Полет за тысячу ли

Чу Ваньнин Он открывает глаза. Вместо тусклого света ванной в глаза бьет яркое зимнее солнце. Чу Ваньнин садится в мягких одеялах, отмечая затуманенным сознанием — это не его палата, он снова занял кровать хозяина дома. Когда вернулся Мо-цзунши? Он резко отбрасывает одеяло, тело окутывает, обласкивает мягкая пижама… с собачками? Хаски на принте беззаботно резвятся. Что же, стоит сосредоточиться на «здесь и сейчас». Остальное после. Следом за радостью тонко колет страх. Что знает Мо Жань? Чу Ваньнин предпочел бы провести весь день в мягком тепле, но разве это — достойно? Нет, нужно найти Мо-цзунши и принести извинения за неудобства. Квартира, пропитанная солнечным светом, дышит тишиной. Когда он был здесь в прошлый раз, не успел все рассмотреть. Мо-цзунши не станет возражать, если… В трельяже за стеклами тускнеет пустая фоторамка, на подоконнике след из-под цветочного горшка. Кресло укрывает теплый плюшевый синий халат. Чу Ваньнин сжимает рукав в пальцах и тут же отдергивает руку, устыдившись жеста. Идет на кухню, где поблескивает серебристым боком чайник и подмигивает индикаторами плита. Он доставил столько неудобств Мо-цзунши, быть может, завтрак частично их компенсирует? Мысленно извинившись перед хозяином дома, он изучает содержимое холодильника и одного из ящичков, а потом, собрав волосы за ворот пижамы, принимается за готовку. Мо-цзунши будут ждать вонтоны. Вонтоны в горячем бульоне и свежезаваренный чай. Мо Вэйюй На проверку оказывается, что Чу Ваньнин не сумел нанести себе слишком глубокие порезы, что очень успокаивает, потому что места, нарочно или нет, он выбирал очень опасные. Мо Жань, отнеся Чу Ваньнина по лестнице наверх, чтобы не светить перед камерами и персоналом, укладывает его на кровать и с какой-то странной робкостью обтирает влажной теплой мягкой тканью. Воспоминания о том, как он сам еще недавно прижимал к себе Чу Ваньнина, как позволял себе касаться его губами, языком, и как Чу Ваньнин бесстыдно отвечал ему, заставляют быть к себе строже, лишая шанса на удовольствие рассмотреть его обнаженное тело более внимательно. Однако он не может не заметить перекрестья следов на его теле — и Мо Жань прекрасно знает, что такие следы не может оставить смирительная рубашка. Поэтому, убедившись, что Чу Ваньнин проспит еще какое-то время, он спускается вниз, ругаться. Сначала он идет к Ло Сяньсянь — та, по виду, уже мысленно готова принять кару, но Мо Жань лишь сухо обрисовывает положение дел и выясняет подробности, после чего идет к Ши Мэю. Ши Мэй выглядит так, будто уже сто раз успел укорить себя в содеянном, но Мо Жань жаждет крови; и все же сдерживается, чтобы не заорать. Он холодно и зло цедит слова, объясняя, что процедура флоатинга была выбрана, как самая бесконтактная, и что в электронной личной карте пациента указано, что он должен как можно меньше контактировать с теми, с кем не проявляет желания вступать в диалог. Ши Мэй вежливо говорит, что всего лишь следовал указу самого Мо Вэйюя, а именно: не менять ничего в расписании пациента. Ши Мэй вежливо намекает, что повисеть в ремнях в бассейне — обычное дело для тех, кто не хочет мыться, а таких всегда было много и Мо Жаня это никогда не смущало. Ши Мэй вежливо резюмирует, что, если Мо Жань не может сохранить необходимую эмоциональную дистанцию, то это вредит, в первую очередь, пациенту. Мо Жань, не выдержав, скалится и скрипит с любезностью несмазанной бензопилы, что это его клиника, и его экспериментальные методы, и что если Чу Ваньнин должен страдать от них, то так и будет; но что никому другому не позволено делать с ним это же и мешать программе. Так же Мо Жань невежливо резюмирует — если Ши Мэй не хочет, чтобы и его собственные методы вдруг подверглись цензуре, ему не стоит быть слишком дерзким, обсуждая методы директора. По тому, как промолчал Ши Мэй, Мо Жань понял, что тот действительно сильно зол, и, договорив, оставил его, негромко хлопнув дверью. Ему и самому было паршиво. Ши Мэй был его приятелем, почти другом, и они всегда, с самого начала и до сегодняшнего дня, сходились в сложной теме отношения к спорным вопросам лечения. Без его поддержки Мо Жань вряд ли бы смог за столь короткий срок зайти так далеко в своих смелых исследованиях, и они оба понимали это. Если бы не Чу Ваньнин… То, что он сам виноват в случившемся, Мо Жань понимал тоже; но корить себя сил уже не было, да и разговор с Чу Ваньнином был ещë впереди; а вот убедиться, что в отсутствие Мо Жаня никто больше не заставит его пациента делать то, что тот не хочет, если это не вопрос жизни и смерти, он должен был. Так что под конец разборки Ло Сяньсянь получила четкие указания, Ши Мэй всерьез обиделся, а Чу Ваньнин спал наверху, в его комнате, укрытый его одеялами и одетый в его пижаму. Остаток дня до самого обеда Мо Вэйюй остервенело занимался текущими вопросами клиники, и, когда все срочное удалось разгрести, сказался голодным и ушел к себе. Была ещë одна странность, которая не давала ему покоя. Когда он промывал царапины и смазывал ссадины Чу Ваньнина заживляющей мазью, ему в глаза бросилось то, как выглядела его грудь. Соски были темно-красными, странно вспухшими, они будто пылали лихорадочным ягодным тоном на фоне по-зимнему белой кожи, а вокруг полукружьями были разбросаны следы…нет, наверное, всё же ногтей. У Мо Жаня зазвенело в голове и пересохло во рту, когда он увидел это; он хотел рассмотреть ближе, но вдруг осознал, что забылся, едва не потянулся губами, коснуться и проверить, так ли чувствительны эти следы, как выглядят. Голодное животное внутри него выло и билось о стены, желая зализать это горячим мокрым языком, нежно и долго посасывать, прижимая стонущего в бессознательности Ваньнина к себе — и он, быстро натянув на него свою собственную пижаму, сбежал, пока не сделал чего-то действительно грязного. Идя наверх и думая о том, как Чу Ваньнин получил эти следы — каким образом расцарапал себя до такого состояния и почему именно там, что этим выражается, сексуальная травма? — Мо Жань все еще боялся, что вид не пришедшего в себя пациента снова введет его в состояние, близкое к одержимости. …К счастью или нет, когда он переступает порог своей квартиры, в нос ударяет запах чего-то жутко вкусного, желудок урчит, а Чу Ваньнин, вполне в сознании, четкими движениями что-то делает на кухне. Мо Жань останавливается за его спиной, чувствуя, как улыбка сама по себе наползает на лицо, которое вообще-то должно сейчас быть серьезным. — Я бы предпочел, чтобы вы поспали подольше. У вас ведь и так был, вероятно, тяжелый день. Что вы готовите? Не удержавшись, Мо Жань заглядывает обернувшемуся Чу Ваньнину за плечо и в желудке тут же предательски урчит. — Ого, — оценивающе выдыхает Мо Жань, который знает толк в хорошей еде. — Выглядит так же хорошо, как пахнет. Это пельмешки? Вы сами такое сделали? Похоже, к вам потихоньку возвращается часть механической памяти. Я совсем не думал, что вы настолько быстро проснетесь и будете так голодны… Можно мне попробовать одну? Чу Ваньнин Чу Ваньнин не сразу слышит шаги за спиной, увлекшись, как сказал бы Мо-цзунши, мелкой моторикой. Она не подводит, вонтоны получаются ровными, ряд за рядом ложатся в тарелку. Чу Ваньнин набирает воду, ставит кастрюлю на плиту. Тщательно вытерев руки, перекидывает через плечо полотенце и ждёт закипания… и замирает, от бархатистого голоса по шее разбегаются мурашки. Что-то внутри потягивается, хочет удовлетворенно выпустить когти, но сворачивается томным сонным клубком. — Мо-цзунши, — вежливо отзывается Чу Ваньнин, позволив себе немного отклониться назад (ничего подобного, он вовсе не прижимается спиной к чужой груди), обернуться, задев взглядом край высокой скулы и высокий ворот мягкого свитера. — Я… «Готовил, чтобы вас дождаться и выразить благодарность?» «Мне спокойнее, когда вы здесь?» «Кто был на фотографии в пустой рамке?» Вода бурлит, он один за другим опускает вонтоны, морщась, когда пар касается запястий. В голове после сна все еще маревно, даже физическая деятельность не помогла. Чу Ваньнин оборачивается, опирается поясницей о столешницу и тут же морщится, инстинктивно хватаясь ладонью за плечо Мо Вэйюя. — Сколько… угодно вонтонов, — побелевшими губами произносит Чу Ваньнин. Всего и нужно — облокотиться на деревянный скругленный край за спиной, сохранить лицо. Но отчего так сложно отнять ладонь? Мо Вэйюй — Ну-ка подождите, — говорит Мо Жань, аккуратно устраивая руки на талии Чу Ваньнина и чуть притягивая к себе. — Давайте, пока они варятся… Вам лучше присесть. Он делает шаг назад, ещё один, чувствует тепло тела Чу Ваньнина, и, кажется, его легкую дрожь — еще некритично, но эффект анальгетиков уже ослабевает. — Видимо, вы двигались слишком интенсивно для человека, которому полагается спокойно отдыхать в постели, — продолжает Мо Жань беззаботную болтовню вполголоса, а ладонь перемещается Чу Ваньнину на поясницу, прижимает его к себе, как во время медленного танца. Его дыхание слегка прерывистое; может, Чу Ваньнин, сбитый с толку внезапной болью, не поймет, что это — слишком близко, что так нельзя?.. Может, Чу Ваньнин позволит, чтобы его утянули за собой, придерживая, заставляя шагать вперед, до тех пор, пока… Внезапно край дивана больно упирается в сгиб колена, от чего Мо Жань резко останавливается, а Чу Ваньнин всем весом наваливается на него, и они резко оседают вниз. Вернее, Мо Жань оседает на диван и удачно ловит Чу Ваньнина, у которого уже совсем замутненный взгляд и бледное лицо. Мо Жань устраивает его голову на своем плече, усаживая сверху, осторожно поглаживая кончиками пальцев. Он дает Чу Ваньнину отдышаться, привыкнуть, почувствовать себя в безопасности, опасаясь, что внезапная боль может пошатнуть его спокойствие; но в глубине души чувствует, что этого не произойдет. Вероятнее всего, вторая личность уснула до следующего потрясения, которое спровоцирует ее новое вмешательство. Или же можно воспользоваться другим способом… В общем, Мо Вэйюй вполне осознает, что снова пользуется беспомощностью Чу Ваньнина в своих корыстных целях. «Но ведь я ничего не делаю» — пытается оправдаться он, слегка поворачивая голову, улыбаясь знакомому запаху — цветы яблони, Чу Ваньнин, эта щемящая сердце красота, царственная, нежная и хрупкая — «...всего лишь позволяю тебе опереться на себя, Учитель. Всего лишь даю переждать боль, стараясь, чтобы ты чувствовал себя в безопасности. Ваньнин. Я не причиню тебе вреда.» — Ваш труд на кухне, вероятно, дал крови быстрее разогнать обезболивающий эффект успокоительного. Если сейчас посидите неподвижно, я принесу вам капсулу, она не снимет все целиком, но и усыпляющего эффекта не будет. Однако вам станет полегче. А за пельменями я послежу… Вам как раз сейчас стоит поесть, да и я, если честно, от такого запаха теперь голоден, как черт. Чу Ваньнин Доктор Мо неизменно заботлив и внимателен. В нем почти не узнать того, что сидел за столом и смотрел тяжелым взглядом в кабинете диагностики. Чу Ваньнин мысленно прокручивает сцену, щелкают кадры. Раз. Доктор Мо сжимает ручку так, что та вот-вот треснет. Два. У доктора Мо темнеют глаза. Три. Доктор Мо бросает взгляд на Ши Минцзина. Чу Ваньнин смотрит снова и снова, но ничего не меняется. Вспоминает тепло пальцев, разлившееся по запястью. Цепенеет на миг от ощупывающего, иного взгляда. Но в этот миг на поясницу ложится ладонь, притягивает ближе, и Чу Ваньнин инстинктивно качается вперед, так, словно податься в объятия — самая естественная вещь на свете. «Не объятия. Поддержка», — разумно возражает внутренний голос. Он шагает следом, еще шаг. И еще. Будто медленный танец. Мо-цзунши умеет танцевать? Он молчит и только ступает следом. Мо-цзунши дает ровно столько, сколько нужно пространства для шага. Только в висках стучит сильнее, спину простреливает болью, обивка дивана плывет перед глазами, складываясь в причудливые узоры и Чу Ваньнин не успевает остановить движение, когда доктор Мо вдруг замирает. Какие ласковые пальцы. Мо-цзунши касается осторожно, бережно, это касание хочется… продлить. Чу Ваньнин опускает ресницы, глядя на собственные подрагивающие пальцы на плече доктора Мо. Вслушивается в голос. — Не уверен, что это… лучшие пельмени за мою практику, — негромко отзывается Чу Ваньнин. Формулировать предложения всё еще сложно, но он выстраивает слова цепочкой, чтобы те звучали ровно и связно. Рядом с доктором Мо легче не… думать о причине боли. — Однако, если вам понравится… «И как же это называется? Ты напрашиваешься». «Я вовсе не…» — …я сделаю еще. — У меня не самая лучшая кухня; вот заведëте свою, и первым делом зовите меня на пельмени в новоселье. А ваши труды мы скоро продегустируем. Мо Вэйюй Тепло. Так приятно и правильно. Мо Жань длинно выдыхает над ухом Чу Ваньнина, продолжая невесомо поглаживать, и мысленно считает вдохи-выдохи. Чу Ваньнин на нем — легкий, белый, теплый, как птица; наверное, та самая птица из книги ощущалась бы на груди точно так же… Интересно, Чу Ваньнин прочитал сказку? Наверное, нет. Наверное, не стоит спрашивать. Если не прочитал и не прочитает — значит, так тому и быть. Мо Жань считает выдохи и вдохи. Чу Ваньнин почти на нем лежит, значит, он тоже всем телом чувствует ритм дыхания. Пусть даже услышит сквозь собственную боль, как колотится чужое сердце — важно не это, а ощущение спокойствия. Мо Жань знает, что при таком близком контакте люди часто начинают дышать в унисон — как часовой механизм подстраивается под ритм сердца; а потом останавливается вместе с ним, не в силах уже разорвать связь. Мо Жань хочет эту связь, но ему кажется, что с каждым днем он все дальше от возможности ее попросить. Хватит. Дыши ровно. Думай о Чу Ваньнине. Не думай о том, что все, что сейчас нужно, это сжать руки крепче. Не думай, как сильно хочется провести носом по его шее, приоткрыв губы, вжаться ртом в его пульс, ощупью вплести пальцы в волосы, направить его голову так, чтоб губы нашлись на следующем вздохе и прервали его, как будто он снова, как в той старой комнате, хочет того же и так же, как Мо Жань хочет Чу Ваньнина. Не думай об этом. Дыши ровно. Дыши. Ровно. Когда Мо Жань чувствует, что их вдохи и выдохи совпадают, он аккуратно перекладывает Чу Ваньнина на диван, устраивая его голову на спинке так, чтобы ему не приходилось напрягать плечи; и позволяет себе ненадолго продлить прикосновение к алебастрово-белой шее. Чу Ваньнин, видимо, почувствовав его пальцы, сглатывает, так что Мо Жань ощущает движение его горла, и на секунду желание становится из болезненного нестерпимым. Мо Жань замирает. Чу Ваньнин почти беспомощен. Сколько всего он мог бы сейчас сделать с ним. Сколько… …Сколько еще ему ждать? Мысль кажется похожей на то, что чувствует Не видящий снов, и Мо Жань холодеет, понимая, что это принадлежит ему самому, а не темной стороне его «я». Мысленно дав себе оплеуху, Мо Жань деревянно выпрямляется и идëт за таблетками. Когда он приносит их, Чу Ваньнин с полуприкрытыми глазами лежит так же, как его оставили. Приходится самому вскрыть блистер, достать капсулу, другой рукой разомкнуть губы Чу Ваньнина, на секунду обжегшись о влажное ощущение изнанки его рта. Должно быть, пальцы Мо Вэйюя сейчас кажутся Чу Ваньнину очень жесткими и шершавыми; должно быть, ему неприятно. Протолкнув капсулу в его рот, Мо Жань подхватывает ладонью чужой затылок, приподнимает голову, вливает воду меж приоткрытых губ. Чу Ваньнин послушно делает несколько глотков. Мо Жань завороженно смотрит, пока вдруг не поднимает взгляд выше и не сталкивается с вполне осознанными глазами в ответ. — Наверное, они уже сварились. Пойду перемешаю и достану салат. — говорит Мо Жань, и собственный голос кажется чужим. Он ужасный психиатр; никогда и ни с кем, кроме Чу Ваньнина, он не ощущал это так отчетливо. — Побудьте так, пока я несу сюда еду. Не шевелитесь лишний раз, пока не перестанет быть больно. У меня на вас сегодня планы, и мне нужно поставить вас на ноги к вечеру. Чу Ваньнин В руках у доктора Мо… тепло. В руках у доктора Мо тепло и Чу Ваньнин не помнит, когда чувствовал себя в такой безопасности. Плохая кукла, разве ты не помнишь правил? Тебе следует себя наказать. Но чужой холодный голос с металлическим привкусом далеко, а доктор Мо близко. Голову кружит, Чу Ваньнин вздыхает неровно, дрожь не отпускает, охватывает сильнее. Незнакомое, неизведанное чувство. Ему не страшно, не холодно, и боль звенит тонко на периферии сознания, ощущаясь уколами тонких лекарских игл. Дрожь не утихает. Что это? Зрачки в глазах напротив пульсируют в такт ударам сердца, тени от вороха ресниц ложатся на щеки, навевая мысли о неровных, тонких дождевых каплях. Быть может, это… забытое? Нет, он не позволил бы себе подобного. Мо Жань ведь ушел из школы раньше совершеннолетия. Может ли быть, что Мо Жань нравился ему тогда? Чу Ваньнин распахивает глаза, но горло отказывается повиноваться. Не когда по коже ведут горячие пальцы и невинное движение отзывается мгновенным жаром, что поднимается от солнечного сплетения. Чу Ваньнин сглатывает коротко. «О чем ты думаешь?! Он всего лишь… заботится о тебе». Не хочется думать, что доктор Мо заботится так же о ком-то еще. «Веришь в свою исключительность? Думаешь, такого, как ты, больше и быть не может?» Глаза жжет, Чу Ваньнин плывет в теплом дыхании, точно на волнах алого закатного озера, вода ласковая, согретая заходящим солнцем. Рядом раскрывают лепестки неведомые цветы и пахнут, пахнут сладко. Повернуть бы голову, вдохнуть аромат… «Ты всего лишь пациент. Всего лишь пациент», напоминает себе Чу Ваньнин, но взгляд помимо воли фокусируется на губах. Верхняя чуть обветрилась, на нижней едва заметная трещинка. Хочется, но он не позволяет себе качнуться ближе. Сквозь шум в ушах Чу Ваньнин слышит плеск на кухне, вода очень кстати, но жаркая волна сильнее предыдущей накрывает вновь. Чужие пальцы проходятся по губам, чуть прижимают, вздох застревает в горле и собственные зрачки — бездонные пропасти. Доктор Мо сейчас заметит, поймет… Чу Ваньнин заливается краской и едва не давится глотком воды. Дышит приоткрытыми губами, с трудом выдыхая. — Спасибо. Взгляд у доктора Мо черный, словно ему тоже хочется — но нет, это чудится. Мо-цзунши не… Чу Ваньнин обрывает себя, с силой сжимает пальцы. Он не должен думать о подобном. Только о том, что к вечеру ему нужно прийти в норму. Слушай. Дыши на счет. Но все тело дрожит, а воздух с трудом проникает в легкие. Что с ним? «Что со мной, Мо-цзунши?» Ему кажется на миг, доктор Мо склоняется ближе. Теплое дыхание скользит по щеке и достаточно повернуть голову, чтобы… что? Когда тот снова уходит, Чу Ваньнин с неслышным стоном запрокидывает голову, изучает взглядом ровный потолок, слушая стук посуды на кухне. Но под ребрами сжимается недопустимо сладко; и всё ещё продолжает, когда доктор Мо возвращается с пиалами, исходящими горячим паром. Чу Ваньнин садится ровнее, берёт палочки и на миг они сталкиваются пальцами. — Доктор Мо, — хрипловато произносит Чу Ваньнин, подхватывая вонтон. Пальцы вздрагивают, тот едва не выскальзывает. Кончики ушей все еще пылают, и он ведет головой, чтобы волосы скрыли позор. Взгляд цепляет рукав. Веселые хаски скачут по локтю, не подозревая о его недостойных мыслях. Вонтон дымится в палочках, доктор Мо подносит кушанье к губам. Ему… понравится? У Мо Жаня красивые руки. Губам все еще тепло от касания. Чу Ваньнин слизывает его языком, вновь внутренне задрожав. Хватит. Он глубоко, прерывисто вздыхает, сжимая палочки до того, что белеют пальцы. Впрочем, на фоне общей бледности это вряд ли заметно. — Приятного… аппетита. Мо Вэйюй Чу Ваньнин все же садится и самостоятельно берет пельмени палочками — ну еще бы, не смотря на слабость, он такой упрямый, думает Мо Жань, и от этой мысли веет теплом и обожанием. Он и представить себе не мог, насколько на самом деле упрям Чу Ваньнин, хотя очень часто пытался. Не видящий снов ворочается где-то на периферии. Лучше бы он бесновался тут же, за спиной, и тогда было бы проще не обращать внимания на себя и на то, как Чу Ваньнин слегка дует на обжигающе-горячий вонтон, как осторожно кладет в рот. Было бы куда проще внушить себе что-то успокаивающее; но, кажется, он все-таки сошел с ума. А вот пельмешки хороши. Нежные, ровные, вылепленные так, что нигде не вытекает бульон, а тесто мягкое, и начинка почти воздушная. Хорошо бы еще утопить их в остром чили-масле с соевыми бобами, но Чу Ваньнину нельзя острое, а, увидев такое, он может подумать, что Мо Жаню невкусно без приправ. — Приятного аппетита, — он запоздало отвечает, все еще хрипло. — У вас очень вкусно получилось. Правда. Чу Ваньнин выглядит все еще слишком болезненно для человека, которому предстоит отвечать на вопросы, и Мо Жань решает сразу предупредить о том, что их ожидает сегодня. Но подобрать слова непросто. Как такое скажешь? Я чуть не умер от страха, когда понял, что ты сбежал? У меня тоже есть вторая личность, но она ни разу не пыталась покалечить наше с ней общее тело? Поэтому мне надо поговорить с твоей, хочешь ты этого, или нет. Но лучше, чтобы хотел, потому что я влюблен в тебя и мне больно, когда тебе плохо. Хотя я хочу завалить тебя в кровать, распять там собой и трахать день, ночь, день и еще ночь с небольшими перерывами на еду и сон; но с условием, что я буду кормить тебя с рук… О Господи, думает Мо Жань, зажмуриваясь. Не видящий снов мстительно подрагивает от едва сдерживаемого хохота. А Чу Ваньнин, кажется, следит, действительно ли ему понравились пельмени. Откуда такой интерес? Может, он успел побывать еще и шеф-поваром, и это такое проявление профессионального интереса? Это было бы весело; Мо Жань тоже любит готовить, так что им есть о чем провести непринужденную дружескую беседу. Или Мо Вэйюй, как дурак, подставляет самый безопасный вариант, тогда как совершенно очевидно, что Чу Ваньнин чувствует себя виноватым и пытается задобрить человека, который относится к нему слишком тепло для лечащего врача — что ничуть не удивительно, ведь Чу Ваньнин здесь один и он слаб. Ему нужна поддержка, но не такая. Но как быть с тем, что Мо Жань этого хочет, что Мо Жаня разрывает пополам нежность вперемешку со страстью и похотью, и обожанием, и восхищением, и все это просто не дает ему воспринимать Чу Ваньнина, как пациента? Как быть с тем, что Чу Ваньнин попал в руки Мо Жаня раненым, почти бессильным, и от этого ничуть не стал менее восхитительным, чем тогда, когда тот еще мальчишкой гипнотизировал его фотографию, воображая себе все подряд — что угодно, лишь бы рядом с этим красивым, умным, и, наверное, все же очень добрым человеком? Мо Жань видит Чу Ваньнина птицей из своей книжки; той, белой, живущей в павильоне с озером и красными лотосами. У птицы сломаны крылья и ей не взлететь; и Мо Вэйюй хотел бы помочь ей, но в то же время его руки то и дело тянутся сжать эти белоснежные ласковые перья, доломать хрупкие легкие кости, чтобы навсегда перестать терзаться от страха, что птица улетит и покинет его. Знал бы ты, какой я мерзавец, думает Мо Жань, опустив глаза в свою тарелку. Тогда бы ты подсыпал мне яд в эти пельмени, и был бы сто раз прав. Чу Ваньнин ест, и совершенно не представляет, о чем думает человек напротив. — Я бы съел еще. Но только когда вы поправитесь, ладно? — говорит Мо Жань, улыбаясь, когда заканчивает с едой, но улыбка тут же сползает — Чу Ваньнин не съел и половины своей порции. — Вам нехорошо? Вы почти не притронулись. Может… Вам неудобно сейчас есть так? Я могу помочь. Палочки подержать. А вы съедите. Я правда могу помочь, думает Мо Жань отчаянно, глядя в глаза Чу Ваньнину, который переводит на него нечитаемый взгляд. Я правда могу. Не только хотеть тебя до безумия, но и позаботиться о тебе. А потом отпустить. Я смогу, обещаю тебе. Что бы ни случилось, ты должен мне верить. Чу Ваньнин Доктор Мо смотрит так внимательно… оценивает состояние? Его можно понять, ему вовсе ни к чему, чтобы пациент вдруг потерял сознание, он ведь психиатр, а не физио… К горлу на миг подкатывает тошнота, Чу Ваньнин сглатывает коротко, чересчур внимательно рассматривает вонтоны. Край на одном залеплен неровно. Но кажется, Мо-цзунши действительно нравится. Чу Ваньнин представляет на миг этот «следующий раз» — когда снова можно будет почувствовать тепло внутри, не возвращаться в палату, где опасно глядят камеры и замок на двери. Боль понемногу отступает, утихает, Чу Ваньнин наблюдает, с каким аппетитом ест доктор Мо. Кажется, он все делает с этим ярким, живым огнем внутри, что давно погас в нем самом. Только со вкусом что-то не так. Чу Ваньнин вздрагивает ресницами на вопрос, глядя в бездонно-черные глаза. Представляет, как доктор Мо подхватил бы палочки, как тепло его рук оказалось бы так близко. Рука вздрагивает, пиала едва не вылетает прочь. Чу Ваньнин уже видит, как разлетаются по полу вонтоны, но в этот миг сильная ладонь подхватывает чашку и вновь накрывает собственные пальцы. — Они соленые. Они ведь слишком соленые, — говорит Чу Ваньнин. Медленно качает головой и, оставив пиалу в руках доктора Мо, пытается подняться. — Вы сказали, я нужен вам на вечернем сеансе, — голос все еще хриплый, словно горло царапали изнутри. Он безумно хочет побыть так еще немного. Но не стоит потакать собственным недостойным слабостям и отнимать время доктора Мо. Не стоит и дальше злоупотреблять гостеприимством, если он хочет вернуться в кабинет в указанное время. Перед глазами все еще немного плывет, но это не станет помехой, чтобы добраться до палаты. Но где он оставил одежду? Он ведь даже не помнит ни как переодевался, ни как оказался здесь. Растерянный взгляд скользит по комнате и не находит ничего. Мо Вэйюй — Подожди, — говорит Мо Жань, быстрее, чем успевает сообразить. — Не уходи, пожалуйста! Ох, это и правда было невежливо. Мо Жань, будто со стороны, видит самого себя — с глупым видом подорвавшегося в ответ на неловкое движение Чу Ваньнина в попытке встать, оглядеться, найти одежду. Тот смотрит на него со странным выражением, и Мо Жаню кажется, что оно печальное и разочарованное. Внутри вскипает злость на самого себя, которой, по-хорошему, пора было случиться гораздо раньше. «Возьми себя в руки, тряпка! Ты психотерапевт, мать твою — ты должен задавать эмоциональное состояние, а не вестись на то, что транслирует он! Он же твой пациент, придурок!» Все, хватит с них сегодня. С таким бардаком не провести никакого сеанса гипноза, а медлить с этим не стоит. — Подождите, пожалуйста, — спокойно говорит Мо Вэйюй, отставляя пиалу в сторону. — Во-первых, ваша одежда в стирке, так что прямо сейчас вам придется остаться в моей пижаме. Во-вторых, мой обед уже закончился, так что мне скоро нужно будет вернуться к делам. А вам бы еще поспать, или хотя бы немного отдохнуть, хорошо? Если вам здесь комфортно, оставайтесь и дождитесь, пока машинка просушит вашу одежду, а сменную я занесу вам чуть позже. Поваляйтесь с книжкой на диване, поспите или поиграйте в дженгу — вон коробка на книжном шкафу, видите?.. Мо Жань больше не смотрит ему в лицо, не вглядывается в глаза. Он знает, что поступил неправильно, давая себе волю, и, если даже Чу Ваньнину стало от этого некомфортно и он почувствовал давление со стороны Мо Жаня, это такой полный и абсолютный провал, что лучше бы ему пойти проветриться немного, иначе он рискует сделать что-то еще более глупое. К тому же, с текущими делами он разобрался, а вот дело Чу Ваньнина тревожило его все больше и больше. — На вечернем сеансе я хочу подвергнуть вас гипнозу, — без аккуратного вступления продолжает Мо Вэйюй, подходя к шкафу и на всякий случай доставая коробку с деревянными кирпичиками — Чу Ваньнин высокий и дотянулся бы сам, но шкаф уходит к самому потолку и ему пришлось бы тянуться, а с ноющими мышцами и болью в спине после того, как повисишь в ремнях первый раз, это не самая приятная перспектива. — Во время гипноза ваше сознание будет находиться в эквивалентном сну состоянии, что позволит не испытывать неудобства от необходимости отвечать; к тому же, напрямую вас мои вопросы не коснутся. Скорее всего, эта беседа будет происходить между мной и вашим подсознанием. Я объяснил бы проще, но, поскольку это будет наш первый подобный эксперимент, я не знаю, чего мне от вас ждать. Однако, надеюсь, что вы проявите понимание — мне нужно знать, что с вами происходит. Мо Жань, подав Чу Ваньнину коробку с дженгой, уходит на кухню, принеся оттуда бутылку негазированной воды и подхватив с собой халат из кресла; он кладет все это в угол дивана, а потом разворачивается, чтобы уйти. — Я сейчас принесу вам сменный комплект одежды, чтобы вы могли без неудобств уйти в любой момент, но лучше оставайтесь. Ах да, ваш пейджер… — он, спохватившись, лезет в карман и кладет черный пластиковый брикет Чу Ваньнину. — Я пришлю напоминание, как обычно. Расслабьтесь, не нужно никуда бежать. Чу Ваньнин Чу Ваньнин едва заметно вздрагивает, оборачивается на голос. Доктор Мо говорит так, словно не хочет, чтобы он уходил, но… Он прячет за опущенными ресницами затаенную надежду, не торопясь облекать ее в слова. «Что ты себе надумал, пациент Чу?» Спустя несколько мгновений загадка разрешается. Сеанс гипноза — вот в чем дело. Сеанс гипноза, однажды предложенный в смс. Чу Ваньнин медленно кивает, опускается на край дивана. Книга? Вряд ли он сможет сейчас воспринять текст. Обезболивающее действует, но с отсутствием боли приходит тревога. Он возвращает на лицо ровное выражение. — Вам не стоит беспокоиться, доктор Мо, — как можно более спокойно отзывается он. — Ведь у вас уже есть мое согласие. Если он вспомнит прошлое — у них… у него в руках появится оружие, с которым он сможет противостоять обвинению. И связаться с бывшим начальством. Разумеется, не из квартиры доктора Мо. Когда он окажется в палате… — Я подожду вас здесь, — говорит он, подвинув коробку ближе, бруски внутри тихо стучат. Он хочет убрать от нее пальцы, как только доктор Мо скрывается за дверью, но передумывает, выкладывая кирпичики на коленях. Ему чудятся вместо них тонкие, раскрашенные на концах палочки, звонкий смех: «Я построил лучшую на свете хижину! — А я сейчас ее разрушу! — Отстань!» Он медленно складывает бруски друг на друга. Вот так, выше и еще выше. Если бы так просто было сложить обратно собственную жизнь. Он убирает игру, идет на кухню. Неспешно моет посуду, средство пенится на ладонях. Тщательно вытирает пиалы, составляя в шкафчик. Взгляд задерживается на высокой чашке. «Лучшему доктору». И впрямь, доктор Мо — лучший специалист. Не стоит забывать о том, кто они на самом деле друг для друга. Мысль отдает странной горечью, разливается по языку послевкусием вонтонов. «Помни свое место, пациент Чу». «Я помню». В квартире тихо и пейджер молчит тоже. P. S. #хотите, оставлю вам пижаму? Вам идет.# #шучу. Я знаю, что вы отказались бы. Но все же, почему вы носите больничную пижаму? Пациентам никто не мешает заказывать себе личные вещи на сумму гос.дотаций каждый месяц.# #вы же не ходите на групповую терапию, может, вы просто не замечали? У всех что-нибудь есть. А вы не пользуетесь. Я, наверное, забыл вам сказать?# #Хочу.# — пишет Чу Ваньнин, но не успевает отправить. Если доктор Мо считает это неуместным… #Надеюсь не задержаться здесь надолго, потому не считаю нужным обременять вас и госбюджет.# #хороший настрой! Так держать. Чем вы занимались, пока меня не было?# #Не помню.# #Вы будете вести видеозапись сеанса? # #Складывал дженгу. Но уже вернул коробку на место.# #да нет, я имею в виду, пока я был на конференции в эти выходные# #Мне не хотелось бы об этом говорить. Я не спросил. Ваша конференция прошла удачно?# #отвратительно прошла. Хотя я нашел интересную чайную. Свожу вас, когда выпишу.# #почему не хотелось бы? Вы по мне скучали и боитесь сказать?)# #Чайная — это дополнительная мотивация?# #Я не хочу об этом говорить.# #Чайная — это я вам ненавязчиво предлагаю сходить в чайную, когда выпишетесь. Вы либо скажете, что это вкусно, либо отвертитесь, что предпочитаете более консервативные вещи. Но вас точно впечатлит.# #Что же подают в этой чайной?# подрагивающими пальцами набирает Чу Ваньнин. #подают чай, просто очень необычный.# #скажите честно, вы не хотите говорить со мной, потому что моя квалификация, как врача, вызывает у вас слишком много возражений?# Чу Ваньнин прикусывает губу, бледнеет лицом, глядя на экран. #У меня не вызывает сомнений ваша квалификация, доктор Мо. Иначе я… не дал бы вам к себе прикоснуться.# #Но если вам так хочется знать, чем я был занят, не проще ли запросить…# Страх сдавливает горло и Чу Ваньнин переписывает сообщение: #Я не хочу говорить об этом, потому что не хочу об этом вспоминать.# #я так и представляю, как вы до попадания в мою клинику не жмете рук тем, у кого нет с собой соответствующего диплома# #Запросите официальные сводки.# «Простите, я правда не могу», — с отчаянием думает Чу Ваньнин. Пишет вслед: #До попадания в вашу клинику я редко прикасался к людям. Я не терплю прикосновений.# Он слишком поздно понимает то, что написал. И, что хуже, отправил. «чего» думает Мо Жань, тупо разглядывая пришедшее сообщение. Тааак… Так. Включи голову обратно, Мо Вэйюй. #официальные сводки — это то, с чем мне придется иметь дело, хотим ли мы с вами этого, или нет. Но я хочу, чтобы именно вы рассказали мне о том, что с вами происходит.# #дело в том, что вы помните то, что с вами случилось, даже не говоря об этом. И в том виде, в каком они есть сейчас, ваши воспоминания ухудшают ваше состояние.# #если так продолжится дальше, помочь вам будет становиться все труднее.# #и есть еще один момент, который меня тревожит. Не добившись успеха в вашем лечении, я, как врач, обязан передать вас в другую клинику. Но этого не произойдет. Так что выбора нет ни у вас, ни у меня. Нам придется работать с вашими травмами, так или иначе.# Поморщившись на список отправленных сообщений, Мо Жань добавляет последнее, самое важное, чего он никак не должен говорить: #я хотел бы, чтобы это, по возможности, было добровольно. Моя задача вылечить вас, а не травмировать еще больше# «и не оценивать ваше прошлое и ваши поступки», хочет добавить он, но отправляет так. В конце концов, оценка с точки зрения мкб-10 — это тоже оценка. Это уже давно не вызывает у него сложностей — Мо Жань собирается взять то, что ему не могут дать, потому что не хотят того, что за этим последует, как уверен Чу Ваньнин. Задача Мо Жаня показать, что последует вовсе не это, чтобы Чу Ваньнин хотя бы не упирался, когда это произойдет. Ему тревожно после визита на конференцию. Вопросы, что ему задавал Наньгун Лю, пристальное внимание к его клинике чужих людей, которого раньше он легко избегал… Мо Вэйюю мерещится — над ними затягивается какая-то огромная петля, медленно, но неотвратимо. Он привык думать о клинике Сюэ, как о собственном царстве, дворце, где он полновластным хозяин; и до появления Чу Ваньнина так оно и было. Но, сам того не зная, тот, будучи раненым, привёл за собой на хвосте что-то тёмное и безжалостное, несущее боль. Если доверие Чу Ваньнина будет потеряно, Мо Вэйюй не сможет помочь, не успеет — и что будет с его пациентом тогда, трудно сказать, но легко угадать, что ничего хорошего. А спасти его, хоть от собственных демонов, хоть от реальных людей — даже если неясно, как, от чего — почему-то стало самым важным для Мо Вэйюя. Он обязан делиться уверенностью, силой, внушать ощущение надёжности — и поэтому он не может предупредить о том, что видит. Разбираться с тем, кому Чу Ваньнин перешёл дорогу, что сделал в прошлом, как получил те раны и за что винит себя, не в силах с собой примириться, придётся в одиночку. Но нужда в том, чтобы Чу Ваньнин оказал ему содействие и был готов, если нужно, действовать быстро и неординарно, никуда не пропадает. #Я читал в библиотеке. После ходил на процедуру флоатинга# #Кажется, после нее мне стало плохо#. Чу Ваньнина не может сказать всей правды, но может — хотя бы часть, пусть при одной мысли о холодных пальцах на бёдрах к горлу вновь подкатывает тошнота. Собственные пальцы холодеют, перед глазами плывет, когда он читает «передать в другую клинику», с третьего раза осознавая — «этого не случится». «Не случится, не случится», — повторяет про себя Чу Ваньнин, будто бы этим, взамен дыхания на счет, можно успокоиться. Мо-цзунши не желает ставить под сомнение престиж клиники? Даже если так… #Если вам это как-то поможет, полагаю, моя телесная слабость обусловлена моим же прошлым. Возможно, психосоматика? ПТСР? Пусть я и не врач, чтобы ставить диагнозы.# #вот как. Что ж, вы герой. Как думаете, стоит отменить флоатинг? Можем заменить его на что-то другое, если хотите.# #я хочу, чтобы вы представили, что я спрашиваю о прошлом, вы отвечаете, а потом, сразу за этим — поход в чайную. Сделайте это для меня?# Чу Ваньнин не думает, что когда-нибудь сможет зайти в то холодное помещение и без содрогания взглянуть на темную воду. Но ведь именно этого и хотел доктор Ши Минцзин?.. #Не стоит. Думаю, это реакция… привыкания.# …Хочет, но не получит. #Оставим поход в чайную на время после выписки. Но я попробую ответить.# Как бы он ни хотел, это слишком похоже на… свидание? Чу Ваньнин прикусывает губу и сжимает в пальцах пейджер. Доктор Мо слишком… добр и Чу Ваньнин не имеет права этим пользоваться. Пользоваться для поощрения своих недостойных мыслей. #я хочу, чтобы вы только представили это. Хочу, чтобы у вас это получилось. Скажете, когда вообразите?# #Представить себе поход в чайную?# #да нет же, чего там представлять — берем вас, сажаем в автобус вместе со мной, едем до Чжэцзяна и выгружаемся на остановке у чайной. Заходим, заказываем, наслаждаемся, и. Не знаю, что еще можно, делать, вдвоем в чайной?..# #не суть. Я хочу, чтобы сначала вы представили, как я спрашиваю у вас, что с вами случилось, и вы отвечаете мне правду. Не подробно, в общих чертах. После чего уже нужно представлять поход в чайную. Справитесь?# #когда справитесь, просто скажите мне.# #Мне нужно рассказать вам, что случится, если я скажу вам правду?# #Доктор Мо, вы замечательный врач.# #Но после этого вы не станете меня лечить.# #на что поспорим?;)# #расскажите, мне нравится вас слушать# #если вы все это представили по порядку и в деталях, вплоть до вывески чайной, которую вы наверняка никогда не видели, (потому что такое бы вы не забыли) значит вы справились. Сменная одежда в коробке, за входной дверью. Одевайтесь, прихорашивайтесь и идите ко мне в кабинет.# #будем потихоньку в вас разбираться# #Здесь и спорить не нужно.# #На поход за пределы клиники? # #Вот как? Вы очень предусмотрительны.# За дверью и впрямь обнаруживается коробка. Черное? Впрочем, почему нет. Он торопливо споласкивает разгоряченное лицо, переодевается в свободные, стекающие к лодыжкам штаны, накидывая мягкую хлопковую рубашку, оставляя расстегнутыми несколько верхних пуговиц, аккуратно прикрыв дверь, осторожно спускается вниз. От чего все сильнее с каждым шагом стучит сердце? Стучит коротко перед тем, как нажать на ручку знакомого кабинета. Снова это странное чувство. От чего так хочется думать, что доктор Мо его… ждал? #давайте! Если я выиграю, то я выбираю место, а если вы, то. То вы выбираете?# Мо Жань перечитывает это «доктор Мо, вы замечательный врач». Он представляет себе, что они с Чу Ваньнином, лежа в постели после занятия любовью, делят на двоих одно одеяло; как он приобнимает Чу Ваньнина со спины, оборачивая вокруг его талии руку, как тот подается назад, откидывая голову ему на плечо — почти как сегодня на кухне, когда он готовил вонтоны… Как Мо Жань целует его влажный висок и спрашивает, как Чу Ваньнин себя чувствует, беспокоясь, не было ли ему больно; а тот, слегка повернув к нему голову, полным тепла голосом произносит — доктор Мо, вы замечательный врач. #Если выиграю я, мне не придется ничего выбирать. Вы переведете меня в другую клинику.# По крайней мере, в ней не будет доктора Ши Минцзина, но эта мысль не ободряет ни капли. #я же сказал вам, я вас не переведу. И не мечтайте даже. Если вы выиграете, я везу вас, куда вы скажете# #но потом мы все равно возвращаемся в клинику!# если бы доктор Мо знал, о чем говорит, то не пообещал бы подобного. Чу Ваньнин едва заметно вздыхает. #Идет#.