Torna a casa

Итан искал его в шумных скоплениях людей, где Дамиано чувствовал себя клоуном, ублажающим публику. Давиду было уже давно невесело от того, что происходит. Его воображение рисовало тысячи-миллионы картинок успешной музыкальной карьеры, но на деле его талант расходовался по улицам и клубам, оставляя едкую пустоту. Известность накатывала волнами. Чем больше они пытались, тем непредсказуемее был результат. Он искал бога, смысл, себя и никогда не находил: ни после шумных вечеринок, ни после сна на тротуарах, бордюрах и парковых лавочках. Он просаживал деньги в барах, но алкоголь, обжигающий горло, обострял то вяжущее чувство внутри, из которого невозможно дышать, не то, что творить. Стихи становились все более однообразными и резали по живому острыми бритвами. Они выскальзывали из горла, оставляя металлический привкус и обещая вернуться заточенным бумерангом действий. Итан нашел Дамиано в узком дворике, привалившимся к стене одного из невысоких кирпичных домов, держащим бутылку джина, невидящим взглядом смотрящего впереди себя. Вечеринка давно закончилась и где-то в мире за этими кирпичными стенами гости вызывали такси и полусонные разбредались по своим домам. – Дами, – позвал Торкио, но не получил в ответ ничего. – Ты теперь и разговаривать со мной не будешь? – попробовал он еще раз. Давид сделал глоток спиртного и начал подниматься на нетвердые ноги. В груди Итана разгорались пожары. Крики и ссоры между ними говорят о наличии жизни – и они всегда заканчиваются, игнорировать другого – дарить ему медленную смерть. Расшевелить Дамиано, растормошить, насильно выдавить какую-то реакцию, чтобы понять, что там, за панцирем, все еще тлеет огонь. – Отлично, – крикнул Торкио – галька из-под ног полетела в разные стороны, резким движением он схватил Давида за локоть и повернул к себе. – Всё, тебе это нравится, нравится нас мучить? Томас, Вик? Ты хоть посоветовался с ними? Ты не можешь уйти из группы! Но что нам, мне, сделать, чтобы помочь? – будто отойдя от транса, Дамиано заострил взгляд на барабанщике. Бутылка полетела в соседнюю стену, она осыпалась оранжевыми и золотистыми осколками в лучах восходящего солнца. – Не мешать, Итан, – тон пронзали ледяные нити. – А то что? Ударишь меня? Ударь! – не выдержал Торкио, желая любой ценой выбить из него эту дурь. Долго ждать не пришлось – удар пришелся в живот, от чего парень потерял равновесие на секунду, но быстро поднялся. – Не хватило? – спохватился Дами – барабанщик сплюнул на гальку – Нет, – зло произнес Итан. Следующий удар сбил его с ног. – Вставай, – виновато произнес Давид, подавая руку и осознавая происходящее. – Тебе легче? Ты же бросишь нас! Ты же трус! – по больному бьет Итан, только словами. – Что? – взрывается солист. – И кто это говорит? Наша тревожная принцесса? Что у тебя там? Социофобия или социопатия? Какой герой – во дворик пришел. Люди не загрызли? – с желчной ухмылкой наступает Давид. – Знаешь, да пошел ты! – начинает Итан. Он рад, что скорлупа Дами треснула, но мерзкие щупальца гнева не дают остановиться. Следующий несколько ударов приходятся в лицо, но барабанщику сложно ответить и только когда все заканчивается, Итан слышит тихие рыдания Дамиано, устроившегося рядом. – Дами, мы справимся, – говорит Итан. Ему эта сцена видится какой-то сюрреалистичной: волосы разметались по дороге, на них попало кровь и разлившийся алкоголь, лицо в ссадинах, а он успокаивает друга, который его побил. Он почти выдавливает перекособоченную жутковатую улыбку, когда Дамиано накрывает его рот своим и втягивает Итана в мокрый и несвоевременный поцелуй. Так же резко, как и приблизился, Давид отстраняется. На дороге они ищут выпавший телефон Торкио и вызывают такси. Они больше не говорят о поцелуе.

***

Не то, чтобы поцелуи в их группе были чем-то особенным – они привлекали и эпатировали, провоцировали – иногда. Но этот был не для публики – вот что смущало Итана. Дамиано начал задерживаться в комнате Торкио, когда все уснут. Он тихо пробирался к барабанщику по стершимся пыльным коврам в коридоре и взбирался на кровать. Итан, обычно неспавший до поздней ночи и оставлявший желтый светильник гореть, был удивлен подобным поведением, что списывал на чувство вины солиста. Они до сих пор не обговорили избиение, а для остальных придумали полу убедительную историю про местных полуприступников. У них была тайна – они стали тайной друг друга. Обычно они старались не мешать друг другу, копались в телефонах и иногда переговаривались, шутили, оставляя серьезные темы утру. Пока Дамиано не стал так нежно проходиться пальцами по скуле Итана, пока они лежали на белых простынях и густые тени и неяркий свет не создавали их мирок, Торкио не осознавал все то чувство, таившееся в груди, ноющее и бесконечное. Ему захотелось проверить то, что не облачалось в слова, то, что пустило корни и оплетало скелет и мышцы. Итан подался вперед, прикоснулся к губам Давида своими и получил ответ. *Lei mi ha raccolto da per terra сoperto di spine - Она подобрала меня с земли, покрытого колючками