***
Перед входом с пылающим плющом он задержался. Набрал полную грудь запахов ночного сада — и только тогда вошел в резные двери. Его ждали. Тебриз поднялся, и Яндагар, не дожидаясь поклона, немедленно обхватил за плечи. — Тебри… — прошептал он в теплую колючую шею. Заговорил быстро, чтобы не перебили. — Я так виноват… Я простоволосый ишак, я глупец, я ревнивая гиена. Я так тебя обидел… Смогу ли я заслужить твое прощение? Обещаю, готов сделать все, что скажешь. Все, что скажешь!.. Медный скорпион сидел в моей груди, наполнял сердце ядом. Но клянусь тебе… Клянусь! Лекарство брата меня излечило. Он запыхался от своей речи и смог выдохнуть только когда руки обняли в ответ, крепко сжали. — Тогда не о чем и говорить, Яни. Яндагар стиснул сильнее, зажмурился. Слушал, как довольно урчали, наконец встретившись, Ашша и Хаштра. Тоже скучали. «Тебри…» Как же было хорошо вновь чувствовать его рядом. И пусть исхудал, истончился, пусть хвост едва достает до лопаток, а под тонкой рубашкой бугрятся шрамы — это Тебриз. Тот, кто выжил в пустыне умом и силой духа, верностью леопарда и лекарством Янкара, что было при нем в момент изгнания. Тот, кто не усомнился, не предал, не жил местью, хоть на это были все причины. Лучший воин, лучший друг, спаситель Анахеи. Тот, кто, перехватив в пустыне посланника от варанов к Румаррану, не только передал весть во дворец, но и помчался в южную провинцию, убедил Айар-хазана и брата и привел их в последнюю минуту. «Тебри…» Они уселись рядом. Тебриз разливал чай, готовил кальян, все как раньше, — правда, улыбался меньше. Черный хвост болтался, рассыпался по лопаткам. Хотелось коснуться, но Яндагар не решился. — Завтра же я перед всем советом сам заплету тебе косу, возвращая титул. Зашуршали шаги, заворковала птица, в двери скользнул Юртау, после целого дня на раскопках вернулся из купален. Одет не как наложник или младший, а как приближенный к шах-ан-шаху — в белых шелварах, шелковой рубахе, с пурпурной лентой в золотой косе. Он сел рядом с мужем, склонился. Яндагар смотрел с восхищением. Сердце билось так сильно, что дыханию в груди почти не было места. Да, эти двое — лучшая пара, достойны друг друга. И теперь, после всех испытаний, они заслужили счастье. Было радостно, что он помог им соединиться: вернул Тебриза, охранял Юртау, наказал тех, кто пытался очернить их, — он все сделал верно. Только почему-то внутри тихонько выло, будто старая гиена умирала там голодной смертью. Казалось, узнав Юртау, он должен быть спокоен, ведь отдает Тебриза в хорошие руки, но почему-то было не легче, а вдвое больнее. Яндагар опустил пиалу на стол, чтобы не расплескалось. Хотел оставить их двоих — зачем им третий? Но Тебриз вдруг положил ладонь на предплечье. — Сыграем? Зачем? Чего Тебриз потребует, когда победит? Не видит, что Яндагар и без игр сейчас отдаст им все, чего только пожелают, — хоть тиару? Играть не хотелось, но сидеть без дела было совсем тяжко. — Доставай кьярды. Ток-ток-ток — камушки мягко отзывались, укладываясь на полированную доску. Ожидая его первого хода, Тебриз прижал трубку к губам, выдохнул дымом и передал Юртау. Подождал, позволил втянуть мятный жар, а потом протянул Яндагару. Не было сил отказаться. Яндагар сжал влажный металл губами. Странное чувство. Вместе с вдохом он будто целовал обоих. — Спасибо, что защитил Юртау, — Тебриз окинул взглядом доску, сдвинул свой камень. — Он мне все рассказал. Яндагар поперхнулся дымом. Все? В панике он поднял глаза на Юртау, но тот играл с птицей, поглаживая перья на макушке, и тихонько ворковал на своем — ничего не понятно. Яндагар прокашлялся. — Я… тогда я еще не знал, что вы сбежали из клана. Думал, если с ним что-то случится, птицы придут с местью. Тебриз усмехнулся, явно не веря, а кучерявый наглец и вовсе прыснул. Яндагар смутился — и они сжалились. Стали играть молча. Только стало еще хуже. Предательница-тишина обнажала. Стянула одежду из разговоров, и теперь каждый вдох, каждый шорох, даже биение сердца выставляло его перед ними голым. Табак забивался в мысли, Яндагар едва следил за игрой. Уж лучше болтать, ожидая, когда проиграет. — Что с рукой? — спросил он у Юртау. Юртау покрутил перевязанным запястьем. — Так, ерунда, солнечный, почти зажило. — А голова как? Юртау потрогал кожу под волосами чуть выше виска. — Тоже лучше. Твой брат отличный лекарь: мазь, что он сварил, волшебна. Я чувствую себя здоровым для любых занятий, — он положил локоть на плечо Тебризу и улыбнулся так, что стало ясно, о чем он. Камень дрогнул в руке, Яндагар опустил, не глядя. Вдруг с удивлением услышал: — Ты победил, Яни. Он уставился на доску, не веря. — Ты победил, — повторил Тебриз, когда он молчал слишком долго. — Чего желаешь? — Желаю… — Яндагар потерялся. Чего он от них желает? Когда он поднял взгляд, Юртау сидел вплотную к Тебризу. Обнял рукой за шею, губами склонился к уху. Вроде что-то шепнул, а вроде и просто приласкал — по-домашнему, нежно. Яндагар окликнул Ашшу и поднялся. — Желаю, чтобы вы жили в счастье, — с этими словами он зашагал к выходу. Уже отворил дверь, когда его перехватил Юртау. Встал на пути, сказал негромко, но твердо: — Останься. Яндагар покачал головой. — Зачем? Вы столько были в разлуке. Что я, не вижу, как вас друг к другу тянет? Я вам только мешаю. Вы же сейчас приметесь сдирать друг с друга одежду. Юртау согласно кивнул, накрыл пальцы ладонью. — Вот мы и говорим: останься. «Останься»? Внутри что-то упало тяжелым камнем. Дыхание вырвалось с хрипом. «Мы»? — Отпусти меня, — он мягко отвел руку Юртау. — Вы вместе. Я вам лишний… Он старался говорить тихо, но Тебриз услышал. Обматывая трубку вокруг кальяна, сказал спокойно, будто предлагал еще чаю: — Останься. Яндагар беспомощно обернулся. Они обезумели! Оба! — Тебри… это твои покои, твое ложе… я не посмею… — Думаешь, если б я не хотел, он смог бы уболтать меня на такое? О, в умениях сладкоголосой птицы Яндагар не сомневался. — Юртау умеет забалтывать до смерти. — Это правда, — Тебриз усмехнулся. А потом взглянул серьезно: — Но не на это. — Он кивнул мужу: — Покажи ему. С горделивой улыбкой Юртау размотал повязку с запястья. Там не было раны, зато рядом с леопардом и ласточкой теперь лениво растянулась черная пантера. — Красиво? Яндагар не мог сказать ни слова, челюсть застряла. Он лишь сдавленно замычал, а когда Юртау потянул его за руку, пошел послушным бараном. Сел на подушки и замер, не зная, что делать. Юртау устроился у Тебриза на коленях. Вот они обвили друг друга руками, вот улыбнулись, вот встретились губами. Яндагар не решался мешать им. Мог бы так и просидеть, любуясь. На пальцы в волосах, на мелькающие в поцелуе языки, на вспыхнувшие щеки. Он будто был в ювелирной лавке без монеты в кармане: вокруг красота, но ничего нельзя трогать. Ну и пусть, глазам ведь так приятно. Не разрывая поцелуя, Тебриз потянул завязки на плечах Юртау — тонкая рубашка скользнула по белой коже, обнажила выступающие птичьи ключицы. Крошечные соски потемнели от возбуждения — словно две ягоды граната упали в молочную пену. Так хотелось провести ладонями по мягкому, пробежаться пальцами по ребрам, пройтись языком вдоль шеи. Яндагар сцепил руки на коленях. Страшно разбить их гармонию, казалось, она пойдет трещинами, если быть с ней неловким. Будто услышав его, Юртау повернулся. Все так же сидя у Тебриза на коленях, поманил, притянул за затылок и прижался губами. Опалил прикосновением — тягучим, глубоким, искренним. Целовал страстно, как настоящего мужа, цеплял что-то внутри на самом донышке и поднимал на поверхность. «Ты не лишний, — говорил он без слов, — ты нам нужен». Яндагар наконец поверил. Осторожно положил ладони ему на щеки, приласкал в ответ, пригладил большими пальцами скулы. А потом отпустил. Потянулся к Тебризу. Крепкую цепь, что Юртау протянул к ним обоим, хотелось замкнуть, чтобы все были в связке — вместе. Никогда он еще не целовал Тебриза, а теперь коснулся — и будто делал это вечно. Так правильно это было, так по-родному. Запах мяты, привкус чая, мягкость губ и твердость ладони на шее — все так и должно быть, просто они все ждали чего-то. Кого-то. Тебриз явно чувствовал то же. Сжал его до хруста, настойчиво сдернул одежду. Вцепился в плечи, спину, запустил пальцы в косу. Позволил обнять себя, уложить на подушки — а потом вдруг напрягся и охнул. Вот так, выдохнул протяжным сладким «охх!» и выгнул спину. Это Юртау не терял времени даром — пока они целовались, развязал на Тебризе шелвары и уже обхватил губами. Впустил глубже, подержал сколько мог и отстранился. Темный член, покачиваясь, по-лакированному блестел от влаги, налился кровью, проступили вены. Юртау обтер губы и принялся ласкать снова. Мерно водил языком, то заглатывая до предела, то полностью выпуская. Тебриз тяжело дышал, прикрыв глаза, но больше не охал. А хотелось, как же хотелось снова услышать этот стон — несдержанный, яркий. Яндагар прильнул с поцелуями к шее, провел языком под ухом, пригладил подушечкой пальца навершие соска. — Оххх… Юртау теперь ласкал ниже, забираясь в промежность. Яндагар оторопел от этой смелости. Посмотрел на лицо Тебриза, нахмурится ли, наморщится ли от недовольства или боли, но нет, он был полностью расслаблен. Лениво отвечал на поцелуи, покусывал губы и все гнул спину — подставлял и так, и эдак, искал, чтобы было приятно. А как нашел — снова выдохнул стоном. Мышцы на животе задрожали. Великие Предки… Яндагар торопливо выпутался из шелваров — член напрягся так, что грозил порвать завязки. Пришлось сжать кулаки, чтобы не трогать себя: глядя на то, как эти двое любились, одного движения бы хватило. Юртау хмыкнул. Наигравшись, вытащил пальцы. — Повернись. Тебриз послушался. Улегся на живот, уткнулся лбом в сгиб локтя и затих. Юртау уселся сверху. Добавил масла, смазал себя и только тогда приставил головку. Входил понемногу, уперев ладонь Тебризу в лопатки. Яндагар едва верил. Все это время убеждал себя, что Юртау тогда красовался, выдумывал, чего быть не может, но нет же. Тебриз привычен. Лежал под ним, раскрываясь, — горой мышц, прирученным гигантом. Молчал, пока член проникал все глубже, а потом коротко выдохнул. Поддал бедрами, намекая. Тогда Юртау задвигался в нем, вынимая и снова опускаясь. Яндагар кусал губы. Видеть, как бесеныш, любопытная болтливая птица берет его Тебриза, как тяжко дышит, запрокидывает голову на тонкой шее, как двигает бедрами, засаживая розовый член между ягодиц, оказалось настоящей мукой. Но сладкой. Такой, в которой хочется связать себе руки, чтобы растянуть подольше. Будто в тумане, Яндагар поднялся. Прижался позади Юртау, ощутил острые лопатки, горячую кожу. Одной рукой обхватил вокруг пояса, другой провел рукой вдоль косы, что струилась солнечным ручьем по позвоночнику. Пока прикусывал и зализывал шею, скользнул ладонями до сосков и сжал, перекатил бугорки между пальцев. Юртау забился в его руках, задвигался резче, быстрее, а потом замер. Поплыл, оплавился в объятии. Отдышавшись, повернулся с поцелуем. — Возьми его, — шепнул, сползая на простыни. — Он хочет… Яндагар замер. Сколько он желал этого. Сколько мечтал стоять вот так над Тебризом. Осталось лишь поднять его на колени и взяться за волосы. Он этого не сделал. — Повернись, Тебри. Хотел смотреть в глаза, обнимать, гладить — сделать так, чтобы Тебриз снова охнул. Разве в этом деле есть победа? Они не хищник и добыча, не пантера и джейран, даже не шах-ан-шах и его воин — они два человека, что так давно ждут друг друга. Когда Тебриз повернулся, Яндагар сполз вниз по его бедрам: прошелся языком вдоль обжигающего члена, оставил влажный след вверх по животу до пупка и выше. Дотянулся до губ, а сам неторопливо погрузился. Внутри жарко, узко. Так хорошо, что пришлось остановиться, унимая сердце. Тебри, самый прекрасный, идеальный… Стоило толкнуться пару раз, как Тебриз обхватил руками, вцепился до боли в плечи. — Яни, — прошептал хрипло, — Яни… Рыкнув, Яндагар ударил. Еще и еще, забился до вспотевшей спины, сведенных мышц, темноты перед глазами. Просунул ладонь между телами, обхватил Тебриза, задергал в ритме. Еще, еще — в горячее, влажное. Резче. Почувствовал, как в руке стало липко, как Тебриз содрогается всем телом, как дыхание бурлит, хрипит у него в горле, а потом вырывается натужным стоном. Это жесткое «аххрр!» и довело до предела. Проглотило, пережевало и выплюнуло. Усталые, они повалились на ложе. Успокоившись, помылись, снова улеглись, задышали ровно. Юртау лежал слева и улыбался — и надо же, молчал. Тебриз устроился справа — и был, как всегда, серьезен. Только взял за руку и сцепил их пальцы. Яндагар сжал, ответил. И хоть измотан и был выжат, не мог заснуть. Тело гудело воспоминанием, мысли роились. Он все смотрел в потолок, водил глазами по завиткам плюща, ощущал, как двое дышат рядом. Так и лежал, укутанный в одеяло их спокойствия. Посреди ночи, когда Юртау заворочался, он сразу откликнулся. — Что такое? — Неудобно, — протянул Юртау сонно. — Всю голову сдавило, расплети, — он повернулся спиной, подставляя косу. Яндагар потянул ленту. Распустил узлы, взрыхлил гриву, будто землю. Уткнулся носом в топленое золото, запутался ресницами, прихватил зубами затылок. Юртау гортанно засмеялся. Взбрыкнул. — Щекотно… — Он зевнул, потянулся, а потом, что-то почувствовав, обернулся. — Ты чего? Яндагар не поднимал головы — вот так, укрывшись за занавеску волос, было легче. — Спасибо тебе. Юртау дернул плечом. — Что я, слепой? Как вы друг на друга смотрите — сразу было видно. После первой же встречи припер Тебри к стене, он и признался. И как любите друг друга с детства, и почему любовь ваша запретная. Только чего ж тут запретного? У нас в клане если чувство есть, то воину не зазорно быть с другим, и младшего себе позвать. Вон у барсов ярл живет со своим генералом — и младший муж им товарищ и равный. Так что запреты вам в своей голове надо было снять. Тебриз быстро смог, ну так он и ласточка наполовину, а ты все упирался. А как я почувствовал, что у тебя получилось, так и подумал — пора. — Он поднял бровь: — Вы бы ведь до смерти ходили по кругу, как бараны. Пришлось подтолкнуть. — Ты нас не подтолкнул, — Яндагар покачал головой, — ты нас склеил. Без тебя мы были кальяном без трубки: он — горящими углями, я — затуманенной колбой, но все без толку. А ты дал нам воздух. Юртау, сын ласточкиного ярла, «нос во все дырки». — Он погладил белую щеку, очертил пальцами улыбку. Шепнул: — Сделай мне, как вчера Тебризу. Юртау захлопал ресницами — и тут же придвинулся, лизнул в губы. А сзади уже прижалось горячее тело. Яндагар повернулся. Посмотрел в блестящий янтарь. — Хочу, как тебе вчера. Можно? Тебриз поднялся на локте. Погладил по волосам и накрыл губы поцелуем. Таким, что последние сомнения растворились туманом. Юртау сполз ниже, устроился между бедер. Творил что-то такое, от чего подгибались ноги, а промежность горела. Ощущения смешались, Яндагар только чувствовал, что внутри влажно. Жарко. Много. Его наполняют и опустошают — и удовольствие дарит и то, и другое. Сверху накрыло тонкое легкое тело. Юртау вошел медленно, неглубоко затолкался. Хотелось больше, слиться с ним кожей, костями. Яндагар обхватил за плечи, стал подбрасывать бедра. С готовностью принял все, чем делился Юртау. Целовал, вылизывал губы, гладил по спине и мял в ладонях ягодицы, вжимая в себя сильнее. Скоро Юртау задвигался резко, вдавился… Был невесомым, таким красивым. Отдышавшись, чмокнул в нос, лоб, между бровями. — Повернись, не пожалеешь, — шепнул в самое ухо и отстранился. Яндагар прислушался. Встал на колени, выгнулся, откинул на спину косу. — Так сделай, — сказал он Тебризу. Тебриз не торопился. Дразнил, просто прижимаясь напряженным горячим членом. Целовал плечи, грел ладонями спину, сжимал соски — а потом гладко втолкнулся. Замер. Намотал косу на кулак — и легонько дернул. Яндагар зашипел. Великие Предки… Тебриз задвигался, и безумие накатило волнами. Вот чего хотелось. Вот так любиться, отдаваться со страстью, без стыда, не держать контроль, а скулить под тяжелой рукой другого. Не думать, не сомневаться, не сдерживать похоть — и знать, что не осудят. Вот так за волосы, еще, еще, не жалей, возьми за горло. Кусай за плечи, выгни до боли, выжми мне душу. Он подавался назад, насаживался жадно. А когда Юртау коснулся члена, излился так бурно, что судорогой свело все тело. Он рухнул на ложе, задыхаясь. Вполглаза видел, как эти двое ворковали — правда любились или нет, и если да, то кто кого, уже не заметил. Уснул, едва успев обтереться.***
Проснулся он поздним утром — от скрипа за дверью. Наткнулся на настороженный взгляд Тебриза. Из коридора прошептали: — Солнцеликий? Яндагар положил руку Тебризу на грудь, успокаивая. Заставил взъерошенного Юртау опустить ласточкин клинок, который тот, очевидно, прятал где-то под матрасом. Да уж, защитников он себе в спальню нашел грозных. — Ложитесь обратно, это главный жрец. Накинув халат, он вышел. Поприветствовал Мурада. — Ну что там? Мурад недовольно засопел. Открыл было рот, явно намереваясь сказать, сколько законов Предков запрещают ему находить шах-ан-шаха под утро в постели генерала, но напоролся на взгляд Яндагара — и осекся. Захлопнул челюсть так, что лязгнули зубы. — Я только что от Луноликой, — сказал он из глубокого поклона. — Осмотр показал, она ждет ребенка. Мать-пантера улеглась от нее справа, да и лекарь подтверждает. По всем приметам, будет мальчик. Яндагар сжал кулаки, чувствуя, как на лбу выступает влага, а сердце грохочет. Мальчик. Второй сын… Леопардовый котенок… — Как Луноликая? — В порядке, великий. А еще… она передала тебе это, — Мурад протянул небольшую продолговатую коробку. Ясно, что там. Если бы мать-пантера предсказала девочку, Яндагар в такой же коробке отправил бы позолоченное перо для письма, с пожеланием дочери стать искусной водной визирой. А подарок на предсказание второго сына — бамбуковая розга, как и велят заветы Предков. С тяжелым чувством Яндагар снял крышку. И замер. Вместо розги на дне лежал стебель верблюжьей колючки. — Я… — он рвано выдохнул, с трудом прочистил горло. — Передай мою благодарность Луноликой. Закрыв коробку, он вернулся в покои. — Что там? — спросил Юртау, протягивая гребень. — Дедалия ждет второго сына. — Поздравляю! — воскликнул Тебриз, затягивая завязки на шелварах. — Это нужно отметить. Ты голоден? Мне приказать завтрак? Яндагар подошел и поцеловал каждого из них в макушку — сначала свою бесстрашную ласточку, а потом своего верного леопарда. — Прикажи. Только я уйду ненадолго. — Он взял гребень из рук Юртау и передал Тебризу. — Мне нужно подписать кое-какой приказ и отдать на утверждение визирям. Оба сразу поняли, о чем он. — Тебе предстоит большая битва, — сказал Тебриз. — Но мы будем рядом. Яндагар только хмыкнул. — Я выбран матерью-пантерой не случайно. А значит, мне суждено сделать то, на что первый сын никогда бы не решился. — Он встретился взглядом с Юртау, ухмыльнулся. — В конце концов, шах-ан-шах я — или черенок от лопаты?..