The Bodyguard/Телохранитель

Защитные заклинания пролетели над ее головой, а Гермиона всем телом надавила на ножки тяжелого деревянного стола. В плече расцвела боль, но стиснув зубы, уклонившись от летящего осколка фарфора, она толкнула снова. На этот раз стол подался, рухнул на бок, и не съеденная часть ее форели полетела по полу. Она метнулась за столешницу, задержавшись лишь для того, чтобы перетащить Крэйна в относительную безопасность. Тот ошеломленный, белый как полотно, с огромными от страха глазами свернулся калачиком. На его пиджаке было масло. Позади нее кричал Гарри, все еще слишком далеко — это она могла точно сказать. Заклинания густо и быстро пролетали над их головами, разбивая посуду на столах вокруг них, и невозможно было определиться, сколько же человек участвует в нападении. Видимо, достаточно, чтобы занять Гарри и остальных, настолько занять, что никто из охранников не прикрыл ее спереди, как того требовал протокол. Стоя на коленях, Гермиона заставила себя сделать вдох, затем другой и отстранённо гадала: почему она не паникует? Хотя, возможно, в её возрасте паника выглядит именно так. Не тот горячий, непрекращающийся выброс адреналина, привычный в юности — нет, совсем другое ощущение… Похожее на ясность. Она заправила прядь волос за ухо и повернулась к Крейну.  — У вас есть палочка? Он только моргнул, вздрогнув от раздавшегося из кухни крика.  — Палочка! — закричала она на него. — Ваша палочка?! Крейн, наконец, кивнул и дрожащими пальцами вытащил палочку из рукава.  — Отлично! — Гермиона вытащила свою собственную и наложила на него сильнейшее Протего, какое только могла. — Появится возможность — аппарируйте отсюда и доберитесь до Министерства, расскажите им, что случилось. А пока не ложитесь. С этими словами она быстро выдохнула, оперлась на ножку стола и выглянула. Менее чем за секунду она оценила диспозицию перед собой, мгновенно обрадовавшись, что надела брюки вместо юбки. Ее сопровождало только пять офицеров, включая Гарри. Явное невезение — нападало, как минимум, шестеро. Трое из них находились на кухне, наполовину скрытые за стеной, а остальные — в поле зрения — приближались к заднему входу в ресторан. Талантливые бойцы, выкладывающиеся так же хорошо, как и авроры. В частности, один — коренастый, с румяными щеками, выпустил темное проклятие, разрушенное взмахом палочки Гарри. В то же мгновение Крейн дезаппарировал, исчезнув из-за стола.  — Что ж, — подумала Гермиона, — ничего не попишешь. С этой мыслью встала и выпустила серию заклинаний, попав одному из мужчин в ногу. Он рухнул с криком, и все (и ее защитники, и нападавшие) обернулись и уставились на нее. Очевидно, позабыли, что она есть. — Ты, — проревел Гарри, между заклинаниями ныряя за стул, — ты… должна… быть… черт возьми, ты издеваешься надо мной, Гермиона! Гермиона, увернулась от Империо, невольно улыбнувшись, и пригвоздила одного из мужчин на кухне Петрификусом прямо по груди. Тот рухнул, и его напарница с ревом кинулась на нее, выпустив серию знакомых проклятий: Импедимента, Круцио, Редукто. Гермиона парировала все, сила ее заклинания щита заставила дрожать собственную спину. Против противника, выглядевшего безжалостным и деспотичным, скорость - лучший способ победить. Или, хотя бы, неприятно удивить. Уклонившись от очередного проклятия, Гермиона взмахнула палочкой по сложной кривой, заставив зашуметь всю посуду на кухне. Звук нарастал, ошеломляющий, как стремительный ветер, пробившийся сквозь лес фарфоровых листьев, и тогда она повернула палочку и потянула ее обратно к себе. Ее противник едва успел оглянуться, как огромная волна посуды накрыла его, похоронив обоих мужчин в горе мисок и тарелок. Оглушающий звук, но, казалось, никак не повлиявший на их подельников, продолжавших атаковать, словно дикие животные. Однако теперь не ее защитники находились в меньшинстве — меньше стало нападавших. Ход битвы менялся, вот только на осознание ситуации Гермионе отведен был всего миг, — ее схватили за локоть, и сердитый голос прошипел в ухо:  — Хватит! Вращение, вихрь во времени и пространстве, — и, приземлившись посреди своего кабинета в Министерстве, едва ли в состоянии удержаться на ногах, влетела в собственный стол. Сердце бешено колотилось, голова кружилась — Гермиона была способна лишь смотреть, как Гарри отходит от нее. Напряженные плечи переполнены гневом. Опаленная в ходе стычки мантия. Волосы, торчащие во все стороны. И сам он — выглядящий готовым кого-нибудь задушить.  — О чем, — прорычал он, — черт возьми, ты думала, Гермиона?! Гарри развернулся к ней (спиной к огню в камине) с ужасающим выражением лица. Он был в ярости, весь кипел, его грудь еще вздымалась после стычки и аппарации, и — она не сомневалась — от необходимости держать свои руки при себе, а не на чьем-то горле.  — Я спрашиваю тебя: какого черта?! Тебя могли убить, наложить Империо, подвергнуть пыткам, взять в плен… Мне не хватает слов, чтобы выразить, насколько глупо с твоей стороны сделать то, что ты сделала! Гнев, внезапный, горячий и безжалостный, смешался с яростью, еще бурлящей внутри, и Гермиона выпрямилась — лицом к лицу.  — Не смей так разговаривать со мной, Гарри! Как ты вообще смеешь?!  — Как я смею? — повторил он, повышая голос, и Гермиона ощетинилась в ответ. — Как я смею?! Как ты смеешь, Гермиона! Ты всех нас подставила, делая то, что сделала! Ты полностью проигнорировала протокол! Да ты!.. Гермиона засмеялась насмешливым, презрительным смехом, и ей понравилось, как его глаза вспыхнули яростью.  — Ой, представьте, Гарри Поттер читает мне лекцию о нарушении правил! Не проси меня извиняться за мои действия, они полностью оправданы, учитывая ситуацию…  — И, что же это за ситуация, а, Гермиона?! Обед в небезопасном месте, куда я сказал тебе не ходить…  — Мы следовали всем правилам, Гарри! Она осознала, что почти вопит — и что ей на это наплевать.  — Мы сделали все, что следовало, и это все равно произошло! Иногда…  — Что, Гермиона, что?! — проревел он, шагая к ней. Огонь вспыхнул за его спиной, стелясь ниже лодыжек, поднимаясь выше головы, ясно демонстрируя его силу — и она боролась с желанием отступить. Темная, невероятная пугающая фигура на фоне пламени. — Пожалуйста, просвети меня, что именно происходит «иногда»! Когда ты не подчиняешься прямому приказу человека, чья работа — защищать тебя!  — Я сама могу защитить себя! Её била дрожь, но она заставила себя двигаться вперед, сокращая расстояние между ними. Даже на каблуках она оставалась на голову ниже Гарри и, продолжая настаивать на своем, ей приходилось смотреть на него снизу вверх.  — Я не желаю, чтобы со мной обращались как с маленьким ребенком, ведь ты знаешь, Гарри, ты знаешь лучше всех, что я вполне способна постоять за себя!  — Боже правый, Гермиона, — выдавил он, глядя на нее сверху вниз. — Что мне сделать, чтобы ты хоть раз меня послушала?! Повисла пауза, и на мгновение воздух вокруг них, казалось, остановился. Все, о чем Гермиона могла думать, все, что она могла чувствовать, — близкое тепло его тела, неумолимый жар того же изумрудно-зеленого взгляда, который она встречала за столами, на полях сражений, в классах и кабинетах большую часть своей жизни. Взгляда, который удерживал ее сейчас на месте, заколдовал, укоренил, прижал. Гермиона сглотнула, ее сердце снова болезненно сжалось, но она не дрогнула. После всех криков в комнате, казалось, воцарилась тишина, и она сама себе не поверила, произнося:  — Заставь меня. Пространство между ними снова замерцало, внезапно становясь заряженным и влажным, как воздух перед грозой. Гарри смотрел на нее, его лицо было одновременно пылающим и скрытным, абсолютно нечитаемым. Лицо, настолько близкое, что Гермиона могла видеть намек на его щетину, пот по линии волос. Настолько, что могла чувствовать его дыхание, запах его мыла, могла различить свое отражение в его очках. Кто-то из них двинулся первым. Возможно, и она, но потом, вспоминая, засомневалась. Все, что она знала — это то, что в один момент они смотрели друг на друга, на грани взрыва. В следующий же момент ладонь Гарри охватила ее шею, а большой палец толкнул вверх ее подбородок. Его кожа, казалось, обжигала, и она ахнула, притягивая его к себе. Поцелуй стал не столько поцелуем, сколько битвой. Губы Гарри — мягкие и сухие, безжалостные. Не успел склониться над ней, как другая его рука впечаталась в изгиб ее спины. Гермиона снова ахнула — едва он прикусил уголок ее губ — и он со стоном рванулся вперед, скользя языком по ее зубам. Она запустила пальцы в его волосы, удовлетворение, ярость и желание в равной степени боролись в ее теле, когда она всосала его нижнюю губу. Просто насколько я помню (какая-то часть ее все еще не потеряла способности думать), это то же самое, только… Где-то глубоко в горле Гарри заклокотало. Схватив ее за бедра, он толкнул ее назад, прижимая к столу. Застонав от удара, по инерции следуя заданному им движению, она оказалась на краю столешницы. Он оторвался было, в попытке стянуть ее блузку, но вновь жадно припал к ее рту. От влажного, обжигающего тепла его языка у нее закружилась голова; она раздвинула ноги и прижалась к нему, просунув руки под пиджак. Рыкнув, он толкнулся к ней и поцеловал, захлебываясь, чуть ниже уха, от чего все ее тело дернулось. Она тяжело дышала, завороженная, пылающая, не чувствуя половины тела: его руки на ее коже, его вес, давящий на нее, ощущались как наркотик. Она прихватывала губами висок Гарри, его скулу, лоб, все, до чего могла дотянуться. Гермионе ничего так не хотелось, как сорвать с него одежду и не отрываться часами. От оставленной им цепочки поцелуев по подбородку ее била дрожь. Гарри вернулся к ее губам, неспособный оторваться (казалось, они вдвоем тонули), одной рукой удерживая ее голову на месте, другой шаря сзади по ее блузке. Лицо Гермионы пылало — продолжая возиться с его застежкой, она засунула вторую руку под его рубашку и вцепилась под ней в теплую кожу. Он застонал вновь, позволив еще большей части своего веса надавить на нее, и на этот раз она почувствовала, как его эрекция прижалась к внутренней стороне ее бедра. Гермиона подавилась стоном, еще сильнее притянув его к себе, ее пальцы впились в его руки — возбуждение затопило ее вены. Все в ней хотело его, хотело так сильно, что она забыла, где они были, что они были одеты, что это был Гарри… В дверь внезапно постучали, отключив вездесущее заклинание безмолвия, и прозвучал голос Джилл, ясный, как колокольчик:  — Министр? Вы тут? Словно разряд молнии. Прежде, чем она сообразила, что к чему, Гарри уже находился на полпути через комнату, торопливо поправляя рубашку, галстук, свои очки… Гермиона откашлялась, ее лицо горело, пока она натягивала на место блузку, расправляла пояс брюк и заправляла выпавшую прядь волос обратно во французский завиток.  — Да, Джилл, — ответила она, надеясь, что ее голос звучит достаточно ровно. — Я тут. Дверь ее кабинета открылась, и за ней оказалась встревоженная Джилл. Гермиона замерла, стараясь не выглядеть виноватой.  — Слава Моргане, — сказала Джилл. — Я только что услышала, что случилось. Крэйн сломал половину защиты на ДМП, аппарировав в офис Кингсли, чтобы сообщить ему новости. С вами все в порядке?  — В порядке, — ответила Гермиона, пытаясь вспомнить, как надо дышать. — Аврору Поттеру удалось вовремя нас вытащить. Как остальные?  — Боюсь, я не знаю, мэм, — сказала Джилл, явно переживая. — Две медиковедьмы из Сент Мунго уже отправлены на место происшествия, и Кингсли сейчас там с подкреплением. Он также хочет, чтобы там появились вы, аврор Поттер, — обратилась она к Гарри. — Он хочет знать полную информацию.  — Конечно, — нейтральным голосом выразил согласие Гарри. Его взгляд на долю секунды метнулся к Гермионе, и ее сердце упало. — Разумеется, если вас это устраивает, министр… Гермиона кивнула.  — Идите. Я могу позаботиться о себе полчаса. Гарри кивнул в ответ, развернулся на месте и с хлопком исчез. Волна разочарования мгновенно накрыла Гермиону, но она попыталась не обращать внимания.  — У вас кровотечение, министр, — сказала Джилл низким и мягким голосом. После этих слов тиканье часов словно стало явственней, а комната — больше и пустынней: Гермиона едва не упустила из виду недавнее сражение. Она взглянула на своего секретаря.  — У меня? Джилл кивнула, в качестве ориентира постучав по собственному виску.  — Немножко. Хотите, я приведу вас в порядок?  — Спасибо, сейчас посмотрю. Гермиона повернулась к своему столу и достала компактное зеркальце, так редко использующееся. Взглянула на себя, затем наклонила голову и увидела длинную, но неглубокую царапину, идущую от виска назад по линии волос. Это ее удивило — она ничего не почувствовала; должно быть, это произошло при опрокидывании стола, или во время дуэли. Скользящее проклятие, возможно, даже кусочек разбитой посуды. Пока Джилл наблюдала, с ясно как день, выраженной тревогой на лице, Гермиона вздохнув, вытащила палочку. И задалась вопросом, когда закончится этот день, вернее, закончится ли он хоть когда-нибудь. ___________________________________________________________________________ Ну, что, дамы и господа, довольна ваша душенька? Кто ожидал, что прорвет так скоро?;)