Яд медного скорпиона

Яндагар выдернул записку, но чужие квадратные руны плясали перед глазами. — Читай все, — потребовал он, возвращая бумагу. Он слушал, и слова вбивались в голову гвоздями: — «Переворот. Вараны придут ночью. Бегите». Яндагар отшатнулся. — Вараны? — Он вцепился в косу. — Вараны, не брат? Не может быть… Почему? Неужели Исхар не стерпел, что я не желаю породниться? Посчитал, что будет лучшим шах-ан-шахом? — Он тряхнул головой: — К бесам, не важно… — Подскочив к выходу, приказал позвать Румаррана, а сам начал одеваться. Когда в покои вошла, бряцая сапогами, охрана, он уже был в царском облачении. Ашша нервно трясла ушами и крутилась рядом. — Солнцеликий? — спросил Румарран, глядя, как Юртау помогает ему затягивать шнурки на кожаной броне. — Переворот, — сказал Яндагар сквозь зубы. — Мне донесли, отряд варанов движется сейчас через пустыню и вот-вот будет на подступах к городу. Усы у Румаррана встали торчком. — Что за шутки? Как такое возможно? Мне бы уже давно донесли шпионы! Яндагар сунул ему под нос записку Тебриза. — Тому, кто это послал, врать нет смысла. Румарран поджал губы, обижаясь его недоверию, словно ребенок. — Даже если это правда, варанам никогда не попасть за ворота! Оставь беспокойство, солнцеликий. Я прикажу войску быть наготове, утрою охрану на каждом углу, а у твоих комнат встану сам и всю ночь не сомкну веки. Будь покоен, и ящерица не проскользнет за наши стены! Он поклонился до земли и вышел. Яндагар окликнул его на самом пороге — в другой раз бы, возможно, и не заметил, но сейчас он был слишком напряжен — ничто не ускользало от взгляда. — Румарран… — он взглянул в глаза человеку, что служил еще его отцу и деду. — Отчего у тебя в косе черная лента? Румарран дернул щекой, отбросил косу за спину. — Мой второй сын, солнцеликий. Яндагар почувствовал, как горечь резанула горло, будто уже приставляя к подбородку саблю. — Аррайн? Что с ним случилось? Румарран помедлил, удивленный его интересом. — Упал с балкона, солнцеликий. Было темно, он запнулся… — Ясно. Как только занавески закрылись, Яндагар бросился к шкатулке, вытащил вахару, серебряную трубку, что Аррайн уронил в его спальне, открыл — внутри было не любовное послание, а тонкая игла. Яндагар узнал запах яда медного скорпиона. Опустившись на скамью, он закрыл лицо руками. — Что с тобой, солнечный? — спросил Юртау. — Если я правильно понял, он сказал, нам ничего не угрожает. Яндагар покачал головой. — Румарран… — губы задрожали, отказываясь говорить такое. — Румарран — предатель. — С чего ты взял? Яндагар показал вахару. — Румарран… постоянно крутится рядом, было нетрудно подсыпать яд мне в тарелку. На празднике это он проверял гостей — смог незаметно обмазать пальцы Тебризу. Как и впустить убийцу мне в покои. А когда оказалось, что с твоей птицей чужаку не прокрасться, он попробовал подослать собственного сына… Только Аррайн не смог убить меня — и поплатился за это. А теперь предатели решили действовать силой. И уж отпереть сегодня городские ворота — кто сможет сделать это, как не начальник охраны? Юртау посидел тихо. — Тебриз прав, нам нужно бежать. Да, что тут еще придумать? — Из моих покоев есть потайной ход, он ведет в город. — Отлично. Пока Яндагар сдергивал ковер со стены, открывал ключом спрятанную там небольшую дверцу, Юртау исчез в своей нише, а вернулся с чачваном. — Надевай, солнечный. Яндагар попятился. — Что? Н-нет, я не… — Тебя будут искать — но никто не заподозрит шах-ан-шаха в этом. Я скрою волосы капюшоном, Ашшу в темноте и подавно не заметят, мы сможем проскользнуть, сможем укрыться. Руки дрожали, когда Яндагар перебирал ткань чачвана. Медный скорпион, что спал в груди годами, поднял голову, перебрал ногами — и прыгнул на сердце, впивая шип, смазанный ядом. Надеть ненавистную зеленую тряпку? Добровольно притвориться младшим? Но ведь если этого не сделать, то что, оставаться ждать варана? Какую судьбу предатель приготовил неугодному шах-ан-шаху? Вряд ли смерть. Нет, такой захочет поглумиться. Убьет Ашшу и возьмет Яндагара развлечением — или отдаст одному из своих генералов. И тогда чачван укутает навечно, пока не сменится похоронной миртой. Нет, нет, только не это… В глазах потемнело, виски стиснуло болью, Яндагар пошатнулся. Он упал на колени, задыхаясь. Содрогаясь от тошноты, взял воды, что протягивал Юртау, отпил, сколько мог, вытер рот ладонью. — Мы спасемся, солнечный, — сказал Юртау твердо. — Пройдем по тоннелю, спрячемся, а за городом, я уверен, нас встретит Тебриз. И мы будем свободны — вместе. Пересечем пустыню, приедем к моему отцу — он простит, он нас примет. — Он провел по волосам: — Только надо торопиться. Словно во сне, Яндагар кивнул. Позволил накинуть на себя чачван, закрепить вокруг лба жгут из перекрученного шелка. Мир поблек. Почернел за грубой сеткой. Ткань отрезала запахи, приглушила звуки. Только и слышно: «хрррх-хрррх» — свое натужное хлюпкое дыхание, будто кроме него на свете ничего не осталось. Его взяли за руку и потянули. — Скорее, солнечный, скорее. Яндагар сделал несколько шагов внутрь тоннеля — и замер. Ладони свернулись в кулаки, подошвы пристали к полу. Мысль, что раньше мелькнула хвостом, запоздало вернулась. Это не брат. Янкар — не предатель. Предатели — толстопузый усатый старик и мерзкий двуличный ящер. И от них бежать? Без боя отдать тиару, перстень пантеры и законное место на троне? Он сдернул чачван, бросил его под ноги. — Нет. — Нет? — Я не сбегу и не сдамся. Буду сражаться до последнего вздоха, убью столько предателей, сколько успею. А когда проиграю — сам воткну отравленную иглу себе в горло. Юртау посмотрел долгим тяжелым взглядом. А потом кивнул. — Я буду сражаться рядом. Яндагар хотел отправить его в тоннель, на свободу, но наткнулся на упрямство в глазах и передумал. Как там Юртау говорил — «боевой товарищ»? Тот, кто подставит плечо и поддержит? Вот, значит, каково это… Что же, он прав — вместе умирать не так уж и страшно. Яндагар быстро поцеловал сжатые в решимости губы и вернулся в покои. Снял со стены тяжелую саблю — подарок отца на совершеннолетие. Черный клинок, золоченая чеканка пальмовых листьев на лезвии, а на эфесе — царская пантера из финифти. Тяжелый клинок, знакомый, такой острый, что ходили легенды. Он удобно лег в ладонь и убеждал — смерть придет не зря. Из-под подушки Яндагар вынул верный нож с рубиновым навершием. Второй такой он отдал Юртау и вдобавок вручил ласточкин кинжал.

***

Арестовывать его пришли пятеро: четверо солдат и во главе — старший сын Румаррана. Яндагар убил его первым. Ударил с такой силой, что отрубил голову: сабля смахнула ее с шеи, будто шляпку пустынного терфеза. Ярость и азарт окатили до пяток, заплясали пламенем по венам, запустили сердце боевым маршем. Враги навалились, но в одного он метнул ножом, а второго повалил на землю и прикончил, воткнув клинок в глазницу. Кровь брызнула, словно сок из передавленного винограда. Яндагар выпрямился, готовый к новой атаке, но драться было не с кем. Ашша гордо стояла над растерзанным трупом одного из леопардов, остальные же скулили, припав к земле. Двое солдат лежали рядом, а Юртау обтирал рукавом ласточкин кинжал. Встретив взгляд Яндагара, он улыбнулся, растянул заляпанные красным губы. Пригладил макушку черноперой птицы, что села, обхватив его плечо окровавленными когтями. Свобода блестела у обоих в глазах. Свобода и огненная жажда жизни. Вот чем он приманил Тебриза — и вот почему Тебриз был готов стерпеть слухи, осуждение и даже гнев шах-ан-шаха, лишь бы не загасить это пламя. Яндагар этого тоже не допустит. — Идем, — он шагнул в темноту коридора. — Попробуем пробиться в женский дворец. Если шах-ан-шира не предала меня, у нас есть шанс сразиться с врагами на равных.

***

Дворец уже кишел варанами. Повсюду раздавались команды, бряцали шаги, сдавленно заглушались крики. Они шли, скрываясь в тени. Птица летела впереди, возвращалась, негромко насвистывая что-то Юртау, и тот поднимал пальцы — сколько людей за поворотом. Расправившись, они шагали дальше. Вчетвером они оказались смертельной силой. Наконец из прохода в покои шах-ан-ширы Ньелла вернулась с обеспокоенной трелью, и Юртау поджал губы. Провел ладонью у шеи: много. Яндагар и сам уже слышал грозные голоса, стоны, вой и звон оружия. И почему-то почувствовал жар, будто там развели костер прямо в покоях. Подобравшись поближе, Яндагар выглянул в пятно света. Первыми увидел запертые двери, а перед ними — трупы стражниц. Плотным кольцом у входа стояли люди Румаррана вперемешку с солдатами варанов. Один обматывал веревками трепыхающегося Мурада, а двое в центре держали Дедалию. Простоволосая, с перекошенным от ужаса лицом, сейчас она казалась старухой. — Отпусти! — закричала она, вырываясь. — Отпусти, ты, старая облезлая гиена! Румарран толкнул вперед невысокую фигуру. Это был Сантиф. Лицо мальчика было в слезах, а под ночной сорочкой ходуном ходили коленки. Румарран рявкнул на Дедалию: — Отрекись! Присягни в верности новому шах-ан-шаху — и я отопру твои покои, — он махнул на двери, что были не закрыты изнутри, как показалось вначале, а заперты снаружи, да еще и подперты копьями. В щель между створками струился дым. — Иди ты к бесам! — Дура! Что цепляешься за него, во что он превратил Анахею? Путался с генералом, нянчился со вторым сыном — нарушал все законы Предков! А теперь, глядя на него, вторые мужья бунтуют, объединяются против старших. Такому не место на троне, отрекись! — Чтобы быть ящеру рабынями? — взвилась Дедалия. — Что я, не вижу, что ты пляшешь под его дудку? Что он женит Сантифа на своем отродье и объявит себя наместником, пока шах-ан-шах — ребенок? К шакалам тебя! — Значит, ты и твои дочери умрут. — Безумец! Без нас Анахея засохнет. — Ты слишком много о себе возомнила. Визир много, одна да согласится служить варану. На решение у Яндагара было не больше секунды. Вмешаться означало выдать себя, обречь на безнадежную битву. Но по правде сказать, большой надежды он не питал с тех пор, как переступил порог своих покоев. Только Румарран поднял саблю, как воздух прорезал нож с рубиновым навершием. Яндагар хорошо метнул, лезвие пролетело близко, правда не убило, а резануло шею. Румарран отшатнулся, уставился на знакомый клинок и взъелся. Принялся кричать приказы. — Живым! Взять его живым! Солдаты рванулись в проход, Яндагар едва успел отступить в темноту. Когда сапоги загромыхали рядом, принялся драться. Он рубил чьи-то руки, резал шеи, протыкал зазоры в доспехах. Но врагов было больше. Скольких он убил? Как там Юртау? Ярость иссякла, навалилась тупая гудящая боль во всем теле. Он уже пропустил пару ударов, плечо горело. Эфес скользил в мокрой ладони. Если бы не приказ Румаррана взять его живым, он давно бы расстался с жизнью. Первой схватили Ашшу. Краем глаза Яндагар видел, как кусок темноты отделился, и огромная сеть потащила черную рычащую тушу в круг света. Дальше одолели Юртау: его швырнули, словно тряпку, он не сопротивлялся — кажется, потерял сознание. Яндагар бросился на помощь, но боль впилась в колено, а потом и в затылок. Он упал, постарался подняться, но крепкие руки скрутили, выдернули из его коридора и бросили под ноги Румаррану. Тот склонился, зажимая кровоточащий порез ладонью. — Второму сыну на троне не место, — прошипел он сквозь зубы. — А вот поплясать в гареме какого-нибудь варана — самое дело. Яндагар взглянул с презрением. Из рукава удобно скользнула вахара, а из нее — крошечная игла с ядом медного скорпиона. — Только ты этого не увидишь, — сказал он, втыкая острие в носок кованого сапога. Тонкая сталь прошла сквозь воловью кожу, впилась в ступню и с удовольствием отомстила за Аррайна. Румарран захрипел, открыл беззвучно рот, ухватился за горло, осел. Рядом вскрикнули солдаты. Один кинулся к Яндагару, поднимая саблю. Не слушая приказы, он замахнулся — но не смог ударить. Вытаращил глаза, захрипел, зашатался. Из горла, разрывая кожу, выстрелил наконечник кинжала. Когда он с грохотом упал на пол, Яндагар увидел в проходе человека. Даже таким, обмотанным с ног до головы в запыленные лохмотья, он узнал его — и выдохнул в облегчении. Теперь, когда Тебриз рядом, все будет в порядке. Тебри… Тебри! Захотелось вскочить, окрикнуть его, сжать в объятиях, но Яндагар не успел. Почувствовал укол, опустил взгляд — и в удивлении уставился на окровавленную иглу, что торчала из ладони. Прощальный подарок Румаррана. Странно быть живым, но знать, что ты уже умер. Пальцы мгновенно онемели, следом словно отрубили руки. Вдох не шел, горло залепило стремительно застывающей глиной. Яндагар упал — было не больно. Все ушло, кроме сожаления: не успел попросить прощения. А ведь Тебриз так близко. Так близко… Кто-то обнял его, кто-то кричал и тряс за плечи, Яндагар слабо видел. Словно во сне, он смотрел, как через двери ворвался генерал Айар-хазан и его люди, а там и солдаты со знаком южной провинции. Как одни схлестнулись с варанами, другие открывали двери и вытаскивали женщин и зверей из охваченных огнем покоев. Последним появился высокий человек в темно-зеленом чачване. Яндагар смотрел на него, не отрываясь. Как же давно он не видел брата.