Чем больше ты делаешь для людей, тем больше ожидаешь взамен. Чем меньше ты получаешь в ответ, тем сильнее начинаешь стараться, только вот..Зря.
Ацуши Накаджима
Чем больше Ацуши ожидал от решения родителей о своей будущей профессии, тем меньше получил в ответ. Блондин не хотел ввязываться в делала каких либо организаций и предпочитал найти работу по образованию. Как оказалось, всё не так просто. Мать настаивала на мафии, отец противился и хотел направить его в агентство, а чего хотел блондин никто не спросил. Скажем, его поставили перед фактом. Объяснили, что ради своей же безопасности он непременно должен примкнуть к кому нибудь, чтобы оказаться под защитой. Прятаться от опасности в собственном городе, зная, что опасность это и есть твой город. —Мам, мне четырнадцать, а вы уже продумали мою судьбу на пять лет вперёд. Именно вы, не хотите ли меня спросить? —Накаджима, —мать редко звала его по имени и чаще всего обращалась по фамилии, либо же сокращала имя до "Цу". —Вроде этот вопрос уже обсуждался. Мы с отцом дали тебе понять, почему ты должен выбрать путь, связанный с организациями. Это не обязательно могут быть мафия или агентство, но они наиболее развиты и в них ты будешь в безопасности. К тому же, платят там тоже неплохо. —Во-первых, я никому ничего не должен. А во-вторых, кто сказал, что я буду слушаться вас в выборе профессии? —он хмурит светлые брови, подпирая голову рукой. —Вы можете дать совет, но никак не решить за меня. Мафия это ничуть не безопасное место, даже наоборот, я слышал, как люди меняются после пребывания в ней. —Ну всё, хватит, —женщина со скрежетом отодвигается от стола и смотрит на Ацуши не мигая. —То, что ты пойдёшь по нашему пути не обсуждается. Выбирай, организацию или мы сделаем это за тебя. —она оборачивается, кидая последний злой взгляд, затем уходя на лестницу и спешно поднимаясь наверх.Накаджима остаётся один.
Он молча сидит перед остывающим ужином, не решаясь пошевелиться. Иногда ему в голову бьёт щемящее чувство радости после осознания того, что у него есть родители. В остальное же время он ненавидит свой дом, семейные стереотипы и упорство родителей. Пусть они пытаются делать это ради него же, но чрезмерная опека не всегда к месту. За окном постепенно темнеет и на улице включаются фонари. Стрелка часов близится к восьми, а это значит, что скоро Чуя и Рюноске закончат с совещанием и покинут мафию. Из их троицы Ацуши остался единственным, кто всё ещё не пробовал даже подрабатывать. Не то, чтобы он чего-то боялся или был слишком ленивым, скорее больше времени уделял учёбе и являлся чуть ли не самым способным учеником параллели. Родители практически не поощряли этого и труды юноши пропадали зря. Блондин тихо выдыхает, оставляя тарелку на столе и накидывая на себя недавно снятую толстовку. Чем раньше он выйдет, тем раньше встретит Накахару и Рюноске. Они будут воодушевлённо рассказывать ему о совещании, договорах, новых людях, а ему останется только слушать с натянутой улыбкой. Мнение о том, правильно ли он поступает, отдаляясь от них и родителей в глубины учёбы периодически менялось, но чаще всего возвращалось назад уже спустя час. Мелочь тихо позвякивает у Ацуши в кармане, пока он открывает дверь. Он грозится потратить её в ближайшем магазине и выходит во двор. На улице по вечернему свежо и прохладно. На горизонте расстилается багровая полоса заката, однако он разворачивается к ней спиной и идёт в совершенно другую сторону. Высотки мафии и огромное здание виднеется даже отсюда. За поворотом его любимый магазин и Накаджима не упускает возможности оставить деньги там. Купив банку энергетика он самодовольно улыбается и выходит на улицу. Осенью смеркается не так рано, но небо уже теряет свою красочность, постепенно темнея. На часах ровно восемь. Возможно, обоих отпустили чуть раньше и они столкнутся на нейтральной территории. Так и происходит. Заметив Акутагаву и недавно пришедшего из больницы Чую у высокого забора, Ацуши ускоряет шаг, маша рукой. Те приветливо кивают, тоже ускоряясь. Здороваются они крепким рукопожатием, оглядывая друг друга. —Ты сегодня в чёрном, надо же, —метко подмечает Рюноске, оценивающе разглядывая толстовку блондина. —Траур? —Ага, —нелепо улыбаясь, выдыхает он. —По несбывшимися мечтам. Родители снова гнут своё, а у меня заканчиваются нервы. Мне навряд ли дадут работать по специальности, а идти в мафию или агентство я не хочу. —Тогда что на счёт казино? —вмешивается Накахара, подхода ближе. —Оно нейтрально, график свободный, платят много, параллельно можно иметь ещё одну работу. Так же ты окажешься под защитой мафии и поближе познакомишься с азартом. —Азартные игры в Японии запрещены, это незаконно, —отвечает Ацуши, словно заученным текстом, а Чуя закатывает глаза. —Ты всегда был таким правильным? Ведёшь себя как Дазай. Я говорил с ним всего пол часа, потом меня выгнали, но даже за это время он старался максимально эффектно изобразить из себя пай-мальчика, —рыжий тихо усмехается. —Расслабься ты, если бы всё было так плохо, Мори бы уже давно сидел, а казино бы пятьдесят раз закрыли. —Я не знаю. О таком варианте я действительно не думал. Вроде всё не так плохо и условия выгодные, но меня что-то останавливает. Скажем.. Я боюсь, что это перейдёт в не просто работу, а станет зависимостью. Думаю, на свете есть немало случаев, когда это происходило с людьми и в конечном итоге они проигрывали всё, вплоть до собственной жизни. В глазах Накахары мелькает тень страха и он невольно отворачивается, опуская веки. Рюноске тут же оказывается рядом, укладывая руку на его плечо и несильно сжимая его. —Ацуши сказал не подумав, не стоит воспринимать всё всерьёз. То, что у твоих родителей была такая судьба не значит, что ты повторишь её. К тому же, в казино идёт Накаджима, а не ты. Блондин наконец вспоминает ситуацию, произошедшую четыре года назад и виновато закусывает губу. —Честно говоря, я думал, что все рано или поздно забывают своё прошлое. Оказалось нет. Прости, Чу. —он тоже подходит к ним, укладывая ладонь на второе плечо рыжего. Тот сбрасывает её, отходя. —По твоему я должен забыть о том, из-за чего вся моя жизнь пошла по пизде и жить как ни в чём не бывало? —в глазах моментально пропадает страх и на смену ему приходит гнев. Чуя до побледнения костяшек сжимает кулаки и поднимает голову. —У тебя есть всё, абсолютно всё. Ты благословлён даром, родителями, по счастливой случайности смог получить предложение о работе в мафии и казино, однако даже после этого выставляешь себя несчастным. —Я не виноват в том, что твоя семья облажалась и теперь ты срываешь свою злость на всех подряд! Рюноске встаёт между ними и глубоко вздыхает. —Так, заткнулись оба. Никто не виноват в этой ситуации. Родители Чуи не хотели такого исхода, Чуя не хотел такого исхода, а Ацуши просто случайно вспомнил то, что вспоминать не нужно было. Прекратите истерить, оба. Накаджима замолкает первым, а голубоглазый ещё какое-то время стоит, раздумывая, над своими действиями. —Знаешь что? Раз так, то лучше вообще не подходи ко мне. Я и раньше не горел желанием общаться с тобой, да и сейчас делаю это только ради Акутагавы. Чтобы люди, работающие в мафии не делали, для тебя они всё равно будут плохими. Ты никогда не будешь оценивать их как остальных. Будешь считать машинами для убийств и не более. Ты мне неприятен, аривидерчи. —Накахара оборачивается, шагая в сторону, противоположную мафии. Вероятнее всего, к себе домой. Светловолосый лишь пренебрежительно фыркает, направляя взгляд в глаза Рюноске. —Ты же не пойдёшь за ним? —Вообще, Чуя в какой-то мере прав. Не то, чтобы я защищал кого-то из вас, но судить всю организацию по одному - двум людям это просто глупо. Вроде я не плохой, хоть и мафиози. Хироцу неплохой, моя сестра тоже никому ничего плохого не сделала. Что за стереотипы, Ацуши? —Почему вы сразу смотрите на всё в негативном свете и везде ищите подвох? Разве я сказал, что мафиози это поголовно конченые ублюдки? По моему я просто пояснил, почему не рассматривал казино как место работы. Ясное дело, что это было не с целью поднять Чуины воспоминания со дна и надавить на детскую травму. Думаю тут уже дело каждого, но я не хотел ему зла. —Раз так, то вам придётся поговорить, извиниться друг перед другом и перестать воспринимать все слова и выражения как подколы. Да, Чуя иногда не может сдержать агрессию и грусть, но ты тоже не святоша. Либо решите всё раз и навсегда мирным путём, либо не подходите друг к другу вообще. Я выделю время для каждого из вас и вы не будете пересекаться. Накаджима замолкает, потирая переносицу ледяной рукой и тут же вздрагивая от холода. —Я это.. Пойду наверное домой. Речь придумаю, позвоню Чуе, поговорю с родителями о казино. Вечер, мне уже пора. —Ацуши мутнеет, укладывая руки в карманы и стремительно разворачиваясь. Рюноске, видя резкую смену настроения, молча кивает, бросает тихое "пока" и тоже спешит удалиться. В голову лезут нехорошие мысли, связанные с предстоящими разговорами этих двоих, их ссорами и неоправданной агрессией Накахары. Пусть он в этом не виноват, но у каждого человека должен быть хоть какой-то самоконтроль. Если его нет, пиши - пропало. Громкий вздох срывается с его губ и он страдальчески поджимает их. Как бы Акутагаве не хотелось раз и навсегда забить на всё, что его не касается, он не мог. Несвойственное мафиози желание помогать тем, кто не может справиться сам и вечное желание доводить всё до идеала мучали его, не давая покоя.Собственная личность постепенно стиралась, оставляя лишь то, во что его превратил Осаму.
Брюнет всё чаще терялся меж своих проблем, ежеминутно копался внутри себя, всё больше и больше убеждался в том, что всё что он делает неправильно, неидеально, недостаточно хорошо, слишком банально и не так, как бы это делал Дазай. Серые глаза мгновенно превращаются в густой туман и в них перестаёт отражаться что либо. Рюноске подавляет в себе желание побежать за кем-то из парней и излить ему душу, идя домой.Идя навстречу очередному самокопанию и морю разочарования.
***
Спустя три дня после прошедшего совещания Акутагаву вновь вызывают в мафию. На этот раз Огай не говорит причины и сообщение приходит на удивление рано. Глаза Рюноске открывает задолго до будильника. За окном только начинает заниматься рассвет, а из приоткрытой рамы дует тёплый осенний ветер. Он кое-как находит телефон, первым делом видит злосчастное сообщение написанное пол шестого утра и болезненно стонет, проклиная всех вокруг. Однако делать нечего, приходится вставать. Матеря Мори себе под нос он выбирается из тёплой кровати и врезаясь в косяки идёт до ванной. Обычно по утрам Акутагава относительно собранный, всегда бодрый, словно спящий десять часов ежедневно и лишь в редких случаях рассеянный. Сейчас же он еле-еле находит выключатель и поставив его в нужное положение, заваливается в ванную. Он медленно умывается холодной водой, как всегда забывает расчесаться и идёт обратно к себе. Родители брюнета, которых застать дома практически нереально сейчас мирно сопят за стенкой и юноша молча им завидует. Накинув рубашку, а поверх неё толстовку, застегнув вечно большие джинсы и натянув носки, Акутагава ищет глазами тёмно - зелёный рюкзак с бесшумным брелком. Осознав, что он внизу, подросток тихо спускается и решает сразу выходить. В мафию идти не хочется, но от приказа никуда не деться и он захлопывает за собой дверь, вставляя ключ в замок. Крутанув его на два раза Рюноске преодолевает двор и привычным шагом идёт в мафию. Город потихоньку оживает, на улицах появляются первые машины, пустые автобусы отходят от остановок и едут по маршруту. На телефоне юноши наконец звенит будильник и он ещё раз проверяет время написанного сообщения. Всё верно, оно отправлено в пять тридцать, сейчас времени на час больше и в мафию он прибудет ровно в семь, если поторопится. Возможно, даже успеет поесть по дороге. Волнует лишь то, что Мори от него нужно в столь раннее время. Забавно, ведь Акутагава даже не догадывался о том, что на месте встречи он может увидеть своего наставника. Помятого, совсем не похожего на себя, слишком худого, но зато, живого. Рюноске открыл дверь и мигом обомлел, застыв на месте и уже собравшись вылететь назад. Карии глаза Дазая проходили сквозь него, но в то-же время смотрели в упор. Он запомнился ему совсем не таким, каким предстал сейчас. Пусть они не виделись всего две недели, однако и за это время человек способен измениться до неузнаваемости. —Неужели ты так боишься меня? —ледяным тоном начинает Осаму. —Я надеюсь ты не бездельничал эти две недели, а усердно тренировался без моего руководства, не то сейчас будет очень плохо. Акутагава в предверии своей участи сглатывает, напрягает мозги в попытке вспомнить, чем он действительно занимался и с ужасом поднимает голову на Дазая. Тот стоит с неизменным выражением лица, а юноша думает, чем ему поможет то, что он сделал за две недели сейчас. Бумажные отчёты, которые он сдавал для галочки и ради хоть какой-то зарплаты мигом улетучиваются из головы и сейчас ему совсем нечего сказать. Способность, которую он по-хорошему должен был тренировать ежедневно не набрала необходимой силы и сейчас Осаму беспощадно отыграется на этом. Зайдёт с тыла и надавит на слабые места. Ещё пару минут и одно только его присутствует превратится для Рюноске в настоящую пытку. Не выдержав ледяного взгляда карих глаз, он делает неуверенный шаг вперёд, сжимает в карманах кулаки и готовится к болезненному удару. Даже в таком состоянии Осаму способен на многое, только надолго ли его хватит? —Я не тренировался, —не видя смысла врать, шепчет Акутагава, слегка отступая назад. —Я был всего на одном задании и совсем не тренировался. Огай давал мне бумажную работу и я выполнял только её, Дазай-сан.. Казалось, что сейчас брюнет не чувствует ничего. Словно, его сердце кто-то заживо вырезал ножом. Он устал беспокоиться, устал бояться, устал переживать каждую чертову минуту своей жизни. Сейчас он волнуется как никогда. Это является единственным, что он может хоть как-то ощутить. Мерзкое волнение, чувство липкого страха и холодный взгляд напротив. Дазай по-прежнему не меняется в выражении, однако подходит ближе. —Я сказал Мори о том, чтобы он выдал тебе отчёты. Сказал не напоминать о тренировках и надеялся, что ты вспомнишь сам. —в его голосе слышится укор и Акутагава виновато отводит взгляд. Две недели. Две чёртовые недели он не делал ровным счётом ничего. Мирил Ацуши и Накахару, совсем позабыв о себе. Глупо было надеяться на то, что Осаму оклимается не скоро. Но ещё глупее было то, что он понадеялся на случайную удачу и совсем забил на тренировки. Это было роковой ошибкой и об этом свидетельствует то, как шатен ухмыляется, не сдерживая злорадства. Его рука кроется за спиной, следовательно, там может быть что угодно. Обыкновенный, но при этом мощный пистолет не заставляет себя долго ждать и вскоре оказывается прямо перед лицом Акутагавы. —У тебя есть минута, —оповещает Дазай, медленно сдвигая курок. —Не вспомнишь как правильно отбиваться, пуля окажется у тебя во лбу и я не посмотрю на то, что ты мой ученик. —его голос звучит тихо, но при этом кажется, будто сердце Рюноске бьётся во много раз громче. Юноша судорожно собирает в голове остатки своих знаний и мысленно напрягается. Смерть от пули быстрая, однако слишком болезненная. И вот, спустя секунду слышится долгожданный глухой выстрел. Брюнет жмурится, но не чувствует боли. Распахнув глаза только спустя минуту он замечает, что перед лицом красуется щит, а Осаму перезаряжает пистолет. Всё таки способность не подвела. Только возможности контролировать её длительное время пока нет. Это тот навык, с которым у Акутагавы были связаны все беды. Он не мог долго фокусироваться на мысли только о ней и почти сразу переключался на что-то другое. Если не получится переиграть Дазая способностью, то рукопашный бой никто не отменял. В другое время Рюноске бы возможно и не пришёл к этой идеи, а пока темноволосый кажется наиболее уязвимым, попробовать можно. Защита пропадает спустя тридцать секунд и следом слышится серия более звонких выстрелов. Похоже, Дазай начинает использовать патроны большего калибра, и это значит, что времени на разминку нет. Первые два раза Рюноске ловко уворачивается, а в третий делает резкий шаг вперёд, замахивается и ударяет Осаму со спины, хотя в то же время попадает и по рёбрам. Коридор наполняется болезненным вздохом, однако в следующую минуту брюнет с ужасом ощущает, ледяной взгляд, полный злобы, на себе. Он и глазом не успевает моргнуть, как неимоверная боль обрушивается ему на плечи. Пошатнувшись, Акутагава падает на спину, укладывает дрожащие ладони на выпирающие ключицы. Те болезненно ноют, а Дазай, не теряя времени, нависает сверху. —Ты неплохо бьёшь, —его губы расплываются в улыбке. —Однако совсем не в те места. Я покажу. Едва подросток переводит дух, по телу прокатывает новая волна боли. На этот раз она сильнее и ярче предыдущей. Нога кареглазого упирается Рюноске в грудь и давит на солнечное сплетение. Тот нервно кашляет, но пока не решается даже дёрнуться. В горле стоит сыпучий песчаный ком, наравивший вот-вот развалится. Вариантов, как подняться ничтожно мало, а головная боль скрывает даже их. —Ты ведь никогда не станешь сильнее. Хочешь с этим смириться? Остаться мусором? —Дазай смотрит на юношу всё с тем же невообразимым холодом. Он будто каждым сантиметром своего тела ненавидит эту избитую уродливую дворнягу с чернильно — чёрной шерстью. Рюноске мерзко скулит и шипит, пытаясь встать на ноги после очередного удара. Пытаясь встать из под ноги после очередного удара. По его разбитым и потрескавшимся губам тонким ручейком стекает кровь, которую младший спешно сплёвывает, давится. Шатен как никто другой знает, что сейчас Акутагава злится. На себя. На наставника.На свою слабость и немощность.
—Ну, отвечай же. Не жди следующего удара, он может быть смертелен. Давай. Когда юноша стискивает зубы так, что слышится скрежет, когда он касается лбом холодного пола и чуть слышно всхлипывает, Осаму вновь направляет на эспера дуло пистолета, выпуская его из под ноги. —Я даю тебе десять секунд. Естественно, у Рюноске уже не осталось ни сил, ни желания использовать способность. Горло всё ещё саднит, а грудь невыносимо болит чуть выше рёбер. Каждое движение и глоток воздуха приносят ему боль. Дазая это мало волнует и он продолжает пожирать его взглядом, сдвигая курок. —Осталась секунда. Выстрел отмечает пол в десяти сантиметрах от брюнета, а тот лежит, прижав колени к груди и крепко сцепив дрожащие руки у своего лица. Всякая мотивация делать хоть что-то, ради спасения своей жизни иссякает так же, как силы. Он зажмуривает глаза и не размыкает их пока не слышит, как темноволосый опускает пистолет на стойку у входа и подходит к нему, пихая в бок. —Вставай. Враг не будет ждать, пока ты придёшь в себя и сможешь достойно драться, тебя мгновенно прикончат. —Ну и пусть! От меня всё равно нет никакого толка! Я не умею управлять способностью, у меня ужасное зрение и я не могу быть снайпером. Даже бумажные отчёты я заполняю хуже других, —его голос дрожит, а руки до сих пор закрывают лицо. —Вы зря тратите на меня время, Дазай-сан.. Лучше бы вернулись к Чуе и обсудили с ним произошедшее. —Чуя в отличие от тебя никуда не убежит, а твоя способность нуждается в раскрытии и проработке. Из мафии ты всё равно не уйдёшь, а без дара, как выяснилось, не продержишься. Вставай и пробуй снова. На мгновение Рюноске кажется, что что-то в Дазае сломалось, раз он бросается такими "нежностями" в его адрес, но уже в следующую минуту возвращается прежний Осаму и юноша с облегчением выдыхает. —Иначе снова выстрелю, —шатен тычет носком ботинка ему в бок и бросает нечитаемый взгляд куда-то сторону. —Нам нужно как минимум отойти от главных дверей. Не все в восторге от моих методов воспитания, а слушать лекции по этому поводу я не хочу. В восторге от его методов по правде сказать не был и сам Рюноске, хотя в какой-то мере они были оправданы. Вряд ли мафия бы стала тем, чем стала, если бы каждый её член воспитывал новых сотрудников без рукоприкладства и психологического давления. Сероглазый в последний раз шмыгает носом, сплёвывает кровь и медленно садится, всё ещё прижимая колени к себе. —Наверное никто, кроме меня, за все ваши годы работы не устраивал подобных сцен.. Не знаю что на меня нашло. —Довольно, —снова холодеет Дазай. —Я не твой психолог и изливать мне душу не нужно. Я твой наставник, за мной только тренировки. Остальное к другим. Вставай, мы отстаём от графика, а у меня сегодня ещё куча работы. Акутагава подавляет болезненный стон и кое-как поднимается на ноги. Его слегка пошатывает, однако это самое безобидное, что могло произойти после такой "тренировки". Темноволосый уже шагает впереди него, в то время как юноша ели волочит ноги. В лучшем случае их занятия могут занять не более двух часов. В противном же, Рюноске останется в мафии до самого вечера. Естественно, не с Осаму. Но он может оставить его здесь до конца своей смены, а затем прийти проверять отработанное. —Если сейчас сфокусируешься на даре и сможешь грамотно использовать его против меня, сразу же отпущу. —бросает шатен через плечо и складывает руки в карманы плаща. Акутагава с досадой закусывает губы и проклинает тот день, когда родился.Дазай требует от него невозможного.
Кареглазый не контролирует себя. Собственное настроение больше не зависит от него и в данный момент он опасается сам себя. Не знает, какие поступки совершит через минуту и чем будет занят через час. Временами ему кажется, что в нём не одна личность, а сразу несколько. Одна меланхоличная, вечно грустная. Вторая — холодная, отстранённая и третья, которая всё ещё хранит в себе частички прежнего Осаму. Только она одна не позволяет ему дойти до конца. Слабо поддерживает в нём жизнь, останавливает, одергивает. Дазай считает её и самой сильной и самой слабой одновременно. Однако даже её со временем сломают пополам. Ведь в какой-то момент сам шатен перестал бороться. Он так упорно изгонял себя ради того, чтобы стать тем, кем его видит Огай. Уничтожил всё, что когда-то так любил в себе и ценил в людях. Продал свою человечность ради крова над головой, рецептов на таблетки и поисков смысла в жизни. Он надеялся на помощь Мори, однако лишь потом понял, куда попал. Сейчас темноволосый видел в Рюноске маленького себя. Такого же взрослого не по годам. Умного, запуганного, нуждающегося в похвале и отдаче, но не получающим ничего в ответ. Дазаю бы действительно стоило похвалить его. Сказать о том, какой он молодец и сколького достиг. Возможно это бы хоть немного подняло самооценку младшего и придало больше мотивации. К сожалению, подобное не во вкусе Осаму и он до последнего продолжит мучить Акутагаву, чтобы потом он сам признал в себе то, что мечтал увидеть. Потёртые двери перед серым коридором открываются перед брюнетом и пропускают его в отделение мафии, сразу над пыточными. Помещение достаточно большое, а следовательно, пригодное для тренировок. Здесь он бывает не менее четырёх раз в неделю, но после случившегося навряд ли будет покидать его хотя бы на день. —Моё свободное время сократилось в дважды, —сообщает Осаму, толкая дверь в один из залов. —Огай подумал, что я потрясающе воспитываю детей и решил повесить на меня ещё одного парня вашего возраста. Естественно, вас троих в один день я не потяну, поэтому придётся искать окна с учётом возможности каждого. Этот светлый.. Твой одноклассник? Рюноске кивает, думая что Рен, а уж тем более тренировки с ним станут чем-то сверхъестественным. Они с Осаму на удивление похожи. Оба скрытные, не принимающие мир людей таким, какой он есть. Мрачные, холодные. В глубине души Акутагава тоже мечтал сказать: "я похож на своего наставника, мы с Дазаем похожи", но увы, не мог перебороть своё желание быть полезным обществу и постоянно оказывать помощь. Пугало то, что ради изменения этого придётся пожертвовать слишком многим.Подобно Дазаю искалечить свою душу до неузнаваемости.
Убить в себе чувство эмпатии и сострадания. Стать холодным, но наедине с собой молча плакать от боли и безысходности. —Я готов, —Рюноске поднимается и максимально напрягает мозг, формируя дар в кулаке. —Начинайте.***
Домой Накахара возвращается злой. Он громко хлопает дверью, как попало бросает обувь у входа и сразу взлетает на чердак. Горничные тихо шепчутся между собой и одна только Эмиль спокойно поднимается наверх. Она почти бесшумно стучит и аккуратно приоткрывает люк, однако услышав громкое "нельзя", возвращается назад. Чуя сидит на широком подоконнике, подогнув колени под себя. Коё не отвечает уже пол часа. Автоответчик раз за разом повторяет монотонным голосом "абонент не доступен, попробуйте позвонить позже" и сбрасывает вызов. В ушах звенит, а глаза неприятно слепит затемнённым экраном. Единственный, к кому у юноши действительно остались мельчайшие крохи доверия, это Озаки. Что-то в ней притягивало и заставляло ощущать себя в безопасности, хоть и не давало никакой защиты. Почти не отталкивало, не заставляло сомневаться и вовлекало в разговор по душам. Она никогда не открывала тайны людей полностью и могла лишь намекнуть, однако о Дазае рассказала многое. Рыжеволосый после очередного сброшенного звонка, в порыве гнева швыряет телефон о стену и начинает нарезать круги по комнате. Сейчас ему необходимо выговориться. Неважно, услышит ли он слова поддержки в ответ, почувствует ли укол совести. Главное что останется услышанным и попробует сказать правду. Кое перезванивает только через пол часа, спешно бросает извинения, говорит, как заработалась в казино и рвано выдыхает. —Ты что-то хотел? —Нет, просто так, ради прикола звонил, —плюётся ядом Чуя, уже пожалев, что позвонил. Желание попробовать рассказать о своих чувствах словно сдувает ветром, а на губах выступает болезненная улыбка. —"Почему я сам вру, если так ненавижу это в людях?" —вопрос, который всплывает у Накахары в голове последние четыре года его жизни. Вроде боятся нечего, но убежать от ответа или соврать ведь намного легче, чем сказать то, что думаешь? Людям будет проще, если Чуя не будет создавать им проблемы и продолжит говорить о том, что все хорошо. Однако, если это так, то зачем из него каждый раз пытаются высосать всё, что он скрывал, скрывает и будет скрывать всю свою жизнь. —Ну вот, снова врёшь.. Чуя, мне ты можешь довериться. Перестать лгать никогда не поздно, и мы можем начать говорить друг другу только правду прямо сейчас!Снова ложь.
Единственное слово, которое всплывает в голове у Накахары после таких речей —Ложь. Он окончательно перестаёт верить Озаки, больше не собирается и даже не хочет. Забавно, но никто не понимает, что сказать «Всё хорошо, я в порядке» намного легче, чем болтать со всеми о своём прошлом и проблемах. Если Чуя хоть раз нечаянно затронет в своей «правде» своё прошлое, то появится слишком много вопросов. Это незачем, он этого не хочет. Проходит несколько минут с вопроса Озаки. Виснет неловкая тишина. Чуя всё ещё молчит. Не говорит ни о том, что его беспокоит, ни своё фирменное «все хорошо, не беспокойтесь». Сейчас он обессилен. Если захочет что-то сказать — обязательно сорвётся. Так нельзя, нельзя отправить всё, что он скрывал коту под хвост. Поэтому остаётся лишь молчать. Час, два, месяц, год, всю жизнь. Ясно лишь то, что Накахара больше не скажет сегодня ни слова.