Яд медного скорпиона

— Я победил! — Яндагар надавил локтем, вминая врага в песок сильнее. Ответом ему было сдавленное рычание. — Нечестно! — Тебриз дернулся, пытаясь освободить шею из захвата. Гордец. Вот уж кто до смерти не сдастся. Тебриз Ад-Аддин, сын великого полководца, завоевавшего Анахее многие земли. Уже сейчас он мощнее и стремительнее других подростков, что учатся боевому искусству вместе с Яндагаром, а скоро станет отличным генералом. Не таким, конечно, как Яндагар — шах-ан-шахом, но одним из лучших, это точно. Жаркий, дерзкий в своей юной ярости: столкнувшиеся густые брови, блескучие глаза, взмокшие виски. Яндагар так присох взглядом к гневно вздернутой губе, что едва не пропустил коварный удар коленом. Подлец! Яндагар навалился всем весом. Они погодки, но чужеземная кровь добавила Тебризу роста и ловкости, и за победу снова пришлось побороться, повозиться в пыли дикого сада под скучающими взглядами царской пантеры и барханного леопарда. Поднялся сухой ветер, пальмовые листья зашептались, склоняя ветки под гроздьями шоколадных фиников. Здесь, в самой дальней части роскошных дворцовых садов, деревья дичали. Земля скрывалась под пушистыми розетками стелящегося мха и белоцветным ворсом камнеломки; кипарисы вместо ухоженных кос напоминали по-утреннему растрепанные шевелюры в зеленых лентах; миндальные, абрикосовые и фисташковые деревья росли без разбору, вцепляясь друг другу в корни, точно в глотку, отчаянно сражаясь за воду. Здесь не журчали фонтаны, не кричали, важно расхаживая, павлины, не звенели искусственные водопады, зато в необузданных кронах ворковали рябки и саджи, кусты жасмина пахли дурманяще сладко, а законы Предков слабели, позволяя жить без правил. Как сейчас. Яндагар вновь перехватил локтем загорелую шею, заставил Тебриза хрипеть, ловя ртом воздух. — Чем это моя победа тебе не по чести? — Слу… чайность… — Тебриз стиснул руками, будто в объятии. — Если бы не медный скорпион, что выскочил у меня из-под пятки… — И это ты зовешь случайностью? — Яндагар хмыкнул, разглядывая гневный румянец на скулах. — Думаешь, я не заметил ямки в песке? Не догадался по следам, кто устроил там жилище? Не вел тебя туда кругом, два раза безуспешно, пока на третий раз встревоженный скорпион не бросился тебе под ноги? — Яндагар помолчал, а когда тело под ним обмякло, сдаваясь, достал из кармана кожаный мешочек, наполненный сухой черной краской. — Нет уж, Тебри, сегодня ты — мой джейран. Он смочил палец слюной, зачерпнул краски и провел на лице Тебриза две блестящие полосы — от внешних углов глаз вниз по скулам и до самой шеи, а потом ткнул темное пятно между бровями. Полюбовался: песочный окрас кожи, тугая коса черных волос и сверкающий рисунок на щеках — ну вылитый горный винторог. — Ты — джейран, а я — пантера, что заманила тебя в ловушку. Учись, подобная мудрость пригодится тебе, когда будешь завоевывать дикарские земли во имя своего шах-ан-шаха — Яндагара Солнцеликого. Тебриз слушал серьезно, а в конце фыркнул: — Сильно не зазнавайся, великий шах-ан-шах, у тебя еще вчерашний рисунок со щек не сошел. Это правда — подлец намазал так жирно, Яндагар тер лицо мыльным корнем весь вечер, но упрямые полосы не желали сдаваться. — Зато теперь наш счет в этом месяце сравнялся, — Яндагар ослабил хватку, дернул плечами. Бойцовский азарт унимался, уступая место плотному живому теплу везде, где кожа прикасалась к коже: два тела слились, ничто их не разделяло, кроме шелка запыленных в тренировке шелваров. Как же жарко… И тихо. После главного дворца, наполненного людским гомоном, музыкой и перекличкой животных, парк казался спящим — разве что в разросшихся кустах жасмина низко гудели толстопузые шмели, а в траве копошились бирюзовые ящерки. Ни тем, ни другим не было до двух людишек никакого дела. Свобода текла по венам. Время замедлялось. Яндагар заколдованно смотрел, как прозрачная змейка пота скользнула по виску, спряталась в черноту волос. Тебриз теперь лежал покорно, только выпутал ногу, согнул в колене, разминая затекшие мышцы. — Долго ты еще намереваешься на мне валяться? Ах какие у Тебриза глаза. Весь анахеец, а этот диковинный цвет — каленый янтарь с прожилками ночи — украл у матери, с которой отец согрешил во время походов в далекие дикие кланы. — Пока не надоест, — Яндагар повел бедрами, устраиваясь ловчее. — Я победил — а из тебя такая удобная подушка… — Подушка?! — хохотнул Тебриз. — … так и спал бы на тебе, не просыпаясь. — Яндагар оперся на локоть, вздохнул с мечтанием. — Эх, зачем ты первый сын, Тебри? Подождал бы чуток, родился после Тахира — я уже бы взял тебя младшим мужем. Земля перевернулась, небо плюхнулось в глаза, зубы обожгло болью. — Никогда не говори такого, слышишь? — Тебриз зарычал, словно леопардом своим разговаривал. — Я не младший тебе и не наложник. Ни в чачван меня не замотаешь, ни под себя не положишь, запомнил? Яндагар слизнул кровь с разбитой губы. Посмотрел вверх на то, как подскочивший Тебриз закрывает солнце. — Да что ж ты как ужаленный? Шучу я, ишак простоволосый. — Друзья о таком не шутят. Что, если и я буду звать тебя младшим? Ты второй сын, родился на пять минут позже Янкара, над тобой так смеяться — самое дело. Яндагар подобрался: — Предки сделали меня шах-ан-шахом, когда при рождении послали старшему брату простого леопарда, а мне — царскую пантеру. Раз в сотню лет такое случается, а значит, я выбран не случайно — и мне никогда не быть младшим, как обычному второму сыну! Сказать такое — не шутка, а смертельный грех. — Ну вот и про меня молчи. Тебриз опустился в пыль — рядом, но спиной, и принялся чертить палкой гневные клинья. Только и видно напряженные мышцы и толстую косу с растрепавшейся голубой лентой. Яндагар отвернулся. Как всегда при упоминании очередности рождения, в груди стало тесно, в горле запершило, а пальцы занемели. Верная Ашши, почуяв его расстройство, подошла, положила черную голову на колени. Рука сама потянулась пригладить глянцевый мех между ушами. Поднялся и опал горячий ветер. Яндагар согнал с лодыжки кусачего муравья, выбрал сухой сор из кончика своей косы, перевязал ленту. И все пыхтел обидой. Может, и в самом деле глупая шутка, но ведь и Тебриз задел за живое! Напоминать, что если бы не мать-пантера, лизнувшая в лоб его, а не Янкара, не видать ему царской тиары — разве это достойно друга? Так что нет, извиняться Яндагар не намерен. Только и дуться долго нет смысла. Его ведь ждет награда. — Я победил… — на этот раз вышло не хвастовством, а почти вопросом. — Да помню я, помню, — Тебриз согнал с кучи своей одежды разлегшегося Хаштру и достал из кармана деревянный гребень. Наконец-то. Яндагар придвинулся, чувствуя, как загораются щеки, а над верхней губой выступает влага. Коснуться волос другого воина, распустить косу, видеть незаплетенным — недопустимо. Но Тебриз не отказал ни разу, наоборот, всегда носил гребень под сердцем — будто и сам был не против, несмотря на то, что обоим это грозило позором. Вдохнув сквозь рой пчел, жужжащий за грудной клеткой, Яндагар мягко потянул голубую ленту — знак высокородства и первого сына. Сжал в кулаке сноп черных волос. Гладкие, лаковые, словно дорогие шкатулки, что вараний царь привозил в подарок. Хочется ласкать, рассыпать по пальцам, втягивать ноздрями горячий мускусный запах… — Принц Яндагар! — гаркнули за спиной. Яндагар вскочил, стискивая гребень. Сердце ухнуло вниз, поджигая пятки мыслью о побеге, но пришлось сдержаться. Застукали, прятаться теперь себе дороже. Нет, дороже Тебризу: какое бы наказание ни ждало будущего шах-ан-шаха, воина, даже благородного, ожидает в разы жестче. Раздвигая ветки жасмина и воинственно блестя лысой макушкой, на них шагал Мурад, главный жрец и наставник. — Позор Предков! — гаркнул он, потрясая золотым жезлом. — Неслыханное распутство! Да вам за это… — Тебриз невиновен! — поспешил вставить Яндагар. — Я приказал, а он не посмел мне перечить. Мурад засопел. — Тогда прочь! — прикрикнул он Тебризу. — И неделю будешь заперт в покоях на воде и хлебе. А ты… — он достал из-за пояса тонкую бамбуковую палку. Тебриз шагнул вперед, вроде как защищая, но Яндагар мотнул головой. Подумаешь. Да они во время тренировок отделывают друг друга так, что живого места не остается, а тут — синяки, всего-то. Еще помявшись, Тебриз отступил, а Яндагар послушно выставил руки. Сжался, ожидая удара. — Вот выберешь младшего мужа, его и расплетай, — рявкнул Мурад. Бамбук свистнул, разгоняясь. Палка ужалила болью. Кожу будто вспороли раскаленной спицей. Еще и еще раз. — Ты второй сын! — распалялся Мурад в такт ударам. — Чтобы приняли шах-ан-шахом, тебе следует быть вдвойне идеальным! Что если бы вас застали другие? Закричали бы, что слаб и недостоин, что на трон должен сесть тот, кто родился первым. Ты думаешь, Янкар бы отказался? И сколько бы шахов, ты думаешь, его поддержали?.. Яндагар плохо слушал. Скрипел зубами, смотрел, как багровеют ладони, а сам все думал: зачем ему младший муж? Разве можно с ним побороться на арене, выясняя, кто сильнее? Устроить скачки в пустыне, задыхаясь красной пылью? Играть в кьярды, лежа на подушках, обсуждая глупых визирей и зарвавшихся шахов? Разве будет у младшего такое сильное тело, такие дикарские глаза и горделивая улыбка? Разве захочется доверить ему самые страшные тайны, а когда понадобится, и пожертвовать ради него жизнью? Когда руки запылали от боли, он вспомнил, как еще мгновения назад эти же пальцы тянули голубую ленту из черной гривы. И вдруг представилось — словно наяву — как однажды он так же потянет завязки у Тебриза на шелварах.