после ада

Габриэль помнит Михаила в Начале Времен. Голос архистратига гремел не тише Отцовского, перекатываясь звуками звёзд и столкновениями материков на планетах. В каждом его слове расцветали сады и сокрушались горы, шумели водопады и плакали ливни. Но Михаил никогда не кричал на них. Глаза его были наполнены любовью ко всему существующему. После падения Люцифера в Михаиле появилась жесткость, которой прежде ангелы не знали. Цветы больше не раскрывались от одного присутствия Принца в Саду, не поворачивали к нему бутоны. Голос его оставался тих, но теперь в нём был слышен треск льда и свист холодного ветра в степях. Ангелам стало неуютно находится в присутствии архистратига, пусть они и не могли описать это своё чувство. После выхода из клетки Михаил ощущал тревогу и замешательство. Не впервые в его мыслях роились сомнения об Отце, но впервые он обратил на них внимание, позволил себе их услышать. Адам раньше никогда не слышал, как в словах может течь мед и шуршать листья деревьев. Как чей-то голос может отдаваться в костях далёким громом и мягким пухом. Михаил рассказывал обо всём — историй у него было много. И Адам слушал, закрывал глаза и чувствовал, как раскачивается в гамаке под солнцем, как зарывается ногами в прохладный вечерний песок, как горячая вода стекает по его лицу. Голос архангела стал спасением в клетке и домом после побега. Михаил зол. Винчестеры обидели Адама, Адам растроен, и Михаил готов разорвать их, заставить ползать на коленях, вымаливая прощение. В его голосе — обещание, кислый гранатовый сок и горечь листьев мяты. В его глазах — молнии, отблески едва сдерживаемой благодати, которая не переломала хрупких людей только потому, что это сделало бы Адама ещё грустнее. Адам кладёт голову на плечо Михаила и вздыхает. Запах мокрого асфальта и звуки водопада стихают. Архангел заставляет себя говорить тише и спокойнее. Михаил в бешенстве. На небесах ужасный беспорядок. Ангелов слишком мало, а те, что есть — бестолковые и бесполезные. Даниэль вздрагивает от его взгляда, раскинутых крыльев и горящего нимба. Горстка новых ангелов стоплилась у стены кабинета, боясь поднять глаза. Слова Михаила эхом проносятся по всему раю, заставляя трепетать его обитателей, как когда-то это делал Отец. Ангелы готовы молить о спасении, архистратиг уже достал свой меч, не в состоянии сдержаться. Но Адам берёт его за свободную руку, подносит к лицу и целует костяшки. Запах свежескошенной травы расползается по комнатам. Солнце начинает светить немного ярче. В глазах Михаила — Вселенная. В его зрачках Адам видит только своё отражение. Шёпот бежит по Саду вслед за Михаилом, который ведёт Адама за руку, чтобы показать любимое грушевое дерево. Чтобы они лежали на мягкой траве, всматриваясь в проблески между листьев, ища пробегающие мимо облака. Чтобы Михаил рассказал, как однажды Габриэль свалился с вон той большой ветки и немного ободрал свои маленькие, только-только покрывшиеся пухом перья. Чтобы Адам заливисто смеялся, поднимая плечи, чтобы навалился сверху на архангела, прижался губами и целовал, пока какой-нибудь несчастный ангел (дрожа от смущения и страха) не будет вынужден прервать их, чтобы попросить Михаила подписать очередную дурацкую бумажку. Даже цветы оборачиваются им в след, удивлённые возвращению архистратига, да ещё и сверкающего, как когда-то в свои лучшие дни. Сплетни быстро распространяются в раю. Страх и отчаяние больше не овладевают Михаилом. Сладкий ветер разносит по Саду отголоски пения звёзд и пьянящий запах полевых ромашек. Габриэль улыбается, прислушавшись к давно забытому спокойствию, пока учит Джека создавать иллюзии.