Любовь нежна? Она груба и зла. И колется, и жжется, как терновник.
Уильям Шекспир, Ромео и Джульетта
1
Когда Дрозд очнулся, Холли спрятала свою находку в кармане бриджей и ничего не сказала о ней, словно та не заслуживала внимания. Холли не теряла времени, которого у них было вагон, и первым делом осмотрела своего пациента. Она отметила: Дрозд был всё ещё бледен, но хотя бы сам поднялся на локтях и молча пополз к ручью. Пришёл её черёд помогать ему, как он помог ей — и Холли без лишних слов придержала его за спину и под локоть. — Много двигаться лишний раз тебе не стоит, — заметила она. — Я до этого уже много двигался. — Подтрунил Дрозд, но не оттолкнул её. После сильной кровопотери ему нужно было пить. Много пить. И, хотя Холли всё ещё помнила, кто он, и была полна скепсиса, но… Но он совсем как человек сам подтянулся на руках, и на лице у него была секундная болезненная мука. Он взялся за скользкие камни и опустил голову низко к ручью. Чёрные волосы тяжело шлёпнулись и поплыли по воде. Холли смотрела на это из темноты, ёжась, но не от зябкости. Они сделали их в Делосе настолько похожими на людей. Даже дух захватывает. Она подошла к ручью. Присела у камней и зачерпнула ладонью холодную воду: от неё даже заломило кости. Дрозд всё понял и не стал возражать, хотя больно-то напьёшься из её маленьких рук… Он прилёг на бок, по-лошадиному припал губами к её белой коже и заглотал, прикрыв глаза. И чёрт, в пещере было холодно, но не оттого у Холли по спине уже дважды пробежали мурашки. Как легко и самозабвенно этот странный Дрозд вверил ей себя, хотя у него были причины не делать этого — и более чем веские. От недовольства друг другом словно по щелчку они перешли к взаимной помощи, и, кажется, Дрозд мудро решил: раз она не прикончила его бессознательным, значит, какого-то доверия она заслуживает. Потом Холли перебила себя: почему она думает о нём, как о человеке? Опять? Было в этом — в его поведении и манере держаться — что-то трогательное и наивное. Холли с тяжёлой тоской на сердце — отчего, она сама не знала — глядела, как он снова прикрывает тёмные глаза и подаётся вперёд, припадая к её руке словно из камня вырезанными, по-индейски точёными губами. Сесть он пока не мог, потому полулежал на боку, опершись на локоть и навалившись тяжёлым плечом Холли на колени. И она подумала то, что думать о роботах обычно нельзя. Как бы она хотела всем здесь другой жизни. Не такой жуткой, как эта. Почему разработчики не сделали его сценарий простым и счастливым? Неужели всё должно быть, как в жизни — и всем руководит страшная воля незримых, жестоких богов, решивших, что наблюдать за чужим благополучием неинтересно? Да. Да! За что тогда платить деньги, если не за страдания и смерти? За утопию и вид на беззаботные машины, живущие свои идеальные жизни здесь? Ещё по ту сторону делосовских стен люди просят крови, жестокости, зрелищ. Неужели она думала, что может быть иначе. У неё по кисти и запястью то и дело скользила тонкая прозрачная капля воды, пролитой между пальцев — но это ничего. Ей было жаль говорить это — Дрозд пил по-приятному жадно, так, что быстро глотал смуглый кадык, а губы щекотали ладонь — но всё же пришлось: — Прости, но пока хватит. Тебе ещё нельзя много пить. Он послушно уставился на Холли. Затем уронил затылок ей на колени. — Как скажешь, билэгэна. Я только прикрою глаза, — обещал он и тяжело, устало моргнул. Она пожала плечами: — Ты можешь тоже меня звать по имени. Холли. Видишь? Коротко и по-дурацки. Как ты не любишь. Он усмехнулся и, закрыв глаза, беззлобно пробормотал: — Раз привыкла коротко, зови коротко и ты меня — просто Шо.2
Холли знала, что сон для скорейшего выздоровления — лучшее лекарство. Как ни странно, времени у них было много. Она никуда не торопилась, чёрт возьми! За ней тоже никто не спешил. Она не знала точно, сколько они просидели вот так, в вязкой темноте пещеры с сомкнутыми сводами, и надеялась, что рано или поздно персонал их спохватится. Единственными звуками здесь были перезвон капель по камням и тихое журчание холодного ручья. И больше ничего. Иногда Шо возился и смешно всхрапывал, и тогда Холли думала, что эти чёртовы делосцы продумали буквально всё — даже имитацию правдоподобного сна, что сделать для роботов в режиме гибернации очень непросто. Сколько же денег они вбухали в одного такого Шо, чтобы продумать от и до его привычки, поведенческую кривую, характер, мимику, жесты — всё? Продумали всё, но не план её спасения. Они до сих пор не нашли пропавшую туристку? С трудом верится, что гид не рассказал службе безопасности о случившемся. Тогда почему же никто не торопится её выручать? Холли не решилась убрать голову и плечи Дрозда у себя с колен — когда она коснулась их, он развернулся во сне и лёг на спину, облизнув пересохшие губы. Он спал достаточно крепко и не проснулся, когда она коснулась смуглого лба рукой. Шо был в поту. Он доверчиво подался к тёплой руке и уронил в неё голову. По счастью, у него не было ни жара, ни лихорадки. Все системы работали исправно. Когда Холли приоткрыла его рану, обнаружила, что та начинает медленно капсулироваться: во всяком случае, кровь почти перестала идти, и всё выглядело не так страшно, как прежде. Вернув край повязки на место, Холли вздохнула и вперила взгляд в темноту. Дядя был бы в восторге, — подумала она и улыбнулась. Ещё бы. Поучаствовать в сражении с индейцами, быть похищенной одним из них, попасть в горный обвал и выжить… Холли почувствовала себя совсем как Бекки Тетчер у Марка Твена, когда та вместе с Томом Сойером заблудилась в пещерах вверх по Миссисипи. Только там у них был при себе кусок праздничного пирога и несколько свечных огарков. У неё есть только раненый Шо на руках — его вещи она старалась пока не трогать, чтобы не навлечь на себя гнев хозяина. Она прислонилась затылком к каменной стене и сглотнула. Ощущение времени в темноте растворялось, путалось тесеевой нитью, отданной хитромудрой Ариадной, в громадном лабиринте тёмных пещер, таких же гулких, как бесконечность собственного сознания. Вспомнилось…3
К дяде она заехала в прошлые выходные. Клаю сказала — в гости, но к нему каждый раз получается — как? Либо как к чужому, формально и сковано, либо — как к себе домой. На пальце уже поблёскивало кольцо, и не первый месяц. Карл Манфред хорошо знал, что она выходит замуж. Он слышал о помолвке, пусть его и не было на той вечеринке, когда Клай сделал предложение. И Холли знала — Карл будет чертовски рад ей одной, без посторонних. Она села на скоростной поезд в Цинцинатти и за час с лишним добралась до железнодорожного вокзала Детройта. Затем взяла такси. В Детройте, как она слышала, ситуация с тотальной безработицей оставалась безумно острой. Здесь было беспокойно — слишком много развелось наркоманов, подсевших на красный лёд, слишком большие неблагополучные кварталы разрослись даже там, где прежде жили обеспеченные люди. Стены зданий и заборов были исписаны граффити; по некоторым улицам, хоть там непрестанно трудились андроиды-уборщики, тёплый августовский ветер разметал скомканные газеты, распотрошённый мусор в баках, редкую листву, опадающую с крупных клёнов. Детройт носил на себе отпечаток неблагополучия, пусть «Киберлайф» и отстроил там свои суперсовременные стеклянные кубы, где можно было, как тачку в дилерском центре, приобрести любого андроида — за кэш или в кредит, от горничной до телохранителя. Детройт был большой загнивающей раной на теле всего северного Запада, и, каждый раз оказываясь здесь, Холли думала — почему Карл не покинет это место. Андроид проехал по короткому маршруту, минуя совсем злачные места, чтобы усладить взор своей пассажирки приятными глазу видами. Машина с прозрачными дверьми и панорамной крышей и логотипом 2W на капоте 2Way здесь была процветающей транспортной компанией, и большинство жителей Детройта работало на их машиностроительных заводах остановилась в тихом и спокойном месте, на Холлоу-драйв. В семнадцатом доме, высоком, двухэтажном, неоготического стиля пополам с классикой особняке, и жил Карл Манфред. Любимый дядя Холли и её крёстный отец. Она взяла с сиденья пакет с подарком, зная, как тот понравится Карлу, и прошла по широкой, гладкой мостовой к каменной лестнице. Зелёные и оранжевые деревья вперемешку расцвечивали небо по обе стороны от серых мрачных стен. Изящная дверь со стеклянными вставками и овальными триплексовыми стёклами была выполнена в стиле модерн со своими плавными изгибами и каплевидными переплётом. Карамельной-тёплый цвет древесины придавал всему фасаду какой-то живости, и Холли улыбнулась, подумав, что дом этот — отражение самого Карла. Строгий и собранный, свечой глядящий ровно в небо, но сердце — тёплое и хрупкое. Стеклянное почти. Мало кто видел это в нём, но, справедливости ради, и он немногим открывался. В прессе Карла прозвали даже склочником. Он был язвителен, пусть и воспитан, и порой даже груб, и он очень много и слишком дурно высказывался о правительстве. Он бастовал против всего, против чего можно было бастовать — от создания искусственного архипелага с подводными небоскрёбами в Австралии до конкуренции с русскими за Сатурн. Этот человек был, в общем-то, революционером по натуре своей, и не раз Холли слышала от него упрямое — смирись или борись. Правда, сейчас Карл сильно сдал, пусть и старался вернуться в ту реку, где он прежде был бессмертным Левиафаном — а теперь только костями древнего мегалодона, осевшими, как музейный экспонат, на тёмное дно. Едва она поднялась по ступенькам, как женский голос механически откликнулся в объёмных динамиках, выведенных наружу: — Добро пожаловать домой, Холли. Домой. Как же приятно это слышать! Хотела бы она иметь такой дом и такого человека подле себя. Не так, налётом, а почти всё время. Карл был ей ближе многих. А может, даже ближе всех. И, как бы Холли не относилась к своим родителям, но слово «крёстный» она не могла сказать о Карле — он был ей просто кем-то кроме отца, и даже кем-то больше отца. Отцу не расскажешь всё, что можно сказать Карлу. И отец не даст тех советов, какие даёт он. Холли и сейчас приехала за ним — за советом, который должен был предопределить всю её дальнейшую судьбу. Дверь автоматически распахнулась перед ней, приветливо пропуская в просторный холл, выложенный мраморной плиткой. Здесь было тихо и светло. По правую руку наверх вела широкая лестница. На площадке против квадратных металлических перил Холли заметила оранжевую автоматическую руку, которая помогала снести инвалидное кресло Карла с одного этажа на другой. «Раньше же она была чёрной» — отметила Холли про себя и подумала, что Карл заменил механизм. Многочисленные предметы разных культур — от статуй до зеркал, от бычьего черепа по лестничной стене, точечно подсвеченного, точно музейный экспонат, и до огромных картин Карла в духе неосимволизма — всё делало его дом настолько эстетичным и стильным, что Холли в который раз позавидовала дядиному чувству вкуса. Карл был художник, и этим всё сказано. Пёстро-синяя, в геометрический рисунок, ковровая дорожка мягко выстилала ступени. Холл казался колодезно-высоким — благодаря потолку, который уводил взгляд сразу под стеклянный купол крыши. «Таких домов больше не строят» — подумала машинально Холли и прошла вдоль лестницы в гостиную первого этажа. Не успела сделать нескольких шагов, как на втором этаже показался андроид. — Холли. Здравствуй. — Привет. Этот голос она знала так же хорошо, как дядин. Не сказать, чтобы Холли хорошо относилась к Маркусу — персональному андроиду, сделанному «Киберлайф» на заказ лично для Карла. Таких, как Маркус, больше не существует. RK-200 была экспериментальной линейкой, а Маркус — прототипом домашнего помощника и компаньона, слуги и друга, дворецкого и преданного пса в одном лице. Признаться, он поражал Холли так же сильно, как поражал её сейчас Дрозд. Маркус был поразительно живым и до неприятного настоящим. Взгляд у него был прямым и любознательным, дизайн полностью отличался от всех известных моделей. Словно эксклюзивная модель спорткара, Маркус был уникальным. А всё уникальное, что касалось андроидов, играло злую шутку с эффектом чёртовой зловещей долины. Он казался таким же, как кто угодно из людей, в кого на улице ни ткни. но на самом же деле, с любой механической болванкой у Маркоса и им подобным эксклюзивам было куда больше общего. И Холли помнила, как сознание нет-нет, но оцепенеет перед тем, как Маркус движется и смотрит. Господи Боже, они даже сделали ему щетину! Карл попросил. Он хотел, чтобы Маркус был как настоящий. Холли подозревала, почему он так стремился заполучить своего живого мальчика. Свой живой мальчик разочаровал отца. Его сын, Лео, был наркоманом и крепко подсел на лёд — Карл тоже был зависимым когда-то, но сумел в себе это побороть. Лео не может и не собирается. Он вылеплен из другого теста и мечтает о паре конкретных вещей: о деньгах, на которые он купит лёд, и о том, как от этого зелья его вштырит. Маркус быстро спустился по лестнице и подошёл ближе к Холли. Ближе — но не близко. В этом была огромная разница. Холли заметила, что он держит дистанцию, и подумала: он это делает потому, что так предписано установленными социально-коммуникативными правилами в хосте? Или потому, что он так чувствует? — Карл снаружи, — коротко сказал он. — Пишет. — Давненько он этим не занимался. — Он плохо чувствовал себя в последнее время. — Если пить меньше виски и вермута, будешь чувствовать себя не в пример лучше, Маркус, — улыбнулась Холли и прошла вперёд, сквозь огромную гостиную, заполненную множеством разных предметов — и огромными статуями в том числе. Здесь у Карла хранилась обширная библиотека с ровными рядами книг, затянутых в одинаковые обложки. Здесь же стоял массивный красивый рояль. Холли была выучена играть, но удовольствия от этого не получала, а если где-нибудь нужно было блеснуть умением — на людях особенно — делала всё автоматически. Маркус пока не убрал со стола: он был сервирован на одну персону. Судя по почти целому завтраку, Карл страдал отсутствием аппетита. — Он работает сегодня в крытой мастерской? — Нет, снаружи. Холли нырнула в тень высокой арки и вышла на открытую террасу. Маркус внимательно проследил за ней: она чувствовала спиной его пристальный взгляд. Карл писал на огромном холсте. Огромная рука-рычаг подняла его на нужный уровень; там было всё необходимое — от палитры до кистей и тряпок. Он был одет в белые парусиновые брюки, белую майку и джинсовую рубашку поверх. И конечно, Холли могла поклясться — он носил бисерное ожерелье, которое Лео сделал ему ещё маленьким, и её наручные часы. — Карл? — щурясь от солнца, позвала Холли и улыбнулась. — Поезд доехал гораздо быстрее, чем я думала! — Холли! Он нажал на нужную кнопку, и рычаг быстро опустил его от холста футов на тринадцать вниз. Он был ей чертовски рад; радостью этой светилось всё его бледное лицо. — Как ты себя чувствуешь? — Холли крепко обняла его. Он тепло прижал её к себе и похлопал по спине, затем отстранился на миг — и взглянул ей в глаза, чтобы снова притянуть к себе. — Малышка Холли приехала, как я могу себя чувствовать? Прекрасно. — У тебя усталый взгляд. — Я просто плохо сплю. Маркус! — он махнул рукой, и андроид вышел из тени арки, всё время наблюдая за хозяином и его племянницей из своего укрытия. — Привези моё кресло. — Сейчас сделаю, Карл. Холли покачала головой и взяла крёстного за руку. Она помнила, когда рука эта была сильной. Теперь Карл сильно сдал и постарел, но внутренней энергии в нём всё ещё хватало, как и стержня. Он пожал ей пальцы в ответ и вдруг поцеловал руку. — Ты чего, Карл? — испугалась Холли и от неловкости рассмеялась. — Вижу, что ты приехала по важному поводу, — сказал он. И Холли поняла сразу: он заметил кольцо. — Ну-ка, помоги… Это он сказал уже Маркусу. Андроид легко поднял Карла на руки, точно тот был ребёнком, и бережно усадил в чёрное инвалидное кресло с оранжевыми шасси. Он отвёл рычаг с креслом в сторону и накрыл его плотной брезентовой тканью. — И принеси, пожалуйста, чай, — попросил Карл и покатил кресло с деревянному столу, заваленному бумагами, чертежами, банками с красками, палитрами и кисточками. Холли окинула взглядом стол и усмехнулась. — Ты не используешь Маркуса для работы по дому? — Я не хотел, чтобы он пока что-то здесь трогал. — Карл поморщился. — Видишь ли, некоторым людям старой закалки, вроде меня, куда удобнее творить в привычной атмосфере хаоса. Если всё это убрать… я же ничего не напишу! Холли рассмеялась, и Карл вторил ей. Она чувствовала, что он очень рад её приезду. Знала, как нелегко ему пришлось в последнее время. Арест Лео он замял в прессе. Чтобы информация о том, что его сын — наркоман, подсевший на «красный лёд», никуда не просочилась, Карл потратил не только деньги, но и более ценные ресурсы: время и нервы, а ещё хуже — доверие. Он много и сильно винил себя за то, как обошёлся с Лео в своё время. Холли решила не напоминать ему об этом и увести разговор в совсем другое русло, хотя мама перед отъездом настойчиво говорила: — Предложи Карлу и Лео нашу помощь. У нас в Мичигане есть очень хорошие специалисты, они помогают бороться с зависимостями по новой методике… Холли ничего такого в жизни не предложила бы Карлу. Это было бы сродни плевку в лицо. Неужели её недалёкая мать считает, что Карл не в состоянии оплатить любое дорогостоящее лечение, любую новейшую методу? Он, человек, знакомый с президентом через рукопожатие? Он, человек, которому сам Элайджа Камски преподнёс неприлично дорогостоящего андроида по спецзаказу? Смешно. Холли знала, что Карл просто не вмешивается, потому что он умный человек и у него есть принципы. Потому она, проследив за Маркусом, исчезнувшим в доме, присела на деревянную скамью напротив Карла и взяла его за руки, сообщив: — Я выхожу замуж за Клая, Карл. — Вот как? Он немного переменился в лице, и, кажется, был разочарован. Холли поняла это. Она знала, что он недолюбливал Клая. — Ты этому не рад? Маркус обернулся очень быстро и уже нёс на подносе две чашки и чайник. Он осторожно покосился на Карла, считав эмоции на его лице, но тот лишь махнул рукой: — Можешь немного прибрать здесь? — Конечно, Карл. Маркус осторожно поставил поднос на стол и разлил чай. Холли внимательно наблюдала за тем, как чай вскипает и бурлит в чашке. Он был похож на янтарь в прозрачном стекле. — Что за сорт? — Белый персик из провинции Сычуань, — тихо сказал Маркус, не глядя на неё в ответ. Ей показалось, или он был на неё сердит? Но это невозможно. Нет, разумеется, нет. Она это просто придумала. У Маркуса слишком живая мимика, только и всего. Иногда всякое кажется, когда андроида делают таким уникальным. Таким человекоподобным. Карл, кажется, избегал ответа на вопрос. «Ты этому не рад?» — он звучал с лёгким оттенком разочарования. «Ты ведь должен был, но почему нет» — вот как переводился на обычный язык такой вопрос. Холли знала, что он будет не рад, но всё равно спросила, потому что ждала: он всё-таки снизойдёт до пары тёплых слов, которые для неё так важны. Но Карл, кажется, думал по-другому. — Рад ли я, какая разница? — философски спросил он. — Я просто брюзжащий о своём старик. — Ты прибедняешься. — Холли отпила чай, чтобы спрятаться от стыда в чашке. — Почему это? Нет. Я о чём… В моё время было уже очень туго с романтикой и чувствами, но всё же не так, как сейчас. Не так, Холли. — Он покачал головой. — Люди разучились делать большие безумные поступки. Всё их будущее и настоящее предопределены и кибернезированы. Вот, полюбуйся. Он обвёл дрогнувшей рукой свой двор и кашлянул, прежде чем поднять чашку к губам. — Всё, что ты здесь видишь — никому не нужные прожекты. Дай Бог о них вспомнят, когда я умру. — Карл… — Ну чего ты — Карл? Я разве неправ? Настоящие художники потеряли работу, потому что андроиды могут легко выполнить настенную фреску в кафе не за два дня, а за четверть часа. Это обойдётся хозяину кафе дешевле, это будет выглядеть более совершенно, это будет сделано так, как укажут, а не как может человек. На наших глазах умирает ремесленничество, а мы говорим — чувства… — он усмехнулся и отпил чай. — Очень горячий, Маркус. В другой раз проследи за этим. — Хорошо, Карл. Я могу принести десерт, — мирно отозвался Маркус. — Да, хорошо. Он ушёл, и Холли задумалась. Обидело бы это замечание обычного помощника? Человеческого? Может быть. Он мог бы закатить глаза и сделать недовольное лицо. И наверняка потом учёл бы замечания Карла, но всегда кривил лицо, делая чай. Человеческие чувства. Несовершенные в своей сути. Мир постепенно становится технократичным, это неизбежный процесс. — Так что, когда ты спрашиваешь меня, рад ли я, могу сказать откровенно, моя девочка, — сказал Карл и положил сухую ладонь с длинными узловатыми пальцами на руку Холли, положенную на колено. — Нет, милая, не рад. Я хотел бы тебе лучшей судьбы, чем выйти замуж вот так, за… — Клай — хороший парень, — утешила Холли и накрыла его ладонь своей. — Он никогда не обижал меня. — Не обижал, — усмехнулся Карл и покачал головой. — Он же сын бизнес-партнёра твоего отца. Ты ведь понимаешь, для чего именно нужен этот брак? — Не только, — возразила Холли, но знала, что он прав. — Мы с Клаем правда очень дорожим друг другом. — Ты ещё скажи — ценим, — хмыкнул Карл и хрипло рассмеялся, отпив чай. — Смочу немного горло. Кхм-кхм. Холли. Судя по тону, он говорил серьёзно, и Холли внимательно вслушалась. — Я могу только надеяться, что за всё время, пока ты не была замужем, ты испытала хотя бы раз чувство любви и привязанности. Или хотя бы раз кто-то испытал это чувство по отношению к тебе. Холли печально улыбнулась. Крепче сжала пальцы своего крёстного. По её улыбке он понял всё сразу и опустил глаза, кивая своим мыслям. — Мне очень жаль, — только и сказал он. Поднялся холодный ветер. Обнял враз озябшие плечи. Карл взглянул на неё, глаза у него слезились. Он повторил каким-то механическим, неживым голосом: — Мне так жаль, Холли. А потом снова: — Мне так жаль, Холли. — Карл? — она нахмурилась. Он всё твердил, глядя на неё с прежней ясностью. Почти нечеловеческой. — Мне так жаль, Холли. — Карл, — проронила она. — Ты меня пугаешь. Пожалуйста… — Мне так жаль, Холли. — Прекрати! — Мне так жаль, Холли. Холли, Холли. Ей стало холоднее прежнего, и она вся сжалась. А он шамкающе повторил: — Мне так жаль, Холли.4
— Холли… Холли! Звал её голос откуда-то из темноты. Она отмахнулась и съёжилась. По рукам пошли крупные мурашки. — Холли! Холли! Она всё не вставала, но он настойчиво теребил её за плечо. — Холли! Билэгэна?! Вставай, ну же! — он шикнул. — Душкуу! Потом Холли почудилось — кто-то поднял её, и она поплыла по воздуху. Но было это недолго. У неё над ухом тяжело засопели. Потом опустили. Полёт прекратился… и ей на лоб упало несколько холодных капель воды. Очень холодных! — О Господи! — выдохнула Холли и резко встала на локтях, вся мокрая от непонятного страха. Она сама не заметила, как облилась потом. — Что это… Шо?! — Я слышал, как ворочаются камни, билэгэна, — сказал быстро Шо и поморщился, утирая свой мокрый лоб. — Хотел поднять тебя, но не смог. — Мне холодно и душно одновременно, — пожаловалась она. Шо кивнул. — В пещерах такое бывает. Не бойся. Нам просто нужно уйти отсюда и не шуметь. Она осмотрелась и очень быстро поняла, что Шо всё же донёс её до ручья. Она покачала головой и сползла с его колен на холодный песчаник. Затем встала. — Что это значит — камни ворочаются? — Значит, скала снова движется, — он поднял глаза к теряющемуся во мгле потолку со свисающими наростами сталактитов, — камни сталкиваются. Тяжело падают. Не знаю, почему, но знаю — нужно уходить отсюда, пока своды совсем не сомкнулись. И мы не оказались… — Завалены, — закончила за него Холли и облизнула сухие, но холодные губы. Какое странное чувство. Озноб и духота — всё сразу. — Что ж, я согласна! Пойдём. — Я не уверен в направлении, но у нас есть только оно, — сказал Шо и тоже с трудом встал, продержавшись за мокрую стену рукой. Он кивнул за ручей. — Там упало несколько валунов, есть просвет, в него можно пролезть. Но гул нарастает. Я сам проснулся из-за него. Стоит поторопиться. — Хорошо. Холли и Шо собрали свои пожитки в абсолютном молчании. Она молчала, когда подхватила его за талию, позволив ему опереться рукой о её плечо. Холли и Шо поплелись мимо ручья, понимая, что им придётся шагнуть через него — и сделать это будет непросто. Холли перешла его первой, ступая по двум гладким скользким камням, которые стесала столетиями бегущая вода. И на какой-то миг Холли забыла, что это место создано руками не Господа Бога, а человека, и что камни эти — просто бутафория. И никаких столетий здесь не прошло, потому что всё это — реалистичные декорации. Она осталась на одном камне ногой и протянула Шо руки: — Я помогу, держись за меня. Он мотнул головой. — Ты не удержишь, и мы оба упадём в воду. Я сам, билэгэна, не волнуйся. И он вправду, морщась от боли в боку, бледный, как восковая свеча, сделал два неловких шага, балансируя на камнях. Когда они перешли ручей и свернули к широкой неровной стене, Холли поняла, о чём говорил Шо. Там, внизу, едва заметная, была — в самом деле — брешь, в которую пробивался очень тусклый свет. Она пару раз ходила с Клаем в пещеры и знала, что такие штуки называются шкуродёры, или шкурники. Всё потому, что по ним приходится с трудом, извиваясь, ползти. В одежде, помнила она, делать это опасно: та может закрутиться, тогда человек застрянет. Лучше всего, когда одежда облегает, а если нет такой, проще совсем раздеться. — Это проход наружу? — обрадовалась она, хотя ей не хотелось лезть в этот лаз. — Так значит, мы были завалены неглубоко? — Глубже можно пойти только к пропасти справа от ручья, — покачал головой Шо. — Это древние скалы. Здесь всё время что-то рушится и падает. Мы немного знаем их, если прячемся от белых. Но до конца осмотреть не можем. — Понятно. — Холли присела на корточки, затем оперлась ладонями о камни. — Здесь места вполне достаточно, чтобы пролезть. — Недостаточно для меня, — покачал головой Шо. — Голова пролезет — пролезет и тело! — сказала Холли, но не была так в этом уверена. — А если упадёт какой-нибудь камень, или я застряну в проходе и меня зажмёт? — прищурился Шо. — Полезай, я останусь здесь и расширю ход, где можно. Холли стало не по себе. Ей показалось, свет был слишком ярким. Или просто она привыкла к здешней темноте? — Я могу остаться и помочь, — предложила она. Шо покачал головой. — Если я начну вытаскивать камни и вся кладка упадёт, — пояснил он, руками изображая камнепад, — тогда не спасётся никто из нас. Это страшно, билэгэна. Так что полезай. Холли изменилась в лице и внимательно всмотрелась в измученные болью, усталые черты Шо. Это логично. Логично, с какой стороны ни посмотри. Более того, всё, что он говорит, никак не противоречит протоколу безопасности. Он робот, а она — человек. Её спасение превыше всего. И потом, это ненастоящая пещера, а если его здесь и завалит, вряд ли дорогостоящую машину не спасут из-под камнепада. Холли кивнула. Совсем нелогично выше диафрагмы что-то сжалось. — Спасибо тебе, Шо. — Сказала она и коснулась рукой его предплечья, украшенного алым смазанным отпечатком ладони, в знак благодарности. Тем удивительнее было, что он вздрогнул и пугливо стряхнул с себя её руку. Она ведь столько дотрагивалась до него, и он даже спал у неё на руках! Что же не так? Шо, кажется, сам смутился этого жеста и посмотрел вбок. — Поторопилась бы, — сказал он, не глядя на неё. Холли встала на колени, затем легла на живот и вот так, змейкой, подползла к бреши. От холодных камней снова стало только душнее. Она не понимала, в чём дело, пока наконец не вспомнила о гипотермии. Всё сходится. Ей стало резко тепло после того, как она до ледяной дрожи замёрзла. Глаза предательски смыкались. Оказавшись в этом ящерицыном лазе, она очень захотела свиться клубком и задремать. — Билэгэна! — затормошил Шо, тронув её за лодыжку. Она вздрогнула. — Ты не шевелишься. — Прости, — сонно сказала Холли, но не встала. — Подожди минутку. — Ползи вперёд, — он с кряхтеньем встал на колено, упираясь в один из скошенных камней. — Холли! Холли, нельзя спать! Он потащил её на себя, но сил ему уже явно не хватало. Шо весь дрожал от холода. Пока он боролся с ним, но понимал — очень скоро тоже перестанет. Тогда он полез в лаз вслед за Холли. Холли почти не чувствовала рук, зато чувствовала, как Шо заскользил грубыми длинными пальцами по её бриджам. Затем пролез чуть дальше, в шкурник, встав загривком враспор — в потолок, и тяжело упал грудью на спину Холли. Она продвинулась слишком неглубоко. Высоты свода ещё хватало для них двоих. Дальше был только лаз для змей. — Ты как лёд, — прошептал он. — Подожди, билэгэна, подожди. Ей чудилось, что он обнял её и вжал в себя, затем со стоном повернулся как мог набок. Она не знала, что острый камень, выступающий из стены, больно продавливал его рану. Шо обнял Холли, растирая ладонями её руки — от кистей до плеч. Прильнув губами к её коже на шее, грел тёплым дыханием. И Холли спустя несколько минут показалось, что сон стал не таким непреодолимым. Он вытянулся в самом начале шкурника во весь рост и взялся за её бёдра, растирая их до коленей. Когда кожу у Холли до боли защипало, а призрачное тепло отступило, она открыла глаза и накрыла запястье Шо рукой. — Я не сплю, — прошептала она, и шёпот вышел очень громким. Шо тоже очень замёрз. У него были синие губы и сизые щёки — теперь она хорошо видела в наружном свете из лаза, едва повернувшись к нему. Лица их были так близко, что она слышала у себя на ресницах его дыхание. — Я больше не сплю. Всё хорошо. Я поползла. Шо кивнул и, стуча зубами, сполз с неё. Тяжесть его тела ушла — ушло и тепло. Холли встряхнулась. Она могла уснуть, тогда случилось бы непоправимое. Она просунула в узкую каменную нору руку, на всякий случай — будто это могло что-то сказать ей о крепости кладки — касаясь камней сверху и снизу. Острые края их больно царапнули ей бок и ляжку, когда она поползла вперёд. Шо уже выполз из лаза. Он присел на корточки и подался грудью вперёд, придержав Холли за бёдра и руками прикрыв их от камней, чтобы Холли не расцарапалась. — Там безопасно? — услышала она его обеспокоенный глухой голос. Камни глушили звуки. — Да, — ответила Холли и с трудом выбралась по грудь из шкурника, отчаянно извиваясь всем телом и не останавливаяясь ни на секунду. Это было очень узкое место, и она втянула живот, испугавшись, что застрянет. Чтобы было не так страшно, она сказала вслух. — Здесь просто гладкие камни и зал с высоким потолком. Светлый. Там, мне кажется, есть выход из пещеры — наверху. Зал очень высокий… — Хорошо, — сказал Шо и подтолкнул её вперёд. — Больше не могу. Ты не застряла? — Нет-нет. Шо сказал что-то ещё, но Холли не разобрала. Его голос погасил завал. Она оперлась на руки, осторожно подалась вперёд и наконец пролезла между камнями. Сначала даже глаза заболели от света. Утерев слёзы с ресниц, Холли куда громче прежнего сказала: — Здесь большой плоский камень. Он закрывает лаз. Если у меня выйдет его сдвинуть… — Вряд ли, — ответил Шо. Холли едва разобрала его слова, а потом беспокойно запнулась и нахмурилась. — Я не слышу, чтобы ты двигал камни. — И она прижалась ухом к стене, выросшей между ними двумя. Шо помолчал. — Ты же не думаешь остаться там?! — повысила она голос. Он рассмеялся. — Нет, билэгэна, я просто отдыхаю. Сейчас соберусь с силами и начну. — Хорошо, — сказала она и добавила. — Я не уйду без тебя, Дрозд. Она слышала, как там, за каменной стеной, он тихо и осторожно ворочал валуны и обломки, стараясь освободить больше места для прохода. Холли внимательно осмотрела плоский камень, из-за которого шкурник превращался в настоящий узкий тоннель, и выяснила, что это часть крепкого монолита стены, на которую и осыпались остальные камни. Шо и Холли переговорили во время ещё одного отдыха. Они решили: лучше убрать прочие мелкие камни сбоку и расширить проход так, чтобы Шо было легче пролезть, потому что со своей раной он не может так извиваться. И тогда он взялся за дело. Холли не знала, сколько времени прошло. В этом зале было не так холодно, как в том, у ручья. Она звала Шо, говорила с ним и просила отвечать. Он часто отдыхал, дважды возвращался к ручью, чтобы попить, и даже сменил себе повязку. Пещеру залил сверху персиковый свет. Казалось, солнце снаружи клонилось к закату. Холли оставалось лишь гадать, сколько времени они просидели у стены. Некоторое время Шо не отвечал, и Холли испугалась, что он потерял сознание. Она пригрозила, что полезет назад, и встала на колени — взаправду собираясь лезть. Тогда Шо откликнулся. Наконец, когда свет стал сизым от сумерек, Холли увидела его руку. А потом он с кряхтеньем проволокся на локтях, и Холли смогла увидеть и его смуглое лицо. — Как ты здесь пролезла, — сказал он и с восхищением прибавил. — Ты узкая, словно змея. Холли вскинула брови. — Это похвала? Шо рассмеялся. — Я передам тебе камни. — Он посмотрел вверх. — Надеюсь, свод не обрушится, — сказала Холли то, чего боялись они оба. Шо протянул ей первый камень. Холли не хотела себе признаваться, но привыкла к Шо. И не хотела бы, чтобы его раздавило в этом ледяном могильнике. Он начал вынимать камни — один за другим — и спокойно передавал Холли. Он держался хладнокровно, но Холли видела — он всё чаще с опаской смотрел вверх и старался работать всё быстрее, прикидывая, какой камень вынуть, чтобы не обвалилась вся стена. Затем, когда лаз малость расширился, он протиснулся в него и застонал от боли. — Что? — вскочила Холли. — Что с тобой?! — Камнем задел бок, — тяжело дыша, сказал Шо. Она пролезла чуть вперёд, коснулась его затылка и позволила опереться рукой о свою руку. — Я могу тянуть тебя. Он покачал головой и крепко зажмурился. — Я сам. Сжав зубы и оскалившись от боли, Шо натужно выдохнул и прополз ещё немного. Лицо его стало бледным. Он ухватился пальцами за край стены, второй рукой взялся за тот плоский большой камень. — Давай, Шо, — подбодрила его Холли. — Давай. Сверху что-то хрустнуло. Там, под потолком в темноте, кажется, началось движение острых скал. Холли задрала подбородок и увидела, что в высоте ломано взвились в воздух чёрные крылатые тени. Она поёжилась: это были летучие мыши. — Сейчас. — Шо втянул ноздрями воздух. — Двигайся хотя бы понемножку, — посоветовала Холли. — Или так больно? Он ничего не ответил, только сжал челюсти и упорно пополз вперёд. Наконец, дюйм за дюймом он показался из лаза. Его бок был раскровлен. Он высунулся ровно наполовину, когда по ту сторону стены послышался гул. Затем — дробный стук мелких камешков. — Что это? — испуганно спросила Холли. Шо молча схватился за камни, так, что побелели его пальцы. Стук усилился, земля под ногами дрогнула. Холли со страхом взглянула вверх. Она ждала, когда здесь всё начнёт рушиться. — Ещё немного, — приговаривала она, обняв его за плечи. — Я потащу тебя. Он уже не сопротивлялся, и совместными усилиями, тяжело дыша, они оба, дюйм за дюймом, покидали шкурник. Холли согрелась в зале и только сейчас поняла, какой же ледяной бедняга Шо сделался у ручья. Она поднатужилась, упёрлась ступнями в пол. Со стоном — своим и его — вдруг почувствовала, как что-то поменялось, и Шо вмиг упал из лаза прямо на неё. Холли тихо вскрикнула. Он придавил её своей массой, но в первые несколько мгновений не мог пошевелиться. Затем поднялся на локтях. — Мы справились! — прошептала Холли и крепко обняла его за шею, прижимая к себе. В тот момент она радовалась победе, потому что не хотела оставлять Шо в том склепе. — Справились! Шо вскинул голову. За его спиной послышался тяжёлый глухой рокот. Зал содрогнулся, стена дрогнула. Камни посыпались с потолка, и сталактиты задрожали, как сосульки во время лавины. А потом всё смолкло, только туча пыли рыжим клубом поднялась в воздух. Холли спрятала от страха лицо у него на груди и отпрянула, только когда Шо сказал: — Ту пещеру завалило. Теперь нам пора выбираться наружу.