с любовью, тьма

Видения — страшная вещь. Ты видишь то, что не видят другие; знаешь то, что скрыто от окружающих. И зачастую ты даже не можешь поделиться с кем-то своими знаниями, ведь за это последует наказание свыше. Страшно и то, что ты точно чувствуешь исход событий, но абсолютно не можешь на них повлиять, ты — лишь пешка в большой Игре. Поэтому приходится смириться со своей участью наблюдателя и просто смотреть, как погибают и проигрывают любимые люди в схватке с Судьбой. Но всегда найдётся некоторое исключение из правил. Некая белая ворона, решившая бросить вызов Судьбе и сторговаться со Смертью. Да, возможно, не все ясновидящие воспринимают себя орудием в руках Вселенной. Некоторые готовы побороться с Планами, а некоторые — попытаться заключить сделку повыгоднее. Полуденное белое солнце раскаляло песок Иерусалимской земли, что делало невозможной ходьбу босиком, но у одного человека не было выбора. Воздух прогрелся до экстремальной температуры, и каждый вдох больно обжигал нежную слизистую лёгких. Но уже не так далеко висели чёрные тучи над замком короля в Иерусалиме, что означало одно — проливной дождь, прохладу и свежесть хоть на денёк. С надеждой вдохнув пыльный зной, девушка в чёрном грязном платье продолжила идти. Ноги практически не чувствовали боли, земля казалась уже холодной, а раскалённые цепи на лодыжках давно оставили красные следы на белоснежной тонкой коже. В горле до боли пересохло, нос заложило от сухости воздуха, а голова болела от голода и жары. Пленница. Пленница своих собственных мыслей и видений; пленница в святом городе. Не будь девушка обезвожена, она бы пустила едкую слезу обиды. Страшно. Ужас обуял девушку с кончиков пальцев до макушки, но не потому, что она не знала, что её ждёт. Напротив — она точно была уверена в том, что ей предстоит пережить в следующие несколько часов. Она буквально слышала свои собственные стоны и крики в своей голове, чувствовала запах своей горячей крови, но понимала, что тут она бессильна. Ей оставалось лишь ждать и надеяться, что она выдержит все испытания, что стояли на её пути. Цепи на руках и ногах девушки звенели так чисто и искренне, будто радовались этому дню. Пленница же хотела разорвать в клочья эти кусочки металла, чьё брынчание означало её неволю. — В темницу, — сухо скомандовал мужчина средних лет в облачении госпитальера. Горько улыбнувшись правоте своих видений, девушка сделала гулкий шаг в каменный дворец. Холодная плитка приятно охлаждала грязные ступни, а своды спасали от палящего солнца. Хоть какое-то облегчение — в темнице точно не будет жарко. В это же самое время в просторной, но тёмной комнате сидел человек, чьё имя являлось словно священным. При виде Его люди кланялись, иные — падали на колени, сбивая кожу в кровь. В его Королевство стремилось пол-Европы, люди продавали свои пожитки за бесценок и отправлялись в путь без карт, даже без примерного представления о том, где же находится этот загадочный Иерусалим? Беднейшие люди, отправившиеся в Крестовые походы, зачастую принимали любой крупный город за искомый и погибали, так и не увидев белоснежных ворот Небесного Царства. Балдуин Четвёртый. Король без лица. Сын Амори Первого и Агнесы де Куртене. Прокажённый король. Храбрейший из королей, что когда-либо ходили по земле. Его называли по-разному, и история дала ему ещё много прозвищ. Остановимся же на первом, ведь ни одно из них в полной мере не описывает его как личность и как человека в целом, не правда ли? Высокий, худощавый венценосный юноша сидел на своём мягком кресле и читал очередной доклад военных с приграничной зоны. Пока всё более или менее тихо, но расслабляться нельзя, — проблема Востока стоит слишком остро. Слишком опасно. Слишком много вариантов решения проблемы, но у каждого — свои тяжкие последствия. Вот она — тяжëлая участь короля — брать на себя ношу ответственности, нести груз чужих жизней, смертей и судеб. Звучит нелегко в теории, а на практике — сущий ад, особенно, когда ты сам не в лучшей форме. Король заболел тяжёлым недугом — проказой в народе, лепрой по-научному. Будучи ещё мальчишкой он получил этот неутешительный диагноз, и сейчас, в двадцать лет, его ситуация лишь ухудшилась. Ужасные язвы по всему телу, потеря чувствительности в руке и слепота в будущем были его спутниками до конца дней. Светлая ткань, которой он прикрывал лицо, стала его второй кожей, без которой он не показывался на люди. Король понимал, что ему осталось немного. Осознавал, но не мог этого принять. Как человек в двадцать лет может смириться с тем, что он умирает? Всеми силами он скрывал отчаяние в своей больной груди, хотя бы перед сёстрами и поданными оставаясь сильным. Он нужен им. Нужен, как никогда. И Балдуин будет с ними до конца, до последнего своего вздоха. Закончив читать доклад, король вдруг почувствовал неладное. Странная тревога поселилась в его сердце, вот только причину он не мог отыскать. Салах ад-Дин? Вроде нет. Недавний маленький бунт Ги? Тоже нет, король знал, что имеет над ним власть. Вопрос престолонаследия? Здоровье? Всё было в одной поре, причин для такой сильной тревоги не было. Но что же так терзало душу?.. В ту же секунду клетка с девушкой-ясновидящей отворилась, и к ней зашли люди чтобы устроить допрос. — Назови своё имя, — рявкнул тот же мужчина в тёмном облачении госпитальера. В его руках звякнула ржавая цепь. Замахнувшись, он ударил девушку по худым ногам. Подавив стон, девушка вымученно ответила: — Эмма. Но на что вам моё имя? Спросите уже то, что так хотите узнать. Непокорная улыбка озарила её уста. — Кому ты служишь? Второй удар цепью пришёлся по спине, разрывая ситцевую ткань платья и кожу. Капельки крови вскоре выступили на широкой полосе раны. — Я служу своей совести. За свой ответ Эмма поплатилась тремя ударами цепью по ногам и хлестанием кожаной плетью, что словно лезвием драла кожу. «Как же больно, я не могу, больно…» — только и проносилось в голове Эммы, словно молитва. Реакция на боль иногда делится на несколько уровней. Первый уровень — ты можешь сдержать вскрик. Второй уровень — ты неконтролируемо кричишь, сдирая горло и стонешь от невыносимости боли, возможно, так мучения даже легче перенести. Но последний уровень — это уровень адской боли, на котором у твоего организма уже нет сил кричать. Твои нервные окончания сходят с ума, ты бьëшься в агонии и просто молишься, чтобы весь этот ад стих. Самый страшный уровень самой страшной градации. — Кому ты служишь? Снова этот вопрос. — Либо отвечаешь на вопрос, либо мы снова натрём твои раны раскалённой солью с кислотой, — пригрозил палач. — Я не служу Салах ад-Дину, если вы об этом, — собрав силы в кулак, ответила Эмма. — Я пришла из Византии служить вашему королю. Мужчины мерили взглядом молодую девушку в разодранном платье, связанную ржавыми тяжёлыми цепями по рукам и ногам. Эмма бы захотела помыться от их липких взглядов, но сейчас ей было совсем не до того. Облизнув сухим языком потрескавшиеся губы, она продолжила говорить сорванным от крика голосом: — На родине я… услышала от крестоносцев, что в Иерусалиме можно найти то, что ищешь. — И что же ты ищешь, девка? — любопытно спросил один из мужчин, оглядывая девушку с ног до головы. — Как и все — богатства, — пожала плечами Эмма. Мужчины в открытую расхохотались над девушкой. — Так чего не пошла по профессии — в публичный дом? Там тоже нехило платят! Новая порция гогота заполнила застенки дворца. Но именно шум Эмма был и нужен. Она смогла открутить крючок в потолке, к которому крепились цепи, и освободить себе руки. Спасибо, что хоть потолок был низким. И крючок приделан не так крепко. С каждым новым ударом Эмма находила в себе силы дёргать цепь вниз, тем самым выбивая ржавый крюк из потолка. Дождавшись, пока один из стражников повернётся к ней с новой шуткой, она замахнулась и со всей оставшейся в ней силой вонзила крючок в глаз мужчине. Крича от боли, он завалился на пол, матеря девушку, пока двое других охранников накинулись на неё. Надев на пленницу тёмную мантию с капюшоном, они провели её прочь из темницы. К сожалению для стражников, все казни нужно было согласовывать лично с королём. Вот и сейчас, матерясь и раздавая тумаков девушке на ходу, верные слуги Балдуина вели к нему пленницу, чтобы позже отправить на казнь. — Ваше Величество! — постучались личные охранники короля, — к вам стражники с пленником, говорят, дело срочное, государственной важности. Приподняв бровь в удивлении, король кивнул охране: — Пусть заходят. В комнату ввалились двое раскрасневшихся от волнения, злобы и бега мужчин и низкая фигурка в чёрном одеянии. — Любопытно, — вслух подумал король, — кто он и в чëм повинен? И снова эта липкая тревога, терзающая душу. — Шпион, ваше величество! Саладинов шпион! — в два голоса прокричали крестоносцы, — и ударил охранника в глаз железкой. — Ещё и агрессивный, судя по всему… — задумчиво протянул Балдуин, — на колени! — тихо, но твёрдо приказал король «шпиону». Истерзанный «шпион» повиновался, хоть и сквозь сильную боль. Но главное сейчас было — не получить новую порцию ударов и просто выжить. Упав на колени, девушка склонила голову вниз. Почему-то именно сейчас её настигла мысль, что она стоит на коленях перед самим Королём, перед Его Величеством. Эмме казалось, что она бы простояла так вечность, чувствуя эту острую боль в спине, боках, ногах и руке. С этим сладким унижением и благоговением перед Августейшей персоной. — Ниже, — ещё тише и твёрже приказал король. … Другая же мысль её отрезвила. Она стоит на коленях, на неё смотрят мерзкие стражники, скорее всего, улыбаясь и упиваясь её унижением. Второе чувство оказалось сильнее, и Эмма всхлипнула, о чём сразу же пожалела. «Он что… плачет?» — удивился Король. Эмма наклонилась ниже, и… длинный золотой локон выпал из-под чёрного капюшона. Это не могло остаться незамеченным никем. «Твою ж девизию…» — горько подумали стражники. — Поднимись, — резко скомандовал король. Эмма не сразу, но поднялась, стараясь не задеть изувеченные места. Капюшон оставался низко опущенным, но несколько прядей уже виднелись слишком отчётливо. Король аккуратно снял бархатный капюшон руками, облачёнными в белые перчатки, обнажая светлое заплаканное лицо дамы. Пухлые её губы потрескались, из носа виднелась струйка уже запëкшейся крови, а пшеничные волосы были спутаны. Карие небольшие глаза покраснели от слез и напряжения. — Вы арестовали девушку, приняв её за сарацинского шпиона, — не спросил, а скорее, констатировал как факт Балдуин. — Оставьте нас вдвоём. — Ваше Величество, мы не рассмотрели её пол, да и шлялась она у стен города… — начали оправдываться стражники. — Я не приемлю лжи среди своих подчинённых, вы это прекрасно знаете. И не приемлю напрасного насилия. Оставьте нас, я попробую сам провести допрос. Откланявшись, охранники удалились прочь. «Допрос» — пронеслось в голове у Эммы. Слово, словно триггер, заставило её снова упасть на колени, а слёзы — неконтролируемо течь. — Пожалуйста, Ваше Величество… — молила девушка. — О чём же Вы меня просите? — Балдуин подошёл ближе. — Лишь об одном — не пытайте меня, заклинаю вас… убейте, ограбьте, изнасилуйте, захватите как раба. Но, пожалуйста, я устала от боли, — рыдала девушка. Таким странным поведением Эмма была обязана нервному перенапряжению, долгому воздействию боли и банальному отчаянию. Когда твой выбор, о чём просить правителя, состоит из вариантов смерть, пытки или насилие, — ты вряд ли будешь приплясывать мазурку от счастья. Возможно, Эмме будет стыдно за свою слабость, но сейчас — у неё лишь одно желание — поскорее закончить с болью и страхом. — Устали от боли? У нас много общего, знаете ли, — горько усмехнулся король. — У меня и в мыслях не было причинять Вам какой-либо вред. По крайней мере без разбирательства, — пожал плечами король, — но сейчас, когда я знаю, что Вы — девушка, и совсем не Восточных кровей, судя по вашей внешности… Это значит, что Вы вряд ли являетесь шпионом. Вы с Севера? Запада? — Вроде того… — дрожащим голосом подтвердила Эмма. — Встаньте с колен, пол здесь твёрдый. — Балдуин поправил свою плотную белую мантию с капюшоном и сильнее натянул белоснежные перчатки. Отойдя к окну, он спросил: — Вы любите шахматы? — Обожаю, — тёмные глаза Эммы вдруг засверкали лучиком надежды — её не будут сейчас пытать, — мы с дедушкой каждый вечер развлекали себя этой игрой. Балдуин ладонью указал гостье на кресло, приглашая присесть напротив него. Пока пленница усаживались, король наблюдал за этим странным человеком. Было в ней что-то… пугающее. Чувство тревоги, которое он ощутил утром усиливалось, а стоило девушке оказаться в полметре от него, так всё стало ещё хуже. Но выглядела эта дама вполне банально. Абсолютно типичные черты лица, обыкновенное поведение при виде Царственной персоны, поношенное платье. Словом, просто человек. Хотя Балдуин и был рад, что смог вызвать улыбку на видевшем боль лице девушки. — Чем Вы занимались на родине? — Я… лечила, — запнувшись на этом слове, Эмма надеялась, что король не заметил, — людей. — Успешно? — поинтересовался правитель, делая ход пешкой. — Вполне, — нескромно ответила Эмма, ёрзая на кресле, пытаясь унять ноющую боль и отвечая ходом конëм — я умею избавлять человека от неизлечимого недуга. Эмма нарочно избегала ненавистного слова «лечить». Недоверчиво сощурившись, Балдуин поинтересовался: — В чём же ваш секрет? Колдовство? Науки? Ответный ход конëм. Улыбнувшись, Эмма походила ферзëм. — Секрет на то и секрет, — парировала Эмма, вызвав лёгкую улыбку на устах короля. — Как вас зовут, позвольте узнать? — А вы проводите допрос приятнее, чем ваши стражники, — заметила девушка с вымученной улыбкой, — Эмма. Меня зовут Эмма. — Приятно познакомиться, Эмма. Шах ферзëм со стороны Балдуина. — Взаимно, ваше величество. Ферзь короля был съеден ферзëм Эммы. — У меня к Вам деловое предложение, Эмма, — Балдуин поднял взгляд на девушку, на щеке которой красовалась ссадина. — Я согласна. — Вы даже не выслушаете условия сделки? — Вы предложите мне вылечить Вас в обмен на моё желание. Эмма не спрашивала, она лишь озвучила мысли Балдуина. Мысли, что крутились в его голове уже на протяжении последних… минут десяти? — Простите… Ваше величество, простите, я забылась. — Эмма закрыла ладонью глаза и начала мысленно корить себя за фамильярность. Но король лишь удивился. — Я настолько предсказуем? — Вовсе нет, Ваше Величество, — заверила Эмма, — Вам мат. Маленький чертёнок танцевал в почти чёрных глазах девушки. Балдуин смотрел на тёмную радужку очей девушки, всё отчётливее ощущая беспокойство. — Вы же понимаете, что я хочу реванша? — нарушил тишину Его Величество. Эмма не видела лица короля, но могла поклясться, что он улыбался. — Вы же понимаете, что я буду биться до последнего? Король внимательно посмотрел на Эмму и ответил: — Я надеюсь. Когда девушка встала со стула, король её окликнул: — Эмма, на Вас есть одежда под плащом? Развернувшись, она в недоумении приоткрыла рот, пытаясь осмыслить вопрос Балдуина. — Да, но… мне раздеться? «Меня всё же изнасилуют?» — Нет-нет, это вовсе не то, о чëм Вы подумали, простите. Можете просто снять плащ? — Да, конечно, — ответила Эмма и сняла накидку. Король осторожно подошёл к изувеченной девушке и начал изучать раны, не дотрагиваясь. Возможно, он и хотел что-то сказать, но тактичность ему не позволяла. Взгляд голубых глаз скользил по глубоким порезам с засохшей кровью и розовой кожей вокруг. Чёрная ткань лохмотьями свисала на раны, ещё больше раздражая воспалённую плоть. — Вы не против, если я приглашу сюда свою охрану? Страх в глазах юной Эммы дал красноречивый ответ сам за себя. — Я клянусь Вам, что вас сейчас никто не тронет, я буду рядом с вами. Доверитесь мне? Эмма неуверенно кивнула. Приглашённые охранники начали также разглядывать раны Эммы, пока не прозвучал мягкий голос правителя: — Сделайте с охранниками то же, что они сделали с этой девушкой. Отныне она — мой лекарь, ей понадобится хорошая комната, одежда и доступ к снадобьям.