***
Пока Дамиано заканчивал их последнюю песню в битком забитом клубе, Итан боялся выронить палочки и привлечь внимание – так тряслись руки. Все упивались их присутствием и следующим поклоном, просили на бис – он держал руки за спиной и тяжело дышал, боясь отключиться. Он чувствовал взгляды посторонних людей, они отпечатывались на его коже, оставались укусами, царапинами, и он ничего не мог поделать. Давид обеспокоенно-утешающе провел по спине барабанщика и вывел его за кулисы. – Итан, все в порядке? – спросил Дамиано, когда они направлялись к микроавтобусу, дабы тот отвез их домой. – Да, конечно, – ответил Итан, мечтая побыстрее оказаться в репетиционной без лишних глаз.***
Когда Итан выпутался из объятий Дамиано, было около трех ночи. Барабанщику не пришлось долго ждать, пока его парень отключиться, а самого сон сморить так и не смог. Он пробрался в студию, казалось, не издав и звука. – Так вот где ты проводишь ночи, – ухмыльнулся Дамиано, входя в студию. – Могу придумать занятие получше, – парень подмигнул и встал сзади барабанщика, находившегося возле установки, прижимая того к груди. – Нет, – спохватился Итан – Итан, вернись ко мне! Я знаю, что ты почти не спишь и я не могу этого терпеть. Ты вредишь себе! – Кто бы говорил! – только крикнул Итан, осев на пол. Руки начали трястись и голос сорвало. – Просто расскажи мне, что происходит. Не отталкивай меня, – шепотом сказал Дамиано, обращаясь с ним как с пугливой зверушкой. – Помнишь, как я попал в группу? – через некоторое время произнес Итан, голос все еще дрожал. – Еще бы, – ответил Дамиано, опускаясь пол рядом с барабанщиком. Сигарета, нашедшая место за ухом вмиг оказалась между пальцев, зажглась, давая тепло, удушающий дым и повод не смотреть в глаза. Как бы парню не хотелось уйти, убежать, сбросить чужие проблемы, он слишком хорошо был знаком со своими. Собственные демоны царапали когтями, выли и измывались, появись у них малейшая возможность. Если мысли Давида становились невозможно громкими, бездействие долгим, а усталость вяжущей. Пока они с Итаном вытаскивали его из болота отчаяния и жалости к себе, где как раз нужно барахтаться, чтоб не уйти под воду с головой, барабанщик проигрывал собственные войны, а Дамиано мало что замечал или не хотел замечать. Все, что он может, – помочь другому помочь себе, иначе он сломается. И это зависимость от пиковых эмоций, что спасение для творчества, но рабство для нормальной жизни. – После отправления заявки я молился, чтоб вы меня не заметили, не признали. – Но почему? Ты был великолепен, – хмурит брови Давид. – А на нашей первой встрече я практически убежал от вас, но подумал, что вы сами от меня откажетесь после первого выступления, – продолжает Итан, смотря в стену, вспоминая. – Так и не отказались, – печально сказал парень. Сигарета из губ Дамиано перемещается в пальцы Торкио, тот делает глубокую затяжку, пока Давид собирает кусочки спутанной мозаики в голове и выстраивает в ровные ряды. – Помнишь, когда я тебя избил, Итан? – спрашивает Дамиано, осторожно берет лицо барабанщика в свои руки. – Я никогда себе этого не прощу, но ты…ты спас меня тогда, когда я разуверился в себе. Ты не позволил мне все разрушить, – Торкио пытается вырваться. – Нет, послушай меня. Что если то, что с тобой происходит, никогда не закончится? Если шторм будет всегда? Сможешь ли ты жить с этим? Или как именно ты хочешь жить с этим? – Просто казалось, что у меня получалось. Я все контролировал, а потом все сорвалось и будто я снова на краю обрыва, а ветер слишком сильный, – слезы текли по лицу парня. Дамиано стоял на таком же обрыве, и он там будет всегда. – Итан, а что если ты сможешь быть на этом обрыве? Ты не можешь контролировать свои эмоции и мысли. Черт, практически ничего не можешь контролировать, кроме своей реакции. Так ты сможешь удержаться? – Для тебя? Для группы? – усмешка сквозь слезы. – Даже если эта группа рассыпется как песочный замок, ты должен удержаться. – Но почему? – настаивал Торкио как капризный ребенок. Дамиано провел рукой по иссиня-черным волосам Итана, успокаивая, привлекая к своему плечу. – Ради себя. И как бы трусливо это ни звучало, ради меня. Ты – моя Марлена, которая никогда не слушала тех ублюдков, что называли меня ничтожеством. Я им поверил, а ты – нет. Теперь поверь мне – ты справишься с моей помощью или без неё, – Дамиано потянулся за поцелуем, но Итан уткнулся в грудь солиста, тяжело вздыхая. – Дами, иногда я просто хочу перестать чувствовать, а когда я создаю или вижу тебя сонного утром, чувствую, сердце вот-вот разорвется от того, как люблю всё это. Это безумие? – Хотелось бы, чтобы все были такими безумными, как ты, – ответил Давид, не обратив внимания на признание в любви, но Торкио уже засыпал в его объятиях на полу студии. – И ты совсем не трус, Дами, – прошептал Итан. Дамиано не отпускал его до самого утра, откинув голову на твердую стену. Его мысли носились в голове, взрываясь метеоритным дождем. Рядом лежал окурок, а одежда пропахла табаком. Каждый постоянно борется или дружится с опасными монстрами внутри. Они рядом и никуда не денутся, от них не убежать. Они – причина движения и остановки, они – то, что определяет процесс под названием жизнь, потому что жизнь никогда не существительное, а всегда – глагол. * Il sole illumina le debolezze della gente - Солнце высвечивает человеческие слабости