особенный гость

      Чонгук живёт в отеле около недели, и Джин мог бы сказать, что он хотя бы на какое-то количество приблизился к цели «вылизать его задницу, чтобы она сияла, как гребанное Солнце», но это было бы ложью. Скорее Джин приблизился к «Чонгук разговаривает с Джином и улыбается ему». На самом деле он чувствует что-то между ними, что-то похожее на притяжение, он просто не знает, как это охарактеризовать. Это проявляется в их редких взглядах друг на друга, но больше никак. Джин всё ещё не знает, почему Чонгук переехал жить в отель, когда у него наверняка есть семья, но, возможно, они попали в аварию или случилось что-то плохое, поэтому Джин не будет спрашивать об этом. Зато Джин узнал, что таки Чимин и Тэхен делали в ту ночь. И он воспользовался этим знанием, чтобы заткнуть этих надоедливых портье, когда они опять на весь отель начали горланить о великой любви Джина к Чонгуку.       — Господин начальник Ким, я все понимаю, но тебе стоит перестать пускать слюни на его охрененные бедра, — вот, что сказал Чимин, когда Сокджин даже не смотрел в сторону Чонгука. Он просто говорит это, чтобы уши Джина покраснели. Мерзавец.       — А я думаю, тебе и Тэхену стоит перестать, — Джин уменьшает громкость и немного приближается к Чимину, — спать с нашими клиентами в поисках какой-то богатой «мамочки»!       Это то, что они делали той ночью. Как Джин это узнал? Элементарно. Подслушивать разговоры двух горничных в отеле, где ты работаешь, — хороший способ раздобыть нужную информацию.       Чимин, естественно, замолкает и бледнеет на глазах, пока Тэхен выглядит напуганным и самодовольным одновременно. Джин закатывает глаза и вздыхает. Это что-то вроде его обычного ежесекундного ритуала: вздыхать, закатывать глаза, тереть виски из-за стресса. Будни, такие будни.       Но вернёмся к Чонгуку. Он все ещё выглядит сломанным чем-то, боится сказать что-то лишнее, но он постепенно расслабляется с их компанией, не без помощи партии «КимПак», поэтому Сокджин думает, что можно их и не увольнять. Пока что. И Джин чувствует, что очень хотел бы помочь Чонгуку с его проблемой. Но сможет ли он? Или это не его дело?       Джин знает, что его желания заботы могут быть абсолютно невинными и обычными. Когда вы видите маленького замёрзшего котенка и хотите ему помочь, согреть его. Но это также может быть, когда вы хотите помочь человеку, потому что он дорог вам. А это уже чувства. Не то чтобы чувства — это какая-то грубая проблема, но если подумать, то да, есть немного. Например, Чонгук может быть гетеро, потому что это самая распространенная ориентация на планете. В то время как гомосексуалисты составляют около трёх процентов по исследованиям США (он посмотрел в интернете), что на самом деле очень грустно, потому что шанс Джина найти себе парня, который ещё будет ему подходить по всем параметрам, очень мал. Джин хмурится, всерьёз задумываясь над этим, потому что, вау, его действительно вдруг удивляет, как так вышло, что у него были парни. Что-то из разряда фантастики, определенно.       Единственный человек, кроме Чонгука, который знает о сложившейся ситуации больше Джина, — это его начальник. Мин Юнги. Хороший человек, который владеет самым сумасшедшим отелем и по совместительству является самым сумасшедшим рэпером. Но у него нельзя спросить, потому что надо было спрашивать в самом начале, когда Юнги сказал, что это его племянник. Сокджин должен был быть таким: «Ой, а почему ваш племянник будет жить здесь?», и Юнги бы ему, конечно, ответил, но спрашивать спустя неделю как-то не очень, поэтому Джин отбрасывает эту идею.       Возможность узнать, что всё-таки произошло получается, когда Джин однажды бродит по отелю от скуки и проходит мимо кабинета Мина, откуда слышит голос Чонгука. Он останавливается и, о, абсолютно точно не собирается подслушивать, знаете ли. Но его совесть немного гудит внутри него и Джин ненавидит свое воспитание, но он быстро соглашается, что да, окей, он подслушивает, а теперь отстань и дай дослушать. И его совесть, разумеется, соглашается, потому что действительно же интересно.       — Хорошо, — отвечает на что-то Юнги. Джин просто кивает на это. В любом случае, хорошо, что не плохо, так ведь? — Они звонили?       — Да. Я не беру трубку, — говорит Чонгук.       «Они» — это типа кто? Его родители? У него же должны быть родители, семья. Может его друзья? Может произошло убийство? И Чонгук скрывается в отеле...       Ему надо остановиться.       — Хорошо. Я говорю, что понятия не имею, где ты, когда они звонят.       — Спасибо, хен, — отвечает Чонгук с какой-то трепещущей искренностью. — Я правда ценю это—       — Перестань, — Джин почти видит, как Юнги отмахивается рукой. — Я не делаю ничего особенного.       Джин чувствует, что разговор заканчивается (или нет, ни в чем нельзя быть уверенным), но ему определено стоит сваливать отсюда к чертям собачьим, чтобы его не заметили, поэтому он быстренько выпрямляется и уходит в сторону лестницы.

***

      Джин подходит к номеру Чонгука, чтобы узнать не нужно ли ему что-то, потому что вряд-ли парень бы сам спросил, он выглядит слишком напряжённым для этого. Он слышит «войдите» после того, как постучал в дверь, и входит. Он замечает Чонгука, перепачкавшегося в краске, который вдруг выглядит слишком уязвимым и удивленным, будто ожидал увидеть кого угодно, но не Джина. Наверное, он ждал кого-то.       — З-здравствуйте, управляющий Ким, — заикается он, а потом смотрит на свои руки, и его лицо озаряет испуг.       — Брось формальности. Можешь называть меня «хен», — беззаботно бросает Джин. — Я не помешал?       — Нет-нет, все в порядке, просто... — он бросает взгляд в сторону своей комнаты, словно просит то, что там находится испариться к черту. Джин проходит чуть дальше и видит в комнате мольберт, на котором стоит картина. Вау, Чонгук рисует, и, надо отметить, очень красиво рисует. — Я думал, это Юнги.       — Это то, что ты здесь скрываешь, да? — Джин старается, чтобы это звучало, как шутка, но он слишком поражен тем, что видит. Это буквально идеальный пейзаж, самый лучший из всех которые Джин когда-либо видел (ну, опустим тот факт, что видел он их не так уж и много).       — Не думаешь, что рисование занятие не для парней? — тихо интересуется Чонгук. Джин хмурится на этот вопрос:       — Что? Нет, конечно. Что за глупости вообще? — он смотрит на Чонгука недовольно, как бы ругая его за такие мысли. А потом он понимает, что это далеко не мысли Чонгука. Это мысли тех, кто обидел его когда-то. Джин хотел бы скормить этим людям мышьяк. Его голос смягчается: — Конечно, нет. Я думаю, что это очень красиво. Ты сам рисуешь?       — Да, — Чонгук выглядит смущенным тем, что его картину оценили.       — Это так прекрасно, — Джин подходит поближе. — Всегда было интересно, как люди вообще это делают. Мой первый и — слава моей мамочке, которая отобрала у меня краски, — последний опыт рисования был года в четыре. Это было ужасно, — он слышит, как Чонгук издает смешок. — Серьезно, самый худший рисунок в мире. Огромная клякса, которая появилась, потому что я опрокинул краску. И это все разлилось на стол. Я пытался поймать ее, чтобы она не упала на пол, но случайно задел стакан с водой, и все это «добро» — прямо на мамин любимый ковер... — Джин вздрагивает от вновь пережитых эмоций. — Мне нравится думать, что я всего лишь был ребенком тогда, — заканчивает он свою грустную историю с лёгким вздохом. — Но ты рисуешь так... чудесно.       Чонгук прикусывает губу и теребит пальцы рук, бормоча себе под нос слова благодарности, его щеки покраснели от смущения. Наверное, ему неловко, что Джин рассматривает его картину так пристально, поэтому он переводит тему: — Тебе не интересно, почему я живу в отеле, хён?       — Интересно, — мигом отвечает Джин, потому что эта тема — самая актуальная для него в последнее время.       — Почему ты тогда не спросишь меня? — явный намек, и кто такой Сокджин, чтобы не сказать то, что просят?       — Чонгук, почему ты живёшь в отеле?       — Потому что я не могу жить со своими родителями. Они... Они против.. меня, — видимо, идея перевести тему была слишком импульсивная и необдуманная толком, потому что сейчас Чонгук выглядит так, словно очень громко ругает себя внутри своей головы. Он выглядит ещё более смущенным и уязвимым, словно скажи Джин что-то не то — он сломается.       — Тебя выгнали из дома твои же родители? — искренне удивляется Джин.       — Хах, получается, что как-то так и вышло... На самом деле, они просто... Не захотели принять меня? То, какой я, — Чонгук опускает глаза, смотря в пол.       — И что же такого ужасного ты сделал? Продаешь наркотики? Случайно стал главой мафии? Решил не поступать на врача? — все возможные варианты. Джин точно угадал где-то.       — Знаешь, хён, — на его лице такая горькая усмешка, что Сокджин вдруг понимает, что знает. — Я думаю, они бы были не против, если бы я был всем тем, что ты перечислил, но при этом не являлся тем, кто я есть. Можешь представить такое?       Сокджин может. Он на самом деле может. Черт, это ужасно, но он действительно знает, кем должен быть ребенок, чтобы родители были согласны даже на наркотики, но только не на это. Геем. Самая страшная «болезнь» во всем мире. Поражает сознание, убивает вас изнутри. Геи — источник всех бед. Геи — те, кто «великие и ужасные». Сокджин так хочет быть неправ, и чтобы Чонгук оказался убийцей или ещё кем-то, скрывающимся в отеле от полиции. Потому что на самом деле это ужасно. Ужасно и так отвратительно, что такое есть. Просто потому что вы не можете любить противоположный пол, вы можете стать изгоем общества и вас будут ненавидеть собственные родители. Если родители достаточно сбрендили, то будь вы хоть сто раз победителем различных соревнований, самым лучшим ребенком на свете, «сыном маминой подруги», иметь по всем предметам стабильно «А», но окажитесь вы геем — и вся любовь к вам рассеется, как туман.       Сокджин хочет сказать Чонгуку, что всё в порядке, ты не ужасен и не отвратителен, ты прекрасен и слова твоих родителей ничего не значат, пожалуйста, не ненавидь себя из-за этого, я буду рядом, если тебе нужна поддержка. Но он не говорит этого, потому что он может просто ошибиться. В настоящем ваши родители могут вас не любить по многим причинам, больше чем одна причина — вы гей. Не то хобби, не те друзья, ваша вторая половинка тоже не очень. Просто Сокджин — гей, и для него это первая мысль, первая тема. Но Чонгука могут ненавидеть за его любовь к рисованию, и это звучит очень логично, если вспомнить реакцию парня, когда Джин увидел его рисунок.       Но разве из-за этого выгоняют из дома?       — Теряюсь в догадках, — вот, что говорит Джин, вместо всех тех других слов, правильных слов, которые он мог сказать. — В любом случае, если ты не нарушил закон, то твои родители чертовски не правы, что выгнали тебя. Тем более ты так красиво рисуешь. Только за это тебе можно было простить «ужасный» грех, который ты совершил, — Джин делает кавычки в воздухе пальцами. Чонгук плохо подавляет истерический смех, который готов из него вылиться. Джин делает вид, что не обращает на это внимания.       — Интересно, хён, как бы ты заговорил, узнав правду?       — Ну, судя по всему, Юнги тебя поддерживает, раз позволил тебе жить в его отеле, так ведь? — Чонгук кивает. — Значит, ты не ужасен. Просто тебе попались ужасные люди, которые вбили тебе в голову эти мысли.       Джин отвечает Чонгуку так, словно тот действительно гей. Он не может пока спросить на прямую, но он надеется, что его слов достаточно, и, если он прав, Чонгук сам ему расскажет, когда будет готов. Чонгук выглядит впечатленным и очень благодарным. Словно что-то такое он желал услышать всю эту неделю, словно в этих словах он нуждался. Он кивает, поджимая губы и опуская взгляд в пол.       — Я что зашел-то, — вспоминает Джин, меняя тему. — Тебе что-нибудь нужно? — по мелочи там: провести более масштабную экскурсию по отелю, показать кухню отеля, где и как работают горничные, если тебе интересно, отвести в бильярдную или достать мини-гольф, вылизать задницу, потому что это буквально первый случай, когда я действительно хочу сделать это с нашим клиентом.       — Хм, — Чонгук прикусывает щеку изнутри. — Вроде ничего. Всё в порядке.       — Если тебе что-нибудь понадобится — зови, не стесняйся.       — Хорошо, хён.

***

      Джин задумывается о гомофобии, наверное, слишком сильно, но это всё о чем он может сейчас думать. Гомофобия — это, наверное, самая популярная «фобия» из всех. Какими бы ни были страшными паучки и замкнутые пространства, есть то, что пугает людей больше всего на свете. Геи. Из покон веков. Сейчас ситуация, конечно, улучшается, но это долгий процесс. Джин находится в своем маленьком мире, думая о том, как ему чертовски повезло, что его родители приняли его таким, геем. Он помнит тот день слишком хорошо, на самом деле. Он был разбит, ему было ужасно плохо и он хотел бы просто исчезнуть из этого мира, большое спасибо. Его, эм, парень (?) бросил его. Точнее, не то чтобы они встречались или что-то в этом роде. Джин думал, что встречались. Оказалось, что Джин «испортил и развратил» этого бедного и несчастного паренька, попавшего под дурное влияние Сокджина. Да-да, так это и работает. Джин чувствовал себя грязным и гадким, противным и использованным. Независимо от того, говорили ли родители Джина или нет своё мнение о ЛГБТ, он всё равно думал о худшем. Потому что они в Корее, в конце концов. Джин просто сказал, что его бросил парень и добавил «а, да, кстати, я гей», весь промокший из-за дождя (словно он был в каком-то фильме), а его глаза были красные от слез. Но его мама тут же подскочила к нему и сказала, что «всё в порядке, Джин-ни, тебе нужно принять душ, ты попал под дождь, мы поговорим об этом позже, всё хорошо». Неважно, что от этих слов Джин расплакался ещё больше, это были слезы счастья, поверьте.       Это то, как было у Джина. Но так бывает далеко не у всех. И Чонгук, маленький и потерянный ребенок точно не заслуживал такого. Джин думает о том, как надо любить свой статус и не любить геев, буквально потому что они просто есть, чтобы заставить своего ребенка уехать и прятаться от них в отеле. А если бы у Чонгука не было Юнги? Страшно подумать.       — Хэй, ты выглядишь слишком грустным и задумчив, — зовёт его Намджун, осторожно касаясь его плеча.       — Чонгук отказал тебе?! — тут же вспыхивает Тэхен, готовый за Джина пересчитать все ребра этого недавнего «Аполлона». Джин просто вздыхает, потирая висок кончиками пальцев.       — Что?! — подключается Чимин, взвизгивая. О, эти ребята умеют создавать шум вокруг себя. — Да как он посмел! Джин-хен самый лучший—       — Неужели он действительно отказал тебе? Он что, слепой?! — искренне негодует Тэхен, прерывая Чимина. Тот в свою очередь прерывает Тэхена:       — А может быть он просто предложил отношения на одну ночь, потому что скоро уезжает? — хорошая гипотеза. Джин кивает головой в одобрении. Хорошие фантазия и воображение всегда очень хорошо.       — На одну ночь?! — возмущается Тэхен.       Как-то так рождаются сплетни. Джин просто качает головой, ничем не удивленный.       — Ничего из этого, — отрицает он.       — А о чем тогда задумался? — спрашивает Намджун.       — Просто, знаешь, думаю о жизни...       — Я тоже в этом месте слишком часто о ней думаю. Например, на что я ее вообще трачу.       — Поистине философские вопросы. И даже бутылка соджу не нужна, — соглашается Джин, кивая и смотря на лифт.       — Не нужна, — кивает в ответ Намджун, смотря в ту же точку, что и Джин, задумавшись.       — Так что с Чонгуком там, нам кто-нибудь скажет? — невзначай интересуется Тэхен.       — Хээй, Джин-хен, Намджун-хен, мы все ещё здесь, — вторит Чимин, надувая губы.       А Намджун и Джин просто смотрят в одну точку, синхронно вздыхая. Они складывают руки на груди и не обращают никакого внимания на то, что говорят младшие.       Из лифта выходит какая-то девушка, которая выглядит довольно молодо, но скорее всего старше Джина. Её походка ровная, аура, исходящая от нее, приковывает к ней взгляды. Ее можно охарактеризовать, как «величественно красивая». Она одета в длинное темное платье в пол, которое покрыто какими-то блестящими камешками, а на ее плечах красуется светло-коричневый мех. Она идёт к выходу, но на полпути замирает и смотрит в сторону стойки регистрации, подмигивая портье. Джин действительно не хочет знать, почему.