Losing faith, looking for hope

Вокруг сплошная темнота. Осаму не видит даже того, что происходит меньше, чем в полуметре от него самого. Беспомощно вертя головой по сторонам, он по-прежнему не видит ничего, кроме сгущающегося мрака. Поблизости нет ни души, но и тишину он не слышит. Извилистые коридоры помутневшего разума словно разветвляются всё чаще и чаще, путаясь и стараясь запутать Дазая. Тот часто-часто моргает, кое-как сохраняя спокойствие. Хоть глаза постепенно привыкают к темноте, силуэты и полупрозрачные тени он замечает только сейчас, но всё ещё видит их слишком смутно. Те смотрят на него отовсюду. Кто-то мельком, а кто-то более пристально. Осаму опускается на ледяной пол и прячет лицо в ладонях, сжимаясь всем телом. С каждой минутой становится всё холоднее, а ноги Дазая медленно разъезжаются и он не сразу понимает, почему. По полу стремительно расползаются пятна багряной крови и меньше чем через минуту он стоит в ней уже по щиколотку. Кажется, что кровью пропиталось всё. Шатен с ужасом поднимает голову и вздрагивает, едва ли не падая. По его рукам кровь растекается ещё быстрее, но кроме старых шрамов на них нет ни единого ранения. Она медленно и тягуче капает с его пальцев и растворяется в других кровавых пятнах. Дазай судорожно вытирает кровь о чëрные брюки и концы плаща, но не проходит и пяти секунд, как на руках снова не остаëтся светлых мест. Шатен медленно поднимается и закидывает их в карманы, всë ещё с ужасом смотря на залитый кровью пол. Ноги моментально становятся ватными и почти не держат темноволосого, однако он всë равно неуверенно ступает вперёд, надеясь найти выход из странного места. Карие глаза устремлены в пол и Осаму даже не пытается смотреть вперëд, разглядывая волны крови, которые создают его же ботинки. Казалось бы, какой теперь толк боятся? Не может же всë стать хуже, чем есть сейчас и вот, буквально в следующую минуту всё становится гораздо хуже. Дазай врезается во что-то холодное, но напоминающее человека. Поскользнувшись и едва не упав, он на мгновение жмурится и не желает открывать глаза. Почти животный страх пробирает до костей и не даëт сдвинуться с места. Осаму до последнего оттягивает этот момент, а когда наконец решает вернуться в реальность, замечает, что перед ним стоит никто иной, как один из его давно ушедших родителей. Исхудалые ноги хрустят от каждого шага, а руки не поднимаются выше уровня груди. Синяки покрывают всë тело в то время как одежда сплошь изорвана под гнëтом времени и алкоголизма. Сделав ещё один угрожающе-скрипящий шаг вперëд, мужчина протягивает холодную руку к плечу Дазая и старается ухватиться за него, на что получает неуверенный удар по ребру ладони. Шатен шумно выдыхает и отходит назад, оборачиваясь к человеку спиной. —Отец.. —Как ты мог забыть обо мне? Я ведь подарил тебе жизнь и воспитал, как мог. Неужели так сложно хотя бы раз в год позвонить и узнать, как дела у старого вдовца? Я столько сделал для тебя, а ты.. —Хватит. —пальцы Осаму начинают мелко подрагивать, а он сам продолжает стоять к мужчине спиной. —Ты хотел убить меня, будучи ещё нерожденным. Я никогда не значил для тебя ничего. Ты не хотел моего рождения, а узнав, что на аборт вам не хватит денег, решил избавиться от меня после. Всë это время ты только бил и унижал меня. Зимой я ходил без тëплой одежды, а летом у меня не было целой футболки. Я не получал внимания совсем. У меня не было детства. —Да как ты смеешь?! Ты четыре года жил под моей опекой, четыре года ты звал меня папой, столько же лет жил в моей квартире и тратил мои деньги. Не моя вина в том, что ты так бесстыдно забыл об этом. Я сделал всё, что от меня зависело. —Ложь! —Дазай оборачивается и зло сверкает глазами. —Оставлять меня одного на несколько дней в квартире без света и отопления, а самому уходить пить с друзьями в другой квартал не считается проявлением любви к сыну. Тебе просто повезло, что меня нашёл Огай, а не органы опеки! Говоришь, я тратил твои деньги? Меня кормили исключительно соседи по доброте душевной. Только вдумайся, у меня была почти анорексия. Моё состояние врачи оценили как критическое. Я выжил только благодаря мафии. Мафии, отец! Или как мне лучше называть тебя? Осаму делает уверенный шаг вперëд и, тихо сглотнув, хватает старшего за горло. Тот что-то надрывисто хрипит, но кареглазый лишь усиливает хватку, сжимая пальцы. —Сколько боли ты мне причинил.. Вся моя спина испещрена шрамами. Они выглядят так уродливо, проходя от лопатки до нижних рëбер.. Эти отвратительные ожоги не дают мне носить одежду с коротким рукавом. Все мои шрамы, все они из-за тебя! Я столько потерял, изуродовав своë тело глубокими порезами. Я столько упустил, живя с тобой те годы.. Ты мне отвратителен. Я не хочу больше тратить ни минуты на то, чтобы видеть тебя. Ногти Дазая впиваются в побледневшую кожу отца ещё сильнее и тот не успевает произнести даже прощальных слов. Тоненькая лента алой крови скатывается по пальцам темноволосого и капает в бурлящее багряное море, а тело мужчины бессильно виснет в руке подростка. Осаму в испуге разжимает руку, отшатываясь на метр от холодеющего тела и вновь чувствуя липкую кровь, покрывающую кисти. "Да что же это такое.. Всё было так просто?" —он пятится назад, но снова врезается во что-то, мелко вздрагивая. Бежевый плащ чуть короче колен пропитался кровью. Один глаз отсутствует, половина лица покрыта ожогами, а из ноги торчит выломанная кость. Одасаку не похож сам на себя. В глазах чужой Дазаю холод, а за спиной висит чехол с автоматом. Последнее смущает темноволосого больше всего. Сон становится невыносим. А сон ли это..? Шатен подбегает к Сакуноске и пытается крепко обнять его двумя руками. Прижать так сильно, чтобы чувствовать тепло его тела до конца жизни, однако мужчина лишь отстраняет подростка от себя, холодно сверкая глазами. —Ты снова лишился всех дорогих тебе людей. Ты отталкиваешь любого, кто узнаёт о тебе самую малость. Боишься близости, Осаму? Боишься, что Чуя, узнав о том, какой ты человек уйдёт навсегда? Не слишком ли он настойчив для того, кто хочет уйти? —Ты никогда не обретёшь себя в океане проблем, —голос Огая сзади звучит так же непривычно, как и голос Одасаку. Они оба будто бы стали полными противоположностями себя. Йосано оказывается напротив Мори, но молчит, не сводя глаз с Дазая. Её руки в крови. Взгляд словно стеклянный. Губы посинели, а кожа бледнее снега. Она устало держит в левой руке походную аптечку, пряча правую за спиной. —Дазай, ты не.. —она не успевает договорить, как кареглазый срывается с места, не глядя убегая вперёд. Сердце бешено стучит в груди и, кажется, выпрыгнет с минуты на минуту. Осаму не оборачивается назад, но убегая всё дальше и дальше от того места чувствует, что все взгляды по прежнему обращены на него и скоро прожгут дыру в спине или затылке. "Это сон, это всего лишь сон. Это всё не правда, я только сплю" —темноволосый шумно сглатывает и поднимает глаза, резко тормозя. Впереди стоит Накахара. Он смотрит на Дазая в упор, однако шатен не видит там того Чую, которого знает на самом деле. Искорки жизнерадостности в голубых глазах потухли, а по рукам распростёрлись красные ленты. Зрачки Осаму сужаются. Порча..? "Что ж, даровавшая мне тёмную немилость, не стоило снова меня будить" —слова больно ударяют кареглазого по ушам, а в следующую минуту на него уже летит шар сжатой гравитации. Дазай уворачивается в последний момент и стремительно бежит к обезумевшему Чуе, пытаясь схватить за руку, дабы аннулировать действие порчи. Ни первый, ни второй раз не увенчавшись успехом, не дают никакой реакции на теле рыжеволосого. "Ну давай же, почему не работает?.." —Осаму снова и снова касается рук Накахары, пока он не запускает очередную гравитационную бомбу, создающую чёрную дыру, что поглощает всё на своём пути. Шатен в панике отшатывается от Чуи, пытаясь схватить его за ногу, в очередной попытке изменить ход событий и действие способности. Рыжеволосый же с лёгкостью уменьшает гравитацию собственного тела и поднимается высоко над Дазаем, продолжая бесконтрольно разрушать окружающее их пространство. Рано или поздно силы покинут его. Энергии не останется и он погибнет. Вот так, на глазах у Дазая. Очередной близкий ему человек уйдёт навсегда. Стоящие сзади тени пропадают. Силуэты, принадлежащие Огаю, Йосано и Одасаку медленно растворяются, однако в воздухе надолго остаётся непривычно холодный взгляд Сакуноске. Он смотрит на Дазая с полным презрением и ненавистью, причиняя боль. При каких обстоятельствах Чуе пришлось использовать порчу? Как он научился её применять и почему все, кого он встретил, были так непохожи на самих себя? Внезапно перед глазами всё начинает плыть тёмными пятнами и Осаму протирает глаза. Лучше не становится. Открыв их лишь через несколько минут и ещё раз протерев, он с ужасом смотрит на свои руки, вновь обливающиеся кровью. Больше не слышно грохота гравитационных бомб, да и Накахара уже не парит в воздухе. Его тело теперь лежит недалеко впереди, совсем не двигаясь. Мысленно помолившись всем богам, Дазай подбегает к нему и в надежде щупает пульс, но пульса больше нет. Рыжие волосы теперь ярко контрастируют на фоне бледного лица и пятен крови в области шеи и ключиц. По рукам Осаму неизменно течёт кровь. Он поджимает губы и осторожно берёт щёки младшего в свои руки, пачкая их. Осторожно укладывает Чую к себе на колени так, как совсем недавно укладывал Одасаку и низко склоняет голову, касаясь носом лба Накахары, как вдруг слышит совсем тихое "Дазай".

***

Из душа клубами идёт пар и на руки шатена больше не взглянешь без слёз. Чуя тихо открывает дверь и осторожно берёт Осаму за плечо, едва дотягиваясь, а затем опуская глаза вниз. Вид бурлящей из-за высокой температуры воды заставляет его закрыть кран и развернуть темноволосого к себе. —Дазай.. Ты что делаешь? Совсем умом тронулся? Вода кипит. Почему ты не повернул кран? Осаму поднимает на него нечитаемый взгляд и тихо усмехается. Сейчас шатен выглядит более болезненно, чем обычно. Белки глаз красные и периодически закрываются, желая получить спокойный сон. Зрачки непривычно узкие, а в руках мелкая дрожь то ли из-за полученных ожогов, то ли из-за посетившего его ночного кошмара. —Знаешь.. А я ведь и не замечал. Мои руки они.. Они в крови по локоть. Я ничем не могу их отмыть. Каждый раз, как кровавые пятна исчезают, на их смену приходят другие. Что бы я не делал, следы моего прошлого навсегда останутся на моём теле. —Ты кричал во сне.. В доме была гробовая тишина даже несмотря на то, что внизу готовили завтрак и твои крики скорее всего слышали все. —Да плевать я хотел на то, что они обо мне подумают. —раздражённо цедит сквозь зубы кареглазый, отводя взгляд. —Я должен уйти из мафии.. Ты тоже должен. Эта работа не для тебя. Я не хочу, чтобы подростки вроде вас с Акутагавой проходили всё то, что когда-то проходил я. Есть множество способов использовать твою способность во благо, а мне нужно просто уйти. Я не заслужил оставаться среди людей. Я не принесу им ничего, кроме боли, обид и разочарования. Хотя, мне плевать. Я никогда не понимал, что есть человек. Видимо, это мне не дано, —он тихо выдыхает и натянутая улыбка вырисовывается на его лице. —Кто знает, может это получится у тебя —Вот как.. —шепчет Накахара, отпуская плечо старшего и направляя похолодевший взгляд прямо ему в глаза. —Ты хочешь сказать, что всё что произошло больше ничего не значит? Думаешь, если ты глава исполнительного комитета то можешь просто так ломать жизни сотням людей с целью использовать их способность в интересах мафии? Я не для этого налаживал отношения со всеми сотрудниками и мирился с тем, что мою семью раскололо какое-то проклятое казино. Тачихара был прав на твой счёт. Ты мудак, Осаму.. Грубый удар по щеке вводит Накахару в ступор и он замолкает, смотря на Дазая снизу вверх. Ударенное место тут же начинает гореть, а за первым шлепком следует второй. Осаму зло шипит, после чего хватает Чую за шею и прижимает его к стене, слегка поднимая. Несмотря на то, что Накахара никогда не выглядел как худой дистрофик, поднять его оказалось легче, чем темноволосой мог представить. Оказавшись на весу и не нащупав под ногами пола, голубоглазый начинает извиваться в попытке выбраться и спокойно вздохнуть, но куда там. Дазай с каждой секундой сдавливает шею младшего сильнее и не отпускает даже тогда, когда его губы приобретают синеватый оттенок. "Всё как в моём сне с отцом.." —рука шатена мелко подрагивает и наконец разжимается, отпуская Чую, что теперь жадно глотает воздух. Накахара с трудом поднимается и, не говоря ни слова, снова включает кипяток, медленно уходя. Дазай не останавливает его, но воду выключает и спускается на первый этаж. Там, подобно воде уже давно кипит жизнь. Время, когда обычно завтракают Чуя и Осаму давно прошло, поэтому неудивительно, что кухня полна горничных, прачек, поваров и теперь все удивлённо глазеют на шатена. Он же не обращает на это никакого внимания и спокойно подходит к одному из холодильников, открывая его и доставая бутылку любимого коньяка. Забрав желанное, шатен в последний раз окидывает взглядом кухню и замечает встревоженный взгляд Эмиль. Девушка растерянно смотрит на парня, после чего тут же отводит взгляд, постыдившись такой бестактности. Все следуют её примеру и продолжают есть. Теперь уже молча.

***

—Не знаю насчёт длительного проживания, но на три-четыре дня остаться можешь точно. Единственное, сейчас у меня будут усиленные тренировки и я редко буду проводить время дома. Если тебя устроит, то пожалуйста, оставайся. —Рюноске стоит в дверях ещё помятый с утра. Тёмные волосы растрёпаны, а вместо одежды до сих пор фирменная пижама, которая есть и у самого Чуи. —Спасибо.. —Накахара тихо выдыхает и осторожно переступает порог. —Я бы не стал просить о таком одолжении, если бы всё не было бы так серьёзно. —он указывает на покрасневшую шею, где виднеются пять светло-синих пятнышек. По одному от каждого пальца шатена и его ногтей. —У нас с Дазаем никогда не будет прежних отношений. С момента, как мы поговорили о расставании он словно стал другим человеком. Больше не проводит со мной даже капельку свободного времени, плохо спит, почти не ест, грубит всем и мне в том числе. Кажется, что ни один разговор не сможет исправить это. Акутагава закрывает за рыжеволосым дверь и приглашает пройти на небольшую кухню, оборудованную по последнему слову техники, затем доставая растворимый кофе и чёрный чай, а после ставя кипятиться воду. —То, что Дазай назвал перерывом вовсе не перерыв. Так люди обычно говорят тогда, когда теряют к кому-то интерес. —Чуя опускает глаза и кивком указывает на чай. —Я не думаю, что всё это просто так. Ему сегодня приснилось что-то вроде кошмара, а после он сказал, что и мне и ему стоит уйти из мафии. Рюноске оборачивается и вздрагивает как ошпаренный. —Чуя, начинать нужно было с этого.. О нет, теперь Дазай-сан снова скажет Огаю о том, что хочет уйти, они культурно поругаются и мне влетит на тренировке. Каждый раз, когда он приходит на работу в плохом настроении, день автоматически становится для меня адом. Осаму не соблюдает ни технику безопасности, но условия, на которых меня отдали ему на обучение. Я устал отстирывать пятна крови с одежды.. Что ты сказал ему? Надеюсь, что ничего. Хоть бы ничего. Скажи, что ты промолчал. —Я назвал его мудилой.. —Ты сделал что?! —Акутагава бледнеет на несколько тонов и опирается о стол, с ужасом смотря на рыжеволосого. —Кошмар, мне точно конец. Он убьёт меня, застрелит, придушит. Дазай-сан будет очень зол. Зачем ты вообще сказал ему это? —А что я должен был сделать? Стать терпилой? Рюноске, я ведь тоже не железный. Знаю, у каждого из вас тяжёлая судьба и Дазай не виноват в том, что он такой, но я не смогу вечно терпеть его внезапные перепады настроения и всплески необоснованной агрессии. Он не даёт себе помочь. Я не раз спрашивал о том, что происходит и могу ли я что-то сделать. Знаешь, какой ответ получал? "Нет, моя проблема - это моя проблема". Конечно, он у нас гордый эгоист, не думающий о других. Зачем ему чем-то с кем-то делиться? —Если человек не готов разговаривать о своём прошлом и своих чувствах это ещё не значит, что он эгоист. Тебе ли не знать о том, насколько порой тяжело скрыть нежелательные эмоции. А знаешь, мне вообще-то незачем говорить тебе об этом. Думаю ты и сам понимаешь, что именно из-за таких высказываний многие люди боятся открываться, ведь нет гарантии, что ты не скажешь: "Твоя проблема-не моя" и не посмеёшься им вслед. Я это к тому, что Дазай-сан сделал для тебя достаточно, чтобы получить хоть капельку уважения. Накахара давится чаем и удивлённо смотрит на брюнета. —Ты его защищаешь? В такой-то момент? Он утром чуть не задушил меня просто за то, что я попытался сказать правду. Как ты думаешь, проблема во мне? —Проблема есть в каждом из вас. Причём, не одна. Если ты готов направо и налево кричать о своих чувствах это не значит, что Дазай готов на тоже самое. Понимаешь? В любом случае, тебя он в ближайшее время не тронет. Вся злость скорее всего будет вымещена на мне и вложена в тренировку. —Откуда ты всë это знаешь? Обычно травмированные люди закрываются в себе и стараются не заводить лишних знакомств, чтобы не оказаться ещё травмированнее. Как, например, Дазай. —Но я не Дазай! Хватит сравнивать меня с ним, иначе по лицу тебе дам уже я. Почему ты не можешь просто смириться с тем, что я почти всегда прав?! Почему не можешь принять тот факт, что не все закрытые люди против знакомств? Я ведь говорю о себе. Себя я знаю лучше, чем ты. Если не хочешь услышать правду то пожалуйста, убегай и дальше, но ко мне не подходи! —Акутагава со злобой швыряет кружку в раковину и у той отламывается ручка, а сам брюнет уходит в прихожую. Таким Чуя не видел его ещё никогда. Всегда спокойный Рюноске сейчас взорвался словно вулкан. Усугубит ли эта ссора его положение? Безусловно. Иногда стоит промолчать и твоя жизнь потечёт в совершенно другом направлении. Понимая это, Накахара с ужасом переводит глаза на дверной проëм, ведущий в коридор. Акутагава спешно швыряет в тренировочную сумку виды не учебного оружия, форму, зарядку и.. Какие-то таблетки. Рыжеволосый подходит ближе, достаёт одну из упаковок, которую брюнет тут же выхватывает. —Что это? —Успокоительное и противогалюционное. Большего я не могу сказать, —кажется, что вся злость Рюноске моментально сошла и на её место взошёл страх. Он перекидывает сумку через плечо и обувается, беря ключи. —Я вернусь через четыре часа, плюс-минус полчаса на дорогу. Попрошу не рыться в моих личных вещах и не оставлять квартиру открытой. Чао-какао, скоро вернусь. —протараторив это, подросток закрывает входную дверь на ключ и мчится вниз. Сев на ближайший автобус спустя десять минут, он набирает номер Ацуши и слегка дрожащими руками проверяет наличие таблеток в рюкзаке. Удостоверившись, что они всё ещё там, Рюноске преподносит трубку к уху и продолжает тараторить, только теперь уже Накаджиме. —Ацуши, я понимаю, насколько тяжёлая ситуация, но у меня больше нет возможности так часто поставлять тебе противогалюционные. Теперь это не является только нашей тайной. Чуя.. Чуя теперь тоже знает. Понимаю, я мог назвать любой другой вид таблеток и это бы не вызвало у него такой интерес, но я сглупил. Он остался переночевать у меня на несколько дней, так как в собственной квартире у них с Дазай-саном временные трудности и мы слегка повздорили.. В трубке виснет минутное молчание, после чего слышится встревоженный голос Накаджимы. —Надеюсь, ты не сказал, для кого они? Если нет, то выкрутиться будет гораздо проще, нежели из той ситуации, в которой Накахара знает правду. Так ведь? —Я не сказал ничего более, чем то, что у меня в сумке успокоительное и противогалюционное. Для кого - не сказал. Вообще, я еду в мафию, у меня сегодня последняя тренировка на недели и мне знатно достанется из-за того, что Дазай-сан снова зол. Как можно ругаться с людьми настолько часто, как это делает Чуя? —Извини, я не хочу осуждать и обсуждать других людей, поэтому сменим тему. Не мог бы ты заехать ко мне после того, как отзанимаешься? —голос светловолосого уже звучит гораздо ровнее и это неплохо успокаивает самого Рюноске. —Смотря насколько затянется тренировка и в каком я буду состоянии, так как в нынешних реалиях мне придётся ехать домой на скорой. Не скажу, что я прямо таки боюсь Осаму, но.. Некий страх перед его личностью всё же имеется. Хотя тут скорее страх даже не перед личностью, а перед его поступками, —Акутагава шумно выдыхает и, спохватившись смотрит в окно, пытаясь определить, где едет. —Моя остановка. Я побежал, напишу позже. Темноволосый завершает звонок, глотает сразу три таблетки успокоительного и спешно выпрыгивает из автобуса, глядя на дрожащие руки.

***

—Что значит "Я хочу уйти из мафии?". Наш контракт не закончился и будет действовать до твоего двадцатилетия. Контракт с Чуей так же будет в силе ещё два года. Мы не раз обсуждали это, Дазай. —голос Огая звучит спокойно, однако он хмурится, тем самым показывая, что этот разговор не приносит ему ни грамма радости. —А что по твоему значит то, что ты дважды продлевал контракт без моего согласия? Я достаточно времени провёл здесь чтобы понять: кровь и убийства - не моё. Я не хочу такой судьбы и для Накахары. На остальных мне плевать. —Осаму сидит напротив брюнета и смотрит на него в упор со всем пренебрежением, которое только можно было показать. —Мафия забрала моё детство. Не хочу, чтобы лучшие годы тоже забрала она. —Брось, Дазай, куда ты пойдёшь? Твоя способность безусловно необходима всем организациям, но нигде нет гарантии на то, что всё не будет складываться так же, как здесь. Люди не меняются. Ты не сможешь измениться. Попасть в организацию, где все пьют горячий шоколад за милой беседой после безопасного задания у тебя не получится. А коли попробуешь уйти без моего согласия - откроется охота и поверь, проживание в мафии покажется тебе далеко не худшим вариантом. Шатен тихо смеётся, опуская глаза. —Ты думал меня можно напугать смертью? Да я буду только рад, если она заберёт меня раньше, чем кого-то другого. Я ведь столько раз смотрел ей прямо в лицо и каждый раз она обходила меня.. —на лицо кареглазого ложится тень грусти, но она тут же пропадает, снова сменяясь равнодушием. —Я готов прислониться к пистолету виском, если это как-то изменит моё положение. —А что насчёт Накахары? Если охота начнётся на него? Я никогда не привязывался ни к одному из сотрудников, чтобы в какой-то момент пожертвовать кем-то из них ради чего-то более ценного. Что скажешь? Какого тебе будет, если ты узнаешь, что Чуя в опасности по твоей вине? Осаму моментально меняется в лице и становится видно, насколько сильно слова Огая разозлили его. —Ты не думал, что оставлять такую способность без контроля будет твоей последней, да и в целом, фатальной ошибкой? Тот, кто загребëт в свою организацию Накахару легко настроит его против тебя. Тогда от мафии не останется ничего. Да что там от мафии? Весь город будет под ударом. Никто не остановит порчу без меня. А если я буду рядом, то лично попрошу Чую не трогать никого, кроме тебя. —Дазай, у меня нет на это времени. Ты сорвал мне конференцию и теперь разглагольствуешь на тему: "Что такое хорошо, что такое плохо". Я не раз говорил тебе своё мнение по этому поводу. Ты нужен здесь потому, что ты хороший тренер новых эсперов и по совместительству владелец казино. Не всё так просто, пойми. Пока у Чуи не закончено обучение увольнять или отпускать кого-то из вас добровольно опасно. Мы потеряли Одасаку, а Хироцу не сможет в случае чего тренировать остальных, так как его способность и способность Накахары несовместимы. У меня всё просчитано на несколько лет вперёд с учётом небольших непредвиденных обстоятельств, но твой уход туда не входит. Осаму в последний раз поднимает глаза полные непонимания и злости на Огая, после чего молча поднимается со стула и медленно идёт в другой конец кабинета, провожаемый десятками взглядов остальных сотрудников. На душе вдруг становится невыносимо тяжело. Все мысли в голове превращаются в единый ком сомнений. А капелька сомнения порой порождает океан недоверия к себе. Дазай бесшумно бредёт в свой кабинет, ели передвигая ноги. Злость превращается в отвратительное чувство собственной неправоты, ведь голос глубоко внутри истерически кричит о том, что все его действия, все недавние поступки, вся прожитая жизнь - одна большая ошибка. Он раз за разом совершает её. Обманывает других. Обманывает себя. Прячется и убегает, не желая смотреть в будущее. Не желая смотреть в прошлое. Втягивая во всё это Чую, но всё ещё пытаясь остановиться. Передохнуть, а затем одержать победу над воспоминаниями. Уничтожить их так же старательно, как уничтожал в себе последние человеческие качества. Как медленно убивал себя, а вслед за собой - других. Опустившись на диван, кареглазый запрокидывает голову и закрывает глаза. Руки сами собой распускают бинты, обнажая уродливые шрамы, что до сих пор выглядят совсем свежими. До сих пор напоминающими о прошлом. О тёмном, бездонном кошмаре, что когда-то поглотил Дазая целиком. Рука тянется к тумбочке и с усилием открывает верхний ящик, где до сегодняшнего момента покоилась бутылка коньяка, что так любил шатен. Стоит ли совершить ещё одну ошибку, если от неё тебе станет легче?