. — Допрыгался? — Влад толкает в грудь, и Сережа отлетает назад. В стену позади упереться не выходит, хотя он был уверен, что она где-то рядом. Сережа пробует толкнуть в ответ, но руки настолько ватные, что просто глупо упираются во Влада, неспособные сдвинуть того с места даже на миллиметр. Влад замахивается. Вместо удара запястье обжигает болью, он старается вырвать руку, но бесполезно: Влад удерживает легко, даже чуть отрывает от земли, будто Сережа ничего не весит. Он в отчаянии оглядывается по сторонам. — Олег! — зовет Сережа, но Олег, кажется, не слышит. Стоит рядом, чуть позади Влада и смотрит рассеянно, будто сквозь него. — Я же предлагал тебе дружбу. Ты отказался, — Олег говорит тоном, каким ребенку с расшибленным коленом объясняют, что не нужно было бегать по площадке. Затем шагает ближе, продолжает жестче: — Ты действительно думал, что я выберу тебя? С Владом мы дружим много лет, а ты... Ты так, летнее приключение. Боль расползается от обожженного запястья, жар охватывает тело целиком. Влад довольно скалится. Сережа запоздало осознает, что горит: вокруг дым и копоть. Неужели это все? Нет-нет-нет! Сережа хочет закричать, открывает рот. Крик совершенно беззвучный. Влад поднимается по лестнице, вслед уходит и Олег. Сережа остается обездвиженным в кругу огня. Нужно последовать за ними, выбраться наверх, и тогда он спасется, но сделать шаг — непосильная задача. Влад что-то с ним сделал, может, даже сломал, и теперь он останется здесь и сгорит ко всем чертям. Невероятный ужас накрывает с головой. — Нет! — истошно орет в удаляющуюся спину Олега. — Помоги мне! Олег, помоги! Так нельзя! Пожалуйста! Олег не оборачивается, продолжает подниматься. Сережа кричит. А затем чувствует, как появившиеся из ниоткуда крылья закрывают его от огня. Что-то хватает его за футболку на груди, рывком дергает вверх, и Сережу подбрасывает. А в следующую секунду спину и затылок обжигает вспышка боли, и он, загнанно дыша, распахивает глаза, озирается по сторонам. — Сука! — по лицу прилетает до того, как Сережа успевает сориентироваться. — Как же ты заебал, мразь! Сережа задушенно всхлипывает, и чья-то рука тут же зажимает ему рот. Перед глазами — перекошенная злостью Витина морда. Тоже часть кошмара? — Ты теперь каждую ночь верещать будешь? — Витя встряхивает его, как котенка, и прикладывает головой о пол. Сережа запоздало понимает, что Витя сбросил его с кровати и забрался сверху, придавил собой. — Додик, блядь! Ты че думаешь, я твои выебоны весь год терпеть буду? — Витя снова ударяет Сережу затылком о пол с такой силой, что перед глазами начинают мельтешить серебристые мушки. — Пошел ты на хуй, Разумовский. Ладонь исчезает с лица, и Сережа жадно вдыхает, хочет заорать, но не успевает — Витя сует в рот угол пододеяльника. — Думаешь, с Волковым водиться начал — в бессмертные заделался? — Витя яростно скалится и прокручивает пододеяльник, запихивает сильнее в рот. Сережа давится и заходится в кашле. Пытается высвободиться, но оседлавший его Витя держит крепко. — Нихуя, я тя урою, если высовываться будешь, понял, сука? — и пытается засунуть пододеяльник глубже. Кажется, еще немного, и тварь сломает ему челюсть. Затапливает паника. Сережа окончательно просыпается, принимается мычать и брыкаться вдвое усерднее. Витя зажимает ему нос. — Да затихни ты, бля, — шипит в паре сантиметров от Сережиного лица. — Какой же ебнутый. — Витек, ну ты че? — гундосит сбоку Макс. — Придушишь ща. — Да бля, чтоб до него дошло наконец! Воздуха остро не хватает, рот распирает, гребаный пододеяльник, по ощущениям, затолкали чуть ли не в пищевод. Становится безумно страшно. «Сбрось его с себя, выцарапай глаза, сделай хоть что-нибудь!» — истошно вопит внутренний голос. Сережа скребет пальцами пол и извивается под Витей. Руки никто не держит — он действительно может вцепиться уроду в лицо. Но не вцепляется. Тело словно перестало слушаться, бестолково дергается само по себе — и только. «Дай сдачи, защити себя!» — орет голос. Сережа зажмуривается. Всепоглощающее чувство беспомощности захлестывает с головой, обволакивает и полностью парализует. Сережа с ужасом понимает, что даже не шевелится. «Возьми себя в руки!» — он едва разбирает далекие, приглушенные слова голоса. Зато Витино «Скажешь хоть что-то Волкову — ты покойник, я те клянусь» слышит отчетливо. Кашель душит, тело содрогается в рвотном рефлексе, легкие жжет от нехватки воздуха. По щекам текут слезы. Это все происходит не с ним. С кем угодно — но не с ним. Он не здесь, нет, он далеко, там, где безопасно. Все хорошо, он в порядке. Происходящее нереально — всего этого нет. В ушах стоит гул, перед зажмуренными глазами пляшут разноцветные точки. А через мгновение пропадает и Витин захват, и пододеяльник изо рта, и омерзительный страх. Все поглощает тихая чернота. Кругом темно и спокойно, и это ощущается как долгожданный подарок. Хочется, чтобы так было всегда. Сережа вздрагивает, чувствуя, как на руки льется холодная вода. Растерянно моргает и смотрит вниз на подставленные под кран ладони. По краям раковины следы рвоты. Судя по мерзкому ощущению во рту и боли в горле — его рвоты. Сережа медленно поднимает голову — в отражении замызганного зеркала он выглядит растрепанным, бледным и жалким. Он в туалете, рядом — никого. Может, Витя и правда тоже ему приснился? Вот только разбитая губа — лопнула от Витиного удара или от пододеяльника? — и боль в челюсти свидетельствуют об обратном. Он снова кричал во сне, а этот урод стащил его с кровати и напал, когда Сережа толком ничего сделать спросонья не мог. Что было после и как он оказался в туалете — Сережа не знает. Он вспоминает отвратительное чувство беспомощности, сковавшее тело, и его моментально скручивает новым рвотным позывом. Пустым, потому что блевать, видимо, больше нечем. Сережа впивается пальцами в раковину и пытается восстановить дыхание. Перед глазами мутно от слез. Обида и жалость к себе стискивают со всех сторон, душат. Несправедливо, как же это несправедливо. «Знаю, — тихо говорит голос и гладит по голове, убирает мешающиеся волосы за уши. — Но мы отомстим. Обязательно отомстим». Сережа падает на колени, утыкается лбом в холодный край раковины и всхлипывает: — Я не хочу, чтобы это повторилось. Он чувствует себя одиноким, всеми преданным и беспомощным. Ужасно беспомощным. «Не повторится. Я обещаю». Голос произносит это таким тоном, что Сережа почему-то сразу же верит. И становится чуть легче.